Лучше бы из автомата стреляли почаще, а то пальнем из него всего-то раза два
в месяц - разве это дело? Все машем автоматом, все машем - будто патронов  к
нему нет. Время-то идет - не в средние века живем  -  неужто  в  современной
войне может случиться рукопашная схватка?
   На тактических занятиях сержанты любили немного  поразвлечься,  заставляя
своих курков поиграть в "войнушку". Обычно это происходит так: заметив,  что
рядом в лесочке расположился  на  отдых  соседний  взвод,  а  командует  там
сержант младше его призывом, наш сержант ставит боевую задачу:
   - Вон вражеский отряд. Приказываю: незаметно  приблизиться,  атаковать  и
обезвредить условного противника. Командира взять в плен и принести сюда.
   Мы устремляемся вперед: на открытой местности ползем  по-пластунски,  где
кустики и  деревца  -  движемся  короткими  перебежками.  Тихо  подкравшись,
налетаем  на  "врага".  Первые  секунды,  пока  неприятель  ошеломлен  и   в
растерянности, успеваем нескольких  скрутить.  Но  потом  "вражеские"  курки
приходят в себя и начинается схватка, которая переходит в обычную драку: кто
изо всех сил отбивается палкой, кто автоматом, кто ремнем.  Тут  уже  не  до
приемов боевого каратэ, и не  до  устрашающих  движений  и  выкриков:  самый
обычный  махач  кулаками  со  всего  размаху,  да  удары  сапогами.   Воздух
сотрясается от  мата  и  угроз.  В  конечном  итоге  все  решает  количество
участников - кого оказалось больше, за тем и победа. Каждый раз при подобных
проверках умения  вести  рукопашный  бой  обязательно  кому-нибудь  в  кровь
изобьют лицо, и некоторые потом ходят с фингалами под глазами.
   Вообще драки между курсантами были  не  редкостью.  Если  возникло  какое
недоразумение и взаимные угрозы не привели к мирному разрешению, то сразу же
руками и ногами приступают к выяснению другого вопроса - кто из них сильнее.
В пылу поединка, налетая друг на друга петухами,  они  начисто  забывают  об
"искусстве" рукопашного боя. Тут не увидеть четких  фиксированных  ударов  и
классических поз из боевого каратэ. В реальной драке такие финты не проходят
- кто пытается действовать "по науке", того сразу собьют простым  ударом  со
всего маха. Исход поединка, как правило, предрешен в пользу  более  тяжелого
бойца.
   Одному курсанту эта страсть - научиться драться  по-настоящему  -  стоила
жизни.  Во  время  отработки  приемов  самбо  он  решил  опробовать   навыки
по-боевому и дал своему товарищу вместо деревянного ножа настоящий штык-нож.
Но в очередной попытке он не успел перехватить  руку,  и  нож  вошел  ему  в
сердце.
   Вскоре состоялись похороны. Hа плацу построили  полк,  и  замполит  полка
произнес короткую речь. Потом все курсанты по одному, сняв с  головы  берет,
молча,  со  скорбным  видом  проходили-прощались  мимо  гроба,  стоящего  на
табуретках. Покойный был одет в парадку.  Его  бледное,  юношеское  лицо  не
вызывало у меня ровно никаких чувств. Мне было абсолютно все равно,  что  он
мертвый, что он погиб так и не вкусив толком жизни. Зато то  обстоятельство,
что я стою на плацу и отдыхаю от беготни - только радовало.
   Рядом со своим погибшим сыном стояли его родители: мать, одетая в  черное
траурное платье, и отец. Они не плакали, а лишь с отрешенным видом  смотрели
на происходящее.
   Когда  прощание  закончилось,  родители  отправились  домой,  чтобы   там
похоронить сына. Жизнь в учебке вошла в обычное русло.
   ...Где мы действительно налегали, так это в изучении уставов  гарнизонной
и караульной службы. Обязанности солдата, дневального и караульного на посту
зубрили наизусть, как стихотворение. Тут не допускалось никаких  неточностей
- если оговорился или даже произнес не тот предлог, что написан в  уставе  -
прерывали на полуслове и приходилось зубрить по-новой.
   Особое место в учебе занимала идеологическая подготовка:  целые  тетрадки
исписывали, конспектируя бессмертные труды классиков  марксизма-ленинизма  и
материалы последнего Съезда КПСС. Хорошо еще,  что  твердых  знаний  тут  не
требовали, а только наличие необходимого объема страниц конспектов.
   Мы - операторы-наводчики - проходили теоретическую подготовку  в  учебном
классе, где находилась учебная башня от БМД. Здесь шло изучение огневой мощи
БМД:  тренировались   как   правильно   подготовить   и   установить   ПТУРС
(противотанковый управляемый  реактивный  снаряд),  как  заряжать  орудие  и
наводить на цель, как пользоваться различными приборами.
   Как-то   офицер,   ведущий   занятия,   откровенно    поделился    своими
соображениями:
   - Если доведется воевать, то все вы - смертники! В  современном  бою  БМД
живет не больше двадцати минут. БМД  абсолютно  беспомощна:  броня  защищает
только от пуль  и  осколков,  даже  крупнокалиберный  пулемет  прошивает  ее
насквозь. Она сделана из такого материала, что сгорает  за  какие-то  минуты
полностью. Короче - консервная банка или алюминиевый гроб на семерых!.. А  у
буржуев?! - офицер аж скривил лицо. - Там, бля-я! Танки с лазерным  прицелом
и автоматической системой наведения  -  бьет  без  промаха!  Если  по  танку
промахнулся, то максимум что успеешь - перезарядить и пальнуть  второй  раз.
Потом открывай люк, выскакивай,  бегом  десять-пятнадцать  шагов,  падай  на
землю и прикрывай голову руками! Успел - значит спасся!  А  вашей  БМДшке  к
тому времени - уже конец!
   Для отработки навыков управления  ПТУРСом  операторы-наводчики  ходили  в
специально оборудованный класс, единственный на всю часть. Там на столе  был
установлен тренажер, похожий на большой осциллограф.  Операторы  по  очереди
садились за пульт  тренажера  -  ручку  управления  ПТУРСом  -  и,  управляя
движением точки  на  экране,  пытались  попасть  в  вытянутый  горизонтально
кругляшек,  условно  имитирующий  танк.  Рядом  сидел  сержант-наставник   с
большущей отверткой в руке. Тому, кто упорно не попадал  в  "танк",  сержант
по-деловому бил рукояткой отвертки по лысой голове:
   - Меться лучше, ...тебя в рот! Стреляй еще!
   Поскольку тренажер был один, а курков - сотни, то каждый  тренировался  в
общей сложности не более часа. Соответственно, никакой  уверенности  в  том,
что настоящий боевой снаряд попадет в цель, у меня не было.
   Раза три в неделю проводились стрельбы  на  полигоне.  Ночью  по  тревоге
подъем. Берем с собой курсовые  пулеметы,  муляжи-снаряды,  какие-то  ящики.
Загрузившись, идем колонной по лесной дороге на полигон, до которого  пилить
километров семь.  Временами  сержанты  устраивали  пробежки.  Когда  сержант
почувствует, что немного запыхался, то переходит на шаг и командует:
   - Гусиным шагом, марш! - мы закладываем руки за  голову  и  пока  сержант
переводит дух продвигаемся на корточках. Восстановив дыхание, он командует:
   - Бегом, марш! - взвод побежал. По  правой  стороне  дороги  приближается
полоса грязи. Мы уже наперед, по опыту знаем, что стоит взводу поравняться с
ней, как прозвучит команда:
   - Вспышка слева! - мы бросаемся в эту грязь, прикрывая руками  голову  от
воображаемого ядерного взрыва. Кто неправильно  выполнил  команду  -  сделал
лишний шаг, чтобы перескочить грязь, того сержант пинком направит  вернуться
назад - в то место, где он еще успел бы спастись  от  "взрыва".  После  чего
командует:
   - Отставить! Бегом, марш!
   Колонна, подгоняемая сержантом, бежит дальше по грунтовой дороге.
   - Не растягиваться! Шевелите яйцами!
   В тот самый момент,  когда  колонна,  продолжая  движение,  спустилась  в
низину с лужей, сержант кричит:
   - Воздух! - все как подкошенные валятся на землю. Кто-то попал в эту лужу
и обдал грязью других. Снова подается команда:
   - Отставить! Бегом, марш!
   В своем пути колонна пересекает  песчаную  пустыньку.  Она  была  шириной
километра два и изматывает основательно. Сапоги, не  находя  твердой  опоры,
утопают в песке, оставляя в нем последние силы. Потом путь  пролегает  через
две взлетно-посадочные полосы, и ноги после песка  просто  отдыхают.  Вконец
измотанные, добираемся до полигона. Рота повзводно выстраивается  фронтом  к
стрельбищу. Начинаются стрельбы.
   Поочередно экипажи из двух  человек  -  оператор  и  другой  оператор  за
командира - выходят  из  строя  и,  получив  в  пункте  боепитания  ленту  с
патронами и два снаряда-выстрела, подходят к огневому рубежу.
   - По машинам! - экипажи занимают места в БМДшках.
   Получив по рации из диспетчерского пункта команду:  "К  бою!",  операторы
закладывают  ленту  с  патронами  в  пулемет,  опускают   ствол   орудия   и
докладывают:
   - Первый к бою готов!
   - Второй к бою готов!
   - Третий к бою готов!
   Приняв от всех экипажей рапорта готовности, диспетчер командует:
   - Огонь!
   Из разных мест появляются  фанерные  мишени  с  лампочками,  имитирующими
стрельбу автоматчиков. Операторы поливают мишени огнем из  пулеметов.  Потом
появляются большие мишени танков.  Грохают  залпы.  Главное  -  надо  успеть
выполнить норму - произвести два выстрела.
   Отстрелявшись, экипажи покидают свои боевые машины, уступая их следующим,
и бегут сдавать пустые пулеметные  ленты  и  гильзы  от  выстрелов  в  пункт
боепитания.
   Сержант, выдающий патроны и выстрелы, не скрывал своей радости, когда ему
обратно  приносили  неотстреленные  боеприпасы.  Hеотстреленную   ленту   он
складывает пополам:
   - В позу десантника, становись! - и с маху резанет этой лентой по  задней
части воина. А если кто возвращался с целым выстрелом (каждый почти  метр  в
длину и довольно увесистый), то немедленно получал этим же  выстрелом  вдоль
хребта.
   Как-то раз все стреляют, а одна машина молчит. Лейтенант Жарков по  рации
раздраженно спрашивает:
   - Второй! В чем дело? Почему не стреляешь?
   - Я второй. У  меня  сетки  нет.  (Для  ночной  стрельбы  надо  тумблером
включить подсветку сетки прицела.)
   Жарков выбегает из  командного  пункта,  чтобы  помочь  курсанту  быстрее
разобраться с оборудованием. Он с ходу заскакивает на башню БМД  и,  откинув
люк, сверху несколько раз долбит наводчика  сапогом  по  голове.  Тот  сразу
перебирает все тумблеры.
   - Ну, как? Есть сетка?
   - Все! Все! Есть!
   - Давай стреляй! - Жарков спрыгивает с башни и направляется к Сакенову:
   - Разбирайся с отделением. Нихрена  не  знают.  Даже  сетку  включить  не
могут.
   - Есть!
   Тут же строят все отделение. Дело было осенью, ночью подмораживало.
   - К бою! - отделение упало на землю. - По-пластунски, вперед марш! Искать
сетку! - курки поползли по грязной  земле,  по  рытвинам,  прямо  по  лужам,
разгоняя в них льдинки. Время от времени сержант интересовался:
   - Нашли сетку?
   - Никак нет! Не нашли!
   - Искать дальше!  Должна  быть.  Вон,  посмотрите  вокруг  БМД,  -  курки
поползли к БМД. Обшарили под ней все вокруг гусениц.
   - Ну, как? Нашли?
   - Никак нет, не нашли.
   - Смотреть внимательней! Будете искать, пока не найдете!
   Так  провинившееся  отделение  гоняли  больше  часа,  пока  стрельбы   ни
закончились, и рота отправилась в казарму.
 
   НАРЯДЫ
   Помимо военной подготовки солдат еще обязан выполнять множество различных
работ по поддержанию внутреннего порядка в части, или,  выражаясь  армейским
термином - заступать в наряд. Уж чего-чего, а нарядов не любили все курсанты
без исключения и особенно наряд по роте.
   В наряд по роте заступают трое дневальных и  дежурный.  Дневальные  -  из
числа курсантов, чья подошла  очередь  или  провинившиеся  внеочередники,  а
дежурный - сержант, обычно из числа молодых. В нашем взводе это был  Стрепко
- вчерашний курок. Иногда дежурил Шлапаков, а  Сакенов,  как  дед,  в  наряд
заступал всего несколько раз - свое он уже отходил.
   Работы  в  расположении  роты  хватало  всегда,  и  заступившие  в  наряд
дневальные трудятся целые сутки напролет: моют в казарме  пол,  прибирают  в
хозяйственной комнате, до блеска драят умывальники и  конечно  же  -  сортир
(если до того с ними не разобрались провинившиеся),  и  еще  многое,  многое
другое. Как наряд принимают, так и вертятся все  двадцать  четыре  часа  как
белка в колесе. Поспать дневальным удавалось  обычно  меньше  часа.  Однажды
даже делили сорок минут на троих. Ложишься, крепко поспишь десять-двенадцать
минут - и снова за работу. Глаза от недосыпа режет, голова раскалывается.
   Как-то раз дневалил курсант из нашего взвода  Шура  Бойченко.  Ему  "было
доверено" привести в порядок ротный туалет.  Шура  спокойно  и  обстоятельно
приступил к выполнению. Дело для него было  не  хитрое,  да  и  не  новое  -
главное не лодырничать. В опытных руках десантника, к  тому  же  вооруженных
палкой, на конце которой крепилась тряпка, работа  спорилась.  Ловко  орудуя
этой палкой, словно шомполом при чистке орудия, с той лишь разницей, что  не
в горизонтальном направлении,  а  в  вертикальном,  он  быстро  расправлялся
кабинка за кабинкой. Но в одной  злополучной  кабинке  все  дело  неожиданно
застопорилось: сколько он ни пытался пробить забитое  "очко"  -  бесполезно.
Пихает палку, пихает - весь  вспотел  от  усердия,  а  там  только  хлюпает,
брызжется, но  упорно  не  уходит.  А  уже  поджимает  время  докладывать  о
выполнении задания. Надо торопиться! Тут Шура окончательно  вышел  из  себя.
Слетал вниз в подвал и через минуту вернулся уже с ломом наперевес. Долбанул
несколько раз - и удача! С хорошим всасывающим звуком все куда-то  втянулось
и ушло. Шура быстро смыл остатки водой и уже было завершил работу, как к нам
в расположение ворвался возбужденный сержант - дежурный по пятой  роте  (она
располагалась как раз под нами, этажом ниже):
   - Вы что тут, совсем охренели?  Пробили  дыру  в  потолке  и  все  говном
залили! Идите к нам и все убирайте!
   Однако  дежуривший  по  нашей  роте  сержант  был  призывом  старше  того
сержанта, и он коротко, но мудро рассудил:
   - Пошел ты нах..! Говно у вас - вот вам и убирать!
   Дежурный по пятой  спорить  с  ним  не  стал  и  поспешил  обратно  вниз,
разряжать эмоции на своих дневальных.
   Даже в этой сложной ситуации  Шура  не  растерялся  -  взял  и  заколотил
проклятую кабинку гвоздями и таким образом наряд благополучно сдал.
   Кроме наряда  по  роте  девять  рот  полка  и  рота  разведки  поочередно
заступали в наряд по полку: кухня, уборка в учебных классах, в штабе  полка,
спортивном зале и еще караул по охране различных объектов, короче  -  работа
везде в хозяйстве части.
   Самым сачковым считалось попасть в  караул.  В  карауле  только  стоят  у
объектов с автоматами и по сторонам поглядывают. Автомат доверяли не каждому
-  только  самым  достойным,  тем,   кто   больше   приглянулся   сержантам.
Соответственно, я туда ни разу не попал, зато меня  всегда  распределяли  на
кухню.
   Наряды  по  кухне  были  особенно  напряженными,  поэтому  все  старались
придерживаться обратного правила: "поближе к начальству, подальше от кухни".
Сюда требовалось человек  сорок.  Тут  мы  не  просто  бегали,  а  буквально
"летали" туда-сюда - ведь недаром десант еще называют "крылатой гвардией". С
самого утра мытье посуды, протирка столов, "принеси то - отнеси это". И надо
не просто выполнить, а все сделать бегом, на пределе возможного. И так целые
сутки. Благо за всеми неусыпно следит дежурный по столовой сержант,  который
постоянно помогает куркам преодолевать их врожденную лень и неохоту.  Обычно
сразу после наряда по кухне пять-шесть  курков,  с  распухшими  и  затекшими
синевой ногами, прихрамывая, ковыляют в полковой медпункт.
   Но даже на кухне было самое проклятое место - это варочная: мрак  сколько
работы и летаешь все сутки без передышки. Тут  всем  заправляли  чрезвычайно
требовательные  и  строгие   повара-десантники.   Зачастую   повара   давали
попробовать вкус кулака еще задолго до того, как совершится проступок. И  их
понять можно - работы в варочной навалом, каждый раз отрываться, чтобы  дать
ускорение - время терять, лучше подкинуть всем наперед, за все будущие грехи
сразу.
   Четырех курков, заступающих в наряд  по  варочной,  повара  первым  делом
выстраивают в ряд и проводят короткий инструктаж:
   - Работы здесь - х..ева куча: котлы чистить, полы мыть, кафель на  стенах
протирать - все должны делать без напоминаний! Шланговать будет некогда! Что
скажем: нарезать, перемешать, почистить - исполнять надо  быстро!  Сказал  -
уже улетел! Чтоб мы не видели, как вы  перекуриваете  или  стоите  без  дел.
Боевую задачу уяснили?
   И если курки недостаточно энергично отвечают: "Так точно! Уяснили!" - или
пытались шутить, как то случилось, когда наши  заступили  в  наряд  в  самый
первый раз, повара тут же кулаками и пинками настраивают их на деловой  лад.
Сразу  становилось  очевидным,  что  повара  терпеть  не  могут,  когда   им
возражают. И мы, чтобы понапрасну их не волновать, уже и не  заикались,  что
офицер  на  разводе  строго-настрого  запрещал  нам   помогать   поварам   в
приготовлении пищи: ни резать,  ни  чистить  продукты  -  а  только  убирать
помещение.
   Самый пик нагрузок приходился на время приема  пищи  -  мы  еле  успевали
делить и раздавать порции взводным. А когда солдаты, набив желудки,  уходят,
начинается уборка и подготовка к следующему приему пищи. Все это, опять  же,
происходит в бешеном темпе.
   Как-то  навожу  порядок  в  варочном  туалете,  как   подлетевший   повар
командует:
   - Бросай тряпку! Марш рис промывать! Быстро!
   На секунду я замешкался:
   - Щас, только руки схожу помою.
   Лицо повара перекосилось:
   - Ты что, глухой? Или повторить надо?!
   На ходу закатав рукава, я бросился к чану и начал руками, которыми только
что убирал отхожее место, перемешивать в воде рис. После этого я мог  вполне
грамотно объяснить, почему иной раз пища отдавала чем-то нехорошим.
   Был случай, когда мы пили чай и не могли разобрать - отчего у него  такой
странный "аромат"? Верный ответ был найден  на  дне  котла,  когда  все  уже
насладились чаепитием - вычерпав все, там обнаружили самую  обычную  половую
тряпку.
   Утонченных гурманов среди рядового состава быть не могло. С  аппетитом  и
вкусно офицеры кушали дома или в отдельной офицерской столовой. Нас  же,  не
припомню,  чтобы  баловали  апельсинами  или  рыжиками  в  сметане.  Большие
физические нагрузки приучали  солдат  поглощать  любую  пищу  независимо  от
вкусовых качеств - лишь бы ее было побольше.
   В одной из комнат варочной - в мясной -  на  крюках  висели  замороженные
коровьи и свиные туши. Их снимали, рубили на части, и на цинковом столе мясо
резали на куски. Разделать несколько туш - дело долгое, поэтому часто повара
просто запирали в мясной комнате двух-трех  курков,  взятых  на  подмогу  из
зала, на всю ночь, а ключи уносили с собой. В мясной было так  холодно,  что
приходилось работать вовсю, чтобы хоть как-то согреться. Всю  ночь  напролет
из-за закрытых дверей доносились стук топора и лязг ножей. А  под  утро  они
начинали колотить сапогами в дверь:
   - Откройте! Мы все сделали!.. Замерзли, сил нет! Открывайте!!
   Так однажды они ломились и кричали часа два,  пока  не  подошел  повар  с
ключами и ни выпустил их из холодного заточения.
 
   СВИНАРНИК
   Как это ни странно, но единственный день  в  учебке,  о  котором  у  меня
сохранились добрые воспоминания, был  связан  именно  с  нарядом  по  кухне.
Точнее, при распределении кухонных работ меня направили на подмогу полковому
свинарю. Поначалу, полагая, что там меня ждет самая неблагодарная работа,  я
было встрепенулся:
   - А почему меня? - к тому же я знал, что  сержанты,  бывало,  подопьют  и
идут "п..дить свинаря". Для них это мероприятие  считалось  почетным  делом.
Стало быть, так заодно и мне могло "прилететь".
   - Молчать! Делай что приказывают!  Вон  стоит  свинарь.  Марш  к  нему  в
распоряжение! Бегом!
   - Есть! - и я помчался к полковому  свинарю  -  постоянно  работающему  в
свинарнике десантнику. Он оказался спокойным и дружески настроенным  парнем.
Вдвоем мы подтащили и загрузили на