Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
Сергей Бояркин.
Солдаты Афганской войны. (Интернет-вариант?).
Документальное свидетельство участника ввода войск в Афганистан,
воспоминания о жестоких нравах, царивших в солдатской среде
воздушно-десантных войск.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СОЛДАТАМИ СТАНОВЯТСЯ
Служба в армии - является в СССР
священным долгом и почетной обязанностью.
(Из Конституции СССР)
ХОЧУ БЫТЬ ДЕСАНТНИКОМ!
Будь проклят тот день, когда хирург,
постучав по моей впалой груди, сказал: "ГОДЕН!".
(Из альбома солдата)
Полным ходом шел майский призыв 1979 года. Комиссия военкомата по
распределению призывников работала бойко. И вот, после прохождения всех
врачей, подошла моя очередь войти в этот последний кабинет. Волнуясь, словно
именно сейчас в моей судьбе может произойти нечто поворотное, я предстал
перед комиссией как и все прочие - в одних лишь трусах.
За сдвинутыми в ряд столами, на которых стопками лежали папки с делами
призывников, сидело пять человек. Настроение у всех было приподнятое.
Сидящий в центре подполковник - председатель комиссии - с улыбкой оценил мои
мощи и, полистав папку с заключениями медиков, сказал:
- Это хорошо, что ты невысокий - в танке тесно не будет.
- Уловил? Танк тебе доверяем! - поддержал веселый тон начальника другой
член комиссии.
- А может, парень о Морфлоте всю жизнь мечтал. Кстати, в подлодке тоже
компактные требуются.
От последней шутки мне стало как-то не по себе: на флоте пришлось бы
служить не два, а три года. Столь мрачная перспектива подтолкнула меня
действовать более решительно и, собравшись с духом, я неуверенным голосом
попросил:
- А можно в десант? У меня есть разряд по парашютному спорту, - и передал
подполковнику сложенный пополам листок - мое свидетельство парашютиста. Там
было заполнено всего три строчки, что соответствовало трем выполненным
прыжкам.
С интересом изучив его содержание, председатель остался доволен:
- Это другое дело! - и стал рыться в своих папках, замечая, как бы про
себя. - Кого ни спроси, всем подавай десант, а сами даже на самолете ни разу
не летали!.. А вот на флот - никто не хочет! Перед тобой одного, так еле,
понимаешь, уговорили, - вся комиссия снова дружно заулыбалась и весело
заерзала на стульях. - И что молодежь так море не любит?
В конце концов нужная папка была найдена и, сделав в ней необходимую
пометку, он торжественно заключил:
- Ну, давай! Пятая команда - ВДВ!
Я просиял. О большем я и мечтать не мог. Недавно посмотрев в кинотеатре
фильм о воздушном десанте "В зоне особого внимания", я все еще находился под
его впечатлением: сколько там было армейской романтики и интересных
приключений, выпавших на долю сильных и смелых десантников, и из всех
невероятно сложных ситуаций "голубые береты" всегда выходили победителями,
как и подобает настоящим героям. А чего только стоит крепкая армейская
дружба и взаимовыручка! Фильм вскружил мне голову, и я был счастлив, что моя
мечта сбывалась - скоро и я стану таким же!
Пока заполняли боевую повестку, председатель строго предупредил:
- Кого на сбор приносят под руки - сразу отправляю в вытрезвитель, а
потом гарантирую только стройбат. Имей в виду! И еще - прическу приведи в
порядок. Два миллиметра, не больше! А то зарос, как дьякон - смотреть
противно.
Домой я летел словно на крыльях. Чувство гордости переполняло меня. Я
буду ДЕСАНТНИКОМ! Накачаю мышцы, научусь приемам самбо и каратэ! Форма цвета
хаки, голубой берет - словом, друзья умрут от зависти! На душе стало легко и
свободно. Сразу отступили тягостные мысли, мучившие меня последние месяцы...
А ведь еще совсем недавно, этой зимой, я был студентом-физиком
новосибирского университета. Там, в общежитиях студенческого городка,
окруженных со всех сторон сосновым бором, протекали мои бурные студенческие
дни. Вырвавшись на свободу от опеки родителей и получив тем самым
самостоятельность, я жил новой, интересной, хотя и весьма напряженной
жизнью: днем - лекции и семинары, вечером - самоподготовка и зубрежка. А
субботние дискотеки и шумные вечеринки скрашивали нудную бесконечную учебу.
Как-то раз, проходя мимо доски с разными универовскими объявлениями, я
обратил внимание на отдельный невзрачный лист с примитивно изображенным на
нем парашютом. Hа листе неровными буквами значилось:
Внимание!
Желающие заниматься парашютным
спортом приходите на военную кафедру.
Ниже указывался номер аудитории и время занятий.
- Ага! Это то, что мне и надо! - сразу загорелся я. - Схожу, пощекочу
нервишки!
Hа призыв покорить небо откликнулось человек двадцать. Занятия с нами вел
спортсмен-разрядник по фамилии Рубан. Hа вид ему было лет сорок, и держался
он с нами весьма и весьма раскованно. Первые месяца два, пока шла
теоретическая подготовка, Рубан запугивал нас всякими невероятными случаями
из жизни бердского аэроклуба, где нам предстояло сигануть с парашютом, а
когда начались практические занятия, где отрабатывалась укладка парашюта и
последовательность действий при прыжке, он, не выбирая выражений, поносил
нас за тупость и неумение. Особенно доставалось затесавшимся в секцию
пятерым девушкам: он придирался к самым мелким пустякам и отпускал столь
нетактичные обороты и сравнения, что порой доводил их до слез.
И вот, после прохождения медицинской комиссии и сдачи экзаменов в
областном аэроклубе, группа наконец была допущена до прыжков.
Мы прибыли на бердский спортивный аэродром. Получив и уложив парашюты, мы
долго ждали своей очереди, наблюдая, как куда-то стаями уходят учебные
вертолеты, как в небе беззвучно кружат длиннокрылые аэропланы, как за
летящими на большой высоте самолетами образуются разноцветные бусинки
куполов парашютов - то прыгали спортсмены.
Безусловным лидером и душой коллектива среди нас был Hиколай - высокий и
довольно крепкий парень, уже отслуживший в воздушно-десантных войсках. Он
был года на три старше всех и относился к нам по-взрослому
покровительственно и в то же время как равный. С Hиколаем было весело, и все
к нему тянулись. Он шутя поучал нас жизни и любил вспомнить что-нибудь
интересное из своей армейской службы. Но одна из этих историй меня сильно
обескуражила.
- ...Смотрю - один из только что прибывших, - рассказывал Николай, -
совсем раскис: сидит в сторонке, хлюпает носом. Служба ему, видать, не в
жилу пошла. Сопли развесил, чуть ли не плачет, и к автомату уже примеряется.
Ну, думаю - сейчас еще застрелится! Я к нему подошел, взял у него автомат...
- Подсел рядом, поговорил с ним по душам и успокоил парня, - зная добрый
нрав Hиколая, мысленно продолжил я. Но услышал нечто иное.
- ... взял у него автомат, да как врезал ему хорошенько разика три, чтоб
неповадно было! У него сразу мозги прочистились и больше он таких фокусов не
выкидывал.
- Ничего себе, психолог! - удивился я такому обороту. - Надо же было с
ним как-то поговорить!
- И так сошло! Слова понимают не все, а так оно верней и надежней!
В ожидании и разговорах проходил час за часом. Заметив, что некоторые не
совсем уверены в благополучном исходе дела, Hиколай решил нас подбодрить,
продемонстрировав довольно доходчивый и очень наглядный пример. Он поднял с
земли проволоку, согнул ее в виде плотной синусоиды:
- Смотрите сюда. Вот так уложены стропы. Когда ты летишь вниз, они
расправляются, - он потянул за концы проволоки и, действительно, из
синусоиды она вытянулась в ровную линию. - Видите? Им ничто не мешает! Hу
что может быть проще?! Hе берите в голову - система самая дубовая - тут в
принципе ничего не может произойти!
Наконец подошла наша очередь садиться в самолет. Когда он набрал
километровую высоту, открыли боковую дверь и по команде: "Приготовился!..
Пошел!" - в дверь по одному стали нырять впередистоящие.
И вот уже я стою у края раскрытой двери, где за порогом - ослепительно
белый провал в бездну. Сердце взволнованно колотится. Налетающий страх перед
неизведанным сковывает все тело: "А вдруг не раскроется?! Тогда через
какие-то секунды меня не будет!"
- Приготовился!.. Пошел! - я с силой отталкиваюсь ногой от борта. Мощный
поток воздуха ударяет мне в бок и сносит назад. И почти сразу - тишина,
только доносится затихающее урчание удаляющегося самолета. Еще несколько
секунд мои внутренности находятся словно в подвешенном состоянии, а в голове
только одна мысль: "Когда же? Когда?"
И наконец - динамический удар! Осматриваю купол парашюта: - Все
нормально! - Я улыбаюсь - хочется петь песни.
После успешного приземления мы, счастливые покорители неба, идем по
заснеженному полю и с восторгом наперебой рассказываем друг другу о
пережитых чувствах.
Через день прыгнули еще два раза, а вечером организовали по этому поводу
грандиозное застолье. На том парашютная эпопея и завершилась.
Однако, в то же самое время на моем учебном фронте складывалась
чрезвычайно тревожная обстановка. Науки мне давались с трудом. Бесчисленное
множество сложных формул никак не могли уместиться в моей недостаточно
одаренной голове, где значительное место отводилось мыслям о симпатичных
девушках, которые не имели решительно никакого отношения к точным наукам. И
если раньше в школе я без особого труда и даже с увлечением решал задачки по
математике и физике, то здесь, где в расчетах без конца приходилось
оперировать градиентами, дивергенциями и тензорами, способностей мне явно не
хватало.
В общаговской комнате вместе со мной жил Сергей Смирнов - круглый
отличник, один из лучших студентов среди физиков нашего курса. Я не
переставал удивляться, как он мог за вечер, всего за один присест, не
напрягаясь и даже получая удовольствие, решить целую кучу задач из курсовой
работы, тогда как я после долгих втолковываний с трудом врубался только в
суть постановки задачи. В сравнении с ним я представлял собой жалкий,
умственно неполноценный субъект. И даже честно списав правильное решение, я
отдувался, долго пыхтел, но никак не мог ответить что-нибудь вразумительное
преподавателю, принимающему курсовую работу, стоило ему только ткнуть
пальцем в любую из формул в моей тетрадке и поинтересоваться: "А это откуда
взялось?"
Все полтора года, пока я учился в университете, мое положение как
студента было весьма шаткое. По успеваемости в группе я прочно занимал
последние места, зато всегда числился первым кандидатом на отчисление. Перед
каждой сессией я со страхом загадывал: "Сдам - не сдам?.. Только бы сдать
эту сессию, а дальше обязательно возьмусь за ум и как-нибудь доучусь".
Первую сессию я с трудом, но все же сдал на одни трояки. Вторую сессию
еле-еле перевалил, и то благодаря тому, что на экзаменах заранее метил самые
легкие билеты, заучивал их и, таким образом, на пересдачах с грехом пополам
натягивал на спасительные тройки.
На зимней сессии второго курса свершилось то, что должно было свершиться
так же верно, как и верен первый закон Ньютона: экзамены по всем дисциплинам
я прошел ровно на одном дыхании - завалил все подряд. Этого я боялся, но
отвратить злой рок было не в моих силах. На пересдачах преподаватели,
выслушав мои невнятные ответы на экзаменационные билеты, умело списанные со
шпаргалок, лишь дули щеки, озадаченно водили бровями и, посоветовав
готовиться серьезнее, возвращали мне пустую зачетку. Я уходил весь в печали.
Да, карьера ученого-физика у меня явно не складывалась, и я был отчислен
со второго курса за академическую неуспеваемость как безнадежный.
Родители, узнав о случившемся, были в шоке:
- Ну что, отучился? - убитым голосом спросил отец. - Куда теперь? Ты
подумал? А?.. Позор-то какой! Стыдно будет на работе сказать, - лицо у него
было мрачное и уставшее. - В армию теперь заберут. На два года!.. Все
забудешь, уже ни в какой институт не поступишь... Все друзья к этому времени
будут работать - деньги зарабатывать, а ты все еще у нас с матерью на шее
сидеть будешь, - и выразительно похлопал себя по загривку. - Бестолочь!
Тьфу!.. Мы с матерью так хотели, чтобы дети были с высшим образованием,
чтобы могли ими гордиться. Все для вас делаем... Ну скажи, Сергей, ну как
так можно?
Мне и самому было тошно - мечты юности рушились и надвигались не лучшие
перемены. Теперь я не видел кем стану в будущем, чем буду заниматься и эта
неопределенность терзала и угнетала меня. Два месяца после отчисления я
ходил сам не свой - мрачный и подавленный, пока решение призывной комиссии
не внесло ясность в мою дальнейшую судьбу.
ПРОВОДЫ
Я бодро зашагал в гастроном: надо было закупить водки, вина и кое-чего на
закуску - то, без чего невозможны полноценные проводы в армию.
В общаговской комнатушке сразу собралась подходящая компания - человек
десять - одни парни. Гремел магнитофон. Тут же, распечатав бутылки с водкой,
ее разливали по граненым стаканам, спертым из студенческой столовой. Все
громко и весело шутили на армейские темы.
Среди присутствующих в армии отслужил только один Хыц - монгол по
национальности. Он был невысокого роста, но крепкого сложения и с кирпичными
бицепсами. Хыц был всесторонне одаренным: хорошо рисовал, играл на гитаре и
пел, и голова у него была секучая - учебу тянул без больших усилий. Hо армия
наложила особый отпечаток на его характере - иной раз с ним было опасно
шутить.
Однажды, подвыпив, он учинил драку с двумя своими приятелями, с которыми
проживал в одной комнате - оба потом ходили с выразительными лиловыми
фингалами под глазами. На следующий день после драки, зайдя в нашу комнату,
он сожалел, что так получилось. Драки среди студентов случались чрезвычайно
редко, поэтому с того раза я к Хыцу стал относиться с некоторой
настороженностью.
Об армии Хыц вспоминать не любил, но в общей суматохе застолья кто-то его
подзадорил:
- Хыц, вот скажи, что тебе дала армия?
Он задумался на несколько секунд и серьезно ответил:
- Знаешь, до армии я не смог бы убить человека. А теперь могу... Армия
вообще ничему путному не научит. Лично я только раствор месил, да кирпичи
ложил. Какая в стройбате служба? Я и автомата-то в руках не держал - только
лом да лопату.
Все продолжали громко общаться, ковыряли вилками в дешевых консервах с
рыбой в томатном соусе, курили и гасили окурки прямо в опустевших консервных
банках.
Хыц, плеснув в стаканы себе и мне водку, отвел меня в сторону от стола и,
глядя на меня исподлобья, словно предвидя мою будущую судьбу, сказал мрачным
тоном:
- Серега, когда тебя будут бить... сразу дерись.
- Это... как?.. - не совсем понял я совета. В голове ходил легкий
хмельной туман.
- А вот так, - продолжил Хыц. - Дерись, дерись, дерись до последнего -
отстанут, а не сможешь - смейся, будто тебе все равно. Тогда быстрей
отстанут, - и чокнул свой стакан о мой. - Ну, давай - за Советскую Армию! -
осушив стаканы до дна, мы, пошатываясь, вернулись к столу.
- И с чего это меня будут бить? - недоумевал я про себя. - Я же буду
служить в десанте, а он-то в стройбате был, а там конечно - бардак! Тоже
мне, сравнил!
- Ну, Серега, как говорится - с почином! Ты, как-никак, первым проторишь
путь в армию, - широко улыбаясь, поднял свой стакан мой друг Иванов Сергей.
- Но лично меня туда никаким калачом не заманишь! Ни в какие войска! Я уж
лучше еще здесь поучусь!
Иванов был большим любителем выпить, а также непревзойденным мастером
разыграть товарищей. С физфака Иванова выперли еще на прошлой летней сессии
за сплошные двойки. Стать твердым троечником - было пределом его мечтаний.
Сложные формулы, описывающие разнообразные природные явления, но совершенно
ненужные в повседневной жизни, да к тому же отнимающие драгоценное личное
время на их "прорубание", тяготили и угнетали его в той же степени, что и
меня. Несмотря на это, страстное желание восстановиться через год в правах
студента-физика и победно окончить университет владело всеми его помыслами.
Еще в ноябрьский призыв его пытались взять "под ружье". Получив первую
повестку, где ему предписывалось рано утром явиться в военкомат, чтобы
пройти медицинскую комиссию на годность к службе, Иванов понял, что на него
началась охота. Эту повестку как, впрочем, и все последующие Иванов,
неприлично ругаясь, изодрал в клочья и выбросил, а сам удвоил бдительность.
В военкомате тех, кто не желал добровольно выполнять почетную обязанность
перед Родиной, положительно не любили, хотя и прикладывали немало усилий,
чтобы с ними повидаться. Двоечники, обитающие по общежитиям университета,
завидев подъехавшую машину, у которой под лобовым стеклом крепилась табличка
"Советский РВК" (Академгородок расположен в Советском районе Новосибирска),
в панике, как тараканы при включении света, разбегались из комнат, где они
были прописаны и пережидали облаву у своих друзей. Но назойливые военные
норовили нагрянуть в самое неблагоприятное время, когда они были совсем
некстати: в субботу вечером, когда в темном, громыхающем зале бушевали
танцы, а бдительность притуплена алкоголем или, что еще хуже, ранним утром,
когда все порядочные студенты либо мирно спят, либо режутся в преферанс,
прикладываясь после каждого "паровозика на мизере" к трехлитровой банке
пива.
Все три месяца ноябрьского призыва Иванов как опытный подпольщик был
настороже, и ищейки из военкомата не смогли его зацепить. Когда призыв
закончился, он предпринял несколько попыток получить "белый билет" - справку
о негодности к службе в армии по состоянию здоровья. Этот и только этот
бесценный документ мог обезопасить его от военного спрута на все предстоящие
призывы.
Сначала он решил заболеть воспалением легких. Поздно вечером в лютый
январский мороз Иванов, я и еще наш общий друг Андрей Рожков отправились в
лес. Для этого было достаточно выйти с крыльца общежития, перейти дорогу, по
которой редко проезжали автомобили, и пройти ещ„ метров десять. Там
начинались сплошные заросли.
- Так, засекайте тридцать минут, - распорядился Иванов. Он скинул с себя
дубленку, передал ее мне, а сам, оставшись в одних трико, рукавичках и
шапке, лег на снег обнаженным торсом.
Время шло. Мороз стоял жуткий - за тридцать градусов - что просто обжигал
лицо. Мы с Рожковым, хоть и были тепло одеты, сразу же закоченели и для
согрева стали прыгать на месте. Я раскурил сигарету и поднес ее к лицу
Иванова:
- Дерни разок, а то совсем окочуришься.
Не двигаясь и не поднимая рук, он ухватил сигарету губами и затянулся.
- Осталось десять минут, - глядя на часы, сообщил Рожков. - Не помер там?
- Все в ажуре, - отозвался Сергей. - Замерз только.
Прикрывая лицо от обжигающего мороза, мы весело переглянулись:
- Hу да! Так и поверили! Смотри как "примлел" - даже не шевелится!
Кайфует небось!
Наконец время подошло.
- Все! Ровно тридцать минут! Вставай!
Подняться самостоятельно Иванов уже не мог. Мы взяли его за руки и
подняли как каменного истукана. Стряхнув с тела снег и накинув на него
дубленку, мы вернулись в общагу. В комнате от тепла Сергея начало трясти как
в лихорадке. Но помаленьку тело успокоилось, и он заснул.
Наутро мы с Рожковым вовсю кашляли и шмыгали носами, тогда как у Иванова
на щеках горел молодецкий румянец, он был бодр и здоров. Сомнений не было -
любая медицинская комиссия конст