нату, но тот  находился  в  ванной  и  не  пострадал.  Еще  трех  человек
расстреляли в разных местах.
   Война была спланирована  на  уничтожение,  и  маховик  закрутился  только
сильнее после смерти лидеров. Работали пришлые бригады из Москвы. В  области
тут же встала на  дыбы  вся  милиция.  По  Центральному  телевидению  каждая
программа отметилась  репортажами  о  беспрецедентной  эскалации  насилия  в
Ахтумске. Новости шли сразу после сообщений с чеченских фронтов.
   Оборот нарисовался - хуже  некуда.  За  руднянскими  теперь  охотилась  и
милиция, поскольку по оперданным именно  они  устроили  бойню  в  Корнаково.
Гонялись и московские киллеры. Было  решено  на  время  разбежаться.  Шайтан
уехал к своим товарищам-ветеранам в Тамбовскую область. Художник с Арменом и
дядей Лешей отсиживались за городом в деревенской избе. Три дня они  сидели,
смотрели телевизор и ждали неизвестно  чего.  На  четвертый  послышался  рев
моторов, в деревню въехали машины, из них на ходу сыпались бойцы в  комбезах
и бронежилетах с эмблемами "СОБР", растягиваясь в цепочку и  охватывая  дом.
Дядю Лешу, который отправился в магазин за водкой, уложили на землю.
   Штурмовать дом оперативники не стали.  Они  отлично  знали,  что  в  доме
находятся  Армен  и  Художник.  Вышел  зам-начальника  РУБОПа  и  крикнул  в
громкоговоритель:
   - Художник, выходите с поднятыми руками. И остаетесь живым. Понятно?
   - Понятно, - крикнул Художник, думая,  как  ему  отбрехаться  от  оружия,
которое лежало в доме и которое наверняка найдут.
   Они вышли с поднятыми руками. Их бросили в машину.  Потом  был  ахтумский
сизо номер два. Два месяца на нарах - не особо обременительных, поскольку  в
камере все знали, кто такой Художник. Да и далеко не всю  команду  отправили
на нары, так что недостатка в передачках и деньгах не было.
   - Мне надо только выйти на волю,  -  сказал  Художник  адвокату,  который
вытащил в свое время Хошу, бывшему судье по  кличке  Параграф.  -  Хоть  под
залог. Хоть под подписку. Слишком много дел на воле. Чересчур много.
   - На воле тяжко, - вздохнул адвокат. - На "Эльбрусе" ревизия. Копаются во
всем. Две фирмы, которые под тобой лежали, прикрыли.
   - Что еще делается?
   - Кто-то из твоих дал раскладку милиции. Полную раскладку.
   - Ну, не совсем и полную, - отрицательно покачал головой Художник.
   Из руднянских взяли одиннадцать человек. Предъявили им разные статьи - от
хулиганства до вымогательства. Припомнили и выбивание долгов с фирм, и  пару
разбоев, да еще кое-что. Пару бригадиров повязали, однако они пока молчали о
роли Художника и его ближайших помощников. Годами нажитый авторитет,  связи,
деньги - все рушилось.
   В процессе следствия выплыли три  заказных  убийства,  которые  совершили
руднянские. И тут сказалась разумная организация,  когда  в  команде  каждый
знал минимум и главари по возможности не контактировали с  шестерками  сами.
Пока что менты не добрались до Бровинских болот. Они  не  представляли,  что
там найдут, если осушить их часть.
   Аресты  продолжались.  Вскоре  число  томящихся   в   неволе   руднянских
перевалило за два десятка. Художнику вменяли только хранение оружие, да и то
обвинение было под вопросом. Как всегда милиция встала перед проблемой - как
привязать к подозреваемому найденное оружие. Он твердил: "Не мое, а  хозяина
дома. Его и доставайте дурацкими вопросами, чье это оружие".
   Так или иначе, через два месяца следователь вызвал его в  кабинет  и  под
подпись предъявил постановление об изменении меры пресечения.
   - Ваш защитник ходатайствовал о залоге. Залог внесен. Подпишись здесь.
   Художник расписался.
   - Ненадолго выходишь, - сказал напоследок следователь. - Тебе еще не одна
статья светит.
   - Вы меня с кем-то путаете. Я бизнесмен. Все воровские  дела  остались  в
детстве, товарищ  следователь,  -  буравил  его  глазами  Художник,  пытаясь
представить, какая морда была бы у него там, на  Бровинских  болотах,  когда
нож надавливает на горло. Но знал, что этого не будет. С  милицией  Художник
предпочитал не связываться без крайней необходимости. Если  бандит  прет  на
мента, тогда мент действует по беспределу. Выгоднее,  когда  взаимоотношения
полицейский - вор  складываются  по  принципу:  доказали  -  сидишь.  Нет  -
выпустят.
   Выйдя из ворот, Художник улыбнулся солнцу, вздохнул  полной  грудью  и  в
очередной раз понял, что в жизни полно прекрасных мелочей.
   Встречал его Армен, которого выпустили  еще  полтора  месяца  назад  и  в
отношении которого дело успели прикрыть.
   - Хорошо на воле? - спросил он.
   - Неплохо...
   Они поехали на квартиру. Там их ждал давно вернувшийся в город Шайтан.
   Пришло время считать потери. Потрепали руднянских очень ощутимо.  Слишком
многие томятся в  тюрьме.  Слишком  многих  поубивали.  На  точки,  где  они
хозяйствовали, приходили другие люди. Это  физический  закон  -  природа  не
терпит пустоты. Самые крутые схлестываются, уничтожают друг друга, и  на  их
место приходят менее грозные, но  набирающие  силу,  чтобы  в  свою  очередь
уничтожить друг друга.
   - Никогда в России не будет мафии настоящей, - сказал Художник. - Братаны
большую часть сил тратят на взаимоуничтожение.  И  нет  такого,  который  бы
взлетел выше всех и его за это по молчаливому согласию не хлопнули.
   - Твоя правда, - согласился Шайтан.
   Четыре дня Художник жил смирно и незаметно. Он прекрасно знал, что  могут
его пасти милицейские ищейки, что телефоны поставили на прослушивание. Кроме
того, он-отлично представлял, сколько народу хотят его смерти.
   Бугай - новый положенец, пришедший на смену  убиенному,  согласился,  что
его предшественник действовал не по правилам, и оставил Художника  в  покое.
Но оставшиеся в живых пособники Тимохи все еще жаждали крови. Не говоря уж о
соратниках Гарика  Краснодарского.  Впрочем,  в  группировке,  ходившей  под
Гариком, начался внутренний раздрай, им временно тоже было ни до чего.
   Решив не испытывать судьбу, Художник однажды ночью, переодевшись, изменив
по возможности внешность, исчез со своей  квартиры  и  затаился  на  съемной
хате, откуда руководил руднянскими.
   Приходилось  греть  сизо  передачками  и  наличными,  платить  адвокатам,
защищавшим томившихся на нарах товарищей, - все это стоило немалого.  Деньги
общака таяли, а тут еще счета подставных фирм  стали  арестовывать  один  за
другим. Тут  подоспела  очередная  крупная  неприятность.  Вечером  собровцы
вышибли дверь, где собрались до  того  времени  еще  остававшиеся  вне  поля
зрения милиции Калач и Бурнус. Их уложили  мордой  в  пол,  а  потом  повели
закованными в наручники. Кто-то заложил,  что  они  расстреляли  заместителя
председателя областного фонда спорта.
   А через три дня через своих людей в милиции  Художник  узнал,  что  Калач
поплыл и начинает давать  признательные  показания.  Бурнус  тоже  долго  не
продержится. А дальше потянется цепочка...
   Этот вопрос нужно было решать радикально. Решался он,  с  одной  стороны,
просто. А с другой стороны, решить его было куда тяжелее, чем грохнуть Хошу.
   Все  ночь  он  не  спал.  В  последнее  время   и   так   стал   нервным,
раздражительным. А тут необходимость принимать это решение.
   Под утро он вытащил из холодильника бутылку водки, осушил ее  почти  всю,
но легче не стало. Он провалился  в  полузабытье.  Когда  очнулся,  проблема
никуда не делась, и снова встала необходимость принимать решение.
   Потом он расслабился. А, собственно, какое может быть решение? И чего  он
мучается? Разве он может решить по-другому? Нечего сходить с ума.
   Есть такой принцип: живи и дай жить  другим.  Художник  давно  переиначил
его: пусть другие  живут,  пока  дают  жить  ему...  А  отступать  от  своих
выстраданных принципов он не привык.
   Днем он встретился с Шайтаном...

***

   Деньги гонцы с Урала привозили на квартиру в Марьино. Обычно  свердловчан
было четверо. Один держал в руке чемоданчик. Двое жлобов  провожали  его  до
дверей квартиры, а водитель оставался в машине.
   Операция давно стала рутинной. Никаких фокусов гости с Урала не  ожидали.
Они с Маничевым были старые партнеры, а даже  из-за  более  серьезных  денег
кидать старых друзей нельзя - дороже встанет.
   К дому подъехал невзрачный "Москвич", из него вышел такой  же  невзрачный
субъект  лет  сорока  пяти  -  эдакая  оставшаяся  не  у  дел   канцелярская
чернильница, таких не один гаишник не обшкурит - постесняется, и одет как  с
чужого плеча. Такую машину шмонать не станут.  Зато  сзади  следовал  мощный
джип с тремя быками.
   "Чернильница" вышел из "Москвича", хорошенько запер дверцу, взял потертый
пластмассовый дипломат и направился к подъезду. Двое быков присоединились  к
нему. Один из них прошел по лестничной площадке, держа руку за пазухой  так,
чтобы моментально выхватить пистолет. Другой прикрывал портфеленосца сзади.
   Они поднялись на второй этаж.  "Чернильница"  позвонил  один  раз,  через
некоторое время еще трижды.
   Быки напряженно озирались, они знали, что расслабляться  нельзя  -  иначе
дальше будешь расслабляться на погосте.
   - Пришли, - сказал Влад, сидящий в той самой квартире, глядя на экранчик.
   На  лестничную  площадку  Гурьянов  вывел  миниатюрную  видеокамеру  типа
охранных устройств, но получше - оперативная техника из арсенала "Бурана".
   Полковник  прижмурился,  представив,  как  будут  развиваться  дальнейшие
действия. Просчитал траекторию своего движения.
   - Осторожнее с тем, в стороне, - ткнул  Влад  на  экране  в  озиравшегося
быка, стоящего около лифтовой двери и держащего за пазухой руку. - Он  может
успеть тебя продырявить.
   - Не успеет.
   Гурьянов перекрестился и сказал:
   - Ну, с богом.
   А потом рванул дверь. Дернул  "чернильницу",  кинул  его  в  руки  Владу,
который тут же успокоил гостя мощным ударом.
   Полковник прошелся пушечным ядром. Первого быка он  снес,  как  в  рэгби,
размазав по стене и отключив. Второй подался назад, выбрасывая вперед руку с
пистолетом. Но Гурьянов  успевал.  Поэтому  не  нажал  на  спусковой  крючок
пистолета, который держал в руке, а ударил рукояткой по толстому черепу.
   Здоровяк рухнул на  колени  и  завалился  на  кафель.  Гурьянов  крякнул,
приподнял увесистое тело и заволок в квартиру, где Влад устроил на полу двух
других.
   - Живы, - сказал полковник.
   Влад взял молоток с отверткой,  снес  запор  на  дипломате.  Внутри  были
обещанные деньги.
   - А шахтеры голодают, как в таких случаях положено говорить, - усмехнулся
Влад.
   - Да.
   - Взять бабки - и хрен с ними со всеми, - задумчиво произнес Влад.
   - А они тебе нужны, эти деньги?
   - Кому не нужны? - усмехнулся Влад.
   - Смотри, - развел руками Гурьянов. -  Тебе  решать.  Я  не  обижусь.  Не
забыл, у нас на сегодняшний вечер еще один выход в свет?
   - Помню. - Влад переложил деньги в  кожаную  сумку,  перекинул  ее  через
плечо.
   Они вышли из подъезда в другую дверь. Не  хотелось  попадаться  на  глаза
шоферу, который скучал в джипе. Дело сделано...
   За окном квартиры сыпал первый  снег,  одевая  землю  в  пушистый  наряд.
Художник брал из блюда виноградины и ел ягоду за ягодой,  не  ощущая  вкуса.
Последние события прилично выбили его из колеи. Его лицо опало. Но глаза все
так же горели сумрачно и решительно. Опять он вставал перед  выбором  -  или
сойти с дистанции, или продолжать этот становящийся все более безумным бег.
   - Видишь, какая петрушка, - сказал Художник, закончив объяснять ситуацию.
   - Целый огород, - кивнул Шайтан. Ему  как  всегда  было  все  до  фонаря,
видимого беспокойства он  никогда  ни  по  какому  поводу  не  испытывал.  И
сомнения  в  этой  жизни  посещали  его  весьма  редко.  В  плену  он   стал
невозмутимым  фаталистом.  Оно  и  неудивительно   -   бородатые   моджахеды
разыгрывали пленных на пальцах, и кому выпадал неудачный жребий, тому рубили
голову. Это была такая афганская рулетка. И он смирился, что  однажды  выбор
судьбы падет на него. Вот только пришел тот человек - в пыльном  комбезе,  с
автоматом на плече и улыбнулся открытой русской улыбкой:
   - Собирайтесь, соколики.
   Кажется, что это было только вчера...
   Калач и  Бурнус,  выполнившие  тот  заказ,  к  руднянской  команде  имели
косвенное отношение. Они выполнили еще пару заказов - правда, там  было  без
мокрухи, просто надо было опустить кое-каких шустрых ребятишек,  что  они  и
сделали. Бывшие спортсмены, они брались за любую работу,  лишь  бы  прилично
платили. Наверное, за приличную сумму они без терзаний сбросили  бы  ядерную
бомбу на родной город. Договаривались с ними  непосредственно  Хоша  и  дядя
Леша.
   Хоша сыграл в ящик. Значит, следователь  арестовывает  дядю  Лешу.  Ну  а
дальше - полная катастрофа. Старый мент осведомлен практически обо всем, что
наделано "Рудней" за восемь лет своего существования.
   - И что ты предлагаешь? - спросил Шайтан, он уже десять минут подбрасывал
стеклянный шарик и ловил его.
   - Ты видишь другие выходы? -  спросил  мрачно  Художник.  -  Надо  с  ним
кончать.
   - Но дядя Леша, - покачал головой Шайтан. - Наш же...
   - Был наш.
   Шайтан еще раз подбросил шарик, потом швырнул его точно в блюдо, и  шарик
устроился там еще одной виноградиной, об которую,  впрочем,  легко  обломать
зубы.
   - Не, Художник, так не по совести.
   - Шайтан, он продаст  нас.  Я  знаю.  Ты  не  веришь?  Шайтан  поморщился
недовольно:
   - Не правильно это.
   - Правильно, не правильно, - махнул рукой  Художник.  -  Потом  разбирать
будем. Сейчас время терять нельзя.
   - Когда ты хочешь?
   - Медлить нельзя..
   - Как его найти-то? Я  ему  и  вчера,  и  сегодня  звонил.  Мобильник  не
отвечает. Дома трубку никто не берет.
   - Может, его уже взяли? - задумчиво произнес Шайтан.
   - Нет. Не должны  были.  Будем  искать,  -  Художник  пододвинул  к  себе
телефон. Набрал номер:
   - Галка? Что делаешь?.. Неважно. Встретиться надо. Какой через три  часа!
Немедленно!
   Через полчаса они встретились на улице рядом  со  стоянкой  туристических
автобусов. Галка была в  короткой  норковой  шубе,  пушистой  лисьей  шапке,
приехала на красном "Опеле". Выглядела  она  на  уровне,  хоть  и  ощущалась
некоторая потрепанность жизнью, которая бывает у валютных шлюх.
   - Привет, - сказал Художник, по-братски чмокая ее в щеку. - Как  у  тебя,
ласточка?
   - Отлично, - кивнула она.
   - Давно дядю Лешу видела?
   - Вчера. Он к Натахе  на  хату  завалился  с  авоськой,  полной  бутылок.
Сказал: "Девочки, я здесь, чтобы устроить вам праздник".  Устроил.  Надрался
как свинья. И ронял все время слезу.
   - Чего так?
   - Говорит, устал, смерть свою чувствует.
   - С чего это? - удивился Художник.
   - Белая горячка.
   - Что же ты его не расслабила?
   - А, вас всех расслаблять, - поморщилась Галка. - Много вас таких.
   Художник кивнул. Потом развернул ее к себе лицом и  хлестнул  ладонью  по
щеке.
   - Ты забылась, сука. Кто мы и кто ты... Она испуганно посмотрела на него.
И поспешно воскликнула:
   - Ну ты что, Художник? Я же шучу!
   - Где он сейчас?
   - У Натахи. У нее выходной. И она его ублажает.
   - Сможешь вытащить его по телефону к себе?
   - Попытаюсь. А как?
   - Не знаю. Уговори... Договорись встретиться в городе. Посадишь в машину.
Потом остановишься и выйдешь из салона. Поняла,ласточка?
   - Молодец, - он поцеловал ее.
   Галка встретилась с дядей Лешей у памятника Гагарину.  Старый  милиционер
немножко протрезвел. Она поцеловала его и потащила к машине.
   Он сел на переднее сиденье. Тут подошел Художник и устроился сзади.
   - Привет, дядя Леша.
   Он посмотрел на Художника и бросил:
   - Здоров, коль не шутишь.
   Шайтан распахнул дверь со стороны водителя:
   - Вали, Галка. Нам поговорить надо.
   - Но как...
   - Я сказал - вали.
   Она нерешительно вышла из машины и пошла к остановке автобуса. Обернулась
- в ее глазах была боль. Подняла руку, остановив такси.
   - Проедемся, - сказал Художник.
   - А что, пожар? - спросил дядя Леша.
   - Потолкуем.
   - А сам позвонить не мог? Зачем Галку прислал?
   - Мы тебя не могли найти. А поговорить срочно надо, - пояснил Художник. -
Есть новости кое-какие.
   - Ну что ж не потолковать, - с грустным пониманием произнес дядя Леша.  И
весь как-то обмяк.
   Они выехали за город. Художник боялся, что дядя Леша наделает  глупостей.
Но тот сидел равнодушно. Они перебросились  только  несколькими  словечками.
Разговор не клеился.
   "Опель" остановился. Рядом были те самые Бровинские болота.
   Художник распахнул дверцу, морозный воздух защипал щеки, но не кусаче,  а
бодряще.
   - Зря вы так, - дядя Леша  окончательно  протрезвел.  Руки  его  немножко
тряслись. - Зря.
   - Бурнуса арестовали. Калача арестовали.  Они  поплыли,  -  оправдываясь,
произнес Художник. - Тебя сломают, дядя Леша... Сломают.
   - Эх, Художник. Я сколько раз тебя вытаскивал. Ты же мне жизнью обязан,
   - По обязательствам в наши времена платят только дураки, - пожал  плечами
Художник, стараясь не встречаться взглядами с дядей Лешей.
   - Да, - кивнул тот.
   В старом менте сейчас был не страх, а какая-то глубоко засевшая грусть. И
разочарование. Он произнес:
   - А я тебя, можно сказать, любил. Наверное, как сына.
   - Дядя Леша, не дави на слезу.
   - Художник, давай его в Мексику отправим, - предложил неожиданно  Шайтан.
- Недорого обойдется-то.
   - Нет. Это не решение... Выходи из машины. Дядя  Леша  неспешно  вышел  и
пошел по снегу. Легкие ботинки погружались в пушистый снег. Он  ощущал,  что
ему в затылок смотрят. Остановился, обернулся.
   Художник подошел к  нему,  держа  руку  под  своим  дорогим  .кашемировым
пальто, и встал напротив.
   - Чего медлишь? - спросил дядя Леша.
   - Извини, дядя Леша, - Художник вскинул руку. Щелкнул выстрел...

***

   - Киска нужна, чтобы развлечься, - объяснил Муха подвалившей к его машине
крепкой, с цепкими глазами, полноватой даме лет сорока.
   - На ночь? - осведомилась она, глядя на  хлюпкого  мужичонку  в  стильном
костюме, сидевшего за рулем новенькой "Вольво".
   - Ну не на день же.
   - Сорок, - сказала бандерша. - Зелени. Она верховодила на точке недавно и
о Мухе еще не была наслышана.
   - Подойдет.
   - Выбирайте, - она повернулась и крикнула:
   - Девочки. Девочки выстроились в шеренгу,  как  на  плацу.  Зрелище  было
фантастическое - шеренга шлюх на центральной московской улице.  Во  взглядах
многих была мольба. Клиент означал, что будут деньги. Будет чем расплатиться
за жилье. Будет, на что надраться виски и  прикупить  шмоток.  И  сходить  в
кабак. В отличие от  дорогих  офисных  и  гостиничных  шлюх,  этим  девахам,
которые понаехали с Украины, Молдовы и черт-те откуда, не  нужны  массажеры,
салоны и  дорогая  косметика.  Их  запросы  куда  скромнее  -  прежде  всего
вырваться из мутного, беспросветного, серого, нищего  мира,  окружавшего  их
дома. Их, как мотыльков, тянули огни Москвы. И многие из них, как  мотыльки,
сгорали здесь.
   - Поглядим, - Муха вылез из машины. Одна из шлюх ему подмигнула -  с  ней
они были в прошлый раз. Но он  скользнул  по  ней  равнодушным  взглядом.  И
выбрал черноволосую, с царапиной на губе, девушку.
   - Только не обижай нашу девочку, - сказала бандерша получив деньги. - Они
ласковые. Это как кошку бездомную  обидеть,  -  вдруг  с  искренней  грустью
вздохнула она.
   - Я что, не похож на порядочного человека? - улыбнулся несколько гаденько
Муха и тронул машину с места.
   Брюнетка тут же принялась за работу, руки ее полезли за рубашку  и  ниже,
но он оттолкнул ее.
   - Не терпится? Сиди тихо.
   - А ты не "садик"?
   - Я - Муха. И вообще, закройся. Ты языком по-другому работать будешь.
   - Как хочешь, - она обиженно отвернулась, глядя на пробегающие  за  окном
сияющие витрины и переливчатые огни вечерних реклам.
   У Мухи была одна простительная слабость. Он имел  возможность  заказывать
любых девочек, при желании