ением. "Но это необходимо", - доказывал Гейб и одержал верх.
   Нортон услышал, как Джордж  Ивенс,  единственный  сотрудник,  не  ушедший
домой, кашляет в своем кабинете за стенкой. Он поднялся и выглянул  в  окно.
Взглянул  на  людей,  выходящих  из  французского  ресторана  внизу,   потом
посмотрел в глубь улицы, и ему показалось, что он заметил фигуру, прячущуюся
в темноте у входа в магазин  грампластинок.  Гейб?  Или  это  обман  зрения?
Нортон потряс головой, потом обернулся на стук в дверь.
   - Заходи, Джордж,  -  пригласил  он,  и  худощавый  нервный  человек  лет
тридцати с небольшим неуверенно вошел.
   - Извини, если помешал, - сказал он.
   - Не помешал, Джордж. Я уже собрался уходить.
   - Я тоже, - сказал Джордж Ивенс. - Чего ты  так  засиделся?  Ивенсу  явно
хотелось поговорить, а Нортону - оттянуть предстоящее  безумие,  поэтому  он
жестом пригласил коллегу сесть.
   - Наверстываю, что не успел прочитать, - сказал он. - Столько всяких дел,
черт возьми. Ивенс печально кивнул.
   -  Я  слышал,  Бен,  ты  получаешь  новую  должность.  Возглавишь   отдел
корпоративного права. Везет же тебе.
   Нортон  догадался,  что  слух  распустил  Уит  Стоун.  Нортону  о   новом
назначении он больше не заикался. Интересно, что бы это могло значить?
   - Мы говорили с Уитом на эту тему, - сказал он. - Но что из этого выйдет,
не знаю.
   Ивенс выдавил неприятную улыбку.
   - Уит всегда так держит себя, верно? Никогда не знаешь,  что  тебя  ждет.
Иногда я думаю, что овчинка выделки не стоит.
   Вместо ответа Нортон налил в стаканы виски и разбавил водой. Джордж Ивенс
был славным человеком и толковым юристом. Уит Стоун  выматывал  ему  душу  и
портил карьеру. Или в более широком смысле портила ее сложившаяся всесильная
система, по которой крупнейшие  юридические  фирмы  в  стране  решают,  кому
преуспеть, а кому нет.
   Система эта была простой. Самые престижные  фирмы  нанимали  трех-четырех
молодых юристов, чтобы в конце концов взять  одного  из  них  в  компаньоны.
После пяти-шести лет испытания эти люди либо шли в гору,  либо  увольнялись.
Несколько избранных становились компаньонами с пожизненной должностью и  все
повышающейся долей в доходах  фирмы.  Отвергнутые  должны  были  уйти  не  с
позором, но сознавая, что отныне они будут в своей профессии людьми  второго
сорта.  Эта  система  напоминала  собой   студенческие   братства.   Старшие
компаньоны могли набросать им черных шаров - по разным причинам.  Одни  были
некомпетентны. Другие носили не те галстуки, стояли не на той платформе  или
женились не на тех женщинах.
   Большинство забаллотированных  переходили  в  фирмы  помельче.  Некоторые
бросали  профессию  юриста  или  спивались.  Кое-кто  кончал  самоубийством.
Кое-кто годами терзался неопределенностью, надеясь на чудо. Терзался  сейчас
и Джордж Ивенс, а Уит Стоун спокойно наблюдал за его страданиями. Нортон  не
понимал, почему Ивенс не взглянет в лицо  действительности.  Может,  потому,
что на него давила честолюбивая жена.
   - Не знаю, стоит ли овчинка выделки? - повторил Ивенс, потирая щетину  на
подбородке. - Иногда мне кажется, что лучше преподавать. Деньги - это еще не
все. Тебе не приходят такие мысли?
   Нортону вспомнились студенческие дни  с  бесконечными  спорами  о  Жизни,
Правде и Будущем. "Жизнь - это продолжение колледжа, - подумал он, -  черные
шары, споры и давление боссов до самой могилы".
   -  Конечно,  приходят,  Джордж,  -  ответил  он.  -  С   одной   стороны,
преподавание меня манит. Не изматываешься, никто на тебя не давит, все  идет
по заведенному распорядку. Но, с другой стороны, хочется и практиковать.
   Он  не  мог  сказать  Ивенсу   того,   что   хотелось   бы:   об   азарте
труднодостижимого,  духе  соперничества,  о  стремлении   добиться   своего,
проявить себя, глубоко и  прочно  укоренившихся  почти  во  всех  людях  его
поколения. Это поколение не выпадало из системы;
   оно вошло в нее и старалось изо всех сил в ней утвердиться.
   - Хуже всего, что Уит очень уж скрытный, - сказал  Ивенс.  -  Никогда  не
знаешь, что у него на уме. Таких людей я никогда не  встречал.  Иногда  меня
подмывает набить ему морду.
   Он вяло улыбнулся и глянул в потолок.
   - Это я в шутку, Уит, - сказал он. Младшие служащие постоянно шутили, что
Стоун установил в кабинетах подслушивающие устройства.
   - Ну, а у тебя будущее вроде определенно, - продолжал Ивенс. - Не слышал,
что станет с нами, бедными недотепами?
   Это было уже слишком. Нортон и жалел Ивенса, и презирал за беспомощность.
   - Почти никаких слухов не ходит, - сказал он, допил виски и  поднялся.  -
Ну что, по домам?
   - Конечно, - ответил Ивенс. Они собрали вещи и пошли длинным коридором  к
выходу.
   Нортон вышел последним, захлопнул  дверь  и  направился  к  лифту,  потом
остановился.
   - Кажется, не захлопнулась, - сказал он, - Джордж, будь добр, проверь.
   Ивенс вернулся, подергал дверь за ручку.
   - Захлопнулась.
   - Хорошо, - сказал Нортон. Они спустились на лифте  в  вестибюль,  Нортон
громко сказал "до свидания" сонному сторожу, отметил время в книге  ухода  и
расписался разборчивее, чем обычно. Была полночь.
   - Подвезти тебя? - спросил Ивенс.
   - Я, пожалуй, пройдусь, - сказал  Нортон.  Они  помахали  друг  другу  на
прощание, Нортон пошел по улице и, миновав французский ресторан, свернул  за
угол к магазину грампластинок.
   - Бен, сюда, - послышался голос из темноты.
   Нортон вошел в подворотню и обнаружил Гейба Пинкуса.
   - Все чисто? - прошептал Гейб.
   - Мы с этим человеком ушли последними.
   - Кто он?
   - Рядовой сотрудник.
   - А уборщицы?
   - Давно разошлись, в фирме никого, свет везде погашен, - сказал Нортон. -
Гейб, я что-то побаиваюсь.
   - Не хнычь, - резко сказал репортер. - Где ключи?
   Нортон покорно полез в карман, но тут из-за угла вышли мужчина и женщина.
Гейб прижал его к стене. Парочка пошла  дальше,  оживленно  говоря  о  новом
фильме Бергмана.
   - Ключи, ключи, - нетерпеливо прошептал Гейб. Нортон отдал ключи.
   - Большой отпирает дверь напротив автостоянки,  -  сказал  он.  -  Наверх
можно подняться, не проходя через вестибюль.  Другой  от  двери  в  коридор.
Потом уже действуй сам. Кабинет Стоуна в самом конце коридора.
   - Знаю, - ответил Гейб. - А ты убирайся и где-нибудь покажись на глаза.
   - Ради бога, будь осторожен, - сказал Нортон  и  торопливо  пошел  искать
такси.
   Гейб несколько минут оставался в подворотне, наблюдая за  темными  окнами
фирмы "Коггинс, Копленд и Стоун". Одет он был лучше, чем обычно -  в  темный
костюм с жилетом - и держал в руке кожаный портфель,  стараясь  походить  на
юриста, заработавшегося допоздна. Но его черные ботинки  были  на  резиновой
подошве, и в портфеле находились не юридические документы, а орудия  взлома.
Это  дело  нравилось  ему  не  больше,  чем  Нортону.  Работая   полицейским
репортером, он не раз нарушал закон, но в последнее время использовал  более
тонкие средства. Сейчас ему было что терять. Но ради  досье  Гувера  он  был
готов на любой риск.
   Глубоко вздохнув, Гейб расправил плечи, вышел из  подворотни  и  уверенно
зашагал по улице. Несколько минут спустя  он  находился  в  приемной  фирмы.
Включив фонарик, направил луч света в темный  коридор,  ведущий  к  кабинету
Уита Стоуна, и медленно пошел вперед. Дойдя до поворота налево, он осторожно
выглянул из-за угла и отпрянул назад,  увидев  свет  под  дверью  одного  из
кабинетов. Гейб замер, мысленно проклиная Бена Нортона.  "Все  юристы  ни  к
черту не годятся, -  думал  он,  -  одни  мошенники,  другие  тупицы".  Есть
кто-нибудь в этом кабинете?  Или  Нортон  ошибся,  сказав,  что  свет  везде
выключен? Гейб слышал, как колотится его сердце. Нужно  было  либо  уходить,
либо ждать. Если бы из кабинета  послышался  какой-нибудь  звук  или  кто-то
вышел, Гейб, несомненно, успел бы  убежать.  Поэтому  он  ждал.  Все  звуки,
которые он слышал, - шум автобусов, хлопанье автомобильных дверец, внезапный
взрыв  смеха  -  доносились  с  улицы.  Пропуская   их   мимо   ушей,   Гейб
сосредоточился на серебристой полоске света под дверью. Все его мысли были о
досье Гувера, которое, возможно,  находилось  в  пятидесяти  футах  и  может
оказаться у него в руках через полчаса. Досье Гувера! Гейб дрожал  при  этой
мысли. Вся ослепляющая неопровержимая правда о тридцати  годах  американской
политики, история  алчности  и  вожделения,  лжи,  лицемерия  и  продажности
небывалых в истории масштабов.  Правда,  которую  даже  самый  осведомленный
журналист не мог представить себе  во  всем  объеме.  Правда,  которую  знал
только бог (если он существует, во что Гейбу не верилось) и не делился ею  с
журналистами.
   Как ни странно, Гейб толком не представлял, что  будет  делать  с  досье,
если найдет его. Продавать досье он не хотел и сомневался, что газета многое
оттуда напечатает. Он хотел раздобыть досье для себя. Хотел взглянуть правде
в лицо. Хотел увидеть тех людей в истинном свете,  проникнуть  за  тщательно
созданную для общества  маску,  в  черноту  их  душ.  Вот  уже  десяток  лет
политиканы  использовали  Гейба  в  своих  интересах,  обманывали,  унижали,
презирали, и он  стал  считать  себя  одним  из  немногих  честных  людей  в
Вашингтоне. Это и возвышало  его  в  собственных  глазах,  не  журналистские
премии, а сознание собственного превосходства. Если досье  Гувера  отыщется,
оно сразу же подтвердит его худшие предположения и оправдает высокое  мнение
о себе самом.
   Прошло тридцать минут, из освещенного кабинета не донеслось ни  звука,  и
Гейб решил, что свет, должно быть, забыла выключить уборщица, а этот  болван
Нортон не заметил. Он беззвучно шагнул за угол,  остановился  перед  дверью,
ничего не услышал и  направился  к  кабинету  Уита  Стоуна.  Замок  открылся
отмычкой. Гейб закрыл за собой дверь и осветил фонариком безмолвный кабинет.
Представлял он собой прямоугольную комнату, в одном ее конце стоял  стол,  в
другом - диван и кресла. Гейб увидел возле дивана какую-то дверь - Нортон  о
ней не упоминал, - торопливо подошел и толкнул ее. Дверь отворилась, за  ней
была небольшая комната с картотекой  и  кроватью,  еще  одна  дверь  вела  в
ванную.
   Удовлетворив любопытство, Гейб вернулся к столу Стоуна.  Отперев  верхний
ящик, он обнаружил там пузырек аспирина, склянку  с  капсулами  амилнитрита.
Библию, несколько юридических документов и синюю адресную книжку. Сунув ее в
карман,  он  стал  обыскивать  другие  ящики.  Там   не   оказалось   ничего
интересного, но в самом нижнем луч фонарика  упал  на  большой  пакет.  Гейб
вынул его, открыл и увидел машинописные  страницы.  Дрожащей  рукой  вытащил
титульный лист, надеясь обнаружить фамилию "Гувер", но там было написано:
   Донна Хендрикс Друзья познаются у власти Роман
   Гейб злобно выругался, но сунул рукопись в портфель и принялся за  поиски
сейфа. Сейф оказался за снимком английского джентльмена  в  красной  куртке,
едущего верхом на псовую охоту, и Гейб вскоре понял, что, как он и опасался,
с замком ему не справиться. Этому искусству он учился у знакомого, в прошлом
преступника, но пальцам его не хватало  той  чувствительности,  что  была  у
мастера. При вращении диска кончики пальцев не улавливали щелканья тумблеров
внутри. Он пожал плечами, снова надел перчатки и вернул на  место  охотничью
сцену; собственно говоря,  он  сомневался,  что  у  Стоуна  хватит  глупости
оставить досье в таком доступном месте. Потом  направился  в  комнатку,  где
была картотека. И едва вошел туда, услышал какой-то звук.
   Погасив фонарик, Гейб стал смотреть в приоткрытую дверь. Дверь в  кабинет
распахнулась, и луч фонарика устремился к пустому столу.
   - Ты у меня на мушке! - рявкнул вошедший. - Подними руки и выходи.
   Гейб увидел в профиль незнакомого  худощавого  брюнета  с  револьвером  в
одной руке и фонариком в другой. Притворив дверь, оставив лишь узкую  щелку,
он наблюдал, как незнакомец подошел к  столу,  подергал  ящики,  а  потом  с
револьвером наготове стал медленно, настороженно  поворачиваться,  оглядывая
безмолвный кабинет. Когда взгляд его упал на  дверь,  за  которой  скрывался
Гейб, он  медленно  направился  к  ней.  Гейб  захлопнул  дверь,  замкнул  и
придвинул к ней шкаф с картотекой. Потом зашел в ванную и  заперся.  У  него
было три возможности: драться с вооруженным, сдаться в надежде, что  у  него
достаточно улик против Стоуна и  можно  будет  отвертеться  от  тюрьмы,  или
бежать.
   - Если не выйдешь через пять секунд, войду я! - крикнул  незнакомец.  Как
ни странно, его мелодраматический выкрик вселил в Гейба  надежду  -  похоже,
незнакомец был дураком. Гейб стал открывать трудно поддающееся  окно.  Потом
услышал негромкий выстрел. Этот сукин сын расправлялся с  замком.  Распахнув
окно, Гейб выглянул. До тротуара не меньше двадцати футов,  прыгать  высоко,
но вокруг здания тянулся узкий карниз.
   Послышался  грохот  -  незнакомец  распахнул  дверь,   повалив   шкаф   с
картотекой. Гейб вылез в окно и осторожно пошел по карнизу, но, едва  прошел
дюжину футов, преследователь высунулся из окна ванной и навел  револьвер  на
его бешено колотящееся сердце.
   - Возвращайся, приятель, иначе тебе конец.
   - Ладно, друг, успокойся, - сказал Гейб. - Твоя взяла.
   - Еще бы! - торжествующе прошептал тот.
   Гейб глянул вниз. В дюжине футов под ним над тротуаром тянулся сине-белый
парусиновый тент ресторана "СЬег Р1егге". "Ну что ж, - решил Гейб, - из двух
зол выбирают меньшее", - и прыгнул вниз.
   Брезент с треском разорвался, и  Гейб  не  совсем  мягко  приземлился  на
тротуар. Крепко сжимая портфель, он поднялся на ноги, довольный собой,  -  в
такие переделки он  попадал  в  бытность  полицейским  репортером,  -  потом
взглянул вверх и  с  удивлением  увидел,  что  его  преследователь  идет  по
карнизу, а потом - прыжок на разорванный брезент.
   "Господи, - подумал Гейб, - это же псих!" И бросился бежать со всех ног.
   Преследователь пролетел через дыру в тенте, сильно ударился о  тротуар  и
взвыл от боли, казалось, у него была  сломана  лодыжка.  Но  когда  водитель
такси притормозил и поинтересовался, что происходит, он  пригрозил  водителю
пистолетом и, прихрамывая, погнался за Гейбом Пинкусом.
   Гейб на всем бегу свернул за  угол  и  увидел  на  ближайшем  перекрестке
полицейский  автомобиль.  Полиции  он  боялся  почти  так  же,  как   психа,
гнавшегося за ним, поэтому бросился искать спасения  в  единственном  здании
квартала, где двери были открыты, - кинотеатре "Гэйети". Судя по афише,  там
демонстрировалась  программа  из  двух  фильмов:  "Радости  парней"  и  "Все
удовольствия".  "В  шторм  годится  любой  порт",  -  подумал  Гейб,   сунул
контролеру несколько долларов и юркнул в зал.
   В кинотеатре, набитом мужчинами всех возрастов, было темно, накурено.  На
экране несколько голых подростков  лет  шестнадцати  отплясывали  чарльстон.
Гейб поискал глазами пожарный выход, не нашел и сел  на  свободное  место  в
первых рядах. Оглянувшись, он увидел, что  его  преследователь  ковыляет  по
проходу, освещая фонариком ряды зрителей. Гейб вжался в сиденье,  глянул  на
экран и почувствовал, как чья-то ладонь мягко легла ему на бедро.
   "Черт побери!" - Гейб сильно двинул соседа локтем.
   - Незачем драться, - негодующе сказал тот, убирая  руку.  Гейб  оглянулся
снова и увидел, что преследователь неумолимо приближается, освещая фонариком
каждый ряд и выхватывая из темноты поразительные сцены: мужчин, раздетых  до
пояса, мужчин в платьях и  париках,  мужчин,  положивших  головы  на  колени
другим. Когда преследователь был в трех рядах от него, Гейб  лег  на  пол  и
пополз между ногами сидящих к выходу.  Вскоре  любопытные  начали  щипать  и
тыкать его. Он все терпеливо сносил, но когда один обладатель волосатых  ног
ткнул его особенно сильно, Гейб так вывернул  ему  лодыжку,  что  послышался
хруст. И пополз дальше, стараясь избегать теплых лужиц,  усеявших  пол,  как
мины минное поле, и вдруг все встали и зашумели на незваных гостей, один  из
которых ползал под ногами, а другой высвечивал фонариком их тайные  радости.
Когда кружок света был в трех футах, Гейб поднялся на ноги и оказался  лицом
к лицу с преследователем.
   - Не двигайся, парень, - рявкнул тот одной стороной рта. Гейб толкнул его
в ряд истеричных кинозрителей, выбежал из кинотеатра  и  наткнулся  на  двух
крепко сложенных полицейских, блокирующих тротуар.
   - Куда спешите, мистер? - спросил один.
   - Фильм паршивый, - промямлил Гейб.
   - О, я, кажется, знаю вас, - сказал другой. - Вы не репортер?
   - Да, - сказал Гейб - Я Ивенс Новак.
   - Точно, - расплылся в улыбке  полицейский.  -  Я  ежедневно  читаю  вашу
колонку. Как же вы оказались в этом вертепе? - Лицо его вдруг помрачнело.  -
А вы случайно не...
   - Нет, что вы! - решительно сказал Гейб. - Я хочу вывести этих  гадов  на
чистую воду. Здесь половина госдепартамента. Они могут  выболтать  секретные
сведения. Да, загляните-ка в зал. Там какой-то псих разошелся.
   - Сейчас возьмем его, - пообещал полицейский. - А вы пишите свои  статьи,
мистер Новак.
   Оба полицейских вошли в кинотеатр, а Гейб скрылся в  ближайшем  переулке,
прижимая портфель к сердцу, усталый, но одержавший победу.
   20
   Нортон проснулся на  рассвете,  чувствуя  себя  словно  перед  виселицей.
Включив  стоявший  возле  кровати  приемник,  он  торопливо  завертел  ручку
настройки, ища скверных новостей. Не найдя, сел к  парадной  двери  и  сидел
там, пока  разносчик  не  принес  "Пост",  потом  стал  лихорадочно  листать
страницы в поисках заметки, озаглавленной примерно так: "Известный  репортер
задержан при взломе юридической фирмы. Сообщник разыскивается".
   Но ничего подобного там не было.  Нортон  отшвырнул  газету.  Хотел  было
звонить Гейбу домой, но решил, что телефон Гейба наверняка прослушивается  и
у  него  самого,  возможно,  тоже.  Он  представил  себе  дерзкого  Гейба  в
управлении полиции, его допрашивают с пристрастием, запугивают, бьют, но тот
отказывается  назвать  сообщника.  Потом,  внезапно  вернувшись  на   землю,
представил, как Гейб заключает сделку с полицией и  всю  вину  сваливает  на
него.
   В конце концов Нортон решил встретить опасность лицом к  лицу.  Оделся  и
пошел пешком на работу,  тщетно  стараясь  наслаждаться  прекрасным  майским
утром, твердя себе, что, возможно, это его последнее утро  на  воле.  И  был
слегка удивлен, увидя, что полицейских машин возле подъезда  нет,  только  у
ресторана несколько рабочих разгружают грузовики. Дверь фирмы он распахнул с
отчаянием, ожидая увидеть целый взвод полицейских, но перед ним была  только
Джози, секретарша приемной.
   - Приятель, на тебе лица нет, - сказала Джози. - Чем занимался ночью?
   Нортон, запинаясь, стал что-то  отвечать.  Наконец  Джози  усмехнулась  и
сказала:
   - Ну ладно, тебе только что звонили.
   - Кто? - встревоженно спросил он.
   - Не захотел назвать себя. Сказал, что позвонит еще. Нортон ухватился  за
эту тонкую соломинку надежды. Должно быть, это  Гейб.  Он  еще  на  свободе.
Возможно, все сошло гладко. Нортон глубоко  вздохнул  и  поплелся  к  своему
кабинету. На полпути ему встретился Джордж Ивенс.
   - Слушай, Бен, - заговорил он первым, - Уит не спрашивал тебя о том,  что
произошло вчера ночью?
   - Вчера ночью? - переспросил Нортон с невинным видом.
   - Кто-то пытался вломиться в его кабинет. В книге ухода он увидел, что мы
расписались последними, и решил, что могли что-то заметить. Не говорил он  с
тобой?
   - Пока нет, - сказал Нортон. - Видимо, понял, что я знаю не больше  тебя.
Как он? Расстроен?
   - Ничуть, - ответил Ивенс. - Даже странно. Уит много лет не был  со  мной
так любезен.
   "Остерегайся любезной кобры", - подумал Нортон  и  вошел  в  свой  тесный
кабинет. "Размером с тюремную камеру", - мелькнула у него мысль. К  счастью,
раздался телефонный звонок.
   - Опять тот загадочный чел