вольно улыбнулся. - Ей ни за
что не дашь сорок.
     - И правильно,  - в тон ответила она. - С женщинами о летах говорить не
принято.
     - Оклад у вас будет выше, я понимаю...
     - Выше.  - Инга Казимировна нахмурилась, смяла сигарету в пепельнице. -
Но это,  как вы знаете,  не основное. Хотя тоже имеет значение. Почему-то мы
ужасно стесняемся говорить о  деньгах.  Но они существуют и  играют в  жизни
человека немаловажную роль.
     - Деньги, деньги... По-моему, они производное, а не главное в жизни. Не
принимайте на свой счет. Я говорю вообще... Когда вы думаете уходить?
     - Когда закончу дела.
     - А вас будут ждать?
     - Да.  Человек уходит на  пенсию.  Месяц раньше,  месяц позже -  не так
важно...
     Снова раздался звонок из милиции. Начальник РОВДа майор Никулин.
     - При обыске изъят чемоданчик с деньгами.
     Я чуть не подскочил от удивления.  А когда справился о сумме,  то ответ
ошарашил меня еще больше.
     - Сорок девять тысяч девятьсот рублей.
     - С ума сойти можно! - не сдержался я.
     - Что? - переспросил майор.
     - Без сотни пятьдесят тысяч?
     - Копейка в копейку, товарищ прокурор...
     Да, сумма чудовищная для нашего городка...
     ...У майора в кабинете царила та летняя зыбкая прохлада, которую держат
толстые кирпичные стены.
     На тяжелом двухтумбовом столе с белым мраморным пресс-папье - раскрытый
чемоданчик.  Обшарпанный по углам, с неровными царапинами. Радужные переливы
ассигнаций крупного достоинства,  сложенных не очень бережно,  как ссыпанные
из колоды карты.
     Старуха в  платочке сидела возле  стола начальника,  стараясь выпрямить
свою согбенную спину. Так часто сидят люди в присутственных местах.
     Допрос вел майор. Записывал младший лейтенант милиции.
     - Давай,  мамаша, говори. - И пояснил мне, кивнув на старуху. - Товарищ
Шатрова, домовладелица.
     Она поднесла к  голове костлявую коричневую руку,  заправила волосы под
платок. Я заметил - платье опрятное, глаженое, как и платочек.
     Голос у старухи высокий. Губы собраны в складки.
     - Стою я,  значит,  вчера за корытом,  - продолжала она свой рассказ. -
Сына Евгения обстирать же надо.  Все на моих плечах.  Часов пять было.  Миша
пришел...
     - Луговой? - уточнил майор.
     - Ага,  - кивнула старушка. - Квартирант наш. И говорит мне: баба Тоня,
Женька напился.  Где,  спрашиваю?  В буфете, у водокачки. А сама не пойму, с
каких это шишей Женька выпивку купил? С утра клянчил целковый, но я не дала.
У дружков его не бывает денег. Пьяницы...
     - Хорошо, - кивнул Никулин. - Луговой, ваш квартирант, сообщил, что сын
пьяный...
     - Ага.  Побегла я  до  буфета.  Знаете,  Розка там торгует.  Женька уже
хорош.  Я  ему:  бессовестный,  прости господи,  как тебе не  стыдно сшибать
копейки да пропивать?  А  он веселый такой.  Ерунда,  говорит,  на свои пью.
Вокруг дружки гогочут,  винищем да табачищем прет,  страсть.  Твой, говорят,
Женька - миллионер! Сотнями расплачивается...
     - Сотнями, говорите? - переспросил Никулин.
     - Ага.  Думаю,  шутят. Откуда у Евгения такие деньги? А Розка-буфетчица
подмигивает:  действительно,  мол,  сотенной...  Доволокла я  Евгения домой.
Свалился как мертвый.  Пусть, думаю, поспит, а утречком я его поспрашаю... А
у  самой  нейдет  из  головы насчет сотенной.  Не  связался ли  он  с  какой
шпаной...
     - Вы его друзей хорошо знаете?
     - Ага. Только какие они друзья? Просто пьют вместе... Значит, сходила я
нонче утром на рынок,  редиски продала,  лучку зеленого.  Кормиться же надо.
Прихожу,  постель Евгения прибрана.  Слышу,  в  комнате Миши  разговаривают.
Стаканами звенят.  Подумала,  что гости,  потому как с Женькой я квартиранту
пить  строго-настрого запретила.  И  Михаил  уговора того  нашего  держался.
Прислушалась я.  Батюшки,  с  моим  пьет!  Впервой  это  случилось,  товарищ
начальник.  Хотела я зайти, да слышу, о каких-то деньгах говорят. Квартирант
втолковывает Женьке,  что,  мол, деньги он сам делает. И Евгения в напарники
зовет.  Я  так и  обмерла.  А в голову стукнуло:  вона откуда у моего Женьки
вчера сотенная была...
     - Расскажите, пожалуйста, подробнее и точнее, что говорил Луговой?
     Шатрова приложила пальцы к губам, задумалась.
     - Простите,  товарищ начальник,  меня, старую, не все разобрала. Но то,
что деньги не настоящие,  помню...  Ну, я тут же до вас подалась. Чего греха
таить,  пристрастился Евгений к водке, но дойти до уголовщины - никак нельзя
допустить...
     - Луговой давно снимает у вас комнату?
     - Да с месяц.
     - Вы знали его до этого?
     - Совсем не знала. Нездешний он.
     - Паспорт проверяли?
     - Без этого нельзя... Посмотрела.
     - А прописку?
     Старушка растерянно посмотрела на майора.
     - Простите,  товарищ начальник,  забыла,  старая,  эту  самую  прописку
посмотреть...
     - Нехорошо, конечно... Не говорил ли он вам, зачем в Зорянск приехал?
     - Да  я  и  не  интересовалась.  Неудобно.  Миша -  человек культурный,
вежливый. Главное - непьющий...
     - Вам его кто-нибудь рекомендовал? - спросил Никулин.
     - Нет.  Ходил,  говорит,  по поселку,  спрашивал,  у кого комнату можно
снять. Указали на меня.
     ...После старухи в кабинет попросили сына. Зашел парень лет тридцати. С
помятой, опухшей физиономией. Выцветшие до белизны хлопчатобумажные брюки не
доходили до щиколоток.  Но были чисты и  отглажены.  Как и  дешевая ситцевая
рубашка. На босых ногах - сандалии с одним оторванным ремешком переплета. По
комнате разлился запах тройного одеколона.
     Садился на стул он осторожно. Сев, подозрительно покачнулся.
     - Я сам показал,  товарищ начальник,  где чемоданчик.  Как только Мишка
Луговой сказал мне,  что  деньги фальшивые,  я  потихоньку его  в  голубятню
спрятал. Чтоб Мишка не сбег от милиции...
     - А почему сразу не заявили? - строго спросил майор.
     Шатров покрутил в воздухе рукой:
     - Это самое,  проверить надо было.  Мишка мне мозги крутил,  что он тут
из-за девки.  Так я и поверил... Проверить его надо было... Я сразу показал,
где чемоданчик.  Спросите у товарища старшего лейтенанта... Как только Мишка
сказал, я спрятал. На голубятню. Никто бы не нашел...
     - Ты вчера в буфете расплачивался сотней?  -  остановил сумбурный поток
слов Шатрова начальник милиции.
     Шатров показал два пальца.
     - Двумя? - уточнил Никулин.
     - Две бутылки взяли. С-с... - Он мотнул головой. - С-с-столового...
     - Ты же говоришь, что деньги фальшивые?
     Шатров, расплывшись в глупой улыбке, кивнул.
     - Мишка сказал -  фальшивые.  Вот я и решил проверить.  Розка отпустила
вина...   Подлец  Мишка,  подлец  настоящий.  Но  я  его  прижучил.  Денежки
припрятал...
     И тут я окончательно убедился, что Шатров пьян.
     - Одну минуточку, - не вытерпел я. - Выйдите, Шатров.
     Тот мотнул головой,  ни слова не говоря,  поднялся и  осторожно,  боясь
пошатнуться, вышел.
     - Он  же  еле на ногах держится!  -  сказал я  майору,  когда за парнем
закрылась дверь.
     - Вижу,  -  досадливо  поморщился Никулин.  И  через  секретаря  вызвал
сержанта милиции. - Что вы, порядок не знаете?
     Сержант вытянулся в струнку.
     - Вам известно, что с пьяных показаний не берут?
     - Товарищ майор,  - оправдывался сержант, - он уже пришел в себя, когда
мы кончили обыск... Может, выпил незаметно...
     - Когда вы его везли, видели, что он лыка не вяжет? - гремел майор.
     - Никак нет,  -  все больше краснел сержант.  -  Правда,  я еще обратил
внимание,  что от него тройным одеколоном несет.  Может,  употребил?  Там, в
комнате Лугового, был флакон...
     - Не знаю,  сержант,  -  хмуро сказал майор.  -  Не знаю,  одеколон ли,
керосин ли, но свидетель пьяный. Делаю вам замечание. Можете идти.
     Сержант вышел.
     - Лугового взяли? - спросил я.
     - Нет, - ответил Никулин. - Приехали, его не было...
     - А где нашли деньги?
     - На чердаке, в голубятне. Место действительно указал Шатров. Пьяный, а
указал.
     - Кто производил обыск?
     - Старший лейтенант Коршунов.
     - А, Юрий Александрович.
     - Он.  Пытаемся найти этого самого квартиранта.  На обыск поехали сразу
же,  как  только пришла Шатрова.  Сын ее  спал.  На  столе еще закуски были,
недопитая водка. А Луговой исчез.
     Никулин достал сотенный билет  из  чемоданчика.  Повертел его,  покачал
головой.
     - Не поймешь, настоящая или фальшивая.
     Я тоже невольно взял одну из купюр.  Посмотрел на свет.  Водяные знаки,
разные линии, звездочки...
     В чемоданчике были только сотни и пятидесятки.
     - Держите меня в курсе, Борис Борисович, - попросил я, поднимаясь.
     - Конечно, Захар Петрович, - откликнулся Никулин.
     Следующий день  опять  начался  жарко.  Той  сухой  жарой,  которая  не
предвещает ни дождя, ни грозы.
     С  утра позвонила какая-то возмущенная гражданка и пожаловалась,  что у
нее не приняли в кассе гастронома двадцатипятирублевую бумажку. Я был крайне
удивлен,  почему  она  звонит  мне,  и  посоветовал  обратиться  в  дирекцию
магазина.
     Не успел я положить трубку, как ко мне приехал майор Никулин.
     - Луговой так и не объявился,  -  доложил он.  - Хотя за домом мы ведем
наблюдение,  но,  по-моему,  он  не  появится.  Наверное,  заподозрил что-то
неладное и смылся.
     - Если не он, может, кто-либо другой появится...
     - Шатрова уверяет, что к нему никто ни разу не приходил.
     - Какие данные вы имеете о Луговом? - спросил я.
     - Пока  только фамилию,  имя  и  отчество.  Да  еще  словесный портрет.
Приметный парень.  Говорят,  высокий,  интересный.  Черные  волосы,  голубые
глаза.  И еще яркая примета -  в чубе белая,  как бы седая, пигментированная
прядь...
     - А как с деньгами?
     - Послали на экспертизу несколько купюр.  Ребята из научно-технического
отдела работают над чемоданчиком.
     - Отпечатки пальцев есть?
     Никулин развел руками:
     - Такая история,  Захар Петрович. Бабку не успели предупредить, так она
всю посуду вымыла, что оставалась на столе после выпивки Лугового с Евгением
Шатровым...
     - А  насчет той сотенной,  которую Шатров оставил в буфете?  -  задал я
вопрос.
     - Разговаривал  и  с  буфетчицей,  -  ответил  майор.  -  Деньги  сданы
инкассатору. Найти след сторублевки не удалось. Настоящая она или фальшивая,
не известно...
     Никулин скоро ушел.  И  тут же у  меня появился расстроенный Дементьев,
заведующий отделом торговли райисполкома.
     - Добрый день,  Захар Петрович. - Он долго тряс мне руку. Потом, утерев
пот со лба, опустился на стул. - А вернее, недобрый...
     - Что такое?
     - Это какая-то  эпидемия!  Забастовка!  -  Завотделом налил из  графина
воды, жадно выпил. - Никакими делами не могу заниматься. Оборвали телефон...
     - Постойте, погодите, объясните толком, - попытался успокоить я его.
     - Покупатели жалуются,  директора магазинов в  панике,  торговля стоит,
план горит...
     - Что, товара нет?
     - Есть.  Но,  понимаете,  в  городе  только и  разговоров,  что  у  нас
объявилась шайка,  которая ходит  по  магазинам и  сбывает фальшивые деньги.
Кассиры подняли форменный бунт.  И  что главное -  якобы у этих членов банды
только крупные купюры...  Надо что-то делать,  Захар Петрович. Какие-то меры
ведь можно принять, чтобы навести в городе порядок?
     Теперь я понял, почему утром мне звонила покупательница.
     - Неужели и вы верите этим сплетням? Какая банда?
     Дементьев недоверчиво посмотрел на меня.
     - Я  понимаю,  что это могут быть сплетни,  но что прикажете делать?  -
беспомощно развел он руками.
     - Соберите руководителей торговых предприятий и  скажите им то,  что вы
услышали от меня.
     - Значит, можно ссылаться на вас?
     - Да.
     Дементьев несколько успокоился.
     - В общем,  правильная мысль,  - сказал он. - Я так и сделаю. Сейчас же
проведу совещание.
     На прощание он также долго тряс мне руку.
     Все  это  мне не  нравилось.  Сонную заводь обывателей будоражила волна
слухов.  И  то,  что  история произошла именно в  Восточном поселке,  бывшей
деревеньке,  придавало сплетням особый колорит.  Поселок примыкал к железной
дороге,  дальше шел  лес.  Людская молва поселила в  нем шайку преступников,
которая по ночам печатает деньги.
     Деньги, деньги, деньги... Они были у всех на устах.
     И   только  на   четвертый  день  пришел  результат  экспертизы.   "Все
представленные образцы  являются  подлинными билетами Государственного Банка
СССР, отпечатанными на фабрике Гознака", - гласил вывод.
     Об этом сообщил мне майор Никулин, когда я приехал в милицию.
     - Сказать по  правде,  я  почему-то так и  думал,  -  вырвалось у  меня
невольно.
     - Как  говаривал в  армии  наш  старшина -  такой компот получается,  -
усмехнулся Никулин,  вынимая из сейфа чемоданчик и кладя на груду ассигнаций
пачку денег, исследованную экспертизой. И добавил: - Настоящие.
     - Поразительная вещь - человеческая молва...
     - Я вам как раз хотел рассказать,  Захар Петрович, - отозвался майор. -
Звонит  сегодня утром  продавщица из  "Зорянских сувениров".  Сообщает,  что
объявился подозрительный гражданин с  полными  карманами денег.  Приехал  на
автомобиле.  Скорее всего - главарь шайки. Называет номер автомашины. Сигнал
есть сигнал.  Остановили машину для проверки водительских прав.  И что же вы
думаете? Какой-то крупный московский профессор. Путешествует с семьей. Любит
собирать произведения народных умельцев...
     - Вот так так! - не удержался я от смеха.
     - Забавный старикан. Все знает. И что у нас в Чернобылье кружева вяжут,
а  в  Тарасовке по  дереву  режут.  И  что  до  революции в  Петербурге наша
зорянская овчина  у  ямщиков  огромным успехом  пользовалась...  Вот  вам  и
главарь шайки.
     - В Сашино и сейчас отличные полушубки делают, - добавил я.
     - У студентов за дубленки идут.
     - Все это хорошо.  Однако же действительно компот получается. Деньги-то
настоящие. Откуда взялся разговор о фальшивых?
     - Шатрова не могла выдумать,  -  сказал Никулин.  -  По-моему,  честная
старуха. Доброе о ней говорят.
     - И еще.  Луговой ведь пропал,  - подчеркнул я. - Жив он или нет, никто
не знает. Кто он? Откуда у него оказалось столько денег?
     - И с Евгением Шатровым неясно, - поддакнул майор. - Путается он.
     В комнату заглянул Коршунов.
     - Разрешите, товарищ майор?
     - Заходи.
     Старший инспектор угрозыска -  один  из  старейших работников милиции в
районе.   С   виду  он  был  несколько  апатичный,   но  я  знал  цену  этой
беспристрастности. Работник он был просто отличный.
     - Ну что? - внимательно посмотрел на него Никулин.
     Если  уж  Коршунов решился  на  доклад,  когда  начальник был  занят  с
прокурором, новости должны были быть важными.
     - Нашли мы Лугового, - спокойно сказал старший лейтенант.
     - Где? Как? - не удержался майор.
     - Не тот, товарищ майор.
     - Что значит не тот?
     - Разрешите по порядку?
     - Докладывай.
     - Вышли  мы  на  знакомую  квартиранта Шатровых  через  одного  пацана,
который носил ей цветы от Лугового. Максимова Галина Ивановна...
     - Не о ней ли говорил Шатрову Луговой?
     - О ней,  - кивнул Коршунов. - Приехали к ней сегодня. Молодая дамочка.
Симпатичная. Комната обставлена богато. Живет одна. Очень встревожилась...
     - Вашим посещением?
     - Нет. Что жених пропал. Четвертый день ни слуху ни духу.
     - Со дня обыска, значит...
     - Точно. Говорит, как он мог уехать, ничего не сказав?
     - Что из себя представляет Максимова? - обратился я к Коршунову.
     - Лучший наш дамский мастер, - покрутил он рукой вокруг головы. - У нее
бывают самые модницы.  Обслуживает невест в Доме бракосочетаний. Справлялись
в парикмахерской - хорошо зарабатывает.
     - В каких она отношениях с Луговым? - спросил майор.
     - С ее стороны,  насколько я понял,  серьезные виды. Как узнала, что он
пропал,  так разволновалась,  еле-еле от слез удержалась. Мне кажется, верит
она ему...
     - А Луговой?
     Коршунов пожал плечами:
     - Иди пойми. Цветы, однако, дарил. И сам лично, и с посыльными отсылал.
Не просто так, наверное.
     - Не просто действительно...  Не может быть так,  что они связаны одним
делом? Любовь любовью, а делишки - делишками.
     - Все может быть, конечно. Но я особенно и не старался выяснять это. Не
все сразу. Да и очень расстроилась она.
     - Где и как они познакомились? - спросил я.
     - В  наших "Сочах".  В  Светлоборске то  есть,  в  доме отдыха.  Месяца
полтора назад.  Вместе после этого сюда приехали.  Значит,  он сразу здесь и
снял  комнату у  Шатровых.  Откуда он  сам,  Максимова точно  не  знает.  Он
говорил,  что из Ленинграда...  Я ездил в Светлоборск.  Там подтвердили, что
Луговой Михаил Семенович действительно отдыхал там. Живет в Житном, работает
на льнокомбинате.  Я, конечно, в Житный. Хорошо, рукой подать... Ну, короче,
видел я этого Лугового,  техника с льнокомбината.  Небольшого роста. Полный.
На артиста Леонова смахивает... Вот так, товарищ майор.
     - При чем здесь Леонов? - оторопел Никулин.
     - Квартирант-то Шатровых высокий,  брюнет.  Шевелюра с седой прядью.  А
этот - с лысиной...
     - Чертовщина какая-то, - пожал плечами Никулин.
     - Главное,  в Житнинском отделе милиции нам сообщили, что Луговой месяц
назад подавал заявление о пропаже паспорта. Потерял в доме отдыха...
     - Ну и что? - спросил майор.
     - Выдали новый. А то, что Луговой не покидал Житный за последний месяц,
- доказанный факт.
     - Та-ак,  -  протянул майор.  - Понятно. Этот брюнет, жених Максимовой,
жил по паспорту Лугового! Настоящий Луговой помнит такого?
     - Говорит, встречал. Парень заметный.
     - А Максимову? - спросил я.
     - Ее не знает.
     Сообщение Коршунова давало  неожиданный оборот  делу.  Молчал  Никулин.
Молчал и  я.  Слишком много было вопросов.  А  что мог сказать Коршунов?  Он
тоже, наверное, растерялся.
     - Что будем делать? - нарушил молчание Никулин.
     - Искать, - ответил Коршунов.
     А   я   вспомнил  свое   первое  дело,   где   преступник  также  хотел
воспользоваться документами другого лица. Время идет, а методы остаются...

     Одна волна накрывает другую.  Сгорел склад тарной фабрики.  Умы горожан
переключились на  это  событие.  История  с  фальшивыми деньгами  потихоньку
поросла быльем.
     Жара стала более невыносимой.  Еще  и  потому,  что  от  нее устали.  И
по-прежнему ни капли не упало с неба. Тоже тема для пересудов.
     Я   решил  поручить  расследование  дела  о  деньгах  Инге  Казимировне
Гранской.
     Но   возьмется  ли   она  или  откажется,   сославшись  на  предстоящее
увольнение?
     Пришлось пойти на дипломатическую хитрость.  Вернувшись из милиции,  я,
не заходя к себе, заглянул в ее кабинет.
     - Как идут дела, Инга Казимировна?
     - Расследование дела о подростках затянется, Захар Петрович.
     - Готовите меня к тому, чтобы я продлил срок?
     - Совершенно верно.  Я  чувствовала,  что  за  ребятами стоит взрослый.
Кончик ниточки показался...
     - Сколько вам надо еще времени?
     - Во  всяком  случае не  меньше полмесяца.  Боятся мальчишки.  Придется
крепко поработать. Кто-то держит их в страхе. И все время о себе напоминает.
     - Договорились.   Таким   образом,   ваш   переход  на   другую  работу
отодвигается...
     Гранская посмотрела на меня долгим взглядом.
     - У вас, вижу, ко мне какая-то просьба?
     - Есть,  Инга Казимировна.  Ваше право,  конечно,  отказаться...  Но вы
все-таки подумайте.
     Дипломата,  в  общем,  из меня не получилось.  Пришлось сразу открывать
карты.
     Не знаю, с какими чувствами, но дело Гранская приняла.
     На следующий же день мы поехали в Восточный.
     Дом  Шатровых выделялся просторной голубятней,  пристроенной на  крыше.
Полуденная жара загнала всех в  дома.  Не