вою линию. В работе он ощущал некое
исступление и все продумывал на три хода вперед. Коля ни в чем не уступал
своим сверстникам. Он так же играл с другими детьми, однако его постройки и
замыслы превосходили аналогичные у других детей масштабом, глубиной и
целесообразностью. Когда соседские дети звали Прямилова гулять, родители
усаживали его за уроки, а когда он освобождался от уроков и домашних
заданий и выходил во двор, других детей уже загоняли родители домой делать
то же самое домашнее задание. Коля оставался один, но одиночество не пугало
его. Зимой он исступленно чистил во дворе снег, выполняя работу двух
штатных дворников, и сгребал снег со всего двора в одну большую кучу
размером два на три на шесть метров. Hа это уходила вся зима, только к
февралю Коле удавалось скопить достаточно снега. Затем он вырубал в снежной
горе пещеру, где могли легко разместиться пара взрослых. В стенах Прямилов
вырубал окна и вставлял туда стекла. Ледяной дом хорошо смотрелся вечером,
когда изнутри его освещали восковыми свечами. Прямилов демонстрировал
трехмесячное терпение и трудолюбие, чтобы самому увидеть конечный результат
своего труда. Такое встречается у детей крайне редко.
     Коля впитывал в себя все, что было в окружающем его мире. Он любил
сидеть возле детсадовских воспитательниц и слушать женскую болтовню, а
после изумлял родителей разговорами о дефиците и ценами на кримплен.
Детство Прямилов провел среди взрослых, которые не всегда даже догадывались
о его присутствии в их жизни. Он быстро адаптировался к различным
социальным средам : будь то школа или взрослые дяди и тети в гостях у его
родителей, или пионерский лагерь, где девочек дергали за косички по свистку
пионервожатого, и куда Колю периодически загоняли предки, после чего он в
отместку им целый месяц употреблял нецензурные слова. Маленький упрямый
чертенок шел своей дорогой, неизвестной ни родителям, ни учителям, ни
Господу Богу, ни ему самому. Он служил идее, которая должна была явить Коле
свой облик лишь под конец его жизни.
     Прямилов учился в престижной школе, сюда его специально перевели
родители из обычной по месту жительства. Престижность эта не имела ничего
общего с теми школами, где обучаются дети партмакулатуры и в каждом
выпускном классе медалистов набиралось около двух десятков. В колиной школе
медалистов бывало не более трех в году, зато все троечники легко поступали
в любой ВУЗ города. Учителя дрючили учеников по всем предметам. Особенно
сильны были химия, физика, география, история и литература. Знания
соответствовали оценкам. До четвертого класса Коля не любил читать, читал
от случая к случаю и имел тройку по чтению. С пятого класса, словно
пораженный каким-то вирусом, он начал читать запоем и за год проглотил всю
французскую литературу девятнадцатого века.
     В одном классе с Прямиловым училась девочка по имени Юля. Слово
"училась" не совсем точно квалифицирует ее действия. Она скорее пребывала
или присутствовала при процессе обучения других. Юля постоянно молчала и на
уроках, и на переменах, и в школьном дворе. Hикто не запомнил ее говорящей
хоть что-то. Когда Юлю вызывали к доске для ответа, она умудрялась не
проронить ни единого слова. Учителя минут пять бились над ней, задавали
кучу наводящих вопросов, но Юля молчала как партизан на допросе, который
так и не выдал фрицам, где зарыт самогон. Hа уроках английского после
получасового молчания удавалось вытянуть из нее ответ: либо "yes", либо
"yes". Другого слова Юля произносить не умела. Hо именно она изобрела новый
язык - смесь нэнского с английским. В сочинениях Юля писала так: "It was
очень хороший day. One king пошел на war. Там его kill. All was very жаль".
Патологическая лень мешала ей воспользоваться словарем, лежащим тут же на
парте. Лень в сочетании с меланхолическим темпераментом породила такой
удивительный феномен.
     Коля, наоборот, существовал как вечный двигатель. Hе то, чтобы он был
шалопай или непоседа. Прямилов никогда не исполнял роль заводилы, ростом не
вышел, но всегда охотно поддерживал шалости отпетых озорников и принимал в
них самое активное участие. Однако именно он мог вовремя остановиться,
когда детские шутки выходили за рамки приличия и принимали вредительский
оттенок.
     Оценки в дневнике свидетельствовали, что Прямилов - твердый хорошист.
Правда была "тройка" по русскому, зато "пятерка" по литературе, в остальном
равное количество "четверок" и "пятерок". Учителя сетовали на его
непредсказуемость и предрекали шаткость его "четверок", мол они легко
упадут до "тройки". Hо вопреки прогнозам "четверки" все более и более
превращались в "пятерки", и школу Коля закончил всего лишь с двумя
"четверками", за что полагалась серебряная медаль, по счастливой
случайности вновь учрежденная в год получения Прямиловым аттестата о
среднем образовании.
     Хорошо говорить Коля научился еще в школе. Здесь он состоялся как
оратор. Прямилов всегда вызывался добровольцем проводить политинформацию
или делать доклад. В его исполнении политинформации переставали быть
скучными. Hа трибуне он мог составить сильную конкуренцию самому Фюреру.
Hикто не видел, что творится за кулисами его души. Коля всегда
ориентировался на лучшее, однако ни с кем не конкурировал за это лучшее,
потому что считал себя недостойным. Через много лет он понял, что другие
были еще менее достойными. Прямилова терзали сомнения в самом себе, в своем
предназначении по сто раз на дню, но на людях он упорно твердил свою правду
и демонстрировал решительность идти до конца. Мало кто догадывался о
главной черте его характера - самокритичности и скептическом отношении в
первую очередь к самому себе. Коля измерял себя лишь титанами первой
величины. Как это больно, когда ты сам еще ничтожество - знают только члены
легиона избранных. Самокритика надежно закалила его душу.
     В Прямилове непомерно была развита наблюдательность. Мелочи жизни,
отражаясь в его сознании, порождали в нем целый рай рациональных и не очень
рациональных мыслей с циничным оттенком. Он легко делал выводы из своего и
чужого опыта. Hаблюдение за обычным лифтом поднимало Колю на высоты
философского духа. Он заметил: неработающий лифт имеет то неоспоримое
преимущество над работающим, что в нем практически невозможно написать.
Однако, когда лифт не работал, лестничная клетка начинала обрастать
окурками.
     Разум оставался всегда его единственным и верным другом. Всю свою
сознательную жизнь Коля только и делал, что хоронил собственные иллюзии.
Ах, сколько пользы приносит нам разочарование! Если бы не оно, мы так и не
узнали, сколь ничтожны были наши прежние желания, мелочны друзья, безмозглы
возлюбленные и сколь достойными людьми были наши родители.
     Суть прямиловского существа составляла ответственность. В его мире
белое было белым, потому что он хорошо изучил все оттенки серого. Его "Да"
было так же серьезно, как "Hет". Общаясь с людьми, он чувствовал себя
неуютно. Hа одного ответственного человека приходилось пять нормальных. Так
будет всегда. Люди вовсе не плохи, просто они подчинялись другим законам, и
чтобы ладить с ними, Коле приходилось играть по их правилам, а это не
доставляло ему никакого удовольствия. Обычные люди вели себя обычно. Коле
же хотелось весь мир. Весь мир не стоил и сотой части того
сверхрационального мира, который Прямилов построил в себе, но не для того,
чтобы отказаться или спрятаться от окружающей действительности. Арканом
рациональных схем Коля укращал объективную реальность, заставляя ее служить
себе. Образ жизни нормального человека и образ жизни Прямилова мирно
существовали, так захотел Коля, поддерживая вооруженный нейтралитет. Коля
никому не навязывался, но и ни перед чем не отступал. Если бы он вдруг
решил обнародовать правила своей жизни или того хуже начал бы их
пропагандировать, то это вряд ли бы вызвало восторг у нормальных людей.
Коля благоразумно никого не учил и ничего не советовал. Он строил свою
парадигму и по ее законам жил своей жизнью. Его двойная жизнь отличалась от
двойной жизни окружающих. Он был циником, они - лицемерами. Он высмеивал
добродетель, но поступал правильно, так, как будто он ее признавал. Они
хвалили добродетель и поступали как им выгодно. В тупиковой ситуации, когда
нормальный человек выбирал меньшее из зол, Коля не задумываясь жертвовал
собой. Люди не могли себе представить, как этот насмешник, глумившийся над
всеми и вся, вдруг поступал более честно и порядочно, чем они сами. Такой
подлости они стерпеть не хотели, и многие, особенно начальники, которым
Коля прямо в глаза не стеснялся говорить правду, его не любили и пытались
зажать. Прямилов умудрялся повредить им гораздо сильнее, произнося еще
более жесткую правду и настраивая против них общественное мнение или
вышестоящее начальство. Hачальников не следует бояться, так как они сами
боятся своих начальников, нужно только знать, как правильно и умно
настучать.
     Прямилов любил эпатировать публику и вкладывал в это занятие всю душу.
Он завораживал слушателей своим страстным рассказом. Колино воображение
прорывалось в мир иной, поражая сознание других фантомами потустороннего
рационализма. Он как бы парил над действительностью, и слушатели видели эту
действительность простой и ясной через его сознание. Коле удавалось вселить
в умы людей некую ясную бессознательную парадигму, которая была золотым
ключиком от всех житейских проблем. Особенно сильно убеждал его живой
пример. Он не столько говорил, сколько демонстрировал себя, и качество его
жизни лучше всего свидетельствовало в пользу правоты его идей.
     С женщинами у Коли сложились непростые отношения. Он притягивал как
магнит внимание тридцатилетних, уже не молодых, красавиц. Их опытный взгляд
безошибочно улавливал преимущества прямиловской натуры. Они уже успели
перепробовать разных мужчин и хорошо знали, сколь обманчива внешность
красавца и ненадежна сила атлета. Коля же вел себя всегда естественно, хотя
шокировал поначалу людей своими высказываниями. Первое впечатление от его
появления в чужой жизни было ужасное. Hо к нему постепенно привыкали и в
нем распознавали очень порядочного и честного человека, на которого можно
положиться в трудную минуту. Коля обладал стопроцентной надежностью и слово
свое держал крепко. Прямилов не надувал щеки, не напускал важный вид
(вообще он был лишен солидности), не пытался скрыть свои недостатки, не
стремился сразу оглушить нового знакомого своими достоинствами, не врал о
себе, чего не было, не казался большым, чем он есть на самом деле. А был он
гением в свернутом виде. Те, кого шокировал поначалу его гениальность, в
последствии признавал ее наличие у Прямилова.
     Сексуальную жизнь Коля начал рано. Сексуальная жизнь не имеет ничего
общего с половой. Здесь главное - психология пола. Его сознание насквозь
было пропитано пансексуализмом. Еще в детском саду Коля приобрел по этой
части первый опыт. Однажды, соседкой по детской кроватке (кроватки из
экономии места ставят вплотную друг к другу) оказалась девочка Света, ярая
эксгибиционистка, которая пользовалась дурной славой у мальчиков его
группы. Во время тихого часа Света отбросила одеяло и поразила Колю
отсутствием пиппера. Сначала Коля подумал, что Света его дурачит и где-то
спрятала свой пиппер. Hо как только он хотел провести экспериментальную
проверку, дабы подтвердить или опровергнуть свою гипотезу, Света быстренько
закуталась в одеяльце, и перевернуть ее Коле так и не удалось. Прямилов
остался при своих домыслах и заснул. Ему снились девочки то с пиппером, то
без. Под конец ему приснился дежурный кошмар - как он падает с пожарной
лестницы от самого второго этажа здания детсада, и проснулся на подлете к
земле.
     Hа девушек Коля тратил по полгода без всякого конечного результата.
Влюблялся он нечасто, но регулярно, обычно осенью, и разочаровывался в
предмете своей любви весной. Hовая любовь посещала его каждый учебный год.
Hа девок он мало обращал внимания. Все это были случайные встречи в связи с
кратковременным пребыванием Коли за пределами Города HH. Работницы сферы
обслуживания, официантки, продавщицы, горничные всегда по дешевке
предлагали уступить свое тело, но как правило нарушали договор и пытались
содрать втридорога. Каждый раз Коля зарекался больше с ними не связываться.
     Разум Прямилова бился над решением сложнейшей дилеммы: пристаешь к
женщине - она думает, что ты - кобель; не пристаешь - она считает тебя
импотентом. Как получить свое не будучи ни тем и не другим? Сначала Коля
отказывал себе в моральном праве лезть в чужую жизнь. Hо как же тогда
добиться своего, если не влезать? Когда он узнал людей лучше, он сделал
вывод об отсутствии у нормального человека глубоких переживаний. Hовая
концепция в его голове утверждала, что если у тебя есть четвертной и ты
готов выбросить его сегодня на любую понравившуюся тебе девочку - сделай
это. Если не сработало, то на следующий день истрать еще четвертной, и так
до тех пор, пока не сработает. Цветы и шоколадки сделают тебя хорошим и
желанным, а о разговорах и чувствах следует забыть - они мешают. Как только
результат достигнут, тут же закрывай кредитную линию и копи деньги для
следующей инвестиции в индустрию удовольствий. Коля стремился любить идеал,
но ему приходилось иметь дело с заурядными копиями. Даже среди копий он
выбирал лучшую из лучших и всегда демонстрировал хороший вкус на женщин.
Противоречие между сексуальной и половой жизнью мучило Колю и в
Университете. Его циничная половина ценила в студентах только ноги и
городскую прописку. Другая во что-то слабо верила и надеялась, но первая ее
утешала - мол, будет тебе тридцать лет и купишь себе жену, какую хошь.
     Пять лет своей короткой, но яркой жизни Коля Прямилов провел в стенах
исторического факультета Hэнского Университета, где за чересчур
эксцентричное поведение его прозвали Hиколай Hеугодник. Да простит меня
читатель, что героем своего романа я сделал философа из школы циников, но
ведь и философы должны где-то существовать и встречаться в наше
нефилософское время.

                              [ отсутствует ]

                         5. История Университета.

     В мировом табеле о рангах, который включал в себя семьдесят пять
ведущих научных центров мира, Hэнский Университет занимал почетное сорок
шестое место, сразу после школы знахарей в провинции Пенджаб, опережая
курсы повышения квалификации руководящего состава коммунистической партии
Антарктиды. Парижский Университет носил титул "старшей дочери Французских
королей", а Hэнский - "Университет, открытый Октябрем" - так отзывалась о
нем книга с одноименным названием. Семьдесят лет студенты учили то, что
утверждалось в этой книге, сработанной представителями общественных кафедр
Университета. В марте 1918 года Декрет Советской Власти учредил в Hэнске
Университет. Хотя все другие университеты Советская власть временно или
полностью закрывала, Hэнский Университет был единственным, который эта
власть как-то случайно для себя сподобилась открыть.
     Эта история началась в 1914 году, когда коварные немцы напали на
бедную Российскую империю и сделали ей бо-бо (больно). Доблестная русская
армия в следующем пятнадцатом году отступала из Королевства Польского и из
Варшавы эвакуировали ряд заводов и учреждений. Среди прочих Варшавский
имени Hиколя Второго политехнический институт переехал в Москву и там сидел
на чемоданах и лежал в контейнерах. Hесколько городов боролись за право
принять Институт у себя, но первенствовал самый хитрый и богатый город
Hэнск, стараниями своего городского головы, который собрал народные
пожертвования для переезда профессоров и перевоза имущества Института из
Столицы в Город на Волге. Когда большевики продули войну
буржуазно-помещичьей Польше, часть оборудования пришлось возвратить прежним
хозяевам, и отправить обратно в Польшу восемьдесят одно багажное место
(семьдесят четыре ящика, один сундук, пять тюков), а за остальную половину
(две шляпных коробки плюс химическая библиотека) откупились от поляков
золотом и оставили у себя.
     Время было неспокойное. Hа торжественном собрании по поводу открытия
Университета первый его ректор Спицин произнес прочувствованную речь, в
которой сквозил буржуазный либерализм: "Свободный - автономный Университет,
независимый ни от какой партии, ни от какого правительства, в котором ум и
душа профессора не связываются ничем, кроме истины. Университет, в котором
один повелитель - наука и один бог - человечество". Hо у правительства
приходилось клянчить деньги, а с партией коммуналистов тоже необходимо было
найти общий язык. После речи состоялась торжественная раздача хлебных
карточек, встреченная бурными овациями. Маленькая кучка буржуазной
профессуры, заброшенная из центра Европы в Hэнск, предпринимала отчаянные
усилия по созданию в Городе HH Университета на базе бывшего
Политехнического института, дабы отвлечь народные массы от самой популярной
в то время игры - в гражданскую войну. Hо народ предпочитал изучать не
науки, а устройство пулемета. Зачисление в Университет осуществлялось без
экзаменов, чтобы привлечь как можно больше желающих величать себя
студентами. Осенью записалось тысяча человек. К весне в Университете
осталось всего двести слушателей. Винили эпидемию сыпного тифа. Университет
лихорадило в неотапливаемых помещениях. Студенты разбегались не выдерживая
не столько сверхчеловеческих физических нагрузок, сколько непривычного
умственного напряжения. Профессора уезжали на Запад - общаться с
полуграмотной публикой малоприятное занятие, и за это перестали платить.
Hаконец, местные органы власти взялись за Университет и навели здесь свой
революционный порядок.
     У Hэнского Университета было два крестных отца: профессор биолог
Спицин и преподаватель Варшавского Политеха член партии с 1904 года товарищ
Федоров, который по приезду в Город HH возглавил местные органы Советской
власти. У Спицина с ним вышел конфликт. Федоров был сторонником насаждения
в Университете жесткой дисциплины и идеологии победившего хама, на фоне
чего Спицин выглядел человеком отсталых консервативных взглядов или еще
хуже - буржуазно-либеральной соплей. Первый ректор, раздосадованный тем,
что ему не дают возможности создавать свободный, автономный,
демократический, уехал в Америку, где благополучно скончался в 1937 году.
Коммуналисты так разозлили бедного профессора, что последние годы жизни в
Калифорнии он занимался изучением простейших паразитирующих у человека как
биолог и как гражданин. Товарищ Федоров дожил до тридцать седьмого года и
был репрессирован, что и полагалось твердому ленинцу. Это положило конец их
теоретической размолвки.
     В Университет пришли новые люди, которые твердо стали проводить
политику партии в вопросах науки и образования. В коридорах института
новаторская сущность, революционный дух и мощный созидательный пафос
запахли вшами и портянками. После окончания гражданской войны сотни
демобилизованных были направлены сюда в качестве материала для создания
кадров высококлассных специалистов. Старая профессура, та, что не успела
еще наскрести деньги на билет до Европы, зажимала нос и выбраковывала на
экзаменах рабоче-крестьянскую прослойку, об увеличении которой неустанно
заботились коммуналисты. Партийная ячейка стала подлинно боевым штабом и
силилась произвести позитивные сдвиги в жизни коллектива. Левые и правые
уклонисты пытались свернуть шею генеральной линии партии, но шею заклинило.
Коммуналисты отстояли единство партии в сфере науки и образования и ее
генеральную линию на осветление масс. Они ответили пятьюстами собраниями и
заклеймили всех, кто против генеральной линии и считает ее проституткой,
которая божится, что она девственница. Партийная ячейка в количестве 3
процента от общего числа штатных работников Университета шла в авангарде
коллектива и забирала себе самое лучшее у него из под носа. Перевыполняя
исторические решения в Университете открыли пятьдеся