кидзе -  ума
не приложу. Майор всегда  был  чрезвычайно  осторожен.  Впрочем,  Углов  -
личность известная, сразу ясно, что это не подсадная  утка.  С  ним  можно
было рискнуть сделать дело. Шутка ли, четверть миллиона! Последний  допрос
Углова  в  райотделе  Лобекидзе  вел,   подозревая,   что   не   исключено
прослушивание. Очень осторожно,  обиняками,  дал  подельнику  понять,  как
следует себя вести. Я и подумать не мог, что такое возможно! А  чтобы  мне
еще раньше вспомнить о приятеле Лобекидзе - Маркусе,  который  эмигрировал
довольно давно, проверить номера переговоров с Нью-Йорком... Нет... теперь
не прослушиваем, - ответил капитан  на  скептическую  улыбку  Фреймана.  -
Конфиденциальность обеспечена. Не  до  того.  Но  ведь  номера  все  равно
фиксируются. А о чем мог ему сообщить Маркус, если  не  о  смерти  Татьяны
Барановой! Соболезновал, конечно,  но  и  поздравил  дочь  с  наследством.
Лобекидзе об этом никому не  сообщил;  кроме  того,  он  был  занят  ходом
операции с машиной. Звонок из Нью-Йорка привел его в ярость. Эти деньги не
должны были достаться девчонке, которая того и гляди  сбежит  из  дому,  и
поэтому он не колеблясь принял решение.  Но  появление  маньяка  следовало
обставить как можно более правдоподобно. Нужна была  первая  жертва  -  на
стороне. Осуществляя комбинацию с машиной,  Лобекидзе  неотрывно  думал  о
своем, и, когда все провалилось, а чеченцы скрылись  с  деньгами  и  стало
ясно, что вернуть их не удастся, изнасиловал  и  со  зверской  жестокостью
убил мальчишку. Углов, узнав, едва ума не лишился.  Павел  Петрович  Тушин
тоже был не в восторге, невзирая даже на то, что Лобекидзе  теперь  мертво
сидел у него на крючке. Только троим посвященным, включая Хутаева, и  было
известно, что за маньяк объявился в  Баланцево,  из-за  кого  взбудоражена
местная милиция. Но и они ничего не знали о  наследстве,  не  обманываясь,
впрочем, в том, кто покончил с дочерью  и  свояченицей  майора.  Дальше  -
больше. Лариса Минеева,  погибшая  в  пригородном  колхозе,  не  стала  бы
доверяться совершенно незнакомому человеку. Столкнувшись  же  с  приятелем
Абуталибовых безропотно ему подчинилась.
     - Что же такое этот "Ник"?
     - Всего лишь плод фантазии Саши Абуталибовой.  Ее  "отец",  регулярно
принуждая девочку участвовать в оргиях, сотворил с психикой ребенка  нечто
невообразимое.  Она  мечтала  о  некоем  благородном  Нике,  о  ком-то  из
персонажей голливудских кинолент типа Стивена Сигала - мужественного  и  в
то же время мягкого и нежного. Как-то "отец" подарил ей кроссовки "Nikе" -
и  это  странным  образом  сыграло  свою  роль  в  создании  образа  этого
мифического персонажа. Что касается убийства подруги, то она его просто не
видела... В конце концов, ее сознание не выдержало  жизни  в  непрестанном
ужасе.
     - Во всяком случае, причина куда более веская, чем в случае с  другой
девочкой, где был замешан этот самый Чуб.
     - Тут другое. Хрупкое, инфантильное создание  впервые  столкнулось  с
обыденной гнусностью и мразью.  Кстати,  ее  смерть  Тушин  тоже  приписал
Лобекидзе, и после этого у них  созрело  решение  покончить  с  озверевшим
маньяком, чтобы и  самим  не  оказаться  в  сфере  пристального  внимания.
Избавиться от него нашими руками они могли  мгновенно,  после  первого  же
сигнала, но тогда и им приходилось гореть. Проще было убрать майора самим,
тихо, по-семейному. Тем более, что и Углова  пришла  пора  устранить.  Все
было расписано и выверено, как часовой механизм, но одним  поворотом  руля
вы,  Майкл,  им  все  порушили.  Во  время  этой  встречи  в  парке.  Как,
собственно, вы там оказались?
     - Я начал приглядывать за Лобекидзе, исключительно  в  целях  его  же
безопасности. И, по-моему, вовремя: еще чуть-чуть, и  его  бы  прикончили.
Углов, хоть и не профессионал, но настроен был  отчаянно.  Я  тогда  ни  о
Углове, ни о Хутаеве не  имел  связного  представления,  но  заметил,  что
последний гораздо опаснее.
     - И на всякий случай сшибли двоих? А Лобекидзе?
     - Знал бы о нем то, что знаю теперь...
     - Бросьте,  Майкл,  вы  же  юрист.  Лобекидзе  сразу  сообразил,  кто
направил удар,  и  моментально  отреагировал.  И  все-таки  на  стоянке  у
Большого театра сорвалось у него. Ушел Тушин - тот,  ради  кого  все  было
затеяно. Ушел и стал гораздо осторожнее: засел под охраной дома  и  другой
возможности  для  покушения  не  представил.  Лобекидзе  он,   разумеется,
подозревал, но не исключал и предательства Хутаева. А  когда  мне  удалось
разговорить Хутаева-младшего и возникла опасность, что  Степан  расколется
полностью,  Тушин  решил  не  рисковать,  полагая,  что  и  в  самом  деле
контролирует ситуацию. Но для Хутаева любовь  к  сыну-предателю  оказалась
выше "закона", и, уж конечно, благополучие босса в счет  не  шло.  Взвесив
все, подстегиваемый еще и жаждой мести, Хутаев решился предпринять попытку
взять власть в свои руки.
     - Почему же там, на пруду, он не  прикончил  Анатолия  Зудова  с  его
азербайджанцами?
     - Думаю, что, если бы он обнаружил  тело  сына  в  раздувшемся  брюхе
дохлой коровы, не раздумывая кончил бы всех. Но этого не случилось,  никто
не стал осматривать падаль. Повезло убийцам Степана.  Впрочем,  ненадолго.
Не стрелял Хутаев на пруду еще и потому, что не успел получить "добро"  от
столичной общины на решительные действия.
     - Соблюдал, значит, субординацию?
     - Со своими - да. А едва наши местные мафиози ослабили  бдительность,
их тут  же  сожрали.  Просто  поразительно,  как  легко  местное  бакланье
позволяет себя подмять! Не говоря уже о смирном обывателе. Правда, не  так
давно прямо возле недоброй славы "Ахтамара" кое-кто получил хорошую  плюху
от некоего щуплого и не похожего на  местного  обывателя  гражданина...  -
Тищенко прищурился, глянул с хитрецой.
     Фрейман шутку принял неохотно, постно улыбнулся.
     - Этих, кроме пули, ничего не остановит. Так что, я,  вступившись  за
девушку, только раздразнил зверей. Сколько людей пострадало ни за что!  Но
ведь я и подумать не мог,  что  эти  подонки,  встретив  сопротивление  со
стороны старика, всей стаей кинутся на слабых и беспомощных.
     - Хозяевам  жизни  все  позволено.  А  наше  куцее  законодательство,
устаревшее еще до рождения, не позволяет так, как следовало  бы,  пощипать
перья этим горным орлам. Вот они и набирают высоту. А система все эти годы
делала все, чтобы человек жил  разобщенно,  оберегая  только  свою  шкуру.
Соседа хоть режь, только меня оставь в покое.  Если  есть  чем,  я  еще  и
откуплюсь. А все остальное - так, чушь, благие намеренья.
     - Те самые, которыми дорога в ад вымощена?
     - Об этом и речь, Майкл. Именно  туда.  Какое,  к  бесу,  возрождение
духовности, если старикам и больным жрать нечего, если кладбища  загажены,
а церкви порушены? В  ноги  кланяемся  каждому,  кто  кусок  бросит...  Вы
знаете, чем Мамедова кормила своих питомцев - там у нее, кроме нутрий, еще
и норок с полсотни? Безотходное производство  на  базе  похоронного  бюро.
Большая выдумщица: гробы шли обратно в реализацию,  одежда  покойных  -  в
комиссионный, золотишко также не пропадало.  Ну,  а  все  остальное  -  на
ферму. Инициатива помимо главного Дела в этой семье не поощрялась, но и не
возбранялась. Прогорел, попался - выпутывайся сам, но семью  под  удар  не
ставь.
     - Ох, Алексей, тошно слушать, с души воротит.
     - Нежный, однако у вас, американцев, желудок. Советские покрепче.  Но
в Баланцево наворочено такого, что и самых крепких  передернет...  А  ведь
еще совсем недавно жили мы вроде и недалеко от столицы, но  как  в  сонной
провинции. Иным казалось  -  скучновато,  а  сейчас  многие  с  сожалением
вспоминают это время. Пропаганда пропагандой, но, когда приезжие захватили
не только рынок, но и множество других сфер жизни города, я поймал себя на
мысли,  что,  кажется,  начинаю  понимать,  какие  чувства  движут  белыми
экстремистами в Америке. Бог им  судья,  с  их  методами,  но  цели  их  я
понимаю. Я тоже хочу, чтобы мои соотечественники спали спокойно.
     - Вам, Алексей, проще, у вас семьи нет.
     - Зато информации  о  положении  дел  более  чем  достаточно.  Как  с
пригорка - далеко видно. Ненависть - скверное чувство.  Но  почему  должны
безропотно  молчать   те,   кого   ограбили,   избили,   унизили,   лишили
человеческого достоинства?
     - Кто бы подумал? Подмосковный милиционер, разделяющий взгляды клана!
     - А какие бы у вас были  взгляды,  если  бы  вам,  Майкл,  предложили
привести невесту в закут в общежитие? И в это  время  известная  вам  Алия
Этибаровна, работая в ЖЭКе, такие проблемы щелкает  как  семечки.  Никакой
волокиты! К одинокому пенсионеру, проживающему  в  отдельной  квартире,  с
официальным визитом  являются  работники  ЖЭКа.  "Квартира  ваша,  дедуля,
нуждается в капитальном ремонте. Временно придется пожить в другом  месте.
Переезд, конечно, оплачивает государство". Старик поохает, покряхтит, да и
съедет в комнатенку в коммуналке, которую уже обеспечили энергичные  дамы.
В квартиру вселяется новый жилец из тех, кто платит. Вот по этим  делам  и
ведала документацией Алия Этибаровна.
     - Кого не возьми - все умельцы.
     - Подобная история случилась не так давно и с одной старушкой...
     - Ну, по-видимому, теперь все следует расставить по местам.
     - Тут уже ничем не поможешь. Пожилая женщина  переезжать  отказалась.
Одинокая  и  больная,  она  имела  неосторожность  проживать  в   неплохой
квартирке, которая, по ее мнению, ни  в  каком  ремонте  не  нуждалась.  А
документы на нового хозяина были уже на подходе. В  общем,  тело  старушки
нашли в залитом водой подвале вместе с немудреными пожитками. Ее собачка -
крохотная облезлая болонка - в первые дни выла от тоски  и  голода,  потом
стала глодать труп...
     - Все, все, Алексей, это уже чересчур...
     - Стоит послушать, Майкл, чтобы не совсем  запамятовать,  чем  пахнет
наша действительность.
     - Не стоит меня тыкать носом, как богатого туриста.  Я  ведь  родился
здесь и приехал сюда не на день-другой. У меня бизнес, и я на него  крепко
рассчитываю.
     - Майкл, оставим это. Ну что, в самом деле. Я в страховом бизнесе  не
большой знаток, но и на  свет  не  вчера  появился.  И  поэтому  прекрасно
понимаю, что уехать в те годы, не имея родственников, да еще не в Израиль,
а в Америку, была,  мягко  говоря,  та  еще  задачка.  Требовалась  мощная
поддержка, существует она и сейчас, судя по тому, как на месте  и  вовремя
вы оказались  в  Баланцево,  а  следом  -  люди  из  отдела  по  борьбе  с
межрегиональной  преступностью,  растянувшие  сеть  под  балконом,  откуда
бросился Лобекидзе. Тут  не  надо  быть  ясновидцем...  -  Тищенко  умолк,
потирая подбородок.
     Фрейман неожиданно широко улыбнулся, закинул руки за голову:
     - Ты, видно, вообразил, что тут задействован  Интерпол?  И  напрасно.
Они полицейских  акций  вовсе  не  осуществляют,  их  дело  -  информация,
координация. Остальное - в романах.
     - Ну, спасибо,  просветил.  Уж  мне  ли  не  знать,  какое  ведомство
занимается чисткой милиции... Я, Майкл, может, и ошибаюсь, но мне в  конце
концов безразлично, что за контора за тобой стоит. Комитет, не  комитет...
Был бы человек человеком.


     Страницы  истрепанной  общей  тетради  пожухли.  Неровно   исписанные
размашистым мужским почерком, они говорили не только о вещах обыденных, но
и о таком, что не укладывалось в голове. Разного цвета чернила и паста,  в
двух местах появлялся даже  карандаш;  почерк  менялся  в  зависимости  от
времени и настроения писавшего - все говорило о том, что немало времени  и
событий отделяют первую  и  последнюю  страницы.  И  события  эти  были  в
большинстве своем горестные, раз за разом ломавшие человеческую судьбу.
     Тищенко выборочно просматривал листки, перечитывал по нескольку  раз.
Хотя мог уже и не возвращаться к ним: такое не забывается.
     ...Пропал Шурик. Что  с  ним  могло  случиться?..  Сам  ушел,  или  -
подумать страшно - кто-то увел его? Но я не  слышал,  чтобы  у  нас  детей
похищали. Зачем? Выкуп? Я бы и отдал все что угодно за  малыша  моего,  но
ведь нечего. Кому мы нужны? Бред какой-то. Верю, Шурик жив,  надо  искать,
искать, не останавливаться. Жена к бабке бегала, та ворожила  -  да,  жив.
Как же так вышло, что спохватились мы только к вечеру, не почуяли неладное
сразу? Не было бы тогда всего этого кошмара...
     ...Стоит навсегда перед глазами ужас той  ночи:  сухие,  безразличные
доклады патрульных и поисковой группы, самые первые, еще  полные  надежды,
часы  поиска.  Обрывки  фраз:  "масштабная  карта  района",  "изменения  в
ландшафте". Скрещение световых лучей, голос в мегафон: "Саша - мама и папа
тебя ищут! Отзовись!".  Все  затихнет:  слушают  участок.  В  поселке  уже
прекратили поиски - все! Отрабатывали лесок, ближние поля.  Каждый  клочок
почвы  в  радиусе  двух-трех  километров.  Но  вот  зона  расширяется   до
пятнадцати километров - дальше шестилетний мальчуган уйти не  мог.  Собака
безуспешно пытается взять след, другая работает выборочно: на перекрестках
дорог, на случайный след. Раз за  разом  кинолог  сумрачно  бубнит:  "Нет,
здесь он не проходил". Как же так - нигде ни следа? И все, все... Нет, при
чем тут милиция, они сделали, что могли... А мальчика моего нет..."
     Полтетради полны  были  отчаянием,  но  когда  Тищенко  перевалил  за
середину, в записях  внезапно  стала  проблескивать  робкая,  неуверенная,
полубезумная надежда. Неровные строки успели поблекнуть.
     "Время уходит, год за годом, но все свежо, будто еще вчера я держал в
объятиях Шурочку, вдыхал чистый и сухой запах детских волос... С Тоней  мы
развелись, с Аней у нас  дочь,  Юлечка,  но  счастья  нет,  все  отравлено
воспоминаниями, и, наверное, хорошо, что  Тоня  перебралась  в  Ленинград,
больно стало даже видеть друг друга. Шура был  копия  матери...  особенно,
когда она его, совсем маленького, в платьице наряжала... Вот  и  теперь  -
странное чувство... Смотрю я на дочку нашего нового хирурга,  и  он  опять
перед глазами, будто время разворачивается вспять. Какая-то тяга, и в этом
нет ничего плохого, просто ощущение близости, чуть ли не родства. Нравится
мне эта девчушка - из-за сходства с Шурой, что ли? И возраст тот же... Фу,
черт, и какая только чушь в голову не взбредет... Но до чего же похожи!
     Однако ничего подобного быть не может. Я видел ее в школьном дворе во
время урока физкультуры. Девчонка  как  девчонка,  все  на  месте,  грудка
намечается. Но как быть с этой родинкой на плече? Я  же  помню  ее,  перед
глазами стоит!.. В конце концов я  решился  на  нелепый  шаг  -  попытался
заглянуть в женскую душевую. Лучше бы мне этого не делать; все равно - то,
что  я  увидел,  непостижимо.  Это  мой  ребенок.  Я  знаю  это  со   всей
определенностью. Невозможно не видеть эту  цепочку  крохотных  родинок  на
правом бедре, эту белую полоску шрама под правым соском от когтей Мурки...
И все же он - девочка.  Я  схожу  с  ума...  Возле  душевой  меня  поймали
дружинники, теперь по всему городу пойдут разговоры...
     ...Ничего не вышло. Налик Назарович поглядел на меня и вправду как на
сумасшедшего, более того, был неприятно изумлен. И потом, эта странная,  с
первого слова, враждебность - в голосе, во взгляде...  Надменно  вскинутый
подбородок. Наместник Гиппократа, его хирургическое величество. Что ему до
моей тоски и бреда? Хирургия... А ведь и вправду, читал я где-то, делают в
мире такие вещи. Но зачем, кому это может быть нужно?.. Жене я  ничего  не
говорю, а Зинаида,  которая  на  какое-то  время  стала  мне  ближе  всех,
посмеивается над моими домыслами и крутит пальцем у лба. Но  почему  тогда
такая враждебность, ничем не спровоцированная ненависть  ко  мне  у  этого
человека?  Хорошо,  пожалуй,  что  я  не  рассказал  ему  всего  о   своих
подозрениях. Но и этого хватило, чтобы выбить его из колеи. А почему, если
он ни при чем?.. Господи, какой из меня сыщик, но я не могу  остановиться,
брожу по городу за ними, то за девочкой, то за  Наликом  Назаровичем,  как
приклеенный.  Неужели  девочка  ничего  не  чувствует?  Я  даже  осторожно
попробовал с ней поговорить, но как это сказать, объяснить,  выговорить  -
все это?"


     Тищенко осторожно  прикрыл  клеенчатую  обложку,  положил  ладони  на
тетрадь. Странные картины  с  поразительной  резкостью  прошли  перед  его
внутренним взором.
     Вот Юрий Буров беседует с Абуталибовым. Сначала интонации дружелюбны,
Налик Назарович сочувствует горю отца, потерявшего ребенка... Но Буров  не
помнит старинное правило: из рук врага и глотка воды нельзя  принять.  Да,
впрочем, и это не важно, Абуталибов профессионал, нашел бы и иное средство
ввести отраву. Разговор  становится  все  более  вялым,  странная  эйфория
охватывает  Бурова,  он  уже  не  все  понимает  в   происходящем.   Домой
возвращается как в тумане, ушло напряжение, ставшее обычным  состоянием  в
последнее время. Так, в этом тумане, слабея  и  порой  впадая  в  забытье,
Буров словно истаивает, покидая наш мир. Странная болезнь...
     Дневник, оставленный  ее  возлюбленным,  Зинаида  Жихорская  принесла
Лобекидзе.  Кому,  если  не  начальнику  уголовного  розыска,  можно  было
доверить столь важную тайну? Что ж, майор получил  от  друга  за  молчание
довольно солидную  сумму  и  помог  распорядиться  судьбой  Зинаиды  таким
образом, чтобы она больше не докучала. Ее участь  была  такой  же,  как  и
участь самого Абуталибова, проигравшего схватку,  уступившего  в  быстроте
реакции Лобекидзе. Для нутрий и норок между ними не было  особой  разницы,
тем более, что корм  получили  они  из  заботливых  рук  Алии  Этибаровны,
подменившей  в  тот  день  сестру.  Имелись  сведения,  что  и  сам  Налик
Назарович,  сторонник  всяческого  разнообразия,   подчас   баловал   себя
"особенным" мясом,  но  это  бывало  редко.  Тищенко  передернул  плечами,
сбрасывая волну омерзения.
     В последнее время, когда Союз окончательно распался и опасность того,
что пропавшего в Подмосковье  мальчишку  станут  разыскивать  на  Кавказе,
сошла  на  нет,  необходимость  в  столь  виртуозно  обработанных  Наликом
Назаровичем операциях по изменению пола отпала. Весь  юг  запылал.  Однако
стали и здесь появляться состоятельные, но бездетные покупатели. Осторожно
отрабатывались варианты выхода с "продукцией" на мировой рынок. Изменилась
и конъюнктура: теперь спросом пользовались  светловолосые  и  голубоглазые
малыши.  Однако  временно  пришлось  приостановить  конвейер:  что-то   не
ладилось.
     Семья держалась  вместе  -  любовь  втроем,  развлечения  втроем.  Но
бизнесом  занимались  каждый  сам  по  себе,  и  в  этом  их  интересы  не
пересекались. Деньги держали порознь, способы  их  добывания  не  особенно
разглашали. Алия Этибаровна и представить не могла, что заветный  билет  с
"волгой" прошел через руки ее сестры, но в них не задержался, и  требовать
у Буровой ей совершенно нечего. Костюм, которым по-хозяйски  распорядилась
Роза, и дня не пролежал в ее доме.  Поэтому,  посокрушавшись  на  семейном
совете, ничего не стали предпринимать. Не бродить же ночами вокруг  пустой
могилы, как придурковатая Пантюхова...
     Тищенко с силой потер лицо ладонями, откинулся, но кошмар не оставлял
его. Гнусный оборотень Лобекидзе  еще  час  назад  на  допросе  вываливал,
словно в садистском экстазе, перед ним все новые и новые подробности дела.
     Вот он вывозит сестер, Алию и Розу, из Баланцевского района в тайнике
машины. Разумеется, с большим удовольствием он скормил бы их  нутриям,  да
нельзя! Вынужден был сам их спасать да пошевеливаться. Сестры должны  были
прибыть в Баку раньше отосланной Алией отцу бандероли, содержавшей дневник
убитого Бурова. Алия сообщила  майору  об  этом  во  время  его  утреннего
"визита".  Наличие  квитанции  не  давало  возможности  усомниться  в   ее
правди