подвенечного платья и огромного свадебного букета.  И  чтоб  человек  двести
гостей в крайне неудобной одежде потели за обеденным столом.  И  чтобы  были
речи. А твоя мамочка будет утирать слезы, горюя,  что  потеряла  свою  милую
дочку, а моя  -  радоваться,  что  спихнула  нам  в  подарок  тот  завалящий
серебряный чайный сервиз. Или я не прав?
   Пенни расхохоталась и ударила его по руке.
   - Негодяй! - воскликнула она. - Если судить по твоим словам, то  все  это
тебя совсем не занимает!
   - Не то чтобы не занимает, - спокойно подтвердил Джон, - а просто выводит
из себя. Но даже через  все  это  я  готов  пройти,  чтобы  заполучить  тебя
навсегда. Я думаю, ты будешь самой  красивой  невестой,  которую  когда-либо
видели старые стены Уотерфорд-холла. В воздушном белом платье, вся в цветах,
окруженная стайкой белых и розовых подружек...
   - Ах, Джон, - мечтательно прошептала Пенни, - ты так считаешь?
   - Да, - просто ответил он.
   И он поцеловал ее так жадно и страстно, что Пенни пришлось  на  несколько
мгновений  задержать  дыхание.  А   когда   наконец   Джон   отпустил,   она
почувствовала себя так, как будто только что сошла с каруселей.
   - Я люблю тебя, - прошептала она прерывающимся от страсти голосом.
   - Ну, в таком случае вернемся поскорее домой, - предложил Джон. -  Заодно
составим список  гостей.  И  вообще,  надо  бы  уведомить  о  нашем  решении
родителей. Ведь твоя мама уже вернулась из Европы, не так ли?
   Пенни испуганно уставилась на число, которое показывал  календарь  на  ее
часах.
   "Уже пятое сентября", - подумала она.
   - Пятое сентября, - медленно произнесла Пенни. - Не  могу  поверить,  что
так быстро пролетело время. Теперь, когда она уже вернулась домой,  надо  бы
позвонить ей и сообщить о свадьбе.
   Но к ее сожалению, телефон матери не отвечал. Тогда они с  Джоном  решили
позвонить матери Джона.
   Миссис  Миллер  была  дома  и  находилась,  как  всегда,   в   прекрасном
расположении духа, но в течение  первых  пяти  минут,  после  того  как  она
услышала эту новость, от нее ничего нельзя было услышать, кроме  причитаний.
В телефонной трубке слышалось  только  "Боже  мой!",  "Боже  милостивый!"  и
"Однако скажу вам", но затем она овладела собой и  потребовала,  чтобы  Джон
передал трубку Пенни. Джон, который все время, пока его  мать  восклицала  и
изумлялась, держал трубку  на  расстоянии  вытянутой  руки  от  своего  уха,
наконец с облегчением вздохнул и протянул  трубку  Пенни.  И  теперь  настал
черед Пенни выслушивать бесконечные расспросы о своей семье, комплименты  по
поводу ее милого австралийского акцента и изнуряющий  рассказ  о  фарфоровых
сервизах и количестве серебряных чайных ложек, которыми владеет мать Джона.
   Если учесть, что все это  время  Джон  стоял  рядом,  закатывал  глаза  и
потягивал чай из воображаемых чашек, комментируя речь своей матери, это было
настоящим  суровым  испытанием  для  Пенни,  и  она  почувствовала  огромное
облегчение, когда наконец этот разговор закончился.
   - Уф! - воскликнула она. - Я начинаю думать, что ты все же прав.  Простая
регистрация брака будет гораздо лучшим вариантом, чем то, что я вначале тебе
предлагала.
   - Отлично! - сказал Джон, потирая руки. -  Хочешь,  чтобы  я  организовал
это, да?
   - Не смей! - вдруг запротестовала Пенни. - Я  готова  выдержать  все,  но
наша свадьба не должна напоминать торговую сделку.
   -  Хорошо,  но  я  скорее  всего  весной  буду  очень  занят  работой  на
плантациях, - коварно заметил Джон. - Так что у  меня,  вероятно,  не  будет
времени на медовый месяц.
   - Ax Джон, - простонала Пенни. Ему пришлось пойти на компромисс.
   - Ну ладно, в конце концов мы сможем на  недельку  слетать  на  Багамские
острова, - уступил он. - Но это при условии, если Маккендрик заменит меня.
   Чмокнув Пенни в лоб, Джон деловито зашагал в  сторону  амбара.  Оставшись
одна, Пенни  воровато  осмотрелась  вокруг,  а  затем  поспешила  наверх,  в
спальню, чтобы сделать очень важный  для  нее  телефонный  звонок.  Ее  руки
дрожали, когда она набирала номер.  В  любой  момент  Джон  или  Сара  могли
поднять трубку внизу в холле и услышать разговор. Но, к  счастью,  сразу  же
после нескольких гудков на другом конце провода ей ответили.
   - Алло, - произнес дрожащий старческий голос.
   - Алло. Меня зовут Пенни Оуэн. Я говорю с... - попыталась начать разговор
девушка, но ее прервали.
   - Говорите громче! Я плохо слышу.
   - Я говорю с Лилли Макгрегор? - спросила Пенни, думая о том,  как  трудно
кричать и шептать одновременно.
   - Да, я  Лилли  Макгрегор.  А  вы  медсестра,  которая  должна  прийти  и
послушать мое сердце? Оно в последнее время бьется чересчур  сильно.  Каждый
раз, когда я копаюсь в своем саду,  оно  начинает  бухать,  как  барабан.  Я
думаю, что у меня вот-вот случится сердечный приступ.
   - Извините меня, - в отчаянье прервала ее Пенни,  стараясь  говорить  как
можно четче. - Я не медсестра. Я дочь Уильяма Эллиота. Мне сказали, что...
   На этот раз прервали ее.
   - Дочь Билли! - в восторге закричала Лилли. - О  Господи,  почему  же  ты
сразу не сказала, Милая! Я жду  твоего  звонка  уже  целую  неделю.  Я  даже
напекла для тебя шоколадных булочек, так что лучше будет, если ты  заглянешь
ко мне завтра утром, пока они еще не зачерствели. Приезжай к десяти часам.
   Пенни не успела ничего  сказать  в  ответ,  как  Лилли  повесила  трубку.
Разговор с ней привел девушку в замешательство, но она  окончательно  решила
довести дело до конца и все выяснить. "Только бы Лилли была искренна,  когда
речь зайдет об отце..." Она улыбнулась, думая о предстоящей встрече. "Ну что
же понравится это Джону или нет, но, может быть, ей наконец  удастся  узнать
все о причинах вражды Миллера и ее отца".
   На следующее утро в десять часов Пенни уже была возле аккуратного  белого
коттеджа, который находился примерно в пяти милях  от  Уотерфорд-холла.  Она
приехала  на  пикапе,  исправно  служившем  ей  в  суровые  дни   ликвидации
последствий урагана, а на сиденье рядом  с  ней  стояла  корзина  с  букетом
цветов и коробка конфет.
   Выбравшись из машины и направляясь к дому, Пенни  с  интересом  осмотрела
все вокруг. Было очевидно,  что  Лилли  повезло  -  ураган  не  причинил  ее
хозяйству большого вреда. Только маленькая  деревянная  будка  уборной  была
перевернута и лежала рядом с забором, да сломало  лишь  одну  старую  сосну,
большая часть которой была кем-то уже распилена и уложена в  штабель.  Кроме
этого, никаких других повреждений видно не было.
   Лилли сидела на веранде в кресле-качалке, лущила горох  и  раскачивалась,
но, когда Пенни появилась на тропинке,  она  встала  и  поставила  миску  на
плетеный столик.
   - Ну здравствуй, - сказала приветливо она, обнимая девушку своими сухими,
но приятно пахнущими старческими руками.  -  Ты,  должно  быть,  дочь  Билли
Эллиота.
   - Да, мадам, - на южный манер ответила Пенни.
   Она поцеловала старую женщину в морщинистую сморщенную щеку и заглянула в
ее серебристо-серые глаза.
   - Хи! - подозрительно хмыкнула Лилли. - Ты мне  не  очень-то  напоминаешь
Билли.
   - Я похожа на свою мать, - объяснила ей Пенни, смущенно улыбаясь.
   - О господи! - воскликнула старушка. - Сейчас, когда  ты  улыбнулась,  ты
стала удивительно похожа на своего отца. У него была точно такая же ямочка!
   - Правда? - робко переспросила девушка.
   - Конечно же, милая! Ты что не помнишь? Не успела Пенни и  рта  раскрыть,
чтобы объяснить, что она никогда не видела своего отца, как  старушка  опять
плюхнулась в свое кресло-качалку и яростно, словно ребенок на качелях, стала
раскачиваться и указывать рукой в сторону штабеля Дров.
   - Ну, что ты думаешь об этом? - внезапно спросила она. - Здорово,  да?  -
Это сделал один молодой солдат, которого прислали помочь мне.
   - Солдаты здорово поработали после урагана, - согласилась Пенни.
   - Да мадам, - твердо сказала Лилли. - Имейте в виду,  за  это  мы  должны
благодарить президента Эйзенхауэра. Как только пронесся  ураган,  он  выслал
войска нам на помощь.
   "Старушка просто все перепутала, - подумала Пенни. - Ведь Эйзенхауэр  был
президентом во время большого урагана в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом
году". Она положила конфеты и цветы на стол рядом с Лилли и откашлялась,  не
зная как ей дальше продолжать разговор.
   -  Ну  садись,  милая,  -  подбодрила  ее  старушка,  продолжая   яростно
раскачиваться. - А теперь расскажи мне,  где  ты  училась  на  медсестру?  В
Колумбии?
   Пенни тяжело вздохнула.
   - Я не медсестра, - мягко напомнила она старой женщине. - Я дочь  Уильяма
Эллиота. Вы помните Уильяма Эллиота?
   На  какое-то  время   проницательные   серые   глаза   миссис   Макгрегор
затуманились, а затем вновь прояснились.
   - Извини, милая, - сказала она смущенно.  -  Я  думаю,  что  я  стала  от
старости совсем забывчивой. Но  если  ты  дочь  Билли,  ты  ведь  непременно
захочешь посмотреть старые фотографии, не так ли?
   - Да, конечно, - с облегчением согласилась Пенни.
   Лилли взяла цветы и понюхала их.
   - Это очень трогательно, милая, - сказала она. -  Проходи  и  помоги  мне
найти вазу для них, а затем мы попьем чаю с булочками.
   Ступив в темную прохладу дома, Пенни отметила, что рассеянность Лилли  ни
в коей мере не отразилась на  ее  умении  содержать  дом.  В  комнате  пахло
полированной мебелью и цветами.  И  как  только  глаза  девушки  привыкли  к
полумраку, она увидела, что в комнате полный  порядок.  Веджвудские  тарелки
поблескивали за сверкающими стеклянными дверцами серванта, подушки из  ярких
цветных лоскутов  лежали  на  софе,  а  все  стены  были  увешаны  семейными
фотографиями в серебряных рамках.
   На половичке, растянувшись, дремала откормленная полосатая  кошка.  Когда
дверные  петли  скрипнули,  она  открыла  глаза,  потянулась  и  неторопливо
удалилась вон.
   - Не любит гостей, - объяснила Лилли.  -  Не  обращай  на  нее  внимания,
пожалуйста. Иди в столовую, посидим немного за чаем.
   Закрывая за собой одну из створок двери, она привычным жестом  потянулась
к стене, сняла с нее одну из фотографий и протянула гостье.
   - А вот и твой батюшка, - произнесла она с видимым удовольствием.
   Невольный трепет охватил Пенни, когда в руках у нее оказалось то, за  чем
она так долго стремилась. От волнения ноги у нее  подкосились,  и  она  была
вынуждена присесть на стул перед огромным, занимавшим полкомнаты,  обеденным
столом  красного  дерева.  Впервые  в  жизни  ей  представилась  возможность
разглядеть черты лица своего отца. Едва дыша,  вглядывалась  она  в  глубоко
посаженные голубые глаза, разглядывая  его  темные  волосы,  привлекательную
улыбку и даже заметила ямочку  на  щеке.  Теперь  она  понимала  свою  мать,
безоглядно влюбившуюся в этого красавца-мужчину. Она все смотрела и смотрела
на фотографию, не в силах оторвать от нее глаз. Старуха же при этом  хранила
полное молчание.
   - Он был очень красив, - наконец прошептала Пенни.
   -  Да,  мадам,  -  согласилась  Лилли.  Она   пододвинула   Пенни   чашку
охлажденного чая и блюдо с булочками. - Фото сделано,  когда  ему  было  лет
двадцать пять, незадолго перед  тем,  как  он  отправился  в  Австралию.  Но
сколько я его помню, он всегда был таким красавцем. С  самого  рождения.  Да
что говорить, это был самый очаровательный ребенок из всех, кого я видела за
свой долгий век. К тому же Билли был очень обаятелен! Ну и баловала же его в
детстве мать. Ему все сходило с рук.  Бывало,  посмотрит  на  нее  с  эдакой
ангельской улыбкой, а та и не может больше злиться на него.
   Налить тебе еще чаю, милая?
   Чай в этом доме пили крепкий и кислый, с лимоном. Пенни  пришлось  выпить
целых два стакана и проглотить три булочки - липкие, плотные, с начинкой  из
мелко нарубленных орехов и кусочков растаявшего шоколада.
   - Спасибо, все очень вкусно, - наконец призналась она. - Большое спасибо,
миссис Макгрегор.
   - На здоровье, милая. Держу пари, в больнице, где ты работаешь, такого не
подадут! Но ты можешь звать меня просто - Лилли. Так на чем мы остановились?
   - Вы начали рассказывать о моем отце, Уильяме Эллиоте, - терпеливо  гнула
Пенни свою линию.
   - Ах, да, - спохватилась старуха. -  Сейчас  принесу  альбомы,  и  ты  их
посмотришь.
   Дрожащими руками она принялась убирать со стола посуду, но Пенни отобрала
у нее поднос и отнесла его на кухню. Когда она вернулась, Лилли  уже  сидела
перед стопкой альбомов в потертых сафьяновых переплетах  и  протирала  очки.
Улыбнувшись, она открыла  верхний.  Пенни  бросилась  в  глаза  пергаментная
сухость кожи на ее костлявых руках.
   - Вот твой папа, когда он был маленьким, - с любовью произнесла Лилли.  -
А это твой дедушка Боб и бабушка Грейс. Боб  -  сын  моего  брата  Гарри.  Я
всегда любила его. Мне-то самой Бог детишек не дал... Не правда ли,  военная
форма ему очень к лицу? Его убили боши  в  Нормандии...  Бедняжка!  -  Какая
жалость, - соболезнующе произнесла Пенни, пока старуха вздыхала  о  горестях
давно прошедших дней. - Скажите, а мой  папа  был  единственным  ребенком  в
семье?
   - Господь тебя спаси, милая! -  воскликнула  Лилли,  возвращаясь  в  день
сегодняшний. - Откуда ты это взяла? У твоего отца был брат - Ричард.  Он  не
был и вполовину так хорош собой, но зато отличался  способностями.  В  школе
его всегда хвалили за прилежание.
   Услышав, что у нее был еще один родственник, Пенни даже растерялась.
   - А что с ним стало? - любопытство ее все возрастало. - Когда он умер?
   - О Милостивый Боже, нет! - воскликнула старуха. - Он жив и здоров. Живет
в Чарлстоне, с женой и двумя детьми.
   От изумления Пенни долго, минуты две, не могла придти в себя.
   - Вы хотите сказать... Вы имеете в виду, что  у  меня  в  Чарлстоне  есть
дядя? - запинаясь произнесла она. - Но это же невероятно! Я не  могу  в  это
поверить. Никто не говорил мне об этом раньше!
   - Вероятно, о нем просто забыли, - пожала плечами  хранительница  истории
рода Эллиотов. - Ричард почти не появлялся в наших местах, с тех пор как лет
девятнадцати уехал учиться  на  юриста.  Даже  мать  навестить  -  и  то  не
приезжал, упокой Господь ее душу. И вот что странно, ведь до этого он  разве
что не молился на землю, по которой она ходила... А уж как он был привязан к
Уотерфорд-холлу! Да, ты знаешь эту  большую  клумбу  в  форме  сердца  перед
домом? Кто-то говорил мне, что Ричард устроил такую же у себя в Чарлстоне...
   Пенни показалось, что ее возносит в скоростном лифте на  двадцатый  этаж.
Под ложечкой засосало, горло пересохло. Чтобы чуть-чуть придти в  себя,  она
откашлялась.
   - А где именно в Чарлстоне дом дяди Ричарда? -  спросила  она  на  всякий
случай, хотя уже заранее сама знала ответ.
   - Да прямо на набережной, милая, - с оттенком гордости в голосе  ответила
Лилли. - Он преуспевающий адвокат, и у него прекрасный особняк. Странно, что
ты никогда с  ним  не  встречалась.  Впрочем,  весьма  вероятно,  что  после
стольких лет отсутствия в округе о нем все позабыли...
   Пенни размышляла. Нет, Лилли была не  права.  Только  вчера  Джон  Миллер
оттаскивал ее от особняка, за оградой которого на лужайке раскинулась клумба
в форме сердца. От дома ее дяди! Он  сделал  все,  чтобы  Пенни  никогда  не
узнала об этом!
   - Джон Миллер знает! - воскликнула она.
   - Да, уж этот должен! - подтвердила Лилли сердито. Лицо ее  потемнело,  а
голос еще больше задрожал. - Бог знает, что за дела творили они  с  Ричардом
Эллиотом лет десять назад. Да что там говорить, твоему отцу  никогда  бы  не
пришлось продавать Уотерфорд-холл, если бы этот Миллер не рассорил Уильяма и
Ричарда!
   - Что вы имеете в виду? - в испуге произнесла Пенни. - Так что  же  тогда
произошло?
   Помолчав, будто собираясь с силами, Лилли начала свой рассказ.
   - Я никогда не слыхала ничего более скандального, - сказала она  наконец.
- По завещанию плантации  достались  твоему  отцу.  А  бабушка  должна  была
управлять имением до самой своей  смерти.  Но  Уильям  большую  часть  жизни
провел за границей, да и деньгами распорядиться как следует не сумел... Ну и
лет эдак десять назад он заложил Уотерфорд-холл Джону Миллеру.  А  уж  потом
тот поставил его перед выбором - плати деньги или - убирайся. Думаю,  сердце
Билла разрывалось от тоски. Он попытался занять деньги у Ричарда, но Миллеру
удалось сделать так, что тот ему отказал. И в конце концов он вынудил твоего
отца продать плантации. Причем за гроши.
   - Но ведь это ужасно! - испуганно воскликнула Пенни. - Как Джон мог пойти
на такое?
   - Да, он, поступил именно так, - подтвердила Лилли. - И я ручаюсь, что на
твоем отце нет никакой вины. Джон Миллер повел себя как мерзавец, как жадная
гремучая  змея,  как  последний  поганый  негодяй...   Эй,   куда   это   ты
засобиралась, милочка?
   Она вдруг заметила, что  ее  гостья  поднялась  из-за  стола  и  поспешно
пробирается к выходу. Весь вид Пенни  говорил  о  страшном  волнении.  Грудь
вздымалась, руки судорожно сжимались, лицо кривила недобрая улыбка.
   - Извините, Лилли, - уже из дверей воскликнула она. - Вы были очень добры
ко мне. Большое спасибо за чай, фотографии и рассказ. Но сейчас я должна кое
с кем повидаться!

***

   Она нашла Джона в его кабинете,  разбирающим  деловые  бумаги.  На  столе
загадочно  мерцал  экран  дисплея,  большая  же  его  часть  была   завалена
различными счетами и квитанциями, разложенными в  коробки.  В  центре  этого
хаоса восседал Джон, прихлебывая кофе.
   Одетый по-будничному - в джинсы  и  футболку,  он  отнюдь  не  производил
впечатления законченного негодяя.
   - Привет, дорогая! - воскликнул он, отрываясь от клавиатуры компьютера  и
посмотрел на Пенни с той приятной усмешкой, которая обычно не  оставляла  ее
равнодушной. - Как дела?
   Пенни аж затрясло от накатившей волны гнева. Да как он смеет сидеть  тут,
попивать кофе и улыбаться, когда весь ее хрупкий мирок  благополучия  только
что беспощадно разрушен!
   - Не смей говорить мне "дорогая"! - взвизгнула она, пробираясь к нему.
   Слегка обеспокоенный  столь  необычным  поведением  своей  невесты,  Джон
Миллер приподнялся из-за стола.
   - Ну-ка, стой,  милая,  -  произнес  так,  как  будто  пытался  успокоить
несмышленого ребенка. - Не вздумай опрокинуть эту коробку. В ней  плод  моих
двухчасовых трудов - наконец-то удалось рассортировать по порядку  счета  за
целый месяц!
   - Да пошел ты со своими счетами!.. - крикнула Пенни и в  припадке  ярости
пнула ногой коробку, которая преграждала ей путь.
   Счета и квитанции медленно поднялись в воздух и с тихим  шелестом  начали
опускаться на пол. Так весной облетают под легким дуновением ветерка  нежные
лепестки цветов яблони... Такое хулиганство заставило  Джона  взреветь  и  в
гневе  броситься  навстречу  нарушительнице  порядка.   Испугавшись,   Пенни
попыталась укрыться за креслом,  но  Джон  тигриным  прыжком  преодолел  это
препятствие, подскочил к ней и резким рывком оторвал от пола.
   - Какого черта ты это сделала? - закричал он. Его зеленые  глаза  яростно
сверкали, мощные мышцы напряглись.  Он  держал  Пенни  на  вытянутых  руках,
словно тряпичную куклу. Но на его свирепый взгляд она ответила своим,  столь
же гневным.
   - Как ты посмел скрыть от  меня,  что  в  Чарлстоне  живет  мой  дядя?  -
прошипела она.
   Повисла зловещая тишина. Пенни слышала только  учащенное  дыхание  Джона,
ощущала дрожь, пробежавшую при этих словах по его рукам.  Еще  мгновение  он
держал ее  над  полом,  а  затем  аккуратно  опустил  на  персидский  ковер,
покрывавший пол кабинета.
   - Ты была у Лилли Макгрегор и говорила с ней? - скорее констатируя  факт,
чем спрашивая, произнес он.
   - Да! - в свой краткий ответ Пенни постаралась вложить все обуревавшие ее
чувства.
   Джон  тяжело  вздохнул.  Повернувшись  к  ней  спиной,  он  направился  к
письменному столу и отключил компьютер. Пенни услышала тихий щелчок