мились  уехать  в  крупные
города. В "Серебряной шпоре" оставались в основном те, кто потерял и не  мог
найти хорошую работу.
   Публика вела себя здесь столь необузданно, что Фоссу приходилось  держать
собственную охрану для поддержания порядка в заведении. Тому,  кто  оскорбил
бы Салли Фосса, - например, запустил бы бутылкой  в  роскошное  венецианское
зеркало или что-нибудь нацарапал на полированной стойке из красного  дерева,
- это могло стоить жизни.
   Увидев Лэси в костюме для представления, Салли  вытаращил  глаза.  Она  с
трудом сдержала смешок,  потому  что  этот  толстый  человек  с  выпученными
глазами напомнил ей лягушку-быка, которую  она  как-то  поймала  в  пруду  у
дороги, по которой бесконечно катился аптечный фургончик ее семьи. Несколько
посетителей салуна замерли, не веря своим глазам.
   - Есть ли у вас музыка, сэр? Кто-нибудь  может  сыграть  на  этом  старом
рояле? Лоб Фосса покрылся испариной:
   - Да, но этого человека  сейчас  здесь  нет.  А  тебе  обязательно  нужен
аккомпанемент?
   - Конечно. Моя профессия - песни и танцы. Я же актриса.
   - Я это вижу. Ты просто  кладезь  талантов,  милочка?  Ну  покажи-ка  нам
какой-нибудь номер и поскорее. Мне некогда ждать.
   Не успела она взять и пяти нот, как Салли Фосс уже понял, что  берет  эту
смазливую куколку и, более того, пришибет  любого  ублюдка  из  Сан-Антонио,
который попытается переманить ее  в  свое  заведение.  Публика  устроила  ей
овацию стоя и требовала продолжения, топая сапогами и зычно  крича  "браво".
Лэси слышала лишь аплодисменты,  привычно  пропуская  мимо  ушей  скабрезные
выкрики.  Она  держала  себя,  как  звезда  на  сцене   столичного   театра,
склонившаяся в поклоне перед изысканной публикой из высшего общества,  в  то
время как на самом деле завязывала ленту корсажа, развязанную  ее  маленьким
партнером.
   - Еще, еще, - звучали в ее мозгу приятные  голоса  благородных  людей,  а
вовсе не этот оглушительный рев, от которого закладывало уши. Однако она  не
стала исполнять ничего на бис, с юных лет зная, что  лучший  способ  продать
товар - ограничиться одним образцом.
   Фосс в возбуждении перекусил пополам свою сигару.  Слух  о  замечательной
артистке мгновенно облетит  всю  округу,  для  этого  не  потребуется  много
времени. Ковбои и солдаты протопчут тропы к его заведению, и каждую  субботу
он сможет наполнять свою кассу звонкой монетой.
   - Я нанимаю тебя, душка, - рявкнул он, сияя, как будто подписал  контракт
с самой Лолой Монтес. - В восемь  часов  вечера  в  эту  субботу.  Я  сделаю
несколько объявлений и разошлю с ними гонцов. А теперь не хочешь  ли  пройти
наверх в мои апартаменты, чтобы выпить за начало нашего сотрудничества?
   - Благодарю вас, мистер Фосс. Я хотела бы еще как  следует  устроиться  и
поработать над номером и костюмом.
   - Понимаю, мадам. Возвращайся в отель и, если с тобой будут  недостаточно
хорошо обращаться, дай мне знать. Слушай, а тот парень, с которым ты  вместе
приехала, он имеет на тебя какие-нибудь законные права?
   - Нет , мы просто друзья. Она уже приготовилась уйти, как один  пьянчужка
крикнул от стойки:
   - Эй, сестричка! А у тебя громкая фамилия! Ты  случайно  не  родственница
генерала Роберта Е. Ли?
   - Ну очень отдаленная,  дружок,  -  промурлыкала  Лэси.  -  Хотя,  думаю,
генерал о том даже не догадывается.
   И она вышла под взрыв хохота.
   На    улице    Сет    Траверс     показывал     родственникам     местные
достопримечательности. Лэси подлетела к ним и объявила:
   - А я нашла работу!
   - Мои поздравления! - искренне обрадовалась Дженни.
   Сет задумчиво посмотрел вслед Лэси, гордо шествовавшей по улице:
   - В ней что-то есть, не так ли?
   - Вот именно, что-то, - хмуро откликнулась Гарнет,  убедившись,  что  все
мужчины, независимо от возраста и положения, одинаково относятся к женщинам,
подобным Лэси Ли.
   Пятнистые коровы и козы горожан мирно паслись прямо на  площади,  цыплята
рылись в траве, отыскивая зерна и насекомых. Устав  от  ходьбы  и  от  жары,
Гарнет уже готова была попроситься домой, но не решалась сделать  это  после
того, как артисточка продемонстрировала свою  неиссякаемую  энергию  Заметив
недовольное лицо племянницы. Дженни взяла Гарнет за руку и, поднимая  юбками
пыль, они пошли к дому.
   - Полежи, - посоветовала тетя, когда они вернулись в свою комнату.  -  Ты
выглядишь утомленной. Хочешь, я принесу тебе молока? Слава Богу, здесь оно у
нас будет свежее и каждый день. И мясо тоже,  хотя  оно  нередко  напоминает
старую подошву. Я приготовлю на ленч тушеное мясо с овощами.
   - Не могла бы ты завтра  испечь  белого  хлебушка,  тетя?  На  кукурузных
булочках дяди Сета я долго не протяну.
   - Конечно, дорогая, а пока отдохни. Твоя задача  -  восстановить  силы  и
здоровье, и тогда мы сможем покинуть Техас.
   Гарнет тяжело вздохнула.
   - А что потом?
   - Начнешь новую жизнь, - спокойно произнесла Дженни.
   - Чтобы сделать это, надо сначала забыть старую, тетушка. Надеюсь,  скоро
придет письмо из дома. Уже прошло достаточно времени, не так ли?
   - Да.., но я сомневаюсь, что то письмо,  которого  ты  ждешь,  когда-либо
придет, детка.
   - Это жестоко, - всхлипнула Гарнет, ее голос задрожал.
   - Нет, дорогая, такова реальность. - И тетя поспешила за молоком.
   Как-то две недели спустя Дженни спросила Сета за ужином:
   - А как вы здесь проводите досуг?
   - Ну, женщины собираются вместе рукодельничать,  шьют  лоскутные  одеяла,
если, конечно, удается набрать нужное количество кусочков материи, ведь  эти
лоскутки  часто  нужны  для  заплат  на  одежду  домашних.  Или  изготовляют
самодельные конфеты, если кому-нибудь удается достать патоки. С начала войны
в нашем графстве еще ни разу не было ярмарки. Мы праздновали всего лишь один
церковный праздник. После сбора урожая устраиваются танцы, а иногда на ранчо
созывают гостей и жарят для них на костре целые туши  мяса.  Те,  кто  может
себе позволить, ездят в Сан-Антонио. Там бывают народные  гулянья,  прогулки
на лодках по реке и прочие вещи. В "Менгер-отеле" прекрасный бальный зал.  У
нас же - одно место для развлечений, -  это  салун  "Серебрянная  шпора".  Я
слышал, мисс Ли имеет там сногсшибательный успех.
   - Недостойных дам в салун не пускают, - заметила Дженни.
   - Не обращайте на нее внимания, дядя  Сет,  -  вмешалась  Гарнет.  -  Она
всегда шокировала маму своими радикальными убеждениями относительно  женской
эмансипации. Тетя ходила на лекции  суфражисток   и даже сама попыталась организовать
подобный кружок в Авалоне. Она первая надела женские брюки,  как  только  те
вошли в моду. Мама всегда опасается,  что  тетушка  может  скомпрометировать
семью.
   - Чепуха! - фыркнула  Дженни.  -  Мне  просто  надоело  вязать  платки  и
вышивать салфеточки. И что может быть скандального в юбках-брюках? Я  видела
такие же из шерсти и парусины на техасских женщинах. Это  очень  удобно  для
верховой езды. Что касается суфражисток, то я восхищаюсь ими. Женщины должны
обладать большей свободой и независимостью. И уж конечно, они  должны  иметь
право голосовать на выборах.
   - В Вайоминге женщины имеют право голоса, - сказал Сет.
   - Правда? А как они этого добились?
   - Сказался, думаю, дух пионеров-первопроходцев.  А  может  быть,  мужчины
испугались, что женщины уедут оттуда, если им не  дать  избирательных  прав.
Трудно увлечь женщин дальше на Запад и еще труднее удержать их  на  границе,
если у них самих нет для этого стимулов. И все же на Западе до сих пор  мало
женщин. Неудивительно, что мисс Ли собирает каждый раз полный зал, а  мистер
Стил приезжает в салун с ранчо Дюка при первой возможности. Но  несмотря  на
толпы поклонников, она, похоже, однолюбка, и это не слишком  радует  старину
Салли Фосса, который сам не прочь приударить за ней.

Глава 10

   Гарнет считала почтальонов настоящими героями Запада. Доставка почты  два
раза в неделю являлась наиболее радостным событием в Лонгорн Джанкшин.
   Несколько недель она напрасно выбегала на крыльцо, заслышав бешеный  стук
копыт,  пока  наконец  не  была  вознаграждена  сразу  двумя   письмами   из
Коннектикута. Пока Дженни читала полученное послание Сету,  Гарнет  пошла  в
спальню и открыла свое письмо. Сломав восковую  печать  на  тонком  конверте
цвета слоновой кости, она погрузилась в чтение девяти страничек,  исписанных
знакомым каллиграфическим почерком:
   "Дорогая дочка, в этот воскресный день, когда нам так одиноко, я  взялась
за перо, чтобы сообщить вам, как сильно твой отец и  я  скучаем  по  тебе  и
Дженнифер. Мы горячо надеемся, что последний отрезок вашего  путешествия,  к
счастью, обошелся без приключений.
   Через несколько часов после вашего отъезда неясные сомнения и страх стали
терзать нас.
   Затем пришли новости о той ужасной катастрофе на  Миссисипи.  Как  же  мы
были счастливы, когда из вашей телеграммы узнали, что вы спаслись!
   Мы понимаем, что вы пережили  ужасное  потрясение,  но,  пожалуйста,  как
только почувствуете себя лучше, сообщите нам побольше подробностей.
   Дженни написала, что вас спас благородный молодой  человек  из  Луизианы,
которого мы очень хотели бы отблагодарить.  Не  знаешь  ли  ты  его  адреса?
Надеемся, почтовое  сообщение  между  Севером  и  Югом  скоро  наладится,  и
корреспонденция будет доходить проще и быстрее..."
   Гарнет пробежала взглядом мелко исписанные страницы,  а  затем  принялась
медленно перечитывать их, боясь что-нибудь пропустить. Ни одного  упоминания
о Дени...
   Гарнет присела на край узкой кровати, некогда принадлежавшей ее  покойное
кузине, которую она никогда не видела и  которая,  как  она  считала,  стала
жертвой этого "целительного" климата, и погрузилась в грустные  размышления.
Что может быть лучше длинного, подробного письма из дома?
   Элеонора в красках расписывала погоду  в  Авалоне,  содержание  церковной
проповеди и расспросы соседей о жизни Гарнет и Дженнифер в Техасе.
   Гарнет снова взяла письмо:
   "Папа передает тебе привет, моя дорогая. Он в восторге от прекрасных книг
и манускриптов, подаренных вашим спасителем из Луизианы. Знаешь, в последнее
время он очень много времени проводит на  фабрике,  поскольку  возобновились
поставки хлопка с Юга.
   Надеюсь, у вас там есть приличный портной, так как я решила прислать  вам
несколько симпатичных отрезов на платья и  журналы  с  последними  моделями.
Ободки все еще в моде, хотя и не такие широкие.  Зато  по  три  нижние  юбки
теперь уже никто не носит ни в Париже, ни в Нью-Йорке.  Шляпки  же  украшают
одновременно и цветами, и вуалью".
   Гарнет улыбнулась, читая это место, а потом подумала с  досадой,  что  во
всем Лонгорн Джанкшин  подобные  сведения  могли  бы  заинтересован.,  кроме
Дженни, одну только мисс Ли.
   Артисточка уже два раза ездила В Сан-Антонио, обновляя  свои  туалеты.  С
заряженным револьвером в руке она сама  правила  взятым  напрокат  экипажем,
отказавшись воспользоваться роскошным выездом Салли Фосса.
   Она оставалась по-прежнему верной Бранту, приезжавшему к ней с ранчо Дюка
каждую субботу Благодаря своему опыту ведения  скотоводческого  хозяйства  и
знанию бухгалтерии он получил должность управляющего ранчо.
   Гарнет старалась избегать встреч с Брантом,  когда  он  заходил  в  лавку
делать покупки или просто засвидетельствовать свое  почтение.  В  ковбойском
наряде он выглядел очень привлекательно и мог стрелять и  ездить  верхом  не
хуже самых отчаянных парней. Загар на его лице стал еще темнее, а возле глаз
образовались расходящиеся  лучиками  морщинки,  так  как  он  много  времени
проводил на солнце.
   Гарнет непроизвольно прижала письмо к груди. Ее охватила острая тоска  по
дому. Вместо бескрайнего моря сухой травы, расстилавшегося  под  окнами,  ей
захотелось увидеть голубые волны океана, омывающие Лонг Айленд.
   Глупенькая девочка, сколь многое в этой  жизни  она  считала  само  собой
разумеющимся! Например, возможность все время видеть любимое лицо  матери  с
его  тонкими  чертами  в  обрамлении  роскошных  пепельно-серых  волос.  Или
коренастую фигуру отца, его огненно-рыжую бороду и  густую  шевелюру.  Боже,
как они далеко! Увидит ли она когда-нибудь снова своих родителей, их  уютный
белый дом колониальной постройки и  великолепный  сад?  Она  соскучилась  по
старинной обстановке и даже по мягкому креслу в  закрытой  лоджии  гостиной,
где девочкой провела сколько времени, читая или наблюдая за падающим снегом.
   Странички письма задрожали в ее руках,  как  листья  на  осине.  Элеонора
преднамеренно ничего не сообщала о памятнике погибшим в  Гражданской  войне,
но Гарнет  знала,  что  его  сооружение  скоро  завершится  и  на  гранитном
постаменте  будут  начертаны  имена  павших  героев.  Им   будет   посвящена
торжественная церемония, и ежегодно  будут  воздаваться  посмертные  почести
и.., о Боже! Не лишит ли она Дениса Роберта Лейна  заслуженной  славы  из-за
своего  ничем  не  обоснованного  упрямства?  Нет!  Она   же   не   получала
официального извещения о его смерти. Ужасно было бы  похоронить  его,  когда
он, может быть, и не умер.
   Гарнет не слышала, как Дженни вошла в комнату, и вздрогнула,  услышав  ее
голос:
   - Ах, какое у тебя замечательное  длинное  письмо!  Мне  надо,  наверное,
обидеться, ведь для меня прислали послание гораздо  короче.  Не  хочешь  его
прочесть?
   - Не сейчас, тетушка. Я прочту твое письмо завтра или послезавтра,  тогда
время до получения следующего не  покажется  таким  длинным.  Но  ты  можешь
прочитать мое.
   - Нет, я сделаю так же. Всегда надо иметь что-нибудь на дождливый  денек,
и хорошо, когда это - письмо из дома. Ты умная девочка, Гарнет, и я  считаю,
способна здраво мыслить.
   - Идти на компромисс, тетя Джен. Уверена, когда  вернемся,  жизнь  должна
стать сплошным компромиссом. И будет наполнена самоотречением.
   Дженни постаралась отвлечь ее от унылых мыслей:
   - Угадай, кто сегодня должен приехать?
   - Ваш герой-мятежник, конечно, кто же еще. Ведь сегодня суббота.
   - Ты не должна ставить ему в вину  его  южное  происхождение,  Гарнет.  Я
уверена, он поступал  так,  как  считал  правильным,  ведь  и  наши  мужчины
действовали в соответствии со своими убеждениями.
   - Слишком рационально, тетя.
   - Увидишься с ним, если он зайдет?
   - Нет. Что-то я сегодня неважно себя чувствую, - сказала Гарнет тоном, не
допускающим возражений.
   - А выглядишь ты неплохо. И цвет лица свежий, и поправилась  ты  на  фунт
или даже два.
   - Да уж на мясе и картошке...  И  молоко  от  джерсийской  коровы  миссис
Мэйсон скорее похоже на сливки.
   - Точно. Из него получаются замечательные масло и сыр. Я  как  раз  утром
взбила свеженького масла. Мы будем на ленч мазать им горячий хлеб, а  сверху
- еще вишневый джем от мистера Слэттери. А потом ты сможешь вздремнуть.
   - Есть и спать, спать и есть, - недовольно фыркнула Гарнет. - Вот уж если
от чего я тут умру, так это от скуки!
   - Но ты в этом сама виновата. Мистер Стил смог бы внести  разнообразие  в
твое существование, если ты позволишь ему бывать у нас.
   - Очень мне нужно его видеть, - нервно пробормотала Гарнет.
   - Брант сказал Сету, что Дюки  скоро  устроят  праздник.  Приглашено  все
графство. Гарнет нахмурилась.
   - Это значит, что на глазах у всех леди в красном повиснет  у  Бранта  на
одной руке, а обезьяна - на другой.
   - Ах, Гарнет, ты просто невыносима. Да ведь все изменилось бы, прояви  ты
к нему хоть малейший интерес.
   - Но он мне совсем не интересен.
   - Это ты просто вбила себе в голову, дорогая, и поэтому-то ты так одинока
и несчастна, - парировала тетя и вздохнула. Кажется, она сказала лишнее.  Не
нужно было затрагивать эту тему, зная, как  племянница  реагирует  на  такие
разговоры.

Глава 11

   Доктор Берт Уорнер приехал в Техас  сразу  после  окончания  медицинского
колледжа в Бостоне. Первыми его пациентами стали те двадцать четыре семьи, с
которыми он двигался в фургонах на Запад. Лихорадка и понос, переломы,  раны
от индейских стрел и даже роды - одним словом, работы  ему  хватало.  За  те
долгие годы, что он провел в Техасе, он нес службу в нескольких фортах и  на
аванпостах, а в одном из фортов познакомился с дочерью коменданта и  женился
на ней.
   Милдред  Кэйд  было  тогда  лишь  шестнадцать  -  девочка,   еще   только
собиравшаяся стать женщиной, к тому же весьма хрупкого сложения. У нее  была
почти плоская грудь и узкие бедра,  но,  как  часто  случается  с  женщинами
подобного типа, она быстро забеременела. Эта  беременность  огорчила  Берта,
так как он понимал, чем она грозит Милдред. Он старался сдержать вес  плода,
посадив Милдред на строгую диету.  Однако  ребенок  поглощал  все,  что  она
съедала, и быстро рос, сильно деформировав ее фигуру. Глядя на  жену,  очень
плохо переносившую беременность, Берт чувствовал себя  похотливой  скотиной,
изнасиловавшей беспомощную маленькую девочку. По мере приближения родов лицо
Милдред становилось все более бледным и осунувшимся, а в  ее  больших  карих
глазах застыли тоска и ужас.
   Когда роды начались и Берт понял, что обычным путем ей не разрешиться, он
начал думать о кесаревом сечении. Но беда была в том,  что  ему  никогда  не
приходилось делать подобной операции и он  даже  не  видел,  как  ее  делают
другие. Берт испугался, что Милдред умрет у него  под  скальпелем.  Пришлось
прибегнуть к помощи инструментов. Однако плод не желал покинуть лоно матери,
и его удаление грозило разрывами и  обильным  кровотечением.  Расширитель  и
щипцы оказались бесполезными. Берт принялся помогать ей руками. Прошел день,
и прошла ночь. Наконец последние силы, и так истаявшие за  прошедшие  девять
месяцев, совсем  покинули  ее.  Милдред  умерла  от  физического  истощения,
ребенок задохнулся внутри нее.
   В столярной мастерской форта  солдаты  сделали  специальный  гроб,  чтобы
скрыть деформацию ее фигуры, поскольку Берт отказался резать тело и  удалять
мертвого ребенка. Ее похоронили на военном кладбище, и в течение последующей
недели безутешный супруг проводил все ночи  на  ее  могиле.  Он  безжалостно
корил себя за случившееся, объявил, что не способен быть врачом, и  уволился
с армейской службы.
   Проскитавшись бесцельно несколько лет, Берт осел в  Лонгорн  Джанкшин.  И
сколько бы родов он потом ни принял, сколько болезней  ни  исцелил,  сколько
переломов ни вылечил и ни спас жизней после змеиных укусов, бычьих  рогов  и
конских копыт, он не мог простить себе той самой дорогой жизни,  которую  не
сумел уберечь. Ничто не могло изгладить этот ужасный случай из его памяти  и
избавить от чувства непроходящей вины.
   И все же Берт Уорнер счел  себя  специалистом  лучше  того  доктора,  что
послал юную Гарнет Лейн в Техас. У нее нет  никакой  чахотки.  Ему  даже  не
потребовалось изучать ее легкие, чтобы убедиться  в  этом.  Врачу  в  данном
случае нечего здесь было делать.
   Доктора Уорнера очень интересовала Гарнет, и он напрямик  спросил  о  ней
Бранта Стила, поскольку тот имел возможность общаться с девушкой  в  течение
некоторого времени после гибели парохода.
   - Прекрасная девушка, - ответил тот.
   - И все?
   - Она замужем, доктор, или, по крайней мере, думает так.
   - Что вы имеете в виду?
   - Да ладно, док. Вы же наверняка слышали ее историю от Сета Траверса  или
от кого-нибудь еще.
   Берт кивнул:
   - Да, слышал. Семья миссис Лейн считает, что ее  муж  погиб,  но  девочка
этому не верит. Она хорошенькая, не так ли? Хотя и  очень  хрупкая  на  вид.
Напоминает мне мою жену Милдред, ведь история моей жизни здесь  тоже  хорошо
известна.
   - И та и другая истории печальны, - мягко сказал  Брайт.  -  Вы  думаете,
миссис Лейн больна, док?
   - Нет, врач ей не нужен. Осмелюсь сказать, что ее нездоровье имеет скорее
психологические причины, чем  физические.  Нужен  хороший  молодой  человек,
чтобы излечить ее, - я вовсе не имею в  виду  доктора.  Может  быть,  вы  бы
вполне подо