браке и на материнском роде.  Парный  брак  ввел  в  семью  новый
элемент.  Рядом с родной матерью он  поставил  достоверного  родного  отца,
который,  к  тому  же,  вероятно,  был  даже  более  достоверен,  чем  иные
современные "отцы".  Согласно  существовавшему  тогда  разделению  труда  в
семье, на долю мужа выпадало добывание пищи и необходимых для этого  орудий
труда,  следовательно,  и  право  собственности  на  последние;  в   случае
расторжения брака он забирал их с собой, а за женой оставалась ее  домашн
утварь.  По обычаю тогдашнего общества муж был поэтому также  собственником
нового источника пищи - скота, а  впоследствии  и  нового  орудия  труда  -
рабов. Но по обычаю того же общества его дети не могли его наследовать, так
как с наследованием дело обстояло следующим образом.
     Согласно  материнскому  праву,  следовательно,  до  тех   пор,    пока
происхождение считалось только по женской линии, а также в  соответствии  с
первоначальным  порядком  наследования  в  роде,  умершему    члену    рода
наследовали его сородичи, Имущество должно  было  оставаться  внутри  рода.
Ввиду того, что  составлявшие  его  предметы  были  незначительны,  оно  на
практике, вероятно, искони переходило к ближайшим сородичам,  следовательно
- к кровным родственникам со  стороны  матери.  Но  дети  умершего  мужчины
принадлежали не к его роду, а к роду своей матери; они  наследовали  матери
первоначально вместе с  остальными  ее  кровными  родственниками,  позднее,
возможно,- в первую очередь; но своему отцу они не могли  наследовать,  так
как не принадлежали к его роду, имущество же отца должно было оставаться  в
этом последнем. Следовательно, после смерти владельца стад его стада должны
были переходить прежде всего к его братьям и сестрам и к детям  его  сестер
или же к потомкам сестер его матери.  Его же собственные  дети  оказывались
лишенными наследства.
  Таким образом, по мере того как богатства росли, они,  с  одной  стороны,
давали мужу более влиятельное положение в семье,  чем  жене,  и,  с  другой
стороны, порождали стремление использовать это упрочившееся  положение  дл
того, чтобы изменить традиционный порядок наследования в пользу  детей.  Но
это не могло иметь  места,  пока  происхождение  велось  в  соответствии  с
материнским правом. Поэтому последнее должно было быть отменено, и оно было
отменено.  Это было совсем не так трудно, как  нам  теперь  представляется.
Ведь этой революции - одной из самых радикальных, пережитых человечеством,-
не было надобности затрагивать ни одного из живущих членов  рода.  Все  они
могли оставаться и далее тем, чем были  раньше.  Достаточно  было  простого
решения,  что  на  будущее  время  потомство  членов  рода  мужчин   должно
оставаться внутри него, тогда как потомство женщин  должно  исключаться  из
него  и  переходить  в  род  своего  отца.  Этим  отменялось    определение
происхождения по женской  и  право  наследования  по  материнской  линии  и
вводилось определение происхождения по  мужской  и  право  наследования  по
отцовской линии.  Мы ничего не знаем о  том,  как  и  когда  эта  революци
произошла у культурных народов.  Она  целиком  относится  к  доисторической
эпохе.  Но что такая революция произошла,  более  чем  достаточно  доказано
сведениями  о  многочисленных  следах  материнского  права,  в  особенности
собранными Бахофеном; как легко она совершается, мы видим на примере целого
ряда индейских племен, где она произошла только недавно  и  еще  происходит
отчасти под влиянием  растущего  богатства  и  изменившегося  образа  жизни
(переселение  из  лесов  в  прерии),  отчасти  под  моральным  воздействием
цивилизации и миссионеров.  Из восьми племен бассейна Миссури  шесть  ведут
происхождение и признают наследование  по  мужской  линии,  а  два  еще  по
женской линии.  У племен  шауни,  майями  и  делаваров  укоренился  обычай:
называя детей одним из родовых имен отцовского  рода,  приобщать  их  таким
путем к этому роду, чтобы они могли наследовать своему отцу.  "Свойственна
человеку казуистика - изменять вещи, меняя их названия, и находить  лазейки
для того, чтобы в рамках традиции ломать традицию,  когда  непосредственный
интерес служит для этого достаточным побуждением!" (Маркс) [См.: Маркс  К.,
Энгельс Ф.  Соч. 2-е изд., т. 45, с. 311. Ред.].  Из-за  этого  происходила
безнадежная путаница, которая могла быть устранена и отчасти  действительно
была устранена переходом к отцовскому праву. "Этот переход  кажется  вообще
самым естественным" (Маркс) [Там же, с. 112. Ред.].- О том [Данный текст до
конца абзаца добавлен Энгельсом  в  издании  1891  года  Ред.],  что  могут
сказать нам юристы, пользующиеся сравнительным методом, относительно  того,
как совершался этот переход у культурных народов Старого света,- почти  все
это, конечно, только гипотезы,- см.  М. Ковалевский, "Очерк происхождения и
развития семьи и собственности", Стокгольм, 1890.
     Ниспровержение  материнского    права    было    всемирно-историческим
поражением женского пола.  Муж захватил бразды правления и в доме,  а  жена
была лишена своего почетного положения, закабалена, превращена в  рабу  его
желаний, в простое орудие деторождения.  Это приниженное положение женщины,
особенно неприкрыто проявившееся у греков  героической  и  -  еще  более  -
классической эпохи, постепенно было  лицемерно  прикрашено,  местами  также
облечено в более мягкую форму, но отнюдь не устранено.
     Первый результат установившегося  таким  образом  единовластия  мужчин
обнаруживается в возникающей теперь промежуточной  форме  -  патриархальной
семье. Ее главная характерная черта - не многоженство, о котором речь будет
ниже, а

     "организация известного числа лиц, свободных и несвободных,  в  семью,
     подчиненную отцовской власти главы семьи. В семье семитского типа этот
     глава семьи живет в многоженстве, несвободные имеют жену  и  детей,  а
     цель  всей  организации  состоит  в  уходе  за  стадами  в    пределах
     определенной территории" 148.

     Существенными признаками такой семьи являются включение  в  ее  состав
несвободных и отцовская власть; поэтому законченным типом mb.) формы  семьи
является римская семья.  Слово  familia  первоначально  означает  не  идеал
современного филистера, представляющий собой сочетание сентиментальности  и
домашней грызни; у римлян оно первоначально даже не относится к супругам  и
их детям, а только к рабам.  Famulus значит домашний раб, a familia  -  это
совокупность принадлежащих  одному  человеку  рабов.  Еще  во  времена  Га
familia,  id  est  patrimonium  (то  есть  наследство),  передавалось    по
завещанию.  Выражение это было придумано римлянами для  обозначения  нового
общественного организма, глава которого  был  господином  жены  и  детей  и
некоторого числа рабов, обладая в  силу  римской  отцовской  власти  правом
распоряжаться жизнью и смертью всех этих подчиненных ему лиц.

     "Это выражение, таким образом, не  древнее  одетой  в  железную  броню
     семейной  системы  латинских  племен,   возникшей    после    введени
     полеводства и узаконения рабства и после отделения  арийских  италиков
     от греков".

     Маркс к этому добавляет: "Современная семья  содержит  в  зародыше  не
только рабство (servitus), но и  крепостничество,  так  как  она  с  самого
начала связана с земледельческими повинностями.  Она содержит  в  миниатюре
все те противоречия, которые позднее широко развиваются в обществе и в  его
государстве" [ См.: Маркс К " Энгельс Ф.  Соч. 2-е изд., т. 45, с. 249-250.
Ред.].
     Такая форма семьи означает переход от парного брака к моногамии. Чтобы
обеспечить  верность  жены,  а  следовательно,  и  происхождение  детей  от
определенного отца, жена отдается под безусловную власть мужа; если  он  ее
убивает, он только осуществляет  свое  право  [Дальнейший  текст  до  слов:
"Прежде чем перейти к моногамии"  (см.  настоящий  том,  с.  261)  добавлен
Энгельсом в издании 1891 года. Ред.].
     С появлением  патриархальной  семьи  мы  вступаем  в  область  писаной
истории и вместе с тем в ту область, где сравнительное  правоведение  может
оказать нам значительную помощь.  И действительно, благодаря ему мы сделали
здесь существенный шаг вперед.  Мы  обязаны  Максиму  Ковалевскому  ("Очерк
происхождения и развития семьи  и  собственности",  Стокгольм,  1890,  стр.
60-100)  доказательством  того,  что  патриархальная    домашняя    община,
встречающаяся теперь еще у сербов и болгар под названием Zadruga  (примерно
означает содружество) или Bratstvo (братство) и в  видоизмененной  форме  у
восточных народов, образовала переходную ступень  от  семьи,  возникшей  из
группового брака и основанной на материнском праве, к индивидуальной  семье
современного мира.  Это, по-видимому,  действительно  доказано,  во  всяком
случае для культурных народов Старого света, для арийцев и семитов.
     Южнославянская задруга представляет собой наилучший  еще  существующий
образец такой семейной общины.  Она охватывает несколько поколений потомков
одного отца вместе с их женами, причем все они живут вместе  одним  двором,
сообща обрабатывают свои поля, питаются и  одеваются  из  общих  запасов  и
сообща владеют излишком дохода.  Община находится  под  высшим  управлением
домохозяина (domacin), который представляет ее перед внешним  миром,  имеет
право продавать мелкие предметы, ведает кассой, неся ответственность как за
нее, так и за правильное ведение всего хозяйства. Он избирается и отнюдь не
обязательно должен быть старшим по  возрасту.  Женщины  и  выполняемые  ими
работы подчинены руководству домохозяйки (donaacica),  которой  обыкновенно
бывает жена домачина.  Она играет также важную,  часто  решающую  роль  при
выборе мужей для девушек общины.  Но высшая власть сосредоточена в семейном
совете, в собрании всех взрослых членов общины, как женщин, так  и  мужчин.
Перед этим собранием отчитывается домохозяин; оно  принимает  окончательные
решения, вершит суд над  членами  общины,  выносит  постановления  о  более
значительных покупках и продажах - особенно когда дело  касается  земельных
владений - и т. д.
     Только приблизительно десять лет тому назад было доказано,  что  такие
большие семейные общины продолжают существовать  и  в  России  150;  теперь
общепризнанно, что они  столь  же  глубоко  коренятся  в  русских  народных
обычаях, как  и  сельская  община.  Они  фигурируют  в  древнейшем  русском
сборнике законов, в "Правде" Ярослава, под тем же  самым  названием  (vervj
[вервь.  Ред.]), как и в далматинских законах 151, и указания на них  можно
найти также в польских и чешских исторических источниках.
     У германцев также, согласно  Хёйслеру  ("Основные  начала  германского
права"), хозяйственной единицей первоначально  являлась  не  индивидуальна
семья в современном смысле, а "домашняя община",  состоящая  из  нескольких
поколений  со  своими  семьями  и  притом  довольно  часто  охватывающая  и
несвободных.  Римскую семью также относят к этому типу, и в соответствии  с
этим в последнее время подвергают весьма большому сомнению  как  абсолютную
власть домохозяина, так и бесправие по отношению к  нему  остальных  членов
семьи.  У кельтов также, по-видимому, существовали подобные семейные общины
в Ирландии; во Франции они сохранились  в  Ниверне  вплоть  до  французской
революции под названием parconneries, а во Франш-Конте они и до  настоящего
времени еще не совсем исчезли.  В районе Луана (департамент Соны  и  Луары)
встречаются большие крестьянские дома с общим высоким, доходящим  до  самой
крыши центральным залом и расположенными вокруг него спальнями,  в  которые
поднимаются по лестницам в 6-8 ступенек и  где  живет  несколько  поколений
одной и той же семьи.
     В Индии домашняя община с совместной обработкой земли упоминается  уже
Неархом в эпоху Александра Великого и она существует еще и теперь в той  же
местности,  в  Пенджабе,  и  на  всем  северо-западе  страны.  На   Кавказе
Ковалевский сам смог доказать ее существование. В Алжире она еще существует
у кабилов.  Она встречалась, по-видимому, даже в Америке;  ее  предполагают
найти  в  "calpullis"  152  древней  Мексики,  которые  описывает   Сурита;
напротив, Кунов ("Ausland" 153 № 42- 44, 1890) довольно ясно доказал, что в
Перу ко времени его завоевания существовало  нечто  вроде  маркового  стро
(причем  удивительно,  что  эта  марка  также    называлась    marca),    с
периодическими  переделами    обработанной    земли,    следовательно,    с
индивидуальной обработкой земли.
     Во всяком случае патриархальная домашняя община с общим землевладением
и совместной обработкой земли приобретает теперь совсем иное значение,  чем
раньше.  Мы уже не можем подвергать сомнению ту важную  роль,  которую  она
играла у культурных и некоторых других народов Старого света  при  переходе
от семьи, основанной  на  материнском  праве,  к  индивидуальной  семье.  В
последующем изложении мы еще вернемся к сделанному Ковалевским  дальнейшему
выводу, что она  была  также  переходной  ступенью,  из  которой  развилась
сельская  община,  или  община-марка,  с  индивидуальной  обработкой  земли
отдельными семьями и с первоначально периодическим, а  затем  окончательным
разделом пахотной земли и лугов.
     Относительно  семейной  жизни  внутри  этих  домашних  общин   следует
заметить, что по крайней мере в России о главах  семей  известно,  что  они
сильно злоупотребляют своим положением  по  отношению  к  молодым  женщинам
общины, особенно к своим снохам, и часто образуют из них  для  себя  гарем;
русские народные песни весьма красноречивы на этот счет.
     Прежде чем  перейти  к  моногамии,  быстро  развивающейся  с  падением
материнского  права,  скажем  еще  несколько  слов   о    многоженстве    и
многомужестве.  Обе эти формы брака могут быть  только  исключениями,-  так
сказать,  историческими  предметами  роскоши,-  не  считая  разве    только
одновременного существования  их  обоих  в  какой-либо  стране,  чего,  как
известно, не бывает.  Так как, следовательно, оказавшиеся вне  многоженства
мужчины не могли находить утешения у женщин, ставших  излишними  вследствие
многомужества,  число  же  мужчин  и  женщин,  независимо  от    социальных
учреждений, до сих пор было почти одинаковым, то ни  та,  ни  другая  форма
брака сама  по  себе  не  могла  стать  общепринятой.  В  действительности,
многоженство одного мужчины было,  очевидно,  результатом  рабства  и  было
доступно  только  лицам,    занимавшим    исключительное    положение.    В
патриархальной семье  семитского  типа  в  многоженстве  живет  только  сам
патриарх  и,  самое  большее,  несколько  его  сыновей,  остальные   должны
довольствоваться одной женой.  Так обстоит дело еще в  настоящее  время  на
всем Востоке; многоженство - привилегия богатых и знатных и  осуществляетс
главным образом путем покупки рабынь; масса народа живет в моногамии. Такое
же исключение представляет многомужество в Индии и Тибете; небезынтересный,
без сомнения, вопрос о его происхождении из  группового  брака  [В  издании
1884 г. вместо "группового брака" напечатано: "пуналуальной  семьи".  Ред.]
подлежит еще дальнейшему изучению. Впрочем, в своей практике многомужество,
по-видимому, отличается гораздо большей  терпимостью,  чем  ревнивый  режим
магометанских гаремов.  Так по крайней мере у наиров в Индии,  хотя  каждые
трое, четверо и более мужчин имеют одну общую жену, однако  каждый  из  них
может наряду с этим иметь совместно  с  другими  тремя  и  более  мужчинами
вторую жену, равно как  и  третью,  четвертую  и  т.  д.  Удивительно,  что
Мак-Леннан, описывая эти брачные клубы, члены  которых  могут  одновременно
состоять в нескольких клубах, не открыл  новой  категории  клубного  брака.
Этот обычай брачных клубов,  впрочем,  отнюдь  не  является  действительным
многомужеством; напротив, как уже заметил  Жиро-Тёлон,  это  просто  особа
форма  группового  брака;  мужчины  живут  в  многоженстве,  женщины  -   в
многомужестве [Последняя фраза добавлена Энгельсом  в  издании  1891  года.
Ред.]
     4. Моногамная семья. Она возникает из парной семьи, как показано выше,
на рубеже между средней и  высшей  ступенью  варварства;  ее  окончательна
победа - один из признаков наступления эпохи цивилизации.  Она основана  на
господстве  мужа  с  определенно  выраженной    целью    рождения    детей,
происхождение которых от определенного отца не  подлежит  сомнению,  а  эта
бесспорность происхождения  необходима  потому,  что  дети  со  временем  в
качестве  прямых  наследников  должны  вступить  во   владение    отцовским
имуществом.  Она отличается от парного  брака  гораздо  большей  прочностью
брачных уз, которые теперь уже не расторгаются по желанию любой из  сторон.
Теперь уже, как правило, только муж может их расторгнуть и отвергнуть  свою
жену.  Право на супружескую  неверность  остается  обеспеченным  за  ним  и
теперь, во всяком случае, в силу обычая (Code Napoleon  [Кодекс  Наполеона.
Ред.] определенно предоставляет такое право мужу, если только он не  вводит
сожительницу под семейный кров 154), и по  мере  дальнейшего  общественного
развития оно осуществляется  все  шире;  если  же  жена  вспомнит  о  былой
практике половых отношений и захочет возобновить ее, то подвергается  более
строгой каре, чем когда-либо прежде.
     Во всей своей суровости новая  форма  семьи  выступает  перед  нами  у
греков.  В то время, замечает Маркс [См.: Маркс К.,  Энгельс  Ф.  Соч.  2-е
изд., т. 45, с. 251. Ред.], как положение богинь  в  мифологии  рисует  нам
более ранний период, когда женщины занимали еще более свободное и  почетное
положение,  в  героическую  эпоху  мы  застаем  женщину  уже    приниженной
господством мужчины и конкуренцией рабынь [В издании  1884  г.  конец  этой
фразы был дан в следующем виде: "в героическую, эпоху мы застаем женщину  в
положении  полузатворнической   изоляции,    имеющем    целью    обеспечить
достоверность отцовства для детей".  Последующий текст  до  слов  "гречанки
довольно часто находили возможность обманывать своих мужей" (см.  настоящий
том, с.  265)  почти  целиком  добавлен  Энгельсом  в  издании  1891  г.  с
использованием нескольких фраз, которые имелись в издании 1884 года. Ред.].
Достаточно  прочесть  в  "Одиссее",  как  Телемах  обрывает  свою  мать   и
заставляет ее замолчать [Гомер. Одиссея, песнь первая. Ред.]. Захваченные в
плен  молодые  женщины  становятся  у  Гомера  жертвой  плотской    страсти
победителей: военачальники по очереди и  в  соответствии  со  своим  рангом
выбирают себе самых красивых из них; все действие "Илиады",  как  известно,
развертывается вокруг спора  между  Ахиллесом  и  Агамемноном  из-за  такой
рабыни.  При  каждом  сколько-нибудь   значительном    гомеровском    герое
упоминается пленная девушка, с которой он делит палатку и ложе.Этих девушек
берут также с собой на родину и в супружеский дом, как, например, у  Эсхила
Агамемнон  поступает  с  Кассандрой  [Эсхил.  Орестея.  Агамемнон.   Ред.];
рожденные от  таких  рабынь  сыновья  получают  небольшую  долю  отцовского
наследства  и  считаются  свободными  гражданами;  Тевкр  является    таким
внебрачным сыном Теламона и может называть себя по отцу.  От законной  жены
требуется, чтобы она мирилась  со  всем  этим,  сама  же  строго  соблюдала
целомудрие и супружескую верность. Хотя греческая женщина героической эпохи
пользуется большим уважением, чем женщина эпохи цивилизации, все же  она  в
конце концов является для мужчины только  матерью  его  рожденных  в  браке
законных наследников, его главной домоправительницей  и  надсмотрщицей  над
рабынями, которых он  по  своему  усмотрению  может  делать,  и  фактически
делает,  своими  наложницами.  Именно  существование  рабства    рядом    с
моногамией,  наличие  молодых  красивых  рабынь,  находящихся   в