На другой стороне улицы стояла машина,
оставленная для меня Крельцем. Через пять минут я уже входил в подъезд дома,
где живет адвокат.
   Дежурный портье был на вид очень смышленый парень. Я  подошел  к  нему  и
показал свою бляху.
   - Слушай, бэби, - сказал я ему. - Может быть,  сейчас  тут  у  вас  будет
небольшой шум. Твоя обязанность сделать так, чтобы никто не заметил. Если ты
мне  этого  не  обеспечишь,  я  предъявлю  тебе  обвинение   в   отказе   от
сотрудничества. Понял?
   Он сказал, что понял.
   Я поднялся в квартиру Кальцисмо  на  шестой  этаж.  Найдя  его  дверь,  я
постучал. Через некоторое время  оттуда  вышел  какой-то  японец,  наверное,
слуга.
   - Добрый вечер, - сказал я. - Я с телефонной станции. У мистера Кальцисмо
испортился аппарат. Заведующий просит дать  разрешение  произвести  починку.
Будьте любезны спуститься со мной вниз, переговорить с заведующим.
   Он сказал "хорошо", он пойдет со мной, закрыл за собой дверь и  спустился
со мной в лифте. Когда мы выходили из кабины, к нам подошли двое,  одетые  в
штатское, - ребята Крельца, как я просил.
   - Заберите-ка его, ребята, - сказал я им, - и скажите ему, что если будет
хорошо себя вести, через месяц его выпустят.
   Я снова вошел в лифт, поднялся  и  начал  наигрывать  мелодии  на  звонке
Кальцисмо.
   Наконец дверь открылась, на пороге  стоял  широкоплечий  парень  среднего
роста с довольно умным лицом.
   - А вы не считаете, что слишком уж настойчиво звоните? - спросил он.
   - Возможно, - сказал я. - Вы мистер Кальцисмо?
   Он кивнул.
   Я поднял ладонь на уровень его лица и слегка толкнул его. Он  с  грохотом
отступил в холл.
   Сначала он стукнулся о вешалку, а потом растянулся на  полу.  Я  вошел  и
закрыл за собой дверь. Он поднимался на ноги, бледный от ярости и  ничуточки
не испугавшийся.
   - Что это за безобразие? - крикнул он. - Я вам покажу...
   - Слушай, Кальцисмо, - сказал я. - Речь идет об очень серьезном  деле,  а
насколько серьезным оно будет для тебя,  целиком  зависит  от  тебя  самого.
Понял?
   Вот что ты сейчас сделаешь. Ты, кажется, ведешь какие-то дела Джека Истри
по продаже недвижимости или что-то в этом роде? О'кей. Так  вот,  сейчас  ты
ему позвонишь и скажешь, что произошло нечто очень важное, а что именно,  ты
расскажешь ему сегодня в половине двенадцатого в клубе "Олд Вирджиния",  где
он должен дожидаться тебя, как обычно, наверху в задней комнате.
   - Да? - спросил он. - Вы так думаете? А кто вы такой, черт вас возьми? Вы
не можете заставить меня сделать это. Я адвокат... Я...
   Я сначала дал ему хорошенький ударчик, а потом начал  колотить  его  куда
попало и так вколотил его в  гостиную,  куда  он  ввалился,  уже  совсем  не
соображая, что к чему.
   Вот так я расправился с этим парнем. И верите мне или нет, это  доставило
мне огромное удовольствие, потому что  я  терпеть  не  могу  этих  паршивых,
двуличных, вонючих крыс-адвокатов, которые, понимаете ли,  таскают  из  огня
каштаны для гангстеров, а потом, когда  почуют,  что  над  хозяином  нависла
опасность, начинают делать круги вокруг полицейского управления.
   Я лупил этого типа  до  тех  пор,  пока  его  рожа  не  стала  похожа  на
перезрелый томат, после чего впихнул его в кресло. Он развалился  на  нем  и
дышал, как вытащенная из воды рыба.
   - Мой дорогой друг, многоуважаемый законник, -  обратился  я  к  нему.  -
Слушай-ка, что я сейчас тебе скажу. Ессли ты не будешь делать то, что я тебе
велю, я упрячу тебя в тюрьму Алькатрац, и ты там будешь  находиться  до  тех
пор, пока окончательно не сгниешь. Понял?
   Он посмотрел на меня. Губы у него дрожали.
   - Слушай, Кальцисмо, вот какое дело-то. Есть такие крупные  важные  вещи,
ради которых вполне допускается совершенно без всякой  вины  засудить  такую
образину, как ты. И вот теперь выбирай сам, что хочешь. Ты делаешь все,  что
я тебе скажу, после этого я  засажу  тебя  в  тюрягу,  где  ты  просидишь  в
одиночке всего месяц. И когда ты выйдешь на свободу, будешь держать свой люк
полностью задраенным, нравится тебе это или не нравится.
   Это с тобой случится, если ты сделаешь, что я тебя заставлю. Если же нет,
все будет обстоять несколько иначе.
   Ну, так что же ты выбираешь?
   Он  судорожным  движением  расстегнул  воротничок  сорочки  и   попытался
остановить кровь, ручьями льющуюся из носа. Еще  раз  взглянул  на  меня  и,
кажется, принял решение.
   - Хорошо, - сказал он. - Во всяком случае, слушаю вас.
   - Отлично, бэби, - сказал я ему. - А сейчас переведи как следует  дыхание
и позвони по телефону. После этого мы с тобой  уйдем  отсюда.  И  пойдем  мы
недалеко. На той стороне улицы стоит  машина  с  копами.  Ты  туда  тихонько
сядешь. Понял?
   - Понял, - сказал он.
   Он попытался встать, но, видимо, всякое движение причиняло  ему  изрядную
боль. Вероятно, он чувствовал себя так,  будто  по  нему  проехал  стотонный
грузовике полным грузом.
   Я помог ему. Он застонал, но все-таки благополучно добрался до телефона.
   В половине двенадцатого я подкатил к задней двери клуба "Олд  Вирджиния".
Машину я оставил за деревьями. Потом пересек дорогу  и  прошел  по  лужайке.
План местности я получил от Крельца.
   Направо гравиевая дорожка вела к служебному входу, здесь в клуб загружали
продукты.  Дверь,  конечно,  заперта,  но  замок   оказался   несложным,   я
моментально с ним справился.
   Вошел.  Я  оказался  в  длинном  коридоре,  по  обеим  сторонам  которого
находились комнаты, очевидно, кладовые. В конце коридора дверь  была  слегка
приоткрыта. Оттуда слышались звуки джаз-банда.
   Я пошел к этой двери и увидел еще один коридор, ведущий налево.
   Заглянул в приоткрытую дверь. Небольшая комната, - по-моему, это был  зал
для репетиции оркестра. Я плотно закрыл дверь и запер ее, а ключ  положил  в
карман. Потом вернулся назад и пошел по коридору, ведущему налево.
   В середине коридора была железная винтовая  лестница.  Я  начал  тихонько
подниматься по ней. Лестница привела меня прямо  на  третий  этаж,  и  здесь
из-под одной из дверей увидел полоску света.
   Я тихо, на резиновых подошвах, подошел, толкнул дверь и  вошел.  Отличная
большая комната, роскошно меблированная. У стены  огромный  письменный  стол
красного дерева, а за столом Джек Истри.
   Крупный парень, почти такой же крупный, как  я.  У  него  четырехугольное
лицо и лысая голова. Похож на первоклассную крысу, только, пожалуй,  я  этим
сравнением оскорбил крысу.
   - В чем дело? - спрашивает он.
   Я немедленно снимаю роговые очки и  прячу  их  в  карман.  Потом  тем  же
манером беру стул, подвигаю его к столу и усаживаюсь.
   - Дело вот в чем, - начал я. - Твое дело кончено, Джек. Да, ты  конченный
человек. Понимаешь? Я уже давно собирался поболтать с тобой. Мое имя Коушн.
   - О, йе! Кажется, я слышал что-то о вас.
   - Конечно слышал.  Ты,  вероятно,  получил  телеграмму  от  Зеллары,  ту,
которую я заставил послать. Я  хотел  дать  тебе  понять,  что  в  это  дело
ввязался я.
   Теперь мы с тобой побеседуем, Джек, а поэтому  положи,  пожалуйста,  свои
руки на стол впереди себя и не  пытайся  двигаться,  а  то  ведь  я  могу  и
рассердиться.
   Он сделал, что я ему велел, хотя, видно, был здорово этим недоволен.
   Я встал, подошел к двери и запер ее. Потом вернулся обратно  и  посмотрел
на него.
   - Если тебе могут доставить  удовольствие  мои  слова,  так  слушай.  Мне
известна твоя афера, все-все до мелочи.  Каким  образом  я  до  всего  этого
дознался, никого не касается.
   И прежде, чем я сделаю с тобой то, что я  собираюсь  сделать,  нам  нужно
немножко поболтать. Прежде всего выслушай мое мнение о тебе. Я  считаю,  что
ты самая проклятая вонючая крыса, которая когда-либо ходила на  двух  ногах.
Хотя, пожалуй, есть еще одна такая крыса, как ты,  это  Ятлин,  и  даже  еще
подлая, поскольку он предал тебя.
   Ты знаешь, я терпеть не могу вступать в  переговоры  с  такими,  как  ты.
Терпеть не могу договариваться с парнями, которым,  видите  ли,  оказывается
мало их обычных мошенничеств, убийств, шантажа, разврата. Им, понимаете  ли,
захотелось участвовать в делах международных, получить некоторую суммочку за
изобретение нового газа.
   Вероятно,  тебе  надоело  заниматься  индивидуальными   убийствами,   так
сказать, убийствами в розницу, решил перейти к оптовым операциям? О'кей.
   Ну вот, слушай, что ты сейчас сделаешь. Где-то здесь, в  Чикаго,  у  тебя
спрятана джеймсоновская половина формулы.  Мне  она  очень  нужна,  и  я  ее
непременно получу. Я ее действительно получу, понял?
   Я получу ее всеми правдами и не правдами.
   Я посмотрел на него и улыбнулся.
   - Говорят, ты очень любишь делать ребятам парафиновые ванны, -  продолжал
я. - Ну, я сразу так далеко не пойду. Я  качну  с  зажигалки,  которую  буду
держать между пальцами твоих рук, и посмотрим, как это тебе понравится.
   Я закурил.
   - Когда ты выйдешь отсюда, тебя заберет Крельц, начальник полиции.  Вы  с
ним совершите небольшую прогулку в полицейской машине, а  потом  он  упрячет
тебя в тюрьму, из которой ты никогда не выйдешь.
   Но вот как Крельц и его ребята  обойдутся  с  тобой,  приедешь  ли  ты  в
полицию цел и невредим или тебе по дороге сломают  половину  ребер,  а  лицо
будет похоже на пропитанную кровью губку, это все зависит от тебя.  Ну,  что
ты будешь делать?
   Он глубоко вздохнул, при этом  раздался  громкий  свистящий  звук.  Потом
начал улыбаться. Он был похож  на  мокасиновую  змею,  когда  она  в  плохом
настроении.
   - Вероятно, это Жоржетта заговорила, - сказал он. - Милая дамочка.  Хотел
бы я добраться до нее, до этой...
   - На твоем месте я не стал бы утруждать себя мыслями о дальнейшей  судьбе
этой дамы, Истри, - перебил  я  его.  -  Во  всяком  случае,  больше  ты  ее
беспокоить не будешь.
   - Так? Да? О'кей. Значит, ты все знаешь, парень? Да? Слушай, у тебя  есть
сигарета?
   Я бросил ему сигарету и зажигалку. Он закурил.
   - Слушай, Лемми, - сказал он. - Меня совсем  не  взволновала  твоя  речь,
будто мои дела  кончены.  Ты  недалек  от  истины.  Действительно  что-то  в
последнее время мои дела шли очень плохо. А тут  еще  предательство  Ятлина.
Знаешь, мне все надоело. Я устал.
   И Жоржетта меня обманула. Я знаю, она только выжидает подходящего случая.
И я сам на это напросился. Парень, который поверяет женщине свои  дела,  сам
напрашивается на неприятности, и вот я, кажется,  получил  по  заслугам.  Но
хотел бы заполучить эту бабенку в свои руки хотя бы минут на пять. Я  бы  ее
как следует обработал.
   Он опять улыбнулся; Этот парень, вероятно, давал первые уроки Сатане.
   - Если ты уже разговаривал с Крельцем, то знаешь, что я давно,  собираюсь
уехать из этих мест, -  продолжал  он.  -  Ну,  что  ж,  я  знаю,  мое  дело
проиграно.   Если   бы   в   моих   руках   были   обе   половины    формулы
Джеймсона-Грирсона, я бы с вами, еще поговорил. Но, вероятно,  масштаб  этой
работы слишком крупен для  меня.  Вы  сами  понимаете,  Коушн,  что  я  могу
закончить это дело к общему согласию, а могу и наделать  вам  много  хлопот.
Конечно, если  вы,  полицейские  ребята,  будете  слишком  жестоко  со  мной
обращаться, может быть, вы и получите нужные вам сведения, но,  может  быть,
лучше нам все это проделать тихо-мирно. А? Может быть, мы договоримся? А?
   - Об этом не может быть и речи, - сказал я. - Я пришел сюда не для  того,
чтобы договориться с тобой, Истри. Ты все равно получишь то, что заслужил, и
в лучшем случае ты можешь надеяться на 15 ил и 20 лет.
   Он пожал плечами.
   - Ты так думаешь, фараончик? Может быть, и так, но разве тебе не известны
случаи, когда парням удавалось убежать из тюряги? Почему бы и мне не сделать
этого когда-нибудь? Во всяком случае, сейчас я не возражаю против небольшого
отдыха.
   - Ну, ладно, Истри, - перебил я его. - Давай говори дело.
   Мне надоело смотреть на твою крысиную морду.
   - О'кей, - сказал он. - У  меня  в  квартире  в  библиотеке  за  книжными
полками есть стенной несгораемый шкаф. Никто о нем  ничего  не  знает,  даже
Жоржетта. Сегодня утром я спрятал  там  формулы.  Книжка  с  правой  стороны
полки, автоматически отщелкивается замок, полка отодвигается, за ней стенной
сейф. Ключ от этого сейфа находится там, в том шкафчике, ключ с ярлыком "С".
   - О'кей, - сказал я. - Пойди и подай его мне.
   Он встал, обошел вокруг стола и направился к шкафчику. Я подумал,  что-то
все  слишком  легко  устроилось.  Может  быть,  парень  что-нибудь  задумал?
Вероятно, да, все равно дела-то его безнадежные.
   Я опустил руку в правый карман пальто. Он подошел к шкафчику и  отодвинул
дверцу. На крючке висела связка ключей. Он протягивает  правую  руку,  берет
связку и вдруг роняет ее на пол. Левой рукой он собирается ее  поднять,  для
чего развернулся, и я вижу в его руке револьвер.
   Раздался выстрел, и одновременно я, не  вынимая  руки  из  кармана,  тоже
выстрелил.
   Я слышал, как пуля пролетела мимо моего левого уха. Я снова спустил курок
люгера. И он выстрелил второй раз, пуля содрала мне кожу на ребре.
   Тогда я выстрелил ему прямо в живот. Он повалился ничком. Я всадил ему  в
затылок еще две пули, и, наконец, он решил умереть.
   Я подошел к нему и взял из его рук ключи.  За  дверью  послышались  шаги,
вероятно, это Крельц бежал на выстрелы. Я отпер дверь.
   Ввалился Крельц еще с двумя парнями и осмотрелся.
   - Ну что ж, - сказал он, - парень решил рискнуть, и вот что ему это дало.
Пожалуй, это лучший способ разделаться с этим мальчиком.
   Он взглянул на меня и улыбнулся.
   - Если подумать хорошенько, это все-таки лучший исход битвы.
   - Еще бы, Крельц, - сказал я.
   Но думал я не о нем, и не о себе. Я думал о Жоржетте.
   Сейчас ровно половина первого.
   Я поднимаюсь на лифте в квартиру Истри. Предварительно я  позвонил  туда.
Дверь открывает Жоржетта.
   Я бросил на нее быстрый взгляд. На ней черный кружевной пеньюар. Выглядит
она как та дама, из-за которой началась греческая война.
   Мы входим в комнату.
   Квартирка  тоже  на  все  100  процентов.  Эти  гангстеры  умеют  красиво
устраивать свою жизнь. Она идет к бару, наливает виски и приносит мне.
   - Слушайте, Жоржетта, - сказал я. - Нужно действовать  очень  быстро.  Мы
должны непременно выиграть это дело.
   Сначала расскажу вам о Джеке. Он умер. Сначала мы с ним крупно поговорили
и договорились. Он согласился сделать то, что я его просил. А когда он пошел
за ключом, то решил выкинуть трюк с револьвером. Мне пришлось ему  ответить,
и он сгорел, как свеча.
   Она вздрогнула. Я подошел к ней и обнял за талию.
   - Спокойно, детка, - говорю я, - для вас это лучший  исход.  Может  быть,
теперь вы начнете новую жизнь.
   - Я знаю, - сказала она, - я знаю... Но все-таки это так ужасно...
   Она, в свою очередь, обняла меня и заплакала, как ребенок. Я усадил ее  в
кресло, пошел к бару и налил виски.
   - Слушайте, Жоржетта. Бросьте эти детские штучки. Вам предстоит настоящая
мужская работа, а поэтому выключите свои фонтаны.  Я  не  люблю,  когда  мои
помощники оказываются обыкновенными слюнтяями. Понимаете?
   Она попыталась улыбнуться.
   - А что я должна сделать, Лемми? - спросила она.
   - Вот что. Только выполняйте мои указания точно, никаких ошибок.  Сколько
у вас здесь телефонов?
   - Два, сказала она. - Один в моей комнате, другой в библиотеке.
   - О'кей. Теперь идите в вашу комнату и звоните на междугородную.  Скажите
им, чтобы они как можно быстрее  соединили  вас  с  рестораном  "Эльвира"  в
Мехико-Сити. Когда вам дадут  кабак,  попросите  уборную  Зеллары,  скажите,
чтобы ее немедленно разыскали, так как речь идет о жизни и смерти.
   Когда Зеллара возьмет трубку, вы разыграете бурную сцену, как будто бы вы
буквально сходите с ума. И вот что ВЫ скажете.
   Вы скажете, что здесь происходит черт знает что. Что  Коушн  все  открыл.
Что примерно час назад Коушн и копы  арестовали  вашего  мужа  по  какому-то
липовому обвинению.
   Скажете, что при аресте Коушн говорил, что вашему мужу припаяют  двадцать
лет федеральной тюрьмы.
   Скажете ей, что вам удалось поговорить с Джеком в полиции, он просил  вас
позвонить Зелларе и сообщить ей, что он  собирается  послать  джеймсоновскую
половину формулы Ятлину в Париж.
   Скажете ей, что в настоящее время формула  находится  у  вас,  а  вас  на
аэродроме ожидает самолет, и вы  вместе  с  Тони  Скала,  захватив  с  собой
формулу, летите в Нью-Йорк, оттуда, на пароходе отправляетесь в Париж.
   Скажете, что Джек согласился действовать с Ятлином заодно. И  как  только
Ятлин окажется в  Париже  с  обеими  формулами  в  руках,  он  должен  будет
поставить федеральному правительству ультиматум: если они не отпустят Джека,
Ятлин  продаст   обе   формулы   какому-нибудь   иностранному   государству.
Федеральное правительство пойдет на  любые  уступки,  вплоть  до  того,  что
пообещает полное помилование Джеку  и  Ятлину,  да  еще  в  придачу  миллион
долларов.
   После того как  вы  все  это  ей  скажете,  спросите,  куда  вам  следует
обратиться в Париже, где  вы  можете  связаться  с  Ятлином  и  его  бандой.
Поняли?
   Я заставил ее повторить все. Она действительно отлично все поняла.
   Тогда я отвел ее в спальню и, сняв  трубку,  попросил  соединить  меня  с
главным телефонистом чикагской международной станции.
   Ему я сказал, что мистер Зетланд В.  Т.  Кингарри  предлагает  немедленно
отключить все идущие в Мексику провода, за исключением одного,  по  которому
вызвать ресторан "Эльвира" в Мехико-Сити.
   В "Эльвире" необходимо соединиться с аппаратом,  находящимся  за  сценой.
Когда оттуда кто-нибудь ответит, сказать им, что миссис Жоржетта Истри хочет
срочно и лично поговорить с Зелларой,
   Я предупредил парня, что он должен действовать с максимальной  быстротой,
как будто за ним по пятам гонится сам Сатана.
   Он сказал, что через пять минут все будет о'кей.
   Я оставил Жоржетту у аппарата в спальне, а сам прошел в библиотеку. Там в
книжном шкафу сбоку нашел кнопку, нажал ее и  передо  мной  открылся  тайный
сейф.
   Я вставил в него ключ и повернул. Пот буквально ручьями  лился  по  лицу.
Пожалуй, я никогда так еще не потел.
   Дверца шкафа отворилась.
   Внутри шкафа лежал огромный портфель, запертый на  молнию.  Портфель  был
запакован в пергамент, федеральные сургучные  печати  целы,  значит,  химики
Джека  недостаточно   искусны,   чтобы   позволить   бандюге   удовлетворить
любопытство и взглянуть на джеймсоновские формулы.
   Я засунул портфель под мышку и  прислушался.  Через  открытую  в  спальне
дверь был слышен голос Жоржетты. Она  уже  связалась  с  Зелларой.  Жоржетта
отлично выполняет задание. Весьма  искренне  разыграла,  как  будто  страшно
испугалась. Она во весь голос кричала в аппарат и, казалось, вот-вот  сойдет
с ума. Я слышал, как она говорила Зелларе  о  самолете  и  прочем.  Потом  я
услышал:
   - Да, да, понимаю. Мне нужно поехать в Невилль около Парижа, спросить там
местного доктора...
   Я плюхнулся в кресло. Что ж, у меня есть все основания веселиться.
   Мы установили связь, и если счастье мне улыбнется,  я  ухвачу  эту  крысу
Ятлина за самое больное место.
   Я взял телефонную книгу, нашел номер телефона старого агента Федерального
бюро в Чикаго. Когда меня с ним соединили, я назвал свое имя.
   - Слушай,  -  сказал  я  ему.  -  У  меня  в  руках  папка,  запечатанная
федеральной печатью. В ней находятся очень важные документы,  из-за  которых
может начаться по крайней мере пятнадцать войн и две революции.  Приезжай-ка
сюда за ними, потому что мне нужно срочно на самолете смываться в  Нью-Йорк.
А ты возьми другой самолет, дуй в Вашингтон и передай эту папку лично в руки
Эдгару Гуверу. И кроме него, никому на свете. Понял?
   Он сказал, что понял и сейчас приедет.
   Я налил себе стаканчик. В  комнату  вошла  Жоржетта  и,  остановившись  в
дверях, смотрела на меня.
   - Жоржетта, - сказал я ей, - кажется, мы в