бщем, решилась я.
Накинула пальто  и  пешком на  вокзал.  Дождалась первого поезда,  поехала в
Лосиноглебск. В общежитие не пошла: искать ведь будут. Поселилась временно у
подруги... Днем позвонила к Бурмистровым.
     Рябинина закончила свою исповедь. За окном густел октябрьский вечер. Мы
давно уже сидели со светом.  В  прокуратуре,  кроме нас,  никого не было.  Я
поинтересовался, что она думает делать дальше.
     - Не знаю... Но с Федотом жить не буду ни за что!.. А деньги за свадьбу
я им выплачу! - вдруг решительно заявила она.
     "Каким образом? - подумал я. - С ее-то зарплатой..."
     Рябинина, словно угадав мои мысли, упрямо повторила:
     - Выплачу, честное слово! Буду брать дополнительные дежурства.
     Мне не  хотелось ей  ничего говорить.  Вернее,  поучать.  Однако же  не
удержался и спросил,  как все-таки она могла решиться на брак, зная человека
заочно.
     - А  что?  -  удивилась Валентина.  -  Сколько я читала:  люди начинают
переписываться, не зная друг друга, а потом женятся. И все у них хорошо, они
счастливы.  Знаете, как тетя Клава и дядя Аким познакомились? Во время войны
она связала рукавицы и вложила туда письмецо:  бей,  мол, солдат, фашистских
гадов,  и  пусть мое  тепло согревает тебя...  Дядя Аким ответил.  Стали они
писать друг  другу.  Потом вдруг письма от  него  перестали приходить.  Тетя
Клава думала,  что он погиб. А точно кто сообщит? Это только родным во время
войны похоронки слали... Тетя Клава послала запрос в часть. Ей ответили, что
дядя Аким ранен, лежит в госпитале. Она и госпиталь разыскала, поехала. А он
гонит ее: кому такой калека нужен. Тетя Клава все-таки привезла его к себе в
деревню,  свадьбу сыграли.  Заставила институт закончить. И он тоже учителем
стал, преподавал историю. И вот сколько лет живут душа в душу.
     ...Этим же вечером Валентина Рябинина уехала в Лосиноглебск. А я думал,
почему же у нее так вышло?  Конечно,  в ее годы все кажется иначе,  чем нам,
пожившим достаточно и повидавшим немало. Молодость - она категорична в своих
поступках и решениях.
     Насчет Федота я  тоже затруднялся что-либо понять.  То,  что рассказала
Валентина,  совсем не вязалось с образом человека,  письма которого я читал.
Но  ведь  суждение о  Федоте  действительном девушка составила фактически за
один день -  день свадьбы. Может быть, не разобралась? Человеческая натура -
штука тонкая и сложная.  Где-то я читал, Лермонтов был в жизни вспыльчивым и
язвительным,  а его стихи -  сама нежность и романтика.  А то,  что Федот не
очень разговорчивый и  иной раз любит крепкое словцо...  Сам я знавал людей,
которым легче изложить свои мысли на бумаге, чем выразить устно. Случалось и
обратное:  иной  боек  в  разговоре,  а  как  дело  доходило  до  писанины -
предложения путного составить не мог...
     И еще. Свои ошибки мы частенько стараемся переложить на других.
     Я решил пригласить к себе жениха.  Страсти, как видно, были нешуточные.
Следовало сделать ему  внушение,  чтобы  он  избегал всяческих эксцессов.  И
предупредил своего дружка,  этого самого Степана: не дай бог решат отомстить
девушке.
     Заодно  мне  хотелось  посмотреть,   что  же  из  себя  на  самом  деле
представляет Федот...
     Федот приехал в прокуратуру. На нем были новенькие джинсы с широченными
отворотами  на  обшлагах,  элегантный  пиджак  лайковой  кожи  и  водолазка.
Модняга,  да и только.  Но водолазка была кричащего ярко-желтого цвета,  что
совсем не гармонировало с остальным.
     Парень он  был внешне симпатичный.  Крепкий,  румяный,  чисто выбритый.
Одним словом, ухоженный. И здорово походил лицом на свою мать.
     Я смотрел на него и думал,  что теперь трудно определить по одежде, кто
есть кто.  Рабочие, колхозники одеваются не хуже интеллигенции. Это до войны
одежда точно указывала:  этот от станка, этот - крестьянин, а этот - инженер
или научный работник...
     Узнав,  что у меня была Валентина, Федот погрустнел. Я спросил, что же,
по его мнению, произошло?
     - А я почем знаю, - нахмурился он. - Все было в норме...
     - Может быть,  вы  вели себя как-нибудь не  так или сказали ей  что?  -
осторожно выспрашивал я.
     - Все было путем, - коротко ответствовал он.
     - Насколько я понял, она даже боится с вами встретиться.
     - Во дает! - искренне удивился Федот. - И пальцем не трону. Забуду все.
     Я попытался расспросить его,  как отнеслись к Валентине в его семье. Но
он знай себе твердил:  "нормально" да "путем".  А  вот как раз путного-то из
его  объяснений ничего вынести было  нельзя.  Тогда  у  меня  возникла мысль
провести не очень хитрый эксперимент. Я попросил его изложить эту историю на
бумаге.
     Надо было видеть,  какие муки он претерпевал,  трудясь над объяснением.
Нелегко  дались  Федоту  полторы  страницы,   исписанные  уже  знакомым  мне
подчерком.
     Я стал читать, и тут до меня кое-что дошло.
     Не  говорю  об  орфографии  -  ошибка  на  ошибке.  Первое  предложение
начиналось:  "Я познакомился с  моей женой через поездку в поезде..." Дальше
шла  беспомощная,  безграмотная писанина,  за  которую стыдно было  бы  даже
второкласснику. И мне стало окончательно ясно...
     - В книжках копались, списывали? - спросил я Бурмистрова, кладя на стол
пачку писем, оставленных Валентиной.
     Он хмыкнул, почесал затылок.
     - Некогда было по книжкам лазить.  Намахаешься за день,  особенно когда
косяк идет, - еле до постели добираешься.
     - Просили кого-нибудь писать за вас?
     - Да не просил...  В каюте со мной наш моторист жил, Жорка Панкратов...
Чокнутый...
     И Федот рассказал, что этот самый Панкратов был помешан на книгах и сам
мечтал стать писателем. Каждую свободную минуту он отдавал перу и бумаге.
     Панкратов писал  повесть,  которую  назвал  "Неотправленные письма",  в
которой все  свои  порывы и  мечты излагал в  виде посланий любимой девушке.
Такой девушки не существовало, Панкратов ее придумал. И он стал в отсутствие
ничего не подозревающего соседа по каюте переписывать отдельные отрывки...
     - Вы не подумали, что это обман? - спросил я у парня.
     - А  что?  -  вскинул он  на  меня  удивленные карие  глаза.  -  Разные
трали-вали  нужны  только для  затравки.  Чтобы девчонка зажглась.  Потом бы
только благодарила... Я урод, что ли, какой? Машина есть? Есть. Гарнитур уже
для комнаты и  кухни купил.  На  сберкнижке денег -  на полжизни хватит!  Не
хватит -  еще заработаю! Через месяц вступаю в кооператив. Какого еще рожна?
- даже обиделся Федот.
     - Может быть, нужно еще что-то? - заметил я.
     - Ну уж не знаю что! - развел он руками точь-в-точь как его мать.
     - А взаимная любовь?  Чуткость? Нежное отношение друг к другу, внимание
и ласка?
     Но он, как мне показалось, даже не понял, о чем я говорил.
     В общем, Валентина, выходит, была права: Федот, да не тот...
     Потом я узнал,  что парень еще в школе отличался ловкачеством, за что и
получил прозвище Шнырь.  Знал,  у  кого списать сочинение или контрольную по
математике.  Мог ловко совершить обмен. А когда пришло время первых любовных
вздохов и переживаний, просил приятелей черкнуть за него любовную записочку.
     ...Чтобы окончательно разобраться в  этой истории,  я  вызвал к себе на
беседу подругу Рябининой Катю и Степана - приятеля Федота.
     Девушка    подтвердила,    что    Валентина   действительно   раздумала
расписываться с Бурмистровым.  И Степан не стал отказываться,  что пригрозил
Рябининой,  если она не пойдет в  загс.  В  кабинете у  меня он был смущен и
напуган,  объяснял,  что вел себя так, потому что был выпивши. Да и хотелось
помочь дружку.
     Теперь,  когда все  прояснилось,  надо  было  думать,  как  поступить с
Рябининой.
     Я вспомнил прежние бракоразводные процессы, с которыми я сталкивался. А
их в моей практике было немало. Правда, это всегда касалось лиц, пришедших к
выводу,  что  они допустили ошибку,  после того,  как брак был уже заключен.
Одни через годы, другие - через месяц или того меньше.
     В  данном  случае  было  иначе.  Девушка добросовестно заблуждалась,  а
точнее,  Федот ввел ее в  заблуждение,  замаскировал свой внутренний мир.  А
когда она стала это понимать,  то перед самым загсом желание вступать в брак
с  Федотом у нее пропало.  Более того...  Передо мной Кодекс о браке и семье
РСФСР.  Читаю статью 15:  "Для заключения брака необходимо взаимное согласие
лиц,  вступающих в брак".  Было ли тут взаимное согласие?  Ведь добровольное
вступление в совместную жизнь предполагает отсутствие обмана, заблуждения, а
также насилия или угрозы...
     По  своей  сути  брак,  заключенный  между  Валентиной  и  Федотом,  не
соответствовал советским законам.  Явно  имел  место  обман,  а  со  стороны
приятеля Федота Степана еще и угроза. И чем? Ножом.
     При этих условиях,  хотя формально брак между Бурмистровым и  Рябининой
был  зарегистрирован,  но  признавать его  законным,  отвечающим духу,  сути
закона, нельзя. Об этом прямо говорится в статье 43 Кодекса о браке и семье:
"Брак   может   быть   признан   недействительным  при   нарушении  условий,
установленных статьями  15  и  16  настоящего Кодекса,  а  также  в  случаях
регистрации брака без намерения создать семью (фиктивный брак)".
     Значит,   брак   между   Федотом  и   Валентиной  может  быть   признан
недействительным.  По  моему убеждению,  не только может,  но и  должен.  Но
решать это  -  дело суда.  Я  мог посоветовать Рябининой обратиться с  таким
иском в суд,  но, исходя из конкретных обстоятельств, личности Валентины, ее
молодости и  неопытности,  душевного состояния и возможных разговоров вокруг
всей  этой  истории,  решил воспользоваться предоставленным прокурору правом
самому предъявить иск.  Я  так и  поступил -  направил в Зорянский городской
народный суд иск о признании брака недействительным.
     Мать Федота заявила встречный иск  -  о  возмещении Рябининой расходов,
связанных со свадьбой.
     Суд,  руководствуясь статьей 43 Кодекса о браке и семье, установил, что
были  нарушены  условия  заключения  брака,  предусмотренные статьей  15,  и
признал  его  недействительным.  Иск  Бурмистровой был  оставлен  судом  без
удовлетворения.
     Обжалования решения не последовало...


        "x x x"

     Когда рукопись этой  книги уже  лежала на  столе редактора,  я  получил
приглашение  на  встречу  работников  прокуратуры и  писателей  по  проблеме
"Литература и нравственно-правовое воспитание".
     Это  был  живой,  заинтересованный разговор тех,  кого  волнуют вопросы
поведения людей в обществе, отношения человека к человеку, к нормам морали и
права...
     Я лишь воспроизведу из своего блокнота некоторые записи,  сделанные при
выступлении прокурорских работников:
     "...Оглядываясь назад,  мы  видим  свои  недостатки,  упущения  и  даже
нарушения  законности.   Стремимся  к  тому,  чтобы  критически,  с  позиций
требований партии рассматривать результаты нашей работы, стараемся постоянно
совершенствовать и улучшать свою деятельность. На правоохранительных органах
лежит  особая ответственность в  борьбе с  нарушениями законности.  И  мы  в
полной  мере  сознаем  эту  ответственность.   Однако  было  бы  неправильно
полагать,   что   успех   этой   борьбы   зависит  только  от   деятельности
правоохранительных органов.
     Нравственное и правовое воспитание людей -  задача всеобщая.  К ней все
причастны,  причем самым непосредственным образом - и трудовые коллективы, и
общественные организации, и работники идеологии, литературы, искусства...
     Известно,   что  в   основе  многих  преступных  проявлений,   особенно
корыстных,  лежат искаженные представления об истинных моральных и  духовных
ценностях,   что   сознание   отдельных  категорий  граждан   заражено  ядом
стяжательства,    мещанства,    собственничества.    Вот    почему   вопросы
идейно-политического     и     нравственного    воспитания,     формирования
социалистического сознания, в том числе и правосознания, сегодня являются не
только актуальными,  но  и  злободневными.  Мы нуждаемся в  серьезной помощи
писателей,  и  потому хотелось бы,  чтобы у нас было больше произведений,  в
которых  писатель  ставил  перед  собой  задачу,   цель   -   художественное
исследование моральных  и  социальных проблем,  связанных  с  преступностью,
раскрытие тех  глубинных,  внутренних конфликтов,  которые  в  конце  концов
приводят  личность к  наиболее острой  форме  столкновения с  обществом -  к
преступлению".
     Немало   интересного  и   нужного   высказали  участники  своеобразного
"круглого стола" писателей и  работников прокуратуры.  Слушая их я спрашивал
себя  -  удалось ли  мне  в  своих "записках" рассказать обо  всех  сторонах
многогранной  прокурорской  деятельности,   обо  всех  волнующих  проблемах?
Конечно,   нет.   Остались  неосвещенными  в   работе  прокурора  надзор  за
исполнением  законов  органами  государственного управления,  предприятиями,
учреждениями,  организациями,  должностными лицами;  надзор  за  соблюдением
законов  в   местах  содержания  задержанных,   в   местах  предварительного
заключения,   при  исполнении  наказаний;  разработка  совместно  с  другими
государственными   органами   мер   предупреждения   преступности   и   иных
правонарушений.  Не  коснулся и  многих других граней.  Но  смягчающими вину
обстоятельствами являются непосильные задачи в одной книге сказать все...  О
прокурорах,  хотя и мало,  но писали.  Уверен,  что в будущем писатели, да и
сами практические работники напишут больше.  А что касается меня, признаюсь,
не  хочется  ставить  точку.  Постараюсь продолжить свой  рассказ о  стражах
закона,  учитывая при этом не только свой опыт и практику своих коллег, но и
ваши  пожелания,   дорогой  читатель.  Поэтому,  если  вы  найдете  время  и
откликнетесь письмами, - я буду очень рад.