в мягком кресле из черного  кожзаменителя  и  положив  ноги  на
телефонный  столик.  В  этой  позе  он  живо  напоминал  шерифа-громилу   из
американских боевиков.
   - Что будет? Что будет? - не переставал причитать Леха, сидя на пуфике  и
раскачиваясь из стороны в сторону. - Они меня убьют.
   - Не убьют, - отмахнулся Гурьянов. - Будешь вести себя тихо - не убьют.
   - Вы их не знаете.
   - А ты знаешь?
   Лехино лицо передернуло. И во взгляде его были отчаяние и паника.
   - Все Вика... Зачем я с ней связался? Чтобы за удовольствие так  платить.
Да провались она, тварь тощая, - Леха всхлипнул. - Ну за что? Почему я?
   - Правильно, почему ты, - кивнул Гурьянов. - Всю жизнь жил как  у  Христа
за пазухой. Стриг купюры. Жрал икру, пил мартини, мял баб. И ни за кого,  ни
за что не отвечал. А тут дошло до  проверки  на  вшивость.  Пришли  к  тебе,
надавили чуток, и ты лапки с готовностью  кверху  -  всех  уже  продавать  и
предавать готов, лишь бы снова оставили в покое и ты бы опять жрал, пил, мял
баб.
   - Почему вы меня все время оскорбляете?
   - Потому что ты предатель и трус,  Лешенька.  И  с  тобой  не  то  что  в
разведку, а тараканов травить не пойдешь...
   - Почему я родился в этой дремучей, дерьмовой стране? Почему на меня  все
это свалилось? Почему? - все ныл и ныл Леха.
   - По кочану, - зевнул Влад.
   - Все из-за шлюхи этой... Ох, Вика, - по сто пятому разу завел Леха.
   Гурьянов  органически   не   переваривал   предателей.   И   само   слово
"предательство" вызывало у него физическое отвращение. Вместе с тем  так  уж
получалось, что довелось ему жить  во  времена,  когда  предательство  стало
флагом,  когда  предатели  научились  читать  мораль   и   доказывать,   что
предательство - это хорошо, и оттого ненавидел их Гурьянов еще больше. Какие
только причудливые лики не принимало предательство  в  последние  годы.  Оно
было и явным, когда в органах власти и в ключевых точках засела  откровенная
агентура или, в крайнем случае, агенты  влияния  стратегических  противников
державы. Оно было и дурацким, трудно объяснимым,  вытекавшим  из  внутренней
тяги человека к предательству. Да, все плохо. Но есть Служба. Есть  "Буран".
Есть такие, как Влад, привыкший жить по справедливости и чести.  Значит,  не
все потеряно...
   - Звони.  И  не  трясись,  -  Гурьянов  передал  Леше  трубку.  -  Говори
нормально, чтобы они не насторожились, - он нащелкал на  аппарате  номер.  -
Поехали... Спокойнее, Леша.
   На третий звонок послышался голос уже знакомого Виктора.
   - Это Алексей.
   - Леха, браток. Ну, как?
   - Она здесь... В ванной.
   - Значит, так. Задержи ее. Башкой ответишь, если уйдет. Слов на ветер  не
бросаем...
   - Я понимаю.
   - Жди... Ду-ду - гудки.
   Леха отбросил трубку, будто змею, и снова закачался из стороны в сторону,
как раввин на службе.
   - Что будет?
   - А будет то - ты откроешь дверь. Вежливо  улыбнешься.  Пропустишь  их  в
квартиру, - инструктировал Гурьянов. - А потом - не путайся под ногами.
   - Да, да...
   - Возьми игрушку. Пригодится, - Гурьянов протянул Владу свой  пистолет  -
единственное их оружие. - Контролируешь с лестничной площадки. Если  чего  -
бей на поражение.
   - Ты один справишься? - с сомнением спросил Влад.
   - А ты сомневаешься?
   Влад кисло улыбнулся. Полковник - последний человек на земле,  в  котором
он бы сомневался. Да вот только захваты так не проводятся. Сколько  захватов
и задержаний провел Влад - не сосчитать. Для захвата нужно несколько человек
-  сечь  подходы,  отходы.  Во  всяком  случае  бойцов  надо   больше,   чем
преступников. Иначе начинается русская народная игра  -  стенка  на  стенку.
Правда, нет такой стены, которую не разнес бы Гурьянов. А они сейчас  не  от
конторы работают, так что по  правилам  не  получится.  Они  -  два  вольных
мстителя Шервудских лесов.
   Вдруг Владу на миг стало дурно - в какую же историю он ввязался. Но назад
пути уже не было. И вообще другого пути у него не  было.  Он  сжал  рукоятку
пистолета и произнес как можно беззаботнее:
   - Решено.
   На лестничной клетке он присел на подоконник и стал наблюдать за стоянкой
перед домом.
   Они приехали через полчаса на скромных "Жигулях". Двое  парней  -  сверху
черт разберешь, но похожи на тех, которых  сбивчиво,  глотая  слова,  описал
Леха.
   - Гости, - произнес Влад в рацию. - Двое. Оба идут к вам.
   - Понял, - в квартире Гурьянов поднялся с дивана. - Жду с нетерпением,  -
он поставил рацию на буфет,  размял  пальцы,  как  перед  игрой  на  гитаре.
Привычно накатили дрожь  и  волнение,  как  всегда  перед  началом  активных
действий, и они сразу перешли  в  какую-то  волну  силы,  готовой  вырваться
наружу.  Вдох,  четыре   выдоха.   Сердце   бьется   медленнее.   Тренировки
саморегуляции - с этого начиналось обучение в отряде "Буран".
   А Влад сидел на подоконнике. Через прутья лестницы внизу  он  видел,  как
раздвинулись двери лифта и эти двое направились уверенно  к  двери  Лехиного
жилища. Один - повыше, в замшевой просторной куртке, нажал на звонок.
   Дверь  начала  открываться.  Влад  оторвался  от   подоконника,   вытащил
пистолет, спрятав его под ветровкой, и пошел вниз по ступенькам.
   Леха открыл дверь.
   - Ну, - спросил "замшевый".
   - Она... - Леха запнулся, отступая. - Она...
   Гурьянов стоял в стороне от двери и был скрыт от гостей.
   Все шло по плану. Но вдруг Леха отпрянул и взвизгнул:
   - Я не виноват! Это они!
   Влад ринулся вниз.
   И началось.
   "Замшевый" выдернул из-за пазухи руку и выстрелил.
   Гурьянов ударил ногой по двери, и дверь врезала по руке стрелявшего,  так
что выстрел прошел мимо. Потом снова распахнул дверь и вдернул "замшевого" в
прихожую.
   Напарник "замшевого" увидел Влада, ринувшегося вниз,  и  выбросил  вперед
руку с пистолетом, которую держал за пазухой просторного свитера.
   Влад видел, как бандит поднимает руку с пистолетом,  и  отшатнулся.  Пуля
ударила над головой, срикошетировала, отщепив кусок  штукатурки,  и  разбила
оконное стекло.
   А сам Влад уже целился в бандита. Палец пополз по спусковому крючку... На
миг палец задержался.
   Если бы бандит попытался еще выстрелить, то Влад завалил бы его  вглухую.
Но тот прыгнул на  ступени  и  припустился  вниз.  Палец  снова  дрогнул  на
спусковом крючке. Влад еще секунду мог бы его  ссадить,  но  не  решился.  А
бандит обезумел от страха.
   Все, время упущено.
   Влад оставил в покое скрывшегося  и  распахнул  дверь  Лешиной  квартиры,
готовый ко всему.
   Леха сидел на полу, он был в ступоре,  безумными  глазами  смотрел  перед
собой, изредка подхихикивая. Гурьянов склонился над  "замшевым".  Тот  кулем
лежал на полу.
   - Не прижмурился? - кивнул Влад на тело.
   - Живой. Сейчас в порядке будет.
   Взяв со стола чайник, полковник вылил воду на пленного. Похлопал  его  по
щекам. "Замшевый" сдавленно застонал.
   Гурьянов  приподнял  его,   прислонил   к   стене   и   продемонстрировал
удостоверение:
   - Милиция. Ты, сволочь, задержан по подозрению в совершении преступления.
Ясно?
   - Да пошел ты...
   Гурьянов нажал на болевую точку, и глаза у  "замшевого"  расширились,  он
захрипел. Еще удар по щекам.
   - Будешь хамить - будет больно... Пошли, - приказал резко полковник.
   Пленного вывели из подъезда, поддерживая с двух сторон. Усадили в машину.
   "Замшевый",  очухавшись,  попытался  дернуться  на  заднем  сиденье,   но
усевшийся рядом с ним Гурьянов быстро его угомонил. Пленник проскрипел:
   - Вы же не знаете, на кого бочку катите.
   - Да?
   - Вы, менты, лучше бы бакланами занимались...
   - А ты крутизна...
   - Посмотрим, чья  возьмет,  -  буркнул  бандит.  Рации,  оружие,  повадки
задержавших его - все это вполне подходило для милицейских.
   - Наша, - заверил Гурьянов. Он зажал шею бандита, глаза того  закатились.
Из бардачка извлек наполненный зеленоватой  жидкостью  одноразовый  шприц  и
вколол ему в вену...
   Потом Гурьянов вышел из машины, вернулся в квартиру. Встряхнул  сидевшего
на диване Леху:
   - Бери деньги, документы и двигай отсюда.
   - Как это? - непонимающе произнес Леха.
   - Сюда еще придут люди, - пояснил Гурьянов. - И сделают  из  тебя  мясное
рагу. Так что давай...
   Долго уговаривать Леху не пришлось. Тот распахнул шкаф, извлек из тайника
пакет с деньгами, документы...
   - Это нехорошо. Некрасиво. Вы меня должны защитить, - бормотал  он.  -  Я
из-за вас...
   - Заткни фонтан, - прикрикнул Гурьянов, и  поток  слов  как  оборвало.  -
Кому-нибудь расскажешь об этой истории  -  пеняй  на  себя.  Не  было  этого
ничего.
   - И что мне теперь, бомжевать по России? Что я должен делать?
   - Вернешься недели через три и будешь жить, как жил, - сказал полковник.
   Время ему дал с запасом. Он надеялся управиться быстрее.

***

   Второй  раз  схлестнулись  со  спортсменами  руднянские   из-за   винного
контракта.  Один  делец  попросил  у   Хоши   поддержки   -   он   собирался
экспортировать несколько десятков тысяч бутылок итальянского вина в магазины
Ахтумска. Учитывая таможенные и налоговые фокусы, которыми  делец  владел  в
совершенстве, навар обещал быть жирным. Без хорошей крыши  такие  сделки  не
делают. Тут все взаиморасчеты строятся на честном слове, а какое может  быть
честное слово у новорусского бизнесмена, если перед ними не стоит, набычась,
дуролом с гранатометом.
   Самое неприятное было, что дельца  все-таки  объегорил  один  из  оптовых
покупателей на двадцать тысяч долларов. Когда Хоша и  Художник  подъехали  к
мошеннику в офис и намекнули на  предстоящий  разбор,  тут  и  подкатили  на
новеньком,   с   иголочки,   джипе   "Паджеро"   беспардонные,    космически
самоуверенные соратники Боксера.
   - Знаешь крылатую фразу - вас здесь не стояло, - сказал Рома -  подручный
Боксера,  окинув  презрительным  взором  представителей  крыши  пострадавшей
стороны.
   - Нашего человека кинули, - сказал Хоша.
   - А мы кто, чтобы запрещать кидать? Кто мы такие, чтобы  запрещать  людям
работать? - выпятил челюсть Робот.
   За пострадавших лохов считалось заступаться западло. Кидала бандиту  куда
ближе, чем лох. Кидала - это коллега. А лох - он на  то  и  лох,  чтобы  его
стричь.
   - Ну, что за тема нарисовалась? Где тут непонятка? - гаркнул Рома. -  Или
бицепсами меряться будем?
   - Не будем, - покачал головой Художник.
   - Это вы умно  поступаете,  -  оценил  Робот.  Куда  руднянским  меряться
бицепсами с Боксером, у которого вышло полное интервью в "Известиях", где он
расписывал перспективы развития бизнеса в области и именовался не иначе  как
известным бизнесменом и меценатом? И  все  чаще  его  видели  в  компании  с
шустрыми  и  вечно  голодными  ребятами  из  администрации  области.  Боксер
становился фигурой политической. А "Рудня" как  были,  так  и  оставались  в
глазах людей пусть чуть приподнявшейся, но все-таки голодраной шантрапой.
   - Падла, - Хоша застонал, когда они вернулись на  съемную  хату,  где  их
ждал дядя Леша. - Падла Боксер. Что с ним делать?
   - Да, он наша проблема, как говаривают американцы, - произнес дядя Леша.
   - Козел он, - Художник улыбнулся.
   - Чего такой веселый? - подозрительно посмотрел на него Хоша.
   После  свидания  со  спортсменами  у  Художника  было  какое-то  странное
состояние. Не подавленное, а приподнятое. Так всегда бывает  у  энергичного,
смелого человека, который доходит до какой-то преграды и перед ним возникает
выбор - или ты идешь дальше, карабкаешься, сбивая в кровь пальцы и  коленки,
а то и просто ломаешь преграду. Или сдаешь назад, и тогда нет у  тебя  путей
кроме кривых, окольных.
   - А потому что время пришло - или мы их, или они нас, - сказал Художник.
   - Ты Боксеру предъяву решил  сделать?  -  выпятил  челюсть  Хоша.  -  Ну,
Художник...
   - Предъява. Разбор по понятиям. Что ещ„ у нас в арсенале? Можно  на  него
жалобу в милицию написать - мол, не дает честным братанам трудиться... Хоша,
ты что?
   - А что?
   - Гниду надо давить пальцами. Иначе она будет кусать.
   - На, бери, - Хоша вытащил пистолет из дипломата.  -  Иди,  мочи  его.  И
заодно сотню его быков! Давай! - Глаза его налились  кровью.  Он  кричал,  и
голос становился тоньше. Получалось по-щенячьи, а не по-волчьему.
   - Хорошо, валим Боксера, - сказал  дядя  Лета  -  А  что  потом?  В  его
"совхозе" человек десять спят и видят, как его место занять. Мы им поможем.
   - А они в благодарность нас и окучат, - поддакнул Хоша.
   - Верно, - кивнул Художник. - У нас время есть, чтобы подумать...
   - Что думать?
   - Думать. Головой думать, - Художник постучал себя пальцем по лбу.
   Через неделю он повстречался с Тимохой в бане, в  которой  собирались  по
четвергам криминальные авторитеты. В отдельном, хорошо обставленном номере с
мягкой мебелью и видеодвойкой "Саньо" воровской положенец  отдыхал  душой  и
телом с двумя пятнадцатилетними шлюхами - у них был субботник, то  есть  они
работали бесплатно.
   - С глазу на глаз бы словом перекинуться,  -  сказал  Художник,  стягивая
рубашку и присаживаясь на скамью.
   - Брысь, мелкота, - кивнул Тимоха. Шлюх моментом сдуло.
   - С жалобой к тебе, Тимоха, - сказал Художник. - И за советом.
   - Ну что  ж.  Поможем  пацану,  -  кивнул  Тимоха,  проглаживая  объемный
волосатый живот густо татуированной лапой.
   К Художнику положенец относился с двойственным чувством. С одной стороны,
где-то уважал его, помнил хорошо, как тот, еще пацаном, на воровском разборе
взял у него из рук финку и замочил того  самого  беспределыцика,  поднявшего
руку на  вора  в  законе.  С  другой  стороны,  эти  воля,  решительность  и
способность не останавливаться ни перед чем пугали.
   - Беспредельничают в нашем городе, - произнес с грустью Художник.
   - Обидели, да? - жалостливо посмотрел на своего гостя Тимоха.
   - Обидели.
   - И кто ж тебя, малыш, обидел?
   Художник на "малыша" не обратил внимания. Он привык не  обижаться  ни  на
что, просто мотать на ус и в определенный момент ставить обидчика на  место.
Тимоху ставить на место он пока не мог.
   - Боксер.
   - Ага, - кисло скривился Тимоха. - И тебя, бедолагу, достал.
   - Достал.
   - Я вижу.
   - Я с Боксером сидел, - Художник взял  бутылку  холодного  пива,  которую
протянул ему положенец. - На зоне беспредельничал. Зону без основания,  лишь
по дури своей, на бунт поднял. Люди пострадали. На воле беспредельничает. Он
плохой человек. Зря только на этом свете водку пьет да девок топчет.
   - И что же ты с ним делать хочешь?
   - Мочить, - просто произнес Художник.
   - Ага. Еще одна крутизна для нашего  городишки  -  не  слишком  много?  -
Тимоха посмотрел на гостя зло, из-под сросшихся кустистых бровей. -  Кто  ты
такой, чтобы Боксера мочить? Ты Япончик? Или Цируль?  Или,  может,  ты  Вася
Бриллиант, вставший из гроба?
   - Мы перед ним лапки сложили, да?
   - Ты что, Художник, право на такой базар заработал?
   - Хочу заработать.
   Тимоха напряженно посмотрел на него и сказал:
   - Мочить, так всех. Одну осу раздавить - другие больнее кусаться станут.
   - Ничего. Жало им повыдергиваем. Крылышки подпалим. Много не налетают,  -
пообещал Художник.
   - И кто это сделает?
   - Мы сделаем.
   - Быстрый ты, пацан. Резкий...
   - Только риск большой. Правильно как: много сделал - много получил.
   - Что ты хочешь получить?
   -  Когда  Боксер  попрощается  с  нами,  ликеро-водочный   комбинат   без
смотрящего ока останется.
   - Хочешь к раздаче поспеть?
   - Хочу.
   Тимоха задумался.
   - Что, дорого прошу? Так оно никогда ничьим, кроме Боксера, не  будет,  -
сказал Художник.
   - Ага, - согласился Тимоха. - Ты на ходу подметки режешь, малыш.
   - Так все на общее благо.
   - На благо, да... Отвечаешь за свои слова?
   -  Отвечаю,  -  сказал  Художник.  -  Только  помощь  нужна  будет.  Всех
боксеровских парней мы при всем желании на колбасу не пустим.
   - Поможем, чем можем. Только главную работу ты сделаешь.
   - Сделаем... Месяца полтора на раскачку - и тушите свечи.
   - Я тебя за язык не тянул, Художник, - с угрозой произнес  Тимоха.  -  Ты
сам это сказал.
   - Сказал - отвечу.
   - Еще как ответишь...
   Вышел из бани Художник, когда светила полная луна. На улице шел  пушистый
снег. Было не слишком холодно, но Художника бил озноб. Все,  пути  назад  он
отрезал.
   В машине его ждал Шайтан. Он скучал, листая книгу  Лазарева  "Диагностика
кармы", зачитанную им до дыр.
   - Быстро ты, - сказал он, заводя машину.
   - Так вопрос небольшой. Теперь или мы, или нас... ,
   - Художник, конечно, мы, - уверенно произнес Шайтан. - Надо  было  раньше
этим бугаем заняться.
   - Раньше - не надо. Сейчас - самое время. Художник давно понял, что  одно
из основных искусств выживания в мире - совершать  не  только  правильные  и
продуманные поступки, но и, главное, своевременные.
   И настало время бить в Боксера и его команду со всех стволов.

***

   Дважды Влад использовал этот подвал в качестве "гауптвахты". Первый  раз,
когда  чеченцы  похитили  двенадцатилетнего  сына  одного  коммерсанта  и  в
привычной  манере  прислали  отцу  ухо,  требуя   двести   тысяч   долларов.
Действовала   банда   очень   четко   -   звонили   бизнесмену   только    с
телефонов-автоматов, разговор тянулся не больше двух минут. Но  однажды  они
прокололись, и группа наружки засекла переговорщика.
   Тот повесил трубку, вышел из телефонной будки,  сел  в  иномарку,  и  она
дернула со скоростью с места, проверяя,  нет  ли  наружного  наблюдения.  Но
обложили его крепко.  В  операции  участвовало  несколько  бригад  наружного
наблюдения, район перекрыли и с величайшей осторожностью повели бандита.  Но
он что-то почувствовал, хотел оторваться, и тут его взяли в клещи.
   - Ничего не знаю, - заявил гордый горец, когда его вытряхнули  из  белого
"Сеата" и спросили,  где  они  держат  ребенка.  Оперативники  прошлись  ему
башмаками по бокам. Но он молчал. Это была ваххабистская нечисть, просто так
этих не возьмешь. Болевой порог у фанатиков, это  знает  любой  врач,  резко
понижен, они просто не ощущают порой боли, а принять смерть от  неверного  -
это гарантия попасть в рай.
   Тогда и отвезли его Влад и его напарник, старший опер Глеб Ванин, в  этот
просторный подвал.
   Это был домик на территории заброшенной войсковой части в Подмосковье, до
которой ни у кого руки просто не дошли. Под домиком было бомбоубежище,  вход
в которое еще надо было найти.
   - Бить будешь? Бей! Ничего не скажу, шакаль  русский!  -  крикнул  горец,
безумными глазами глядя на Влада.
   - Не буду, - Влад снял ремень. - Я тебя просто повешу,  -  он  захлестнул
ремень вокруг жилистой шеи.
   Глаза у бандита выкатились. Он захрипел и потерял сознание. Потом  пришел
в себя. И на этот раз смотрел на оперов со страхом.
   - Ну что, снова? - спросил Влад. После повторной экзекуции бандит, тяжело
дыша, произнес:
   - Ладно. Все скажу. Все, шакал!
   По Чечне Влад отлично знал, что для фанатика-мусульманина самая  страшная
смерть - от удушения. Так  не  умирают  воины.  Душа  умершего  от  удушения
обречена на адские муки.
   Второй  раз  подвал  использовали,  когда  выбивали   данные   о   складе
взрывчатки, припрятанной  под  Москвой  пособниками  террористов.  Там  тоже
попался упертый парень, говорить не хотел, но в  подвале  образумился  очень
резко.
   И вот теперь третий раз. Сейчас привезли сюда  "замшевого".  И  Влад  был
уверен, что выбьет из него все...
   - Первый вопрос - самый простой - на кого работаешь,  родной?  -  спросил
Гурьянов, присаживаясь рядом с пленником на колено.
   "Замшевый" сквозь зубы выругался и прикрыл глаза. Он был крепкий - качок,
наверное, с лицом, похожим на морду хорька - хищным и злым.
   - То, что ты скажешь все, тут смешно даже сомневаться, - сказал Гурьянов.
- Другой вопрос - как дорого тебе это встанет.
   - Да вы два покойника, - бросил пленный. - Потешься пока... Слушайте  мое
предложени