рашивали. Мне слышно не было:  где  да  где?  Потом  -  выстрел,  я
увидел, как мозги на стекло выплеснулись, и  убежал...  Он  же  все  равно
мертвый был, ничего не мог сказать...  Ходил  по  городу,  потом  позвонил
Алене, вот она-то меня в гостиницу и устроила...
     - Я тебе помогу, Валера. Если будем дружить. Блатных мы обезвредим, а
из розыска я тебя выдерну... Возьми бумагу,  пиши...  -  майор  задумался,
потом закинул голову, прикрыл глаза и начал диктовать.
     Послушная рука неровно выводила: "...Все  надоело.  Ухожу.  Будь  все
проклято. Больше вы обо мне не услышите".
     Внезапно Валерий опомнился, отбросил предложенную майором дешевенькую
ручку.
     - Что это? Зачем? Вы хотите...
     Коротким движением Лобекидзе выдернул листок из-под локтя Валерия.
     - Все нормально. Еще спасибо скажешь. Кстати,  Алию  и  Налика  не  я
убил. Соображаешь? Вот  так.  -  Майор  поднял  вверх  волосатые  кисти  и
пошевелил пальцами, расслабляясь.
     Грохнул упавший стул, взвизгнула дверь  балкона.  Однако  Валерий  не
успел издать ни звука, потому что майор точным движением  перехватил  его,
слегка коснувшись гортани ребром ладони, и затем опрокинул на пол.
     - Дурашка! - Лобекидзе улыбался. - Ты же жить хочешь, а сейчас все от
меня зависит. Не надо этого... Обложили гады, со всех сторон подступают...
Ну, да меня так просто не возьмешь, хватятся - я  уже  далеко  буду...  Ты
поласковее со мной, поласковее... Хватит разговоров...
     Крупная,  изжелта-смуглая   ладонь   зажимала   рот   юнца,   который
изворачивался и хрипел, в то время как другая рука рвала ткань спортивного
костюма словно бумажную салфетку. Потом Валерий почувствовал,  что  ладонь
ушла, расслабился и подумал: "Только бы не бил!.."


     Взлеты и посадки Павел Петрович Тушин переносил  прекрасно.  Так  же,
как и посадки за решетку и неуклонные взлеты в блатной  иерархии.  Человек
здравомыслящий,  он  прекрасно  понимал,  что  вояж  на  русский  Север  -
единственное, что могло сейчас спасти его  от  катастрофы,  спланированной
разъяренными чеченцами.
     Сейчас он спал. Утомленный организм отключился, сознание  погрузилось
в  спасительное  забытье.  Не  обсуждать  же  на  самом  деле  создавшееся
положение с узколобыми "гориллами", сопровождающими его  в  этой  поездке.
Цыплячьи мозги. Однако "гориллы" бодрствовали и неотрывно держали  в  поле
зрения салон самолета.
     Впервые за долгое время Павел Петрович  позволил  себе  не  думать  о
деле. Снилось ему нечто странное.
     Белый песик выглядел в грязной милицейской дежурке  смешно  и  жалко.
Однако держался гордо, пренебрежительно, будто матерый "пахан". На вопросы
отвечать отказывался, гордо смотрел в угол мимо  следователя,  не  пугаясь
грядущих побоев. А здоровенный, с опухшей багровой физиономией  милиционер
не оставлял его в покое ни на  минуту:  "Вы  признаете,  что  организовали
группу с целью совершения преступных действий? Отвечайте, все  равно  ваши
сообщники признались". Трое или четверо  щенят  испуганно  жались  друг  к
другу, озирались за стеклянной стеной  "стакана",  виновато  щуря  глазки.
Казалось, умоляли: "Не злись на  нас,  Джой,  нас  так  били,  что  мы  не
выдержали". Внезапно милицейский сапог, словно паровой молот,  врезался  в
розовое брюшко  бультерьера.  Ребра  хрустнули,  белая  шерсть  окрасилась
кровью. Джой взвизгнул, позвал хозяина и в  последнем  броске  вцепился  в
ногу в форменной штанине...
     Павел Петрович вздрогнул,  отгоняя  мрачное  видение,  и  пробормотал
излюбленную фразу, когда-то вычитанную им: "Чем больше я узнаю людей,  тем
больше люблю свою собаку"...
     А дальше ничего не было.
     Перечеркнутое огненными сполохами облако  вспухло  на  высоте  девяти
километров на полпути  между  Москвой  и  аэропортом  назначения.  Из  ста
тридцати двух пассажиров и членов экипажа никто не успел ничего осознать.
     Задание было выполнено.


     Балконная дверь  распахнулась  со  звоном,  и  какое-то  стремительно
несущееся тело врезалось между майором и изнеможенным юнцом.
     Лобекидзе развернулся, как стальная пружина, и встретил чужака ударом
- неожиданно точным. Только секунда была потеряна, и именно  этой  секунды
хватило для того, чтобы безнадежно проиграть. Он почувствовал мощный  удар
в спину, парализующий длинные мышцы, и еще один,  под  ключицу,  а  затем,
самый  страшный,  -  снизу,  под  ребра,  так,  что   казалось,   лопаются
внутренности. Майор покатился по плиткам балкона, по-кошачьи извернулся  и
принял боевую стойку. Тело еще не вполне слушалось, но  уже  могучие  руки
вспухли узлами мышц, блокируя следующие  удары.  Еще  мгновение,  и  майор
перешел в атаку. Бил сильно, злобно, но удары уходили в пустоту, противник
легко ускользал. Лишь единственный раз ему показалось, что он достиг цели,
удар ногой от бедра пришелся во что-то мягкое, податливое. Но это оказался
не нападавший, а скорчившийся на полу Валерий.  Он  истошно  мяукал  и  на
четвереньках принялся отползать, затем  приподнялся  и  бросился  к  двери
номера, зацарапал ключом в скважине.
     Дверь распахнулась,  и  полуголый  Валерий  угодил  прямо  в  объятия
нескольких мужчин,  явно  желающих  принять  участие  в  событиях.  В  это
мгновение Лобекидзе оглянулся и тут же пропустил удар.  Хрустнуло  колено,
он наклонился, опираясь на подоконник, рывком отпрыгнул - стало ясно,  что
подвижность утрачена. В дверь номера повалили оперативники. И тогда майор,
послав им ненавидящий взгляд,  собрал  оставшиеся  силы,  перебросил  тело
через перила седьмого этажа и растворился в темноте.
     Свой триумф - ликвидацию бывшего шефа и кормильца,  ставшего  кровным
врагом, - чеченцы справляли в "Ахтамаре" с  большой  пышностью.  Случайных
посетителей в этот достопамятный вечер ресторан не обслуживал. Спровадив в
преисподнюю врага, община чувствовала прилив сил и настроена  была  крайне
воинственно.
     Столы ломились так, как не  ломились  и  в  благословенные  застойные
годы. Хозяева жизни праздновали освобождение от того, что хоть в  какой-то
мере могло помешать им чувствовать себя хозяевами.
     Поначалу пили не много, ели  сдержанно,  как  бы  держась  старинного
пиршественного обряда. Во главе стола восседал Хутаев,  по  левую  руку  -
младший сын, тринадцатилетний Арслан. Место справа от  Георгия  пустовало.
Не было недостатка в соболезнованиях по этому поводу. Община чтила  своего
молодого главу.
     - Нельзя, Георгий, терять веру! Надо искать. Если не нашли  мертвого,
может, держат, сволочи, где-нибудь в подвале...
     Хутаев  взглянул  на   говорившего.   Мужчина   был   сед,   осанист,
представителен. Однако положение его в общинной иерархии было  куда  ниже.
Ответил, отчетливо выговаривая каждое слово, сдерживая накипевшую ярость:
     - А кто скажет? Надо было хоть кого-то в живых  оставить.  Покойников
наделать - не много ума надо. Баланцево теперь наше. "Азеров"  и  половины
на рынке не осталось. А те, кто остался, будут молча отстегивать.  Только,
что с того? Кому все оставлю? Нет сына... Дом Петровича менты перевернули:
никого, одна собачка. У меня теперь  живет.  А  еще  говорят,  что  эти...
бультерьеры хозяев не меняют... Напрасно  Петрович  думал,  что  чеченцами
можно помыкать, как своими свиньями... Кто теперь скажет? И сторож этот  -
нельзя, что ли, было поаккуратнее со стариком? Не зенки  выкалывать,  а  с
умом, помалу. Старое же сердце! И что толку:  "Вроде  был  с  ними  пацан,
машина-то белая, а стекла темные..." Все. Душно здесь! Пора на воздух...
     Покидали  стол  вслед  за  хозяином,  не  спеша,  соблюдая  приличия.
Все-таки не шпана собралась - уважаемые люди. У выхода  из  ресторана  уже
ждали охранники. Один из боевиков услужливо распахнул дверцу  "мерседеса",
Хутаев занес было ногу и внезапно мягко,  как  ватный,  осел  на  асфальт.
Откуда-то донесся негромкий, словно игрушечный,  хлопок  выстрела.  Хутаев
перевернулся и вытянулся на животе. На спине расплывалось  небольшое  алое
пятно. Снежно-белый пушистый свитер ручной работы был безнадежно испорчен.
     Обшарпанный,   заляпанный   грязью   колхозный   "газон"   не   стали
преследовать могучие "мерседесы" и "тойоты". На торжество, о котором  была
хорошо осведомлена милиция, общинники явились без оружия. А кому  охота  с
голыми руками лезть под пулю?


     - А вы, Майкл, молодец! -  Тищенко  сидел  в  номере  у  заокеанского
деятеля, прихлебывая крепкий чай. - Я вас, признаться, невзлюбил поначалу.
Подумаешь, какая цаца к нам  прибыла  -  великий  бизнесмен,  дипкурьер  с
наследством! Да и наследство-то - с голой задницы Танюхи Барановой. Я ведь
давно ее знаю, в школе вместе учились, раньше, чем Лобекидзе. Славная была
девка...
     - То есть вы бы, Алексей, не взяли пятьдесят с лишним тысяч долларов,
если бы их заработала ваша бывшая жена таким способом?
     - Я, слава Богу, не женат. Однако деньги бы взял, Не пропадать же им,
в самом деле.
     - Логично. А вот майор переводить их сюда даже не собирался. Конечно,
там - это не Бог весть что, а здесь, по рыночному курсу - миллионы. Но  он
ведь не был дураком.
     - Дураком? Сумасшедший убийца?
     - Убийца - да. Сумасшедший - в известном  смысле.  А  в  остальном  -
хитрый, решительный и изворотливый. Но только не дурак.
     - Не знаю, Майкл, как это вышло, но  вы  для  поимки  этого  оборотня
сделали больше, чем весь наш аппарат. Чужой вроде бы человек...
     - Спасибо, Алексей. Вы не поверите, но то, что  происходит  в  России
сегодня, просто игрушки по сравнению  с  жизнью  на  Западе...  Ну  а  что
касается кунг-фу, я его еще в Союзе начал изучать. Все было запрещено,  но
от этого интенсивность тренировок не снижалась. Семь  лет.  За  границу  я
вывез не копеечные шмотки и никому не нужные электроприборы, а  знания.  И
прежде всего - умение  разбираться  в  людях,  даже  в  таких,  которых  и
людьми-то язык не поворачивается назвать.
     - Это в страховой компании?
     - Да. Там изо дня в день приходилось с преступниками  встречаться.  Я
считался специалистом по "русским делам".
     - И много таких?
     -  Хватает.  Правда,  крови  меньше.  Невыгодно.   Прежде   всего   -
электронное мошенничество. Эдакие компьютерные "кидалы".
     - Ну, у нас до этого еще не доросли.
     -  Дорастут.  Условия  вот-вот   появятся.   Пока   что   ваши   беды
оборачиваются вам на пользу. Ради "деревянных" рублей нет  смысла  строить
сложные, требующие расходов комбинации. Сейчас выгоднее грабить,  опираясь
на ваши безобразные законы...  что  совершенно  исключено  в  Штатах.  Там
каждый гражданин включен в систему  страхования  -  социального,  личного,
специализированного. Наши бывшие земляки, например, создали  сеть  липовых
медицинских центров. Затраты шли  в  основном  на  рекламу,  действительно
широкую. Содержание же нескольких человек обслуживающего персонала и  базы
данных не требует особых средств. Америка  вообще  рай  для  аферистов  от
медицины.  Народ  повалил  в  эти  центры,  страховые  компании   исправно
оплачивали  предварительные  анализы  и  стоимость   предлагаемых   курсов
лечения... В общем, довелось и мне  руку  приложить  к  разоблачению  этой
аферы. Между прочим, сюда я приехал действительно для того,  чтобы  решить
проблему с наследством Барановой,  потом  огляделся,  захотелось  выяснить
конъюнктуру и, может быть, попробовать развернуть дело.
     - Так сказать, запустить хищные капиталистические щупальца?
     - Ну, во всяком случае, не маньяков вязать. Просто я не мог  отказать
себе в удовольствии поймать его  на  горячем.  Уж  очень  он  был  большой
законник, знаток алиби и изобретатель версий, которые в  нормальном  мозгу
просто не укладываются.
     Тищенко встряхнул головой, словно отгоняя наваждение.
     Фрейман продолжал:
     - Я его далеко не сразу заподозрил. Господи - убитый  горем  отец!  О
свояченице он почти не вспоминал, они с ней не ладили.
     - Сейчас, когда "стенка" ему уже обеспечена, он просто выворачивается
в своих воспоминаниях. Виктория занимает в них не последнее место,  ее  он
терзал с особенным сладострастием...
     - В общем, не только в  Штатах  шериф  умеет  круто  поговорить?  Так
сказать - "полное и чистосердечное"?
     - Да нет, Майкл. "Пресс-камера" - не мой  профиль.  И  Лобекидзе  это
знает. У нас никто никогда не делал ставку на  прессинг.  Так,  разве  что
сопляков пугнуть. Крупный зверь только озлобится.
     - Возможно, спорить не стану. Слава Богу, такому чудовищу не  на  что
надеяться! Я, когда впервые заподозрил, что это он, буквально содрогнулся.
А ведь, казалось бы, всякое повидал на веку. Все началось с того,  что  уж
слишком   настойчиво   майор   разрабатывал   версию,   что    убийца    -
семнадцатилетний испорченный щенок. Для таких дел у  пацана  ни  силы,  ни
духу. Я было подумал, что после того, что случилось с  его  семьей,  майор
просто все еще немного не в  себе.  Однако  в  остальном  он  рассуждал  и
действовал  вполне  здраво  -  взять,  например,  историю  с  наследством.
Казалось иной раз, что дела моего совместного предприятия  его  интересуют
больше, чем ход расследования.
     - Ну разумеется. Что же ему - за самим собой гоняться?
     - Дочку его жаль. Славная девчушка, мамины деньги  ей  бы  совсем  не
повредили. С отцом они расходились  все  дальше  и  дальше  -  сказывалось
влияние писем и фотографий, которыми  Соню  засыпала  мать.  Учеба  ее  не
слишком привлекала, мечтала стать фотомоделью в агентстве...
     -  Увы!  Должен  заметить,  Майкл,  что  вы  вполне   профессионально
поработали с соседями и одноклассниками девочки.
     Фрейман развел руками.
     - Не только с ними. Про  Абуталибовых  мне  тоже  кое-что  открылось.
Парочка хоть куда! Хотя, собственно, почему парочка?
     - Мини-гарем,  но  страсти  похлеще,  чем  в  большом.  Прогрессивное
семейство. Вы, Майкл, небось полагали, что это практикуется только в Дании
и Голландии?
     - Кстати, Алексей, не стоит  думать,  будто  на  Западе  "розовые"  и
"голубые" на каждом шагу. Природа  человеческая  везде  одинакова,  просто
здесь все это загнано в подполье, отчего и приобретает такие чудовищные  и
кровавые формы.
     - Нда-с... Был у нас на все Баланцево  один  благородный  кавказец...
Неподкупный борец с преступностью, сам жертва страшного злодеяния,  всякая
нечисть его десятой дорогой обегала, боялась  как  огня.  Честно  заслужил
майорские звезды, ни у кого никогда копейки не принял. Ни дать, ни взять -
ангел. В очередях стоял, как любой и всякий с улицы... Вот у  Абуталибова,
у того проблем не было. Пациенты - великая сила.  Только  намекни...  Они,
между прочим, - Лобекидзе с Абуталибовым, - как-то сошлись,  захаживали  в
гости, звали на семейные праздники друг друга. Впрочем, Лобекидзе говорит,
что общих "дел" у них не было, - так, одни ностальгические воспоминания...
     Двум интеллигентным людям всегда есть о чем поговорить на досуге.
     -  Вы  напрасно  иронизируете,  Алексей.  Насколько   я   разобрался,
Абуталибов был блестящим мастером своего дела и этим двум женщинам тоже не
откажешь в уме.
     - Странно вы рассуждаете, Майкл. Эти люди - подлые и  извращенные  до
мозга костей. Что же до интеллигентности, то интеллигентом можно быть и  с
двумя классами церковно-приходской школы... Вот и вышло: двое их  было  на
все Баланцево, и так все повернулось... Зато другие...
     -  Ну,  имеются  же  цивилизованные  средства:  паспортный  контроль,
визовый   режим   въезда-выезда,   наблюдение   за   гостиницами...   Ведь
землячества, как правило, базируются на гостиницы.
     - Положим, командировочными удостоверениями они и этот номер  оклеить
могут: сейчас всякая захудалая фирма  имеет  полный  набор  бланков.  Поди
проверь  где-нибудь  в  Баку  или  Грозном,  кто  и  на  каком   основании
командирует сюда блатных  авторитетов.  Чаще  всего  им  же  эта  фирма  и
принадлежит, через нее и отмываются грязные деньги.
     - Дело тут,  надо  полагать,  не  только  в  деньгах.  Это  особенное
явление, и вам отчасти повезло, что в Баланцево оно возникло не так давно.
В Москве беспредел творится давно, не говоря уже о  тех  регионах,  откуда
едут гастролеры. В чем-то это напоминает ситуацию в  Нью-Йорке.  Пришельцы
основательно потеснили утративших форму и зажиревших местных гангстеров, а
население пришло в ужас, потому что  с  их  появлением  резко  упала  цена
человеческой  жизни.   Причем   кровожаднее   и   садистичнее   вовсе   не
профессионалы, а дилетанты, только что ступившие на эту стезю.  В  Штатах,
замечу, бездна специальной литературы по психологии маньяков, их розыску и
разоблачению, о поведении в критической ситуации, так что, мне не пришлось
изобретать велосипед. Операция по изменению пола - это не  только  элемент
конспирации, хотя, конечно, способ замести следы - идеальный!
     - В то время, когда только  начали  пропадать  дети,  удалось  общими
усилиями наладить повсеместный контроль. Но ни КГБ, ни МУР не  помогли.  А
что ты сделаешь, когда надо искать мальчика - а он уже девочка,  и  ничего
не помнит, будто в дурмане. Абуталибов, едва  с  помощью  Лобекидзе  купил
здесь дом, как сразу поместил туда шестилетнего мальчугана, и в первую  же
поездку увез с собой на родину стопроцентную девочку, которая спустя время
должна была стать его "дочкой".
     - Бытует, между прочим, мнение, что после операции по  перемене  пола
получаются не женщины, а просто какие-то секс-машины. Кроме всего прочего,
абсолютно стерильные.
     - Деньги  за  украденных  детей  платили  огромные,  тем  более,  что
отсутствие претензий от настоящих родителей  гарантировалось.  Действовала
цепочка посредников, такой специалист не должен тратить  время  на  поиски
покупателей. К сожалению, эта цепочка оборвана только на нашей территории.
На  юге  над  нашими  запросами  откровенно  потешаются...  Да,  оборотни.
Шиповатов - тот просто  боготворил  Лобекидзе.  "Сыщик  Божьей  милостью"!
Кстати, именно он сообщил,  что  к  Лобекидзе  приходила  на  прием  некая
Жихорская. Та самая, если помните, - Зинаида, любовница Бурова.  Приносила
какие-то документы, но потом и сама пропала, и от бумаг ни следа. У Бурова
восемь лет назад пропал сын - темноволосый мальчик Саша,  Александр.  Мать
его,  первая  жена  Бурова,  уехавшая  после  развода   в   Петербург,   к
исчезновению сына непричастна. Это я установил и без Лобекидзе, хотя тот и
провел в Петербурге шесть дней.
     - Целых шесть?
     - Я понимаю, Майкл, что вы хотите сказать. Заглянул он  и  в  Польшу.
Виза на его паспорте настоящая.
     - Надо же было хоть на короткое время убрать Лобекидзе из  Баланцево.
А Польша - вполне подходящее место.
     -  Мысль  была  отличная,  но  поездка  в  Польшу  как  нельзя  лучше
соответствовала  планам  Лобекидзе.  Ему  необходимо  было  избавиться  от
Углова. Углов давил на него, буквально приступал с ножом к  горлу.  И  это
после того, как едва не  убил  Лобекидзе  по  приговору,  вынесенному  его
боссом, Тушиным.
     - С чего бы это могучий пахан решил лишиться  своих  глаз  и  ушей  в
милиции?
     - Агент, по его мнению, был близок к провалу. Кольцо вокруг Лобекидзе
сжималось, и Тушин понимал, что под угрозой расстрела Лобекидзе заговорит.
В этом он не ошибся. Суть в том, что, собираясь купить машину, Углов решил
"кинуть" простофилю-кавказца. Подвело его то,  что  обычно  он  работал  в
одиночку и новых  авторитетов  из  чеченской  общины  не  знал.  Потому  и
опростоволосился. Оставив в залог  мнимого  "сына"  Хутаева,  безбоязненно
вручил самому Хутаеву двести пятьдесят тысяч еще до оформления  документов
на машину. Выгреб все, что у него было,  часть  занял  у  Лобекидзе.  Роль
"сына" за какую-то подачку согласился сыграть малолетний Коля Спесивцев, и
Углов держал его на  даче  под  присмотром  Лобекидзе.  Тот  сам  вызвался
сторожить. Каким образом удалось Углову войти в доверие к Лобе