ма  с
чемоданом взрывчатки, бесстрашный Байрон Риддл небрежно подходит  к  нему  и
обезоруживает. И тем самым добивается работы  в  Белом  доме.  Очень,  очень
четко.
   - Все же у этого типа есть мужество, - сказал Нортон.
   - Ни черта у него нет, - сказал Гейб. - Все было подстроено.
   - Что?
   - Совершенно  точно.  Я  навел  вчера  справки  об  этом  так  называемом
сумасшедшем убийце. Он провел месяц в больнице святой Елизаветы, пока все не
утихло, потом скрылся. Поверь, что Риддл очень нужен Стоуну и  ЦРУ  в  Белом
доме. И они протолкнули его туда. Похоже, им это выгодно, во всяком  случае,
Риддл раздобывает порочащие президента сведения.
   - То есть ты считаешь...
   - Я думаю, что Риддл либо раскопал что-то об Уитморе и  Донне,  либо  изо
всех сил старается раскопать. То есть мы играем в  грязной  луже,  приятель.
Риддл, возможно, считает, что сражается с большевизмом, но Уит Стоун  и  его
компания знают, что им нужно. Деньги.  Они  бы  рады  ограбить  всю  страну.
Смотри, как повели они себя  при  Никсоне.  Выложили  на  его  избирательную
кампанию пять или десять миллионов, а когда настало время, эти гады  удвоили
цены на нефть и почти на все остальное, что принесло им  бог  весть  сколько
миллиардов. Черт, можешь вообразить себе, что они устроят, окажись у  них  в
руках  серьезные  улики  против  президента?  Например,  подтверждающие  его
виновность в убийстве? Да они начнут драть с нас по пять долларов за  галлон
бензина. И это еще не все. ЦРУ тоже потребует свой фунт мяса. Когда  Большой
Чак поприжал это бюро убийств, многие "привидения" остались  без  работы.  А
единственное, что они умеют, - это убирать радикалов. Думаешь, они не станут
шантажировать Уитмора, чтобы снова вернуться к своему делу? Да и сам  Риддл.
Я слышал, он мечтает стать директором ЦРУ.
   - Черт возьми! - прошептал Нортон.
   - Отлично, не так ли? - сказал Гейб. -  В  точности  как  тебя  учили  на
занятиях по гражданскому праву. Демократия в действии.
   28
   Наутро Фрэнк Кифнер позвонил  Нортону  и  сказал,  что  вызывает  его  на
будущей неделе для дачи показаний перед большим  жюри.  Говорил  он  кратко,
по-деловому; сообщать подробности прокурор не обязан. После этого  разговора
Нортон, сидя у себя в кабинете, размышлял о многом, в частности как быть  со
своим боссом Уитом Стоуном. Положение стало невыносимым.  Нортон  уже  хотел
звонить ему, но Стоун, как всегда,  опередил  его.  Позвонила  секретарша  и
ледяным голосом сказала, что мистер Стоун желает видеть мистера Нортона.
   На сей раз, когда Нортон вошел в кабинет босса, не  было  ни  улыбок,  ни
рукопожатий, ни предложения виски. Уит Стоун свился  за  своим  столом,  его
полуприкрытые глаза горели в полутемном кабинете, как угли.
   - Насколько я понял, у тебя осложнения с большим жюри, - начал он.
   - Никаких осложнений. Просто вызов.
   - Я назвал бы это осложнением, - сказал  Стоун.  -  Или,  может,  у  тебя
осложнения с Вашингтоном, Бен. Может,  тебе  есть  смысл  на  время  уехать.
Поразмыслить.
   - Может быть, - сказал Нортон. - Но сперва я завершу то, что начал.
   - Вопрос в том, Бен, можешь ли ты продолжать свое... э...  расследование,
работая в этой фирме.
   - Согласен.
   В глазах Стоуна промелькнуло удивление.
   - Может быть, отпуск... - начал он.
   - Нет, не отпуск. Видимо, положение требует полного  разрыва.  Словом,  я
увольняюсь.
   Стоун откинулся на спинку кресла. Нортон понял,  что  он  рад  так  легко
избавиться от него.
   - Что ж, Бен, раз ты так решил. Самому, конечно, виднее. Думаю, что можно
составить соглашение об уходе.
   - Мне больше не нужно  твоих  денег,  Стоун.  Ни  цента.  Я  только  хочу
напоследок сказать тебе, что ты мерзейший продажный сукин сын из всех, с кем
я имел несчастье сталкиваться.
   Стоун вскочил.
   - Убирайся! - крикнул он. - Прочь, пока я не приказал тебя вышвырнуть!
   Так окончилась работа Нортона в фирме "Коггинс, Копленд  и  Стоун".  Пять
минут спустя он забрал из стола все бумаги и  позвонил  Энни  из  телефонной
кабины на М-стрит.
   - Знаешь что? - начал он.
   - Ты безнадежно влюблен в меня.
   - Хуже того.  Я  безработный.  Наши  пути  с  Уитом  Стоуном  только  что
разошлись.
   - Прекрасно.
   - И еще меня желает видеть большое жюри.
   - У тебя было очень напряженное утро.
   - Пятница всегда тяжелый день, - сказал он.  -  Но  вчерашняя  ночь  была
хорошей. Или я уже говорил тебе это?
   - Скажи еще раз.
   - Прошлая ночь была прекрасной. Ты превзошла все мои ожидания.
   - Ты и сам был неплох. Ответное приглашение на сегодняшний вечер тебя  не
заинтересует?
   - Пожалуй, нет, Энни. Мне нужно кое-что довести до конца.  А  как  насчет
ленча завтра? Во второй половине дня у меня дело в Молле.
   - Слушай, ведь завтра день запуска воздушных змеев.
   - Может быть. Там идет какой-то фольклорный фестиваль. Может, заглянем  в
музей Хиршхорна.
   - Отлично.
   - Я потом позвоню.
   - Хорошо. Пока.
   Она всегда как-то беззвучно произносила это "пока", от которого кружилась
голова. Собственно, многое в ней вызывало у Нортона головокружение. Накануне
они во второй раз легли вместе, и теперь уже не было никаких  проблем.  Если
под кроватью прятались шпики, Нортон этого не знал  и  знать  не  хотел.  Он
думал, не безумие ли с его стороны влюбляться в разгар этого безумия. Может,
и нет. Может, это было одним из  немногих  разумных  событий,  происходивших
теперь в Вашингтоне.

   В шесть вечера Нортон остановил машину перед уютным  кирпичным  домом  на
тихой, зеленой улице в одном из мэрилендских пригородов. Взглянул еще раз на
адрес, прошел по ухоженному газону и постучал.
   Когда Джейн Макнейр открыла дверь и встретила его  робкой  вопросительной
улыбкой, он сразу же понял ее, потому  что  знал  таких  женщин  всю  жизнь.
Понял, что сперва она была послушной дочкой,  потом  любимицей  учительницы,
старостой класса, застенчивой первокурсницей, целомудренной невестой, верной
женой, любящей  матерью  и  образцом  для  юного  поколения.  Выглядела  она
славной, благовоспитанной, наивной и с первого же взгляда вызвала у  Нортона
симпатию и жалость.
   - Миссис Макнейр, я Бен Нортон. Ваш  муж  дома?  На  ее  лице  отразилось
недоумение.
   - Вы не звонили ему на службу?
   - Там ответили, что он ушел, - сказал Нортон. - Да и все  равно,  у  меня
личное дело, обсуждать его в кабинете мне не хотелось бы.
   - Простите, - сказала она, - как вас зовут?
   - Бен Нортон.
   - Да, Клэй, кажется, упоминал о вас.
   - Мы с ним несколько раз беседовали. Я юрист.
   - Вы друг той женщины, что была убита, так ведь?
   - Да.
   - И хотите поговорить  с  ним  об  этом  деле?  Нортон  сделал  вид,  что
колеблется.
   - Не совсем, - сказал он. - Видите ли, миссис Макнейр,  я  боюсь,  что  у
вашего мужа могут возникнуть кое-какие неприятности. Но я не  хочу  докучать
вам этими разговорами.
   Он шагнул назад, словно собираясь уходить, и она распахнула дверь.
   - Входите, пожалуйста, мистер Нортон. Я думаю, нам стоит поговорить. Клэй
должен приехать с минуты на минуту. Сегодня он обещал быть дома пораньше.  -
Она улыбнулась. - У нас годовщина свадьбы, и мы собирались пойти в ресторан.
   Нортон прошел за ней в гостиную, казавшуюся совершенно  нежилой.  Хозяйка
указала ему на диван, а сама села напротив в кресло с прямой  спинкой,  лицо
ее было серьезным, спина выпрямленной, колени сдвинуты, лодыжки  скрещены  -
образец молодой матроны.
   - Итак, мистер Нортон... - начала она.
   - Бен.
   - Бен. Пожалуйста, зовите меня Джейн. И, прошу вас, расскажите, какие, по
вашему мнению, неприятности грозят моему мужу.
   - Я не совсем уверен, что это тактично...
   - Что тактично беспокоить беспомощную жену? Бен,  позвольте  мне  сказать
вам кое-что. По-моему, у мужа начались неприятности, едва он ступил ногой  в
этот город. Мне кажется, Вашингтон губит его. Я имею в виду не язву.  Сейчас
ее лечат. Но пока невозможно лечить ум, сердце и душу от давления, цинизма и
своекорыстия. Я знаю своего мужа. Он не великий и даже не блестящий человек,
но он хороший человек. Или старается быть хорошим. Он много трудится,  чтобы
обеспечить семью. Беда в том, что успех он измеряет деньгами. Но я вижу, что
работа... этот город... политика превращают  его  в  машину.  Очень  четкую,
производительную машину, я в этом уверена, но эта работа  отнимает  все  его
время и энергию, оставляет лишь оболочку человека, за  которого  я  выходила
замуж. Так что, Бен, не бойтесь сказать мне все, что считаете нужным. Ничто,
сказанное вами, не расстроит меня больше, чем я уже расстроена.
   Нортону нравилась эта женщина, и на миг он возненавидел себя за ту  игру,
что вел с ней. В вашингтонских войнах так бывало всегда:
   больше всего страдали те, кто не участвовал в боевых действиях.
   - Конечно, Клэй сказал бы, что я наивна, - продолжала она, -  сказал  бы,
что я не знаю мира политики. Правда, у меня и Клэя прошлое  неодинаково.  Он
привык к трудностям и невзгодам жизни, а я жила без тревог и забот, пока  не
вышла замуж. Поэтому я смотрю на Вашингтон как на джунгли, а  он  видит  его
волнующим и манящим. Я не знаю, кто из нас прав.
   - Может быть, вы оба. Джунгли могут быть волнующими и манящими.
   - Если ты дикарь, - с горечью сказала она. - Или политик.
   - Это пагубный город, - сказал Нортон. - Пагубный для большинства  мужчин
и почти всех браков.
   - Но почему он должен быть таким?
   - Почему? Потому что  у  нас  конкурентное  общество.  Мы  соперничаем  в
детских играх, в школе, в спорте, в сексе, в бизнесе, в политике,  почти  во
всем, а в таких местах, как Вашингтон, Уолл-стрит или Голливуд, ставки выше,
чем где бы то ни было, и потому соперничество более жесткое. К примеру,  ваш
муж, придя на работу в Белый дом, стал зарабатывать двадцать  пять  тысяч  в
год. Если он поведет игру правильно,  то,  уйдя  оттуда  на  другую  работу,
станет  получать  вдвое  или  втрое  больше.  Но  ради   этого   он   должен
выкладываться полностью, потому что в противном случае на его место найдется
сотня других.
   Дверь распахнулась, появились две девочки, они оживленно разговаривали  и
смеялись. Увидев Нортона, обе умолкли и вопросительно поглядели на мать.
   - Это мистер Нортон, девочки, -  церемонно  сказала  она.  -  А  это  мои
дочери, Эмили и Энн.
   Девочки по очереди подошли, подали руку и вежливо прощебетали:
   - Очень рада познакомиться.
   - Идите попейте молока, - сказала им мать, - а  мы  с  мистером  Нортоном
продолжим наш разговор.
   - Очаровательные дети, - сказал Нортон.
   - Очаровательные дети не могут понять, почему у них больше  нет  отца,  и
тяжело это переживают. Но я докучаю вам своими заботами, Бен. Скажите, какая
неприятность грозит, по-вашему, моему мужу?
   - Тут я не совсем уверен, - сказал Нортон. - Видимо, ничего дурного он не
совершал. Но, сам того не сознавая, может впутаться в историю.  Связана  эта
история с убийством Донны Хендрикс. По-моему, некоторые люди  в  Белом  доме
знают об убийстве больше, чем сообщили полиции. Одним из них, на мой взгляд,
является некий Байрон Риддл, занимающий один кабинет с вашим мужем.
   Джейн Макнейр на миг зажмурилась.
   - Да, - сказала она. - Я  могла  бы  догадаться,  что  без  него  тут  не
обошлось.
   - Вы знаете Риддла?
   - Мы встречались однажды, этого вполне достаточно.  Он  был  безо  всякой
причины очень груб со мной. Но это ерунда в сравнении с тем, что  терпит  от
него Клэй. С этим человеком недели две назад у Клэя что-то произошло,  и  он
вернулся домой потрясенным, как никогда.
   - Потрясенным?
   - Он был бледен как полотно. Руки дрожали. Голос срывался.  У  него  даже
разболелся желудок. Мне он сказал только, что поспорил с Байроном Риддлом. И
на другой день сменил кабинет.
   - Он не говорил, о чем именно был спор? Или что-нибудь о делах Риддла?
   Джейн Макнейр нахмурилась и  погрузилась  в  раздумье,  две  вертикальные
морщинки омрачили ее красивый лоб.
   - Нет, - сказала она наконец. - Говорил только, что Риддл какой-то сыщик.
И что он волк-одиночка, но иногда бывает очень полезен. Клэй все называл его
сумасшедшим и говорил, что не хочет иметь с ним ничего общего. Несколько раз
повторил: "Не буду соваться не в свои дела".
   Казалось, она вот-вот расплачется. Нортон подумал, не уйти  ли  ему.  Она
взглянула на него и как будто прочла его мысли.
   - Какая я скверная хозяйка! Давайте немного выпьем. Клэй должен  приехать
с минуты на минуту.
   - Ну что ж, - сказал Нортон, решив, что выпить  не  помешает.  Тут  дверь
отворилась снова, и вошел Клэй Макнейр.
   - Привет, милочка, - сказал он, потом увидел Нортона, и усталость на  его
лице сменилась сперва удивлением, а потом радушием. С протянутой для пожатия
рукой он шел по комнате  и,  несмотря  на  мальчишескую  улыбку,  все  равно
выглядел усталым.
   - Привет, Бен, чем обязаны такой чести? Нортон встал и пожал ему руку.
   -  Я  хотел  поговорить  с  тобой.  Твоя  жена  любезно  пригласила  меня
подождать.
   - А мы как раз собрались выпить, - сказала Джейн  Макнейр.  -  Чего  тебе
хотелось бы, Клэй? Я принесу.
   - Нет, милочка, предоставь это мне. Тебе чего, Бен?
   - Хорошо бы шотландского с водой.
   - Тебе, милочка?
   - Мартини, пожалуйста.
   - Несу, -  весело  сказал  Макнейр,  и,  когда  собрался  выйти,  к  нему
подбежали дочери. Он поднял каждую, поцеловал, и они,  счастливые,  побежали
за ним на кухню.
   - Бодрится, - печально сказала Джейн Макнейр. - Изо всех сил.
   Они сидели молча, прислушиваясь к звяканью льда о стаканы и смеху девочек
на кухне, потом Макнейр вошел со стаканами, а девочки  молча  пошли  наверх.
Макнейр сел на другой конец дивана.
   - Бен, нам с Джейн скоро нужно уезжать на небольшое празднество, так что,
пожалуй, сразу перейдем к делу. Милочка, если ты извинишь нас...
   - Нет, Клэй, я лучше останусь. Мыс Беном уже немного поговорили,  похоже,
это дело касается и меня.
   Макнейр нахмурился и отхлебнул коктейля, значительно более светлого,  чем
у Нортона.
   - Ну, что это за таинственное дело?
   - Клэй, ты знаешь, я хочу выяснить, кто убил Донну, и я  убежден,  что  в
Белом доме есть люди, в том числе Эд Мерфи и, может быть, президент, которые
знают больше, чем говорят. Кроме того, у меня  есть  основания  думать,  что
Байрон Риддл основательно замешан в том, что происходит. Я узнал кое-что  из
его прошлого, человек он опасный. И я только прошу  тебя:  ради  собственной
безопасности расскажи все, что знаешь о нем.
   Макнейр крепко сжал стакан и покачал головой.
   - Ничего рассказать тебе не могу. Мы занимали один кабинет, но  я  ничего
не знаю о его работе.
   - Из-за чего вы поспорили? Почему ты ушел из  того  кабинета?  Почему  ты
сказал Джейн: "Не буду соваться не в свои дела"? Макнейр сердито взглянул на
жену.
   - Милочка, что ты ему говорила?
   - Только правду, Клэй. И тебе  следует  сделать  то  же  самое.  Расскажи
правду. У тебя нет причин выгораживать этого человека.
   - Она права, Клэй. С какой стати выгораживать Риддла? Разве  он  стал  бы
выгораживать тебя? Что у него на уме? Макнейр встал.
   - По-моему, вопрос в том, что на уме у тебя. Ты не имел  права  врываться
сюда и злоупотреблять ее доверчивостью - ты сделал именно это,  не  отрицай.
Прошу тебя уйти. Если у тебя есть вопросы, обращайся к Эду Мерфи. Я не  хочу
быть грубым, но это все, что я могу тебе сказать.
   Нортон медленно поднялся.
   - Ты совершаешь ошибку, Клэй. Это дело раскроется, и...
   - Меня оно не касается.
   - Клэй... - начала было его жена.
   - Не вмешивайся, Джейн. Ты ничего не знаешь. Доброй ночи, Нортон.
   Нортон пожал плечами и направился к выходу.
   - Доброй ночи, Джейн, - сказал он. - Спасибо за гостеприимство.
   Последнее, что Нортон видел, - это Джейн, беспомощно взирающая на  своего
мужа. Макнейр захлопнул за ним дверь, и он пошел к машине. Девочки, игравшие
в классы у'соседнего дома, посмотрели на него и усмехнулись. Нортон  отъехал
с мыслью, что, возможно, Макнейр еще одумается.
   Но Макнейр одумываться не собирался.
   - Джейн, ты не должна была пускать сюда этого человека и  рассказывать  о
моих делах.
   - Клэй, мне казалось, он хочет помочь тебе.
   - Помочь мне? Это он нуждается в  помощи.  На  той  неделе  большое  жюри
вызывает его для дачи показаний.  Держу  пари,  этого  он  тебе  не  сказал.
Неужели непонятно? Он просто ищет способ выкрутиться.
   - Клэй, что ты знаешь о Риддле?
   - Ничего.
   - Ты же говорил, что он сумасшедший. И теперь как будто  боишься  его.  В
чем дело?
   Макнейр с раздражением заходил по комнате.
   - В чем дело? Ты очень хочешь знать? Хорошо. Я скажу тебе, в чем.  Байрон
Риддл грозился убить меня. Вот почему я сменил  кабинет.  И  вот  почему  не
вмешиваюсь в происходящее. Я ничего не знаю и не хочу знать.
   Он сел на диван и обхватил голову руками. Джейн поднялась, села  рядом  и
коснулась его руки.
   - Убить, Клэй? Да ведь он шутил. Макнейр вскочил с дивана.
   - Он не шутил! Как ты не можешь понять? Он  избил  меня.  Он  грозил  мне
пистолетом. Он намерен убить меня, как ты не поймешь?
   - Но за что?
   - Этого я сказать не могу.
   - Ты должен.
   - Не могу, черт возьми! Это... это политика. Я не могу объяснить тебе.  Я
просто должен смириться.
   - Смириться? Хотя тебя грозят убить? Клэй, либо ты расскажешь мне, в  чем
тут дело, либо я... заберу девочек и уеду куда-нибудь, где живут  нормальные
люди и никто не говорит об убийствах.
   Макнейр застонал и плюхнулся на диван. Мир, в котором  он  жил,  рушился.
Почему его не оставляют в покое, почему  не  дают  заниматься  только  своей
работой?
   -  Джейн,  однажды  я  случайно  заглянул  в  стол   Риддла,   там   была
магнитофонная пленка, имеющая какое-то отношение к Донне Хендрикс. Он застал
меня и пригрозил убить, если я кому-нибудь расскажу. И убьет. Вот  почему  я
должен оставаться в стороне от этого дела.
   Джейн Макнейр опустилась в кресло  стиля  королевы  Анны,  подаренное  им
четырнадцать лет назад к свадьбе.
   - Клэй, ты должен рассказать это... кому-нибудь.  Нортону,  или  полиции,
или кому-то еще.
   - Не могу, - простонал он. - Не могу.
   Удрученно глядя на бежевый ковер, Макнейр пытался понять, что  происходит
с ним. Теперь он уже окончательно уверился в том, что мир сошел с ума.
   29
   Нортон с Энни взяли такси до Капитолийского холма и пообедали в одном  из
ресторанов сената; бобовый суп был одним из немногих неизменных  пристрастий
Нортона. Потом дошли до Капитолия и спустились к Моллу по длинной  мраморной
лестнице. Был канун дня памяти погибших  в  войнах,  и  на  широком  зеленом
пространстве  виднелись  сотни  туристов,  ходивших  от   музея   к   музею,
автомобили, без конца  кружившие  в  тщетных  поисках  стоянки,  а  вдали  у
памятника Вашингтону - яркие воздушные змеи в небе.
   Остановились они у Пятой-стрит.
   - Куда пойдем? - спросил Нортон. - В музей Хиршхорна или  в  Национальную
галерею? Господи, хорошо бы приехать сюда туристом.
   - Как у нас со временем? - спросила Энни.
   - Времени мало. Через полчаса я хотел бы пойти на этот фестиваль.
   - Тогда побродим по Саду скульптур. Я не хочу, чтобы ты меня торопил.
   Она взяла его за руку, и они свернули налево к музею Хиршхорна.
   - Бывал ли ты когда-нибудь в его залах навеселе? - спросила Энни.
   - Нет еще.
   - Как-то у нас был пикник в Молле, мы накурились гашиша, потом я попала в
музей и простояла целый час перед одной из картин Джексона Поллока. Раньше я
не понимала его - видела просто  разноцветные  разводы,  -  но  на  этот'раз
картина буквально ожила. Цвета менялись, картина излучала большую энергию, и
меня это захватывало... Казалось, что меня похищают.
   - Дешевые восторги, - раздраженно сказал Нортон.  В  Саду  скульптур  они
стали  неторопливо  ходить  между   статуями   павших   воинов,   громадными
абстрактными скульптурами  из  железа  с  подвижными  ча