ь здесь еще одного
европейца, - сказал Бернс, приближаясь к Виткевичу.
   - Вы оговорились, - поправил его Виткевич, побледнев еще больше. - Я не
посол.
   Просто поручик.
   Они обменялись крепким рукопожатием. Со стороны казалось, что
здороваются старые друзья. Роллинсон засмеялся:
   - А вы меня заставили пережить много томительных минут в Себзеваре,
мосье Виткевич.
   Иван посмотрел на Бернса и, улыбнувшись краешком рта, ответил:
   - В пути не следует быть разговорчивым. Я думаю, господин Бернс
поддержит меня.
   Бернс сразу стал серьезным.
   - Совершенно верно. Роллинсон, поверьте, господин Виткевич прав. Он
говорит золотые слова. Проситесь к нему в оруженосцы. Вам будет легко
видеться, потому что свидания будут, по-видимому, происходить во дворце
эмира. Это романтично.
   Кстати, вы уже представились его величеству? Если нет - соблаговолите
принять мои услуги, как вашего друга и человека, близкого его величеству
уже много лет.
   Виткевич подвинул Бернсу блюдо с яблоками.
   - Мне очень нравятся вот эти, желтые. Нет, нет, справа. Наш дорогой
доктор знает, чем угощать.
   Гут был польщен и поэтому поклонился. Увидев забинтованную ногу
Роллинсона, спросил:
   - Что с вами?
   - Пустяки.
   - Для доктора пустяков не существует.
   - Поранил на охоте, доктор, пустяки, сущие пустяки.
   - Ну, знаете, с этим шутить нельзя, - нахмурился Виткевич, - вдруг
какое-нибудь загрязнение... Или перемена погоды, дожди. Это может повлиять
весьма плачевным образом. Кстати, как сейчас в Герате, сыро?
   - Нет, сухо, - ответил рассеянно Роллинсон.
   Доктор и Роллинсон были заняты осмотром ноги, и поэтому никто не видел,
как встретились взгляды Виткевича и Бернса. Они смотрели друг на друга
пристально и тяжело. Вдруг Виткевичу захотелось показать Бернсу язык:
"Что, проговорился твой дружок? Тоже мне, дипломаты..."
   Бернс не выдержал взгляда Ивана и отошел к Роллинсону.
   - Мы не будем мешать вашей беседе, доктор, - сказал он. - Право же, нам
очень неудобно, что мы ворвались к вам столь внезапно. Простите нас.
   Доктор и Виткевич начали было протестовать в один голос, но англичане
все же ушли.
   Улыбка сошла с лица Бернса только на улице. Он сокрушенно покачал
головой:
   - Ай-яй-яй!.. "Какая сейчас в Герате погода?" А? Как он вас ловко, друг
мой!
 
 
   2
 
 
   По пути в эмирский дворец Бернс напряженно обдумывал создавшуюся
ситуацию. Да, в Кабул пришла, конечно, не пешка. В Кабул пришел ферзь.
   "А ведь, значит, и лорд ошибается, - думал Бернс. - Вот он, этот
мальчик. Нет в России востоковедов? Есть! Есть, черт возьми".
   Запыленный, не одетый по этикету, он быстро вошел в приемные покои Дост
Мухаммеда. Адъютант эмира Искандер-хан радостно сжал его руку: он любил
англичан, а особенно сильно Бернса.
   Через несколько минут адъютант вернулся и знаком предложил Бернсу
следовать за собой. Миновав темную комнату с острым, давно здесь
установившимся запахом жженого миндаля, адъютант отворил половинку низкой
двери и пропустил Бернса перед собой.
   Эмир сидел, закрыв глаза и устало опустив руки вдоль тела. Большой, во
всю комнату ковер, тяжелые драпри на окнах гасили все звуки. В кабинете
было тихо.
   - Салям алейкум, повелитель правоверных, великий мудростью и разумный
силой, - сказал Бернс и повторил свое приветствие, теперь уже громче:
первый раз его голос показался шепотом.
   Дост Мухаммед открыл глаза, кивнул Бернсу и указал на невысокое мягкое
креслице, стоявшее по правую от него руку. Бернс сел и, не дожидаясь
вопросов Дост Мухаммеда, заговорил первым:
   - Ваше величество, чрезвычайные обстоятельства принудили меня просить
вашей аудиенции.
   - Я это понял по твоей одежде, - заметил эмир.
   Бернс оглядел себя, подосадовал на торопливость.
   - Ничего, пустяки, Бернс. Так что же это за чрезвычайные обстоятельства?
   - Активизация русских агентов в вашей великой стране.
   Эмир придвинулся вплотную к Бернсу и спросил быстро:
   - В чем она выражается? Факты!
   Бернс привык к тому, что эмир никогда не ставил вопроса в лоб.
Тактичный и умный, понимая все происходящее вокруг, Дост Мухаммед до сих
пор только давал Бернсу почувствовать, что он понимает многое и о многом
осведомлен. И о том, что английские резиденты ведут подрывную работу в
Кандагаре и Кундузе, и о том, что происходит за Индом.
   Сейчас его рассердил тон и манера, в которой говорил англичанин. Эмир
потребовал фактов. Это еще больше насторожило Бернса. Ему потребовалось
всего несколько мгновений для того, чтобы придумать и обобщить факты,
построить их в сильную, подкрепленную неопровержимыми доводами концепцию и
представить эмиру.
   Но и Дост Мухаммеду эти мгновения оказались совершенно достаточными для
того, чтобы понять смысл паузы. И он чуть заметно улыбнулся. Бернс увидел
улыбку эмира и понял, что начинает проигрывать. Нужно было менять тактику.
В таких случаях лучшая тактика - напористость и откровенность.
   - Я говорю о Виткевиче, ваше величество.
   - Ах, так! Это что, и есть активизация?
   - Хотя бы. Ибо ни мне, ни вам пока не известны истинные цели этой
миссии.
   - Вам они, конечно, не известны. Но почему вы думаете, что они не
известны мне?
   - Разве ваше величество уже изволили принимать Виткевича?
   - Это известно тоже одному мне. Да и потом, какое это имеет отношение к
активизации агентов русских?
   Дост Мухаммед легонько хлопнул в ладоши. Маленькая, незаметная дверь
позади него отворилась. Низко согнувшись, кланяясь на каждом шагу, оттуда
вышел слуга-лилипут.
   - Принеси нам кофе.
   - Слушаю и повинуюсь, - ответил слуга и бесшумно исчез. Дверь за ним
затворилась.
   - Следует ли мне понимать, что присутствие русской миссии желательно
вашему величеству?
   Голос Дост Мухаммеда стал жестким:
   - Мне желательно присутствие в Кабуле миссий всех стран. Слишком долго
жили мы в изоляции.
   - В таком случае, ваше величество, вам, по-видимому, нежелательно
присутствие в Кабуле представителя Великобритании!
   - Россия и Великобритания дружественные государства, насколько мне
известно.
   Почему бы вам не работать здесь об руку с русским офицером?
   - Ваше величество изволит шутить?
   - Я не склонен к шуткам в разговоре с вами.
   - В таком случае мне придется, ваше величество...
   Дверь позади эмира растворилась, и на-пороге появился слуга с подносом
в руках.
   Из маленького серебряного кофейника шел пар. Комната наполнилась
ароматом. Слуга неслышно поставил поднос, поклонился и вышел.
   - Хотите кофе?
   - Благодарю вас, ваше величество. Сначала я хочу окончить начатый
разговор.
   Итак, если Виткевич будет принят вами, мне придется, к великому
сожалению, покинуть Кабул.
   Эмир налил Бернсу в чашечку величиной со скорлупу грецкого ореха густой
черной влаги и пододвинул сахарницу. Только после этого он поднял глаза на
англичанина.
   - Я обязательно приму Виткевича. Мне не пристало менять своих решений,
Бернс.
   Так же, как я никогда не изменю своего решения принимать всех без
исключения иностранных послов самостоятельно, не испрашивая на то
унизительного разрешения у губернатора Индии... Пейте кофе, Бернс, и
постарайтесь быть благоразумным.
   Пока что мы вдвоем, а вдвоем быть благоразумным легче, чем на глазах у
тысяч.
   Бернс заколебался. После молчания он повторил все же:
   - Если вы примете русского, я покину Кабул.
   - Как вам будет угодно, Бернс. Вы вольны в решениях. Только попомните
мой совет:
   Наполеоном быть хорошо. Но быть плохим Наполеоном - неблагоразумно.
 
 
   Глава третья 
 
   1
 
 
   Поздно вечером Виткевич вышел на улицу. Властная, хищная тишина лежала
над городом. Высоко в горах дрожали огни костров: шла перекочевка племен.
   Виткевич услышал голос. Тихий, он приближался вместе с песней. Иван
прислушался, стараясь разобрать слова.
   О мой город гор, Ты высок, как полет орла, Мой Кабул.
   Родной мой край.
   Родной мой Кабул, Ты в сердце моем всегда.
   Иван пошел навстречу голосу. Ночь была прозрачна как лед. Холодная луна
ярко освещала правую сторону улицы, совсем забыв о том, что существует еще
и левая сторона. Посредине улицы шел человек. Высокий, он казался еще выше
из-за тени, которая металась по заборам, цепляясь за ветви деревьев. Иван
шагнул навстречу человеку. Тот остановился, разглядывая Виткевича.
   - Салям алейкум.
   - Салям алейкум.
   - Как здоровье?
   - Как твое здоровье?
   - Как настроение?
   - Как твое настроение? - отвечал афганец, все более и более удивляясь
тому, как хорошо этот иноверец знает его язык, язык пуштунов.
   - Как поживают твои друзья?
   - Спасибо, как поживают твои друзья?
   - Очень хорошо.
   - Очень хорошо?
   - Очень, очень хорошо...
   Афганец помедлил и протянул Виткевичу руку. Тот сжал ее и приложил к
сердцу.
   Тогда и афганец потянул его руку к сердцу.
   - Ты кто? - спросил он Ивана.
   - Человек.
   - А кто ты по крови?
   - Поляк.
   - Не слыхал я таких кровей.
   Иван засмеялся.
   - Русский я по крови.
   - Нет.
   - Клянусь отцом, русский.
   - А почему ты знаешь мой язык? Твой отец, видно, был афганец?
   - Нет. Он не был афганец. Я сам выучил твой язык.
   Афганец пощелкал языком в знак восхищения. Поинтересовался:
   - Ты, верно, давно живешь в моей стране?
   - Два месяца.
   - Тогда хорошо. Очень хорошо... А что ты делаешь на улице ночью?
   - Слушаю город.
   - Слушать надо отца и друзей, - наставительно сказал афганец. - У тебя
есть отец?
   - Нет. Он ушел к отцам.
   - Хвала его памяти! А друзья у тебя есть?
   - На родине есть.
   - А разве я не твой друг? - спросил афганец.
   - Если ты согласишься пойти ко мне в дом и стать моим гостем - будешь
другом.
   - Я не слыхал приглашения, русский.
   - Будь моим гостем, афганец.
   - Спасибо, большое спасибо! Пошли. Я буду твоим гостем...
   Назавтра Ахмед Фазль рассказывал своим друзьям, что в Кабул приехал
смешной человек.
   - Он просил меня петь ему наши песни. А сам, вместо того чтобы слушать
их, закрыв глаза, писал на листках бумаги. Потом он показал мне написанное
им и сказал, что это слова моих стихов.
   - Человек, любящий песню, рожден для счастья, Ахмед, - задумчиво сказал
оружейный мастер Гуль Моманд. - Поверь мне, у этого русского большое
сердце.
 
 
   2
 
 
   "Мой дорогой друг Песляк!
   Памятуя просьбу твою в случае чего-либо очень уж интересного и
необычного немедля отписать тебе, сажусь за стол, беру бумагу и пишу.
   Есть у меня здесь один друг по имени Ахмед; по фамилии Фазль. Он высок,
как и многие здешние мужчины-афганцы, красив и умен. Умен Ахмед и как
взрослый муж и как маленькое дитя одновременно. Сдружился я с ним на
песнях. (Не смейся. Я по-прежнему уверен, что песня - лучший пашпорт для
души человеческой. Плохие люди петь не могут.) Он часто ко мне приходит по
вечерам и рассказывает много интересного. Заметь, тут каждый историю
страны своей знает чуть не наизусть. И это несмотря на то, что людей
образованных здесь почти нет.
   Рассказал мне Ахмед Фазль такую историю: есть неподалеку от Кабула
местечко, называющееся Чель Сутун (Сорок столбов). Зовут это место так
оттого, что много веков назад туда ворвались чужеземцы. Сорок красивейших
девушек, не желая сделаться добычею похотливых воинов, вознесли аллаху
молитвы. Аллах услышал их:
   в один миг все сорок девушек превратились в сорок камней. Эту историю
Ахмед Фазль рассказал мне как самую настоящую быль. Когда я попробовал
усомниться в достоверности этого случая, он обиделся. Но обида его была
недолгой. Я рассказал Ахмеду нашу сказку про "Руслана и Людмилу"; Ахмед
прищелкивал языком от восторга и закатывал глаза - у него это считается
наивысшей формой одобрения. У меня тогда мелькнула мысль, как было бы
хорошо сказки пушкинские на восточные языки перевести и распространить!
Ну, да разве это возможно!..
   Когда я кончил говорить сказку, Ахмед защелкал языком: "Ну вот видишь,
это ведь все правда. Почему же ты моей правде о девушках не поверил?" Я
тогда менее уверенно возразил, что и это тоже неправда. Ахмед рассмеялся и
спросил: "Зачем же ты другу неправду рассказываешь? Я тебе всегда одну
только правду говорю".
   Давеча пришел Ахмед со своим двоюродным братом Гуль Момандом. Я
предоставляю тебе оказию самому решить степень ума этого человека по той
теории, которую он мне преподал. Слушай:
   "Обилие волос на голове служит доказательством пустословия или печали.
Люди, носящие длинные волосы, характер имеют исступленный, ибо исступление
порождает и печаль и пустословие.
   Небольшой лоб служит доказательством того, что человек груб и глуп.
Большой лоб - свидетельствует о человеческих наклонностях к гневу или
лености. Ежели на лбу много морщин - человек гневен, но умен. Ежели морщин
совсем нет - такой человек зол. Длинные брови до ушей означают
самовлюбленность и хвастливость. (Вспомни Маслова!)
   Большие глаза - свидетельство лености. Голубые глаза - холод сердца,
так как этот цвет происходит от холодных материалов вроде льда или неба.
Маленькие черные глаза несут в себе злость. Красные - смелость. Широко
раскрытые глаза и выпученные присущи людям сварливым, ибо у собак такие же
глаза и такой же норов.
   Желтые и скородвижушиеся глаза указывают на то, что человек пуглив.
Пятнышки в глазах - нечистое сердце. Ежели вокруг зрачка черный ободок,
значит человек плохо думает о других. Коли в глазах соединен желтый и
черный цвет, то такой человек способен на убиение себе подобных. Красные
пятнышки в глазах - величайшее лукавство. Глаза должны быть чистыми и
блестящими, ибо это глаза смелых воинов. У петухов такие же глаза, а петух
птица мужественная и честная.
   Тонкий нос означает, что обладатель оного склонен к пустой драчливости
и злости, так как у собак нос такой же в точности. При наличии носа
широкого и мясистого в человеке искать должно наивность и ласковость, ибо
такой же нрав у теленка, а как известно, телята широконосы. Длинный и
толстый нос означает отсутствие великодушия, поелику точно такой нрав и у
свиньи. Ежели нос от бровей дугою идет, то сие означает в человеке норов
ворона. Злой, но умный.
   Толстые губы показывают в человеке храбрость и глупость. Ежели толста
верхняя губа и набегает при сем на нижнюю, то такой человек храбр и
великодушен, ибо такие же губы и у льва. Тонкие губы означают злость и
скрытую за злостью трусость.
   Мясистое лицо показывает в человеке отсутствие мудрости - то же и у
быка.
   Объясняется это и лекарями: мозговые вены вследствие обилия тела в лице
препятствуют обмену крови, и, таким образом, человек лишается смысла.
Худое лицо свидетельствует о том, что человек склонен к размышлениям.
Размышления, как известно, приводят к сумасшествию, а сумасшествие
истощает тело вообще, а лицо в особенности. Но все же худой человек всегда
лучше толстого".
   Теперь, дорогой Друг, ты вооружен теориею, практически небезынтересною.
   Знакомясь с новым человеком, изучай его лицо по этой записке. Шутки
шутками, а должен тебе признаться, что я совершенно влюблен в эту страну и
в людей ее. В их душах совмещается доблесть воинов, отзывчивость братьев и
суровость горных жителей. У меня уже сейчас накопилось материалов
достаточно для того, чтобы издать несколько небезынтересных книг. А в
общем-то один бог знает, сколь интересны они будут. И, самое главное,
будут ли вообще изданы. Один европеец, встретившийся мне здесь, доктор Гут
его имя, зло иронизировал над российскими нравами, приводя в пример
историю с книгой Радищева. Откуда только они знают все это?
   Милый мой Песляк! Жажду обнять тебя и поговорить о многом. И - поверь
мне, это уже выстрадано - нет ничего лучше дома на белом свете. Пусть даже
дом с тараканами. Тараканов можно вывести, а нигде, ни в каком другом доме
нельзя себя чувствовать счастливее, сильнее и увереннее, кроме как в своем
отчем доме...
   Сделай из этого выводы.
   Остаюсь твоим Другом и Братом Иван Виткевич".
 
 
   3
 
 
   Невысокий, крепкий в плечах, похожий на отца скорее общим обликом, чем
лицом или голосом, наследник Акбар-хан любил беседовать с эмиром.
Образованность Акбара была случайной и складывалась из занятий с муллами,
чтения корана и разговоров с иностранцами. Он был очень понятлив. Ум его
проявлялся не в широких, разносторонних познаниях, но в умении цепко
схватить все новое, что встречалось ему где бы то ни было.
   Дост Мухаммед любовался сыном, когда тот, быстро расхаживая по
кабинету, рубил воздух ладонью и отрывисто бросал сердитые фразы:
   - Я знаю, что кизыл-баши, да и вообще большинство людей персидской
партии при дворе неискренни. Почему ты терпишь неискренность их, отец? Ты,
сильный и храбрый. Почему?
   Дост Мухаммед засмеялся:
   - Горячность не делает чести мужчине, сын мой. Если я начну смещать
кизыл-башей, занимающих высокие посты, об этом узнает народ. Какая же
будет вера мне и моим помощникам? Излишняя жестокость никогда не приносит
пользы. Зачем мне сейчас смещать кизыл-башей, когда я знаю каждый их шаг?
Они ничего не могут сделать помимо меня. Они не согласны со мной? Пусть. Я
не могу велеть им соглашаться во всем.
   - Но ведь они не любят тебя, - горячился Акбар-хан. - Они говорят, что
ты излишне крут и суров!
   - Вот и хорошо. Слышать это из их уст для меня блаженство. Помнишь, как
писал Казем-хан? "Я сгораю в огне, но вы вьетесь вокруг меня мотыльками,
не в силах оторваться от мен"".
   Дост Мухаммед подошел к сыну и обнял его за плечи. Никогда афганцы не
выражают своих чувств открыто, кроме одного чувства - гнева. Отец всегда
старается скрыть любовь к сыну грубоватой, мужской шуткой. Но сейчас они
были одни: отец и сын, эмир и его наследник, - Послушай, сын мой, - сказал
Дост Мухаммед задумчиво, - мы живем с тобою в трудные дни. Я не знаю, что
будет через месяц или два. Поэтому выслушай то, что я скажу тебе. Ты
будешь хорошим эмиром, если главною твоей заповедью будет заповедь
справедливости. Если ты справедлив до конца - убей. Но если ты справедлив
- оправдай даже тогда, когда оправдание будет неугодно тебе. Если ты
справедлив - одари; но если ты справедлив - брось в темницу. Чем должна
измеряться твоя справедливость? Не отношением к женам или к детям. Не
отношением твоим ко мне, отцу твоему и повелителю. Справедливость - это
целостность государства нашего, сила его и самостоятельность. Это
справедливость! Если у тебя будет везир, который говорит тебе открыто и
честно о том, что неприятно тебе, терпи его и люби. Люби, если даже не
можешь любить. Такой везир не продаст себя неверным. Если начальник,
ведающий финансами и налогами у тебя будет скряга, береги его, он друг
твой и раб, потому что не помышляет о благости личной и о том, как
относишься к нему ты, сильный в мире правоверных. Если одна из жен будет
ласкаться к тебе сверх меры, изгони ее. Она неверна и продажна.
   Женщина не знает любви. Если к тебе придет неверный из другой страны и
станет говорить, что ты самый сильный и мудрый государь, не верь ему, он
лгун и в душе прячет черную мысль. Больше всего цени у людей честность в
глазах и резкость на словах. Помни стихи Казема:
   Если хочешь дать людям покой, Сам спокойно не спи никогда!
   Вошел адъютант. Поклонился, скользнув быстрым взглядом по лицу
наследника.
   - Что тебе? - недовольно спросил Акбар-хан.
   - Ваше высочество, к его величеству прибыл господин Бернс с делом
чрезвычайной важности.
   - Пусть войдет через несколько минут, - сказал эмир.
   Когда адъютант вышел, Дост Мухаммед подошел к столу.
   - Я говорил тебе все это потому, что скоро отправлю письмо, - он указал
пальцем на большой лист бумаги, - прочти его.
   Акбар-хан взял бумагу и начал читать.
   "Это мое последнее письмо к вам, лорд Ауклэнд!
   Разделяя афганцев, вы пытаетесь уничтожить могущество нашего народа. Вы
бросаете семена будущих раздоров. Ваше дело как большого и сильного
государства препятствовать злу где бы то ни было; вы же, наоборот,
препятствуете добру там, где это