л,
стряхнул зимнюю серость и будто  чуть-чуть позеленел. Нет, не  сок побежал и
не почки распускаются -- сами стволы и ветви слегка подкрасились на солнце.
     Залюбовалась и  не заметила,  как сзади  дед  Лука приполз  на коленях,
прикатил тачку с землей -- воистину, грешник в аду!
     -- В лис бы шла, -- проворчал он. -- У воды дюже знобко та сиро.
     Знать, не  судьба ему умереть на  родной стороне, своими  руками бросил
счастье в шумную реку...
     Она вернулась в схорон, а тут и старушка обед понесла деду.
     -- Люды приихалы! -- на ходу бросила она. -- Кондрат привез. У пепелища
ходят. Мабуть, и Юрий Николаевич объявится.
     Вернулась быстро, мимо пробегая, лишь  палец к  губам приставила,  мол,
сиди тихо, и сразу наверх.
     И этот ее знак насторожил Вавилу. Опять, как в прошлый раз, она ощутила
легкий ветерок опасности, исходящей от окружающего пространства...
     * * *
     Комендант  слов  на  ветер  не  бросал,   приехал  в  деревню  с  двумя
журналистами, а поскольку машина у них была  хоть и новая,  импортная, но  с
плохой проходимостью, то ее пришлось  оставить  на стоянке у мочевой точки и
идти  пешком. Покуда ехали да шли,  он почти  все  рассказал  про  разбойное
нападение  людей  из  непонятной  службы  и теперь только  водил по улице  и
показывал: сначала пожарище, которое все еще дымилось, потом сорванные замки
на дверях дач, побитые стекла и открытые погреба, где  у некоторых  дачников
хранилась  картошка  и банки  с  соленьями. Одним  словом,  нарисовал полную
картину  произвола  силовых структур, пообещал, что как староста  не оставит
этого дела и обязательно будет судебное разбирательство.
     Журналисты  были  ребята  молодые, дотошные,  сразу сказали, мол, давно
поджидали  случая, когда можно подловить  силовиков на беспределе и примерно
наказать.  Прошли всюду,  сфотографировали,  хотели еще  снять расстрелянных
собак  у  Почтарей, но старики заперлись и,  как водится, во  двор к себе не
пустили. Тогда один из парней зашел  от огорода,  где забор пониже  и сугроб
повыше, заглянул, побитых  кавказцев не увидел, зато обнаружил  живую лайку,
сидящую  на цепи и дрожащую от страха,  да кровавые пятна на снегу. Пощелкал
фотоаппаратом, слез, и вроде бы назад засобирались.
     Кондрату Ивановичу не понравилось, что не зашли  чаю попить, пусть даже
в избу Космача, и не поговорили толком. У  этого откровенного произвола была
тонкая и  скрытая от  глаз подоплека -- месть информатору, отказавшемуся  от
сотрудничества. Но  ведь об этом с кондачка не  расскажешь, обстановка нужна
соответствующая.  И   газетчикам  наверняка   было  бы   интересно  услышать
откровения сотрудника секретной службы, а Комендант таким образом  перетянул
бы одеяло на себя, отвлек внимание от истинной причины погрома.
     Не удалось. Тот, что был любопытнее, попросил ружье посмотреть, которое
все-таки вернули, табличку на  испанском прочитал, головой только покачал  и
вопросов  больше не  задавал.  Они  даже  намеков  не поняли, пообещали, что
материал выйдет  через  сутки, распрощались и ушли на мочевую точку. Кондрат
Иванович  после  них  еще  раз  деревню обошел, следы посмотрел,  заглянул в
конюшню, где пряталась Вавила Иринеевна, и напрямую отправился к Почтарям. И
еще постучать не успел, как Агриппина  Давыдовна калитку перед ним настежь и
чуть ли обнимать не бросилась.
     -- Ой, Кондрат! Отпустили тебя! А мы с дидом вже настращалыся...
     --  Ночь продержали,  а  потом извинялись. Я  с  журналистами приезжал.
Прославят нас скоро на всю область, а то и на страну.
     -- Та  славы нам не  треба,  Кондрат. Жизни зпокойной та пропыскы,  шоб
пенсию зхлопотати...
     А сама в избу не зовет и даже вроде бы не пускает -- у калитки держит.
     -- Боярышня-то у вас? -- перебил ее Комендант.
     -- Яка боярышня? -- опешила старуха.
     -- Молодая да гарная дивчина, что к Космачу пришла.
     -- Ни, нема  дивчины, --  глазом не моргнув, запела она. -- Та ж  и  не
видали. Ляхи погани,  шо собак пострелялы,  казали,  жинку шукаем.  Как така
жинка?
     --  Ты  мне сказки не рассказывай, Агриппина Давыдовна!  -- рассердился
Кондрат Иванович. -- Кобель в вашем дворе на цепи, а говоришь, боярышни нет.
Он от хозяйки не отстанет.
     -- Та ж приблудился кобель!
     -- Будет врать-то! Ты кого обмануть хочешь, старая? Ну-ка  веди в хату,
показывай!
     -- Кажу нема некого!
     -- А я  вот  сам посмотрю, ма  или  нема!  -- Хотел  обойти, но старуха
встала грудью.
     -- У мени  в  хате не прибрано! Не можно, Кондрат!  Надысь постирала та
трусы на бичовку развисила. Колы трусы побачить хочешь -- ходи!
     -- Ладно, позови мне деда!
     -- Ой, та ж вин уторую годину лежит! Ни есть, ни пить не просит.
     Комендант понял, что  натиском тут ничего  не  добьешься,  и  пошел  на
попятную.
     -- Агриппина Давыдовна, я знаю, боярышня у вас. Мы с ней  договорились,
чтоб к вам пошла. Поговорить с ней надо!
     -- Ой, Кондрат, не знаю,  як и подмогнуть тебе. Немае, уйшла, мабуть, у
лис ли чи шо... А твою хату спалылы, ироды?
     -- Не могла она уйти, понимаешь? У них обычай такой: если обещала ждать
в  одном  месте, будет ждать,  хоть весь мир к чертовой матери.  Умрет, а не
уйдет.
     Старуха горестно покачала головой, подтянула концы черного платочка.
     -- Який добрий обычай...  Та вже ж доля наша,  чоловика ждешь, ждешь...
Ты у суде быв, Кондрат?
     --  Значит,  так,  Агриппина  Давыдовна. -- Комендант  уже  злился.  --
Передай боярышне: Юрия Николаевича, должно  быть, арестовали в Москве, точно
установить пока нельзя. Пусть она сидит и не  высовывается. Я  тут кое-какие
меры буду принимать...
     -- А шо, Кондрат, вина настояща боярышня? -- Старуха будто и не слышала
просьбы.
     -- Как же! Родовитая.
     -- Я же ж думаю, та шо ее шукают?
     -- Передай  что сказал. Пусть потерпит, подниму общественность,  суд  и
прокуратуру, выручу я Юрия Николаевича. Утешь ее, чтоб сильно не переживала.
     -- Та  ж передам, колы увижу, -- горестно согласилась старуха, проявляя
стойкость. -- Мабудь, прибьется. Кобель же ж прибился...
     Комендант не стал больше спорить: скрытность Почтарей  сейчас  была  во
благо.  Ушел в избу  к Космачу,  печь  затопил, картошку варить приставил  и
принялся наводить порядок -- со своей точки зрения, поскольку у хозяина даже
в самые лучшие дни был беспорядок полнейший. И когда вымыл пол, взял жеребца
под уздцы и повел поить, а заодно посмотреть, не наследил ли кто за ночь.
     Лыжниц  было много,  но все  старые, оставленные оцеплением,  и  свежих
вроде бы не видать. Вернувшись,  привязал коня  во  дворе,  вытащил скребки,
щетки и принялся чистить. Вроде спокойно  и в лесу за  рекой, и в деревне, а
если оставили человека,  то он, скорее всего, сидит где-нибудь  с  оптикой и
лишь ночью проявит себя...
     И чтобы  уж  все  дела закончить на улице,  а потом  затаиться и  ждать
гостей,  пошел к столбу, щелкнул пускателем, а свет не горит, пригляделся --
лампочка  разбита. Или вчерашняя  банда  напакостила, или  после уже  кто-то
кокнул, приготовился к ночной вылазке...
     Запасные лампы были, но сгорели  в доме,  и достать их  можно только  в
городе.  Раздосадованный  Комендант направился было в избу,  но  увидел:  по
улице человек  идет, размашисто,  торопливо,  оступается  в  глубокие колеи.
Напротив Почтарей  стал,  потоптался, верно, свет в окне  увидел,  однако не
зашел -- значит, не за горилкой. Кондрат Иванович двинулся к нему  навстречу
и  тут  узнал   --   один  из  журналистов,   тот,  что   ружьем  от  Фиделя
заинтересовался.
     --  Вижу,  что-то забыл? -- громко спросил Комендант. --  Может,  новые
вопросы появились?
     Парень подошел вплотную, глянул растерянно и жалко.
     -- У нас случилась... неприятность. У нас машину угнали!
     -- Это как понимать? -- совсем уж глупо спросил Комендант.
     -- В прямом смысле! Приходим от вас, машины нет. --  Парень  совсем  не
держал удара, чуть не плакал. -- И женщины в  харчевне  ничего  не видели. А
"фольксваген" стоял  на  сигнализации  и напротив их  окон! Незаметно угнать
невозможно! Вообще никто и ничего не  видел... Просто  заколдованное  место!
Или проклятое... Назад шли, упал и разбил фотокамеру "Никон"...
     --  Скорее  заколдованное,  --  уточнил  Кондрат  Иванович. --  Милиция
приезжала?
     --  Они сообщение приняли  и  все!  Говорят,  идите  в  дежурную  часть
райотдела, пишите заявление...
     -- Какая от меня помощь нужна? Говори, не стесняйся.
     --  Наша газета... В общем,  решено провести собственное расследование.
--  У  него все  еще губы тряслись. -- У  нас сложилось впечатление... Налет
силовиков на вашу деревню и угон машины связаны.
     -- Вполне возможно.
     -- Вы тоже так считаете?
     -- Не исключаю.
     -- Силовики пытаются нам воспрепятствовать. Кому-то невыгодно, чтоб все
это попало в прессу. А таким человеком может быть только один... Тот, что из
Москвы.
     -- Правильно, молодец.
     -- Но вы сказали, он скрывал, кто, откуда...
     -- Не представился, но зовут его Малышев Евгений Анатольевич.
     Журналист быстренько записал и слегка вдохновился.
     -- А кто он, известно?
     -- Да кое-что известно, -- ухмыльнулся Комендант. -- Хотя и регалии его
тщательно скрывали.
     -- Так кто же он?
     -- Я  уверен, твоего редактора, газету и тебя съедят с  потрохами.  Как
только назовете контору, в которой он служит, и привяжете ее к погрому.
     -- Мы назовем!
     -- Потому что машину угнали? Из чувства мести?
     -- Ну почему же... из мести?
     -- Когда профессионализм подменяется индивидуализмом, ничего  другого в
душе человека не рождается.
     Журналист  попробовал осмыслить  услышанное,  но спешил, и  думать было
некогда.
     -- Я вас прошу... --  Видимо, хотел назвать по имени-отчеству, но в тот
миг забыл. -- Кто этот Малышев?
     -- Пиши! Советник председателя правительства.
     Парень ничего писать не стал,  но будто  немного  присел, словно птица,
готовая вспорхнуть.
     -- Чем он занимается? Этот советник?
     -- Тебе разжуй и в рот положи! Сам выяснишь, не знаю.
     -- А информация достоверная? Он же вам не представлялся и документов не
предъявлял. Каким образом?..
     -- Эх, брат...  -- вздохнул Комендант. -- Зашли бы ко мне чаю попить, я
б вам растолковал, как следует  собирать информацию. Мне не надо предъявлять
документов, я их сквозь карманы вижу.
     --  Нет,  я серьезно... Вы понимаете, это очень важно... Меня  спросят!
Кто вам сказал, что этот человек -- Малышев и работает в правительстве?
     -- Да понимаешь, в  чем дело. -- Кондрат Иванович заложил руки за спину
и  пошел в сторону пепелища. -- Стариков отовсюду повыгоняли,  за убеждения,
за  службу  тоталитарному режиму... ну и потому,  что  молодняку  захотелось
скорее вырасти. Нет, это естественно и неплохо... Только вся  система начала
разваливаться. А  в  оперативной работе важны  нюансы, тщательная проработка
каждой детали...
     -- Простите, я вас спросил о Малышеве, -- перебил журналист. --  Откуда
получена информация?
     Комендант остановился,  покачался на носках --  армейская привычка -- и
развернулся.
     --  Ну,  как  хочешь. Я думал  объяснить  причину,  чтоб ты  соображать
начал... А здесь все просто.  В вертолете второй пилот сунул бумажку, список
пассажиров. Запишись, говорит, положено. Там первым номером стоит московский
гость. А  прокол, потому что  машина чужая,  арендованная,  и пилотам все до
фонаря. И этот Малышев даже не подумал, что след оставляет. Потому что опыта
нет и слишком законопослушный... Но самое главное, прокола никто не заметил.
Все, бывай здоров!
     И ушел не оглядываясь.
     Тут как раз картошечка поспела, весь день  голодный Комендант достал из
подпола огурцов и только подумал, что неплохо бы  сбегать к Почтарю и обмыть
возвращение,  как дед Лука пришел сам, и  не пустой --  с тяжелой  корзиной.
Бывший бандеровец отличался прижимистостью, зимой снега не выпросишь; тут же
принес несколько кусков  соленого сала, большой  шмат мяса без костей, луку,
чесноку, банку капусты и две литровых бутыли самогона..
     -- Це тебе, як погорельцу, от мени та от жинки.
     Выгрузил все на стол, табуретку на бок положил и сел.
     --  А  бабка  твоя  сказала,  ты  при  смерти  лежишь,  --  ухмыльнулся
Комендант.
     -- Та шо ты жинку опухаешь...
     -- Значит, и дивчина у вас спряталась?
     -- Ни, дивчины нема. Кобель приблудился. А плесни трошки.
     Кондрат Иванович достал стаканы, налил первача. Дед выпил, утер  усы и,
порезав мелко огурец, закусил.
     -- У город завтра не поедешь, Кондрат?
     -- Хватит, нагостевался я в  городе. Ночь  на нарах  поспал, со  всякой
швалью и. бомжами. Боюсь, вшей не нахватал ли...
     -- У суд  хочу поехать, -- не сразу  сказал Почтарь. -- За собак да  за
разбой написать.
     Комендант пожал его могучую, но заскорузлую, в трещинах, руку.
     --  Это  правильно,  езжай.  Чем  больше  будет заявлений,  тем  крепче
прижучим. Я  кое-кому из  дачников позвонил,  так приедут, посмотрят и  тоже
напишут. Надо, чтоб эти охломоны дорогу  сюда  забыли! Чтоб от нашей деревни
как от огня шарахались!
     -- Ну, до побачення. -- Дед встал. -- З першим автобусом и пойду.
     -- Так давай еще по маленькой?
     Почтарь изумил еще раз, уходя от недопитой горилки.
     -- Та мне не можно, -- забормотал в дверях. -- Сердце...
     Ночь прошла спокойно, если  не считать,  что Жулик в деннике  несколько
раз  крикнул и пес Вавилы побрехал. Комендант  выходил на улицу,  слушал, но
если  даже кто-то  был  за рекой, то подойти к дому  Космача не  решился  и,
может, наблюдал в прибор ночного видения.
     Рано утром принаряженный Почтарь  покосолапил на первый автобус,  а его
жинка спустя четверть часа постучалась к Кондрату Ивановичу.
     -- Твои куры яиц нанесли. -- Поставила узелок на  стол. -- Добры у тебе
куры...
     --  Ты мне скажи, Вавила Иринеевна  у  вас?  --  в упор спросил Кондрат
Иванович. -- Зачем от меня-то скрывать?
     -- Нема! -- Старуха глаза вытаращила. -- Пойди та побачь!
     И тотчас собралась и убежала, оставив еще больше подозрений.
     Ближе к обеду  приехали два  оповещенных о погроме  дачника, оба бывшие
прокуроры, на  профессионализм  которых рассчитывал Комендант. Они  печально
побродили по своим нарушенным поместьям, поправили выдернутые пробои,  новые
замки навесили, фанерой выбитые стекла заколотили.
     -- Гиблое  дело,  --  определили  они.  -- Ущерб маленький и ответчиков
никто искать не станет.
     Комендант  советовал  не спешить  с выводами, подождать,  и  как только
выйдет газетная статья, приобщить ее и тогда подать в суд. Однако юристы его
и слушать не стали, уехали, оставив посреди дороги.
     Сам он особенно не надеялся, что газетчики что-то  напечатают, поди,  и
написать  не  успеют,  поди,  всю  ночь машину угнанную разыскивали.  Однако
вечером собрался и пошел на мочевую точку, где в магазине продавали прессу.
     Фотографии пожарища и разгрома в Холомницах были аж на первой странице,
и  бабы  в  харчевне  все  уже  посмотрели  и  прочитали,  потому  встретили
Коменданта участливо. Кто-то видел, как вертолет кружил, а кто-то ночью даже
стрельбу слышал. А тут  еще у журналистов машину  украли так,  что  никто не
заметил,  а  повариха  Никитична,  женщина пожилая  и  наблюдательная,  даже
заподозрила неких  проходимцев. Отозвала Коменданта  в  подсобку, мол,  мясо
порубить  надо,  и  сообщила, что  к ним вот  уж  второй  день  перед обедом
приходят  подхарчиться  какие-то  мужики бомжеватого вида. Не проезжие  и не
прохожие,  откуда являются,  не понять. А  спросить нельзя, хозяин  настрого
запретил, чтоб  клиентов  не отпугивать. Дело в том, что деньги  у них есть,
берут дорогушую солянку каждый раз и с собой еще прикупают колбаски, хлебца,
минеральной воды  и чего-нибудь сладкого.  Но главное, глаза у всех красные,
похмельные, а водки не пьют!
     Комендант  откланялся и  поспешил из  харчевни: нечитанная  газета руку
жгла.  Ушел в сторону деревни,  сел в лесу и не  спеша изучил, что написали.
Надо  сказать,  мальчишки еще, а крепко всадили, прямым текстом, с указанием
фамилий  и  должностей.  И  даже  разыскали  и  опубликовали  копию   списка
пассажиров вертолета, где значились Малышев и сам Кондрат Иванович. Но внизу
сноску  сделали, мол,  это  лишь начало и будет  продолжение  расследования,
поскольку начальник областного ФСБ заявил, что сотрудника Лебедева Владимира
Борисовича в  штате нет и никогда не было. Милиция тоже отказалась, и кто же
тогда проводил эту бандитскую операцию в Холомницах? Охрана газопровода  или
вообще какие-то самозванцы?
     Словом, пока  хвалить журналистов можно было за смелость, оперативность
и убийственный сарказм.
     В  деревню Комендант вернулся затемно, обрядил коня и полез  на полати,
где у Космача  хранились походные вещи в рюкзаке и вьючном ящике. Бинокля он
не нашел,  хотя  однажды  видел его  у Юрия  Николаевича,  когда  на рыбалку
ходили. Зато обнаружил фотоаппарат с телеобъективом, набором светофильтров и
раскладным  штативом. Открыл  шторку,  посмотрел  в видоискатель и, одевшись
потеплее, забрался на чердак.
     Слуховое  окно выходило  на улицу, обзор был достаточно узким. Пришлось
выставить  раму и сесть верхом  на  нижнюю  подушку  окна. Если  наблюдатели
отслеживают  вход  в  дом  и  его  тыльную  сторону,  то  должны  находиться
где-нибудь за рекой на склоне лесистой горы, откуда открывалась вся улица  и
подходы со стороны огородов. Мертвой  зоной могла остаться дорога, ведущая к
трассе,  но она не особенно-то и  нужна  была: если  кто-то захочет войти  в
деревню скрытно, то уж не станет светиться на проселке.
     Комендант   установил  штатив,  прикрутил  аппарат   и  навел  его   на
предполагаемое  место.  Прибор  ночного  видения давал  характерную  зеленую
точку, заметную с близкого расстояния или  в оптику; если при этом включался
инфракрасный излучатель,  то вокруг образовывалась  сияющая корона, а сквозь
красный фильтр  можно было  увидеть сам луч.  Конечно, техника ушла  вперед,
могли  придумать  что-нибудь  новенькое,  но  принципы  должны  бы  остаться
прежние.
     Замеченные поварихой состоятельные бомжи,  питающиеся на мочевой точке,
вряд  ли высматривали  и воровали машины,  а вот  наблюдателями  могли  быть
вполне, коль без водки глаза красные.
     Бесконечно смотреть в видоискатель  было трудно, глаз скоро  уставал, и
лес на  той  стороне начинал мельтешить -- какие уж  тут пятна! С небольшими
перекурами  Кондрат  Иванович просидел до  трех  часов и  единственное,  что
увидел, так это Почтаря, который заполночь вернулся с последнего автобуса. И
не один пришел -- привел с собой двух огромных собак непонятной породы.
     Наутро дед  Лука почему-то не появился, хотя  Комендант прождал  его до
десяти  часов.  Идти  лишний  раз   самому  --  дать  зацепку  наблюдателям,
подтвердить,  что есть постоянный  контакт  с  соседями, у которых наверняка
скрывается  боярышня.  Как  ни прикидывай, ни гадай,  но  Почтарь  не мог не
похвастаться  собаками,  к тому  же появился  такой  предлог  вытребовать  у
старухи  бутылку  горилки,  чтоб обмыть  покупку. Кондрат  Иванович  прикрыл
трубу,  и когда стал засовывать в  печь чугун с  водой,  услышал два  глухих
щелчка, очень похожие на выстрелы.  Выскочил  на улицу,  постоял,  послушал,
вроде тихо, если бы лед на реке проседал, треск бы повторился...
     Окончательно  заинтригованный,  он  придумал  причину  и  отправился  к
пепелищу, что  было естественно  для горюющего погорельца,  но, проходя мимо
Почтарей,  услышал  гул паяльной лампы и заметил:  пар курится над  забором.
Мимо  такого  пройти было невозможно:  когда  дед Лука забивал кабанчика для
себя,  то непременно  смолил хохляцким способом --  соломой,  но для продажи
москалям палил лампой.
     Калитка  была не за