т они доки. Разборы устраивали  -  только
перья летели. И в Москве с братанами воевали не раз, и у себя дома. Они  как
дезинфекция хорошая действуют. После себя ничего живого не оставляют...  Ох,
такие разборы были. У них кровников по Москве - тьма.
   - А с блатными как они?
   - По-разному. В общак отстегивают Ростику исправно. Но по большому  счету
на них ни у кого управы нет. Их надо мочить всех поголовно.
   - И чего не мочат?
   - Пытались. И реутовские пытались - где они теперь?
   - Тот разбор? - спросил Влад.
   - Говорят, их.
   Это был большой разбор несколько лет назад, когда от  реутовской  бригады
под предводительством Гибона только пух и перья полетели. Тогда под  Москвой
на стрелке поубивали значительную часть бригады.
   - И Леха Разбой пытался, - глаза Крошки затуманились воспоминаниями. -  И
что?
   - И что?
   - А ты не знаешь, где теперь Леха Разбой?
   - В земле сырой.
   - И никто не знает, где именно.
   Главарь  подмосковной  группировки  Леха  Разбой  прилетел  из   Америки.
Облобызался с встречающими шофером и ближайшим помощником. Отбыл с  ними  из
Шереметьева-2. И больше их никто не видел.
   - Такие они крутые? - спросил Влад.
   - Просто без тормозов. И надо сказать, у бригадира их котелок варит.
   - Чем занимаются?
   -  Водкой  занимались.  Разборы  были  большие  по  этому  поводу   и   в
Подмосковье.  И  в  Тульской  области.  Под  ними   работали   сутенеры   на
Северо-Западе, но недолго. Дела эти - больше нервов,  чем  дохода.  И  бабки
вышибали всегда по заказу.
   - Где их искать?
   - А кто знает... Хаты меняют. Не найдешь. Иначе давно бы прихлопнули.
   Крошка больше ничего не мог рассказать.
   - Вот что, братец кролик, тебе три дня, чтобы  найти  для  меня  какие-то
концы - контакты ахтумских, люди, хаты.
   - Да ты чего, - возмутился Крошка.
   - И еще, - не замечая его возмущения, продолжил Влад, загибая  пальцы  на
руке, - с кем у них в последнее время разборы были. По  какому  поводу...  В
общем, все нужно.
   - Слушай...
   - Крошка, три дня. Иначе ты меня сильно обидишь.
   - Трудно с тобой, Бронепоезд.
   - А кому сейчас легко? - Влад похлопал Крошку по плечу.  -  и  еще,  друг
мой, не балуй. Ты понял, о чем я.
   Крошка понял. Потому что уже не раз думал о том,  как  бы  избавиться  от
опера, включая самое радикальное средство от этой занозы - удаление  головы.
Но еще понимал - никуда ему от него не деться. Это его крест.
   - Слушай, Бронепоезд, а может, я тебе отвальные дам? - Крошка с  надеждой
посмотрел  на  оперативника.  -  Неплохо  отбашляю.  Тебе  не  нужно   будет
напрягаться, чего-то по заказу раскручивать. А...
   - Крошка, у меня баксофобия.
   - Чего?
   - Я ненавижу большие деньги.
   - 0-хо, - озадаченно произнес Крошка.
   - И еще - Васек с Леликом твой "Барс" кинуть с кредитом хотят и на  попку
какого-то списать. Ты учти это.
   - Правда, что ли? - взвился Крошка.
   - Правда, - кивнул Влад, открывая дверцу и вылезая из машины.
   - Э, давай побазарим. Это для меня не шутки, - заволновался Крошка.
   С людей нельзя только требовать. Выгода  от  общения  обязательно  должна
быть обоюдная. И тут Владу  пришлась  очень  удачно  информация,  полученная
недавно, что Крошку с его фирмой "Барс" хотят кинуть его же кореша.
   - Через три дня продолжим, - пообещал Влад. - Когда принесешь  в  клювике
весточку.
   Теперь Крошка носом будет землю рыть, чтобы узнать остальное. Потому  что
дело с этим кредитом и правда нешуточное - башкой можно ответить.
   Влад сел в свою машину. У него было еще несколько важных визитов.

***

   - Чувствую, продашь ты меня, кровный  брат,  -  пьяно  всхлипнул  однажды
Хоша, когда руднянские  гуляли  в  лечебном  профилактории  ликеро-водочного
комбината.
   Им прислуживала обернутая в простыню  Галка  -  в  последнее  время  Хоша
перестал обращать на нее внимание, Художник - тоже,  это  ее  злило,  и  она
повисла  на  дяде  Леше.  Впрочем,  старого   мента   женщины   интересовали
постольку-поскольку - он посвятил свою жизнь зеленому змию, и это  было  его
главной любовью, но к Галке относился снисходительно, добро,  как  к  дочке.
Свою фирму по интимным услугам Галка держала в ежовых рукавицах и сделала из
нее достаточно прибыльное предприятие. Сегодня она притащила в профилакторий
своих лучших девиц, которые резали мясо и сервировали сейчас стол.
   - Продашь, Художник, - повторил Хоша. - Но я тебя все  равно  люблю.  Вот
такой я хороший парень.
   - Хоша, я таких шуток не понимаю.
   - Не понимаешь, - Хоша икнул. - Ты много чего не понимаешь...  Ты  вообще
стал непонятливым...
   - Ладно. Это гнилой базар пошел, - Художник встал и стянул  покрывало,  -
Пока.
   - Сядь...
   - Я пошел...
   - Сядь, я сказал! - Хоша кивнул Брюсу, и тот подался вперед.
   Шайтан напрягся и подбросил вилку - он знал, что  этот  инструмент  может
быть не хуже ножа.
   - Ну, сел, - Художник устроился опять на лавку и завернулся в простыню.
   - И не вставай, пока я не скажу. Когда я  скажу,  тогда  можешь  идти.  А
когда не скажу... - Хоша икнул, посмотрел на помощника  со  вполне  трезвой,
оформившейся ненавистью.
   - В игры играем, да? - насмешливо посмотрел на него Художник. - Проспись,
Хоша. У нас завтра серьезная встреча. Или отменим? - Он опять встал.
   - Сядь!
   Художник,  не  оборачиваясь,  вышел.  Шайтан  внимательно  посмотрел   на
присутствующих и вышел следом.
   - Мальчики, ну зачем так, - начал было дядя Леша.
   - А ты, старая шлюха, рот завари! - оборвал его резко Хоша.
   Иногда  на  Хошу  после  таких  выходок  находило  раскаяние,  и  он  миг
извиниться. Но не в этот раз. На следующий  день  он  смотрел  на  Художника
зверем. Однако проходившие в номере люкс  гостиницы  "Восход"  переговоры  с
заезжими из Подмосковья клиентами по водке, на которых Гринберг  просил  его
подстраховать, прошли успешно.
   После переговоров Гринберг потащил Хошу  и  Художника  в  тихий,  дорогой
испанский ресторан "Андалузия".
   - С вами приятно работать, господа,  -  Гринберг  потер  руки,  глядя  на
заставленный деликатесами стол.
   Он договорился по дешевке впаривать москвичам по три машины левой водки в
неделю. Упиралось в то, как договорятся крыши. В  Московской  области  давно
основная часть  торговли  продуктами  и  спиртным  подконтрольна  преступным
группировкам. Крыши договорились.
   - Можно было бы дела куда крепче завернуть. Мешает  Палубов,  -  вздохнул
Гринберг. - Красный директор. Партбилет  закопал  на  огороде,  ждет,  когда
власть сменится. Устарел он, как паровоз.  Ох,  устарел.  С  ним  становится
трудно.
   - Сильно трудно? - спросил Художник.
   - Сильно. У него значительная часть акций. И авторитет. Но если  директор
отбывает в мир иной, ситуация кардинально меняется.
   - Короче, ты хочешь прибрать завод, - кивнул Художник.
   - Не весь же...
   - Ну и аппетиты у тебя, водочных дел мастер.
   - Истина простая - чем лучше мне, тем лучше вам, -  добродушно  улыбнулся
Гринберг. - И наоборот.
   - И ты для бодрости духа не прочь попьянствовать на поминках Палубова?  -
кивнул Хоша с пониманием.
   - Звучит грубовато, - поморщился Гринберг.
   - Понятно... Условия? Что мы, двое, будем иметь с этого? И начался  торг.
И торг, к удовлетворению обеих сторон, оказался удачным.
   - Сегодня день конструктивных переговоров, - отметил довольно Гринберг. -
Хотелось бы решить проблему до ноября.
   - Решим, - заверил Хоша.
   Когда, собравшись на хате,  использовавшейся  для  сходняков,  руднянские
обсуждали план устранения директора ТОО "Эльбрус", Художник заметил:
   - Надо аккуратно валить. Шуму будет много.  Это  не  Боксер,  а  директор
крупного завода. Тут властные интересы.
   - Да какая к хренам разница? - махнул рукой Хоша.
   - Лучше вообще все оформить как несчастный случай. Шайтан, это  возможно?
- обернулся Художник к своему приятелю.
   - Очень трудно, - протянул Шайтан.
   - Чего, страшно, Шайтан, да? - осклабился Брюс.
   - А я отвык бояться. Ты бы дерьмо ложкой  жрал  там,  где  я  побывал,  -
скучающе, прозрачными глазами уставился на Брюса Шайтан.
   - Ладно, хва, - поднял примирительно руку Художник. - Так как, Шайтан?
   - При чем тут Шайтан? - вдруг раздраженно воскликнул Хоша. - Художник, ты
что тут поручения раздаешь? Художник только пожал плечами и замолчал.
   - Брюс, ты что думаешь? - спросил Хоша.  Тот  пожал  плечами  и  произнес
бесшабашно:
   - А что тут думать? Чего мы, какого-то козла не завалим? Ха...
   - Неделю вам. Двенадцать тысяч зелени.
   - Они завалят не тело, а дело, - негромко произнес Художник.
   - Вы одни здесь доки. А остальные так, фраера необученные, -  со  злостью
произнес Хоша. - Так?
   - Да нет.  Пускай  работают,  -  пожал  плечами  Художник.  -  Они  парни
реактивные.
   - Гы, - ухмыльнулся Башня. Все произошло  так,  как  и  ожидал  Художник.
Башня и Брюс не нашли ничего  лучшего,  как  взять  два  автомата  и  четыре
магазина, прихватили с собой еще одного, такого  же  отвязного,  как  и  они
сами, по кличке Стручок. И отправились чинить не праведный суд.
   Было  известно,  что  к  престижному  дому  на  улице  Ворошилова   утром
подъезжает  серая  "Шкода".  Охранник  поднимается  наверх,   спускается   с
директором "Эльбруса" вниз. И последний едет на  завод  ударно  трудиться  и
заливать область водкой.
   То утро ничем не  отличалось  от  других  таких  же.  Охранник,  привычно
прикрывая Палубова, оглядываясь, вышел из подъезда.  Тут  и  вырулила  из-за
угла машина с веселыми киллерами.
   Застрекотал автомат.
   Шофер "Шкоды" вывалился из машины, схоронился за ней. Охранник, оттолкнув
Палубова, простреленный, рухнул на асфальт. А директор, не  задетый  пулями,
кинулся обратно в подъезд. Он успел распахнуть  дверь,  когда  его  настигли
пули. Стручок ринулся за ним добивать,  тут  водитель  "Шкоды"  из-за  своей
машины и всадил в него пулю, после чего открыл по киллерам стрельбу.
   Стручок сумел добежать до "жигуля", который  они  угнали  только  что,  и
ввалился на сиденье. Башня рванул машину вперед, а Брюс высадил весь магазин
в отстреливающегося шофера, но так ни разу и не попал.
   "Жигули" вырвались,  как  ошпаренный  мул,  со  двора  и,  резко  набирая
скорость, устремились по улице Ворошилова, сбив бабку с авоськами.
   На  миг  повисла  тишина.  А  потом  подъезд  огласил   страшный   вопль.
Пятнадцатилетняя  дочка  директора,  распахнув  дверь  на  звонок,   увидела
свалившегося на пороге отца.
   Брюс и Башня вернулись  в  полуразвалившийся  домик  на  окраине  города,
который снимала команда для разных деликатных дел, где их ждали  Художник  и
Хоша. Они притащили с собой находившегося  в  полубессознательном  состоянии
Стручка, иногда разум у того прояснялся и он хрипел:
   - Врача, братаны... Умираю... Плохо, больно... Пожалуйста.
   - Так получилось, да... Случайность, - возбужденно бормотал Брюс.
   - Случайность? - усмехнулся Художник.
   - Ну... не всегда же получается... Охранники очень быстрые оказались, да.
   Хоша зло посмотрел на него. Его тоже уже начинали доставать  залеты  этой
парочки.
   - Хреново, - произнес он.
   Тут на сотовый Художника позвонил Гринберг.  Водочный  заправила  истошно
кричал,  нисколько   не   стесняясь,   зная,   что   сотовые   телефоны   не
прослушиваются.
   - Он жив! Понимаешь, жив!
   - Понимаю.
   - И говорить начнет! У его палаты двое ментов!
   - Ничего, решим  проблему,  -  сказал  Художник  и  отключил  телефон.  -
Гринберг в гневе.
   - И чего? - спросил Хоша.
   - Говорит, что директор жив.
   Хоша повернулся к покрасневшему Брюсу:
   - Ты говорил, что он мертв.
   - Может, ранили.
   - Бабки с вас снимаются, придурки! - воскликнул Хоша и ударил  ладонью  о
ладонь. - Что делать?
   - Надо  разузнать  ситуацию,  -  сказал  Художник.  Он  сел  в  машину  и
отправился на разведку. К вечеру расклад был ясен.
   - Два омоновца у палаты. Сам Палубов пока в сознание не пришел, - сообщил
он Хоше.
   - Кто сказал?
   - Клистер.
   Клистер был своим человеком в горбольнице - один из врачей, кто  оказывал
команде услуги - выковыривал у ребят пули после перестрелки.
   - Он не подъедет Стручка посмотреть? - осведомился Хоша.
   - Обещал... Надо доводить дело до конца, - сказал Хоша.
   - Как?
   - Надо думать... Только Брюса и его оруженосцев к этому не подпускать. Им
только в "зарницу" играть, дуракам...
   Клистир подъехал в дом вечером. Осмотрел Стручка и заключил:
   - Плохо дело. Его бы в стационар надо.
   - Хорошо, - Хоша протянул  ему  деньги.  Когда  Клистер  уехал,  Художник
сказал:
   - Стручка надо кончать.
   - Надо, - кивнул Хоша.
   - Пусть кто заварил кашу, те и кончают...
   Брюс, услышав, что надо кончить кореша, резко воспротивился:
   - Не я! Стручок, он же... Это братан настоящий! Верный братан! Нет!
   - Брюс,  ты  виноват,  -  спокойно  произнес  Художник.  -  А  вину  надо
заглаживать.
   Брюс сглотнул. Потом вынул пистолет.
   - Ты стрелять будешь? - спросил Художник.
   - Ну...
   - Брюс, так не делается. Ты переполошишь соседей. На, - протянул Художник
ему подушку. Брюс потряс головой.
   - Что, привык из пистолета шмалять, чистоплюй! А ты ножом  поработай!  Но
подушкой чище, - Художник протянул ладонь,  и  Брюс  с  неохотой  отдал  ему
пистолет.
   - Я так не могу, - воскликнул он.
   Художник  передернул  затвор,  невзначай  направил  ствол  ему  в  лоб  и
улыбнулся змеино.
   Брюс, шатаясь, пошел в соседнюю комнату. Не было его  долго.  Наконец  он
появился и выдавил:
   - Сделано...
   Теперь надо было решать, что делать с директором. Можно зашвырнуть в  его
палату гранату. Можно проникнуть в палату  через  окно.  Можно  заскочить  в
коридор, расстрелять омоновцев... Варианты были один другого хуже.  А  время
подпирало...
   Но утром позвонил Клистир и сообщил:
   - У нас несчастье.
   - Что?
   - Умер Палубов.
   - Вот ведь судьба какая, - сказал Художник. - Ну давай...
   После этого Художник нащелкал номер Гринберга.
   - Дела на поправку идут.
   - Что?! - воскликнул замдиректора по коммерческой части "Эльбруса".
   - Проблема решена.
   - Как?!
   - Остап Бендер говаривал - у нас длинные руки. Решили-и все,  -  Художник
отключил телефон, положил трубку перед собой и только тогда перевел дыхание.
Хорошо, когда проблемы решаются сами собой. И плохо, когда  их  делают  тебе
те, кто должен помогать их решать.
   Художник физически ощущал, что  в  команде  близилось  время  внутреннего
разбора. И дядя Леша, который все замечал и  все  понимал,  сказал  однажды,
когда они остались с глазу на глаз за бутылочкой джина:
   - Художник, у тебя остается месяц-два. Они тебя похоронят.
   - А тебя? - исподлобья посмотрел на него Художник.
   - Я-то тварь безобидная и полезная... Но, может, и меня. Так что думай.
   - Я и думаю...
   Для себя Художник пока твердо решил стараться не подставлять спину  и  не
есть из рук Хоши. И не появляться нигде без Шайтана.

***

   После встречи с Крошкой предстояло еще важное  рандеву.  В  переулках  за
метро "Шаболовская" Влад встретился со старшим  лейтенантом  Балабиным.  Тот
опасливо озирался, когда садился в машину. Устроился  на  переднем  сиденье,
втиснул папку между сиденьями.
   - Да чего трясешься? - насмешливо спросил Влад.
   - Есть причины, - недовольно произнес Балабин.  -  По-моему,  о  тебе  не
забыли. Какой-то гнилью тут все сильнее несет.
   - Что за гниль? - заинтересовался Влад.
   - Нам негласно  посоветовали  меньше  общаться  с  бывшими  сотрудниками,
которые сейчас работают неизвестно где и неизвестно на кого.
   - Имели в виду, конечно, меня, - улыбнулся Влад.
   - А кого же еще?
   - И от кого шорох весь?
   - От Ломова.
   - Ага.
   - Ломов вообще насторожился, когда я сказал о тебе, что  ты  не  за  дело
пострадал.
   - Любопытно, что он имеет против меня?
   - Та каша все кипит.
   - Политик не успокоится?
   - Наступил ты ему на мозоль... Ну а Лом, ты знаешь, сейчас  он  начальник
отделения.
   - Дослужился.
   - Ну да, - скривился недовольно Балабин. - И теперь он самый  правильный.
Выслуживается, как только может. По  отношению  к  руководству  -  постоянно
стойка по команде "служить". Ну, а по отношению к нам рык по  команде  "фас"
отрабатывает. Что с людьми власть делает, - произнес он  обиженно.  -  Мужик
как мужик был. А как дорвался до власти, сразу другим человеком стал.
   - Ты Лома плохо знаешь. Он всегда таким  был.  Просто  косил  под  своего
парня.
   - Влад, ознакомься с материалами, - Балабин погладил  пальцами  папку,  с
которой ему не хотелось расставаться. - Потом лучше уничтожь. Мне  спокойнее
будет.
   - Обязательно... Ну  что,  старлей,  бывай,  -  Влад  протянул  ему  свою
широченную ладонь.
   - Бывай,  -  Балабин  вяло  пожал  руку.  Держался  с  Владом  он  как-то
отстранение, как  общаются  с  тяжело  больными,  безнадежными  людьми  -  с
жалостью  и  состраданием.  Хотя  ничего  особенного  не  произошло.  Просто
переехал опера политический бульдозер.
   Еще одна встреча намечалась с Гурьяновым. Они договорились встретиться  у
дома Влада и в спокойной обстановке, без шатающейся рядом по квартире  Вики,
обсудить положение.
   Влад жил в двухкомнатной квартире в Кунцево. Странно, но когда ушла  Люся
с ее несносным характером, он вдруг ощутил глухую пустоту. Дом стал немножко
чужим.
   Влад заехал на тротуар перед домом. Вышел из машины. Снял дворники,  дабы
не вводить в искушение слабые души.
   И услышал:
   - Ложись, старшина!
   По привычке, как много лет назад,  в  Афгане,  заслышав  этот  голос,  он
рухнул на землю. Тут послышался грохот и пулями разнесло телефонную будку за
его спиной.

***

   Башня и Брюс гудели. Гудели так, что  запирай  ворота.  Они  сорвались  с
катушек полностью. Художник попытался их достать по одной срочной  проблеме,
но телефоны не отвечали. Это означало, что парни вышли на охоту.
   Они устроились в однокомнатной квартире,  которую  снимали  для  плотских
утех. Башня взял "Газету вечерних объявлений".
   - Ага. Досуг, - нашел он фирму, в которой их еще не знали. Набрал номер и
осведомился:
   - Две шкуры на час сколько стоят?..  Дороговато  заламываешь,  подруга...
Ладно, вези по адресу: Садовая, пятнадцать, пятая квартира. И побыстрее.  Не
томи.
   Через сорок минут амбал-охранник привез двух девах - блондинку и брюнетку
лет по двадцать каждой от роду.
   - Сойдут? - скабрезно улыбнулся он.
   - Сгодятся для сельской местности, - Башня неохотно отслюнявил баксы.
   - Через час заеду, - уходя, пообещал амбал.
   - Заезжай, - улыбнулся многообещающе Брюс. И пошло удалое веселье.
   - На счет три раздеться. Кто быстрее, - смеялся радостно  Брюс.  -  А  то
накажу.
   Девчонки скинули одежду в рекордное время. Брюс, развалившийся на диване,
зевнув, осведомился
   - Башня, ты их хочешь?
   - Ага. Утюгом горячим по заду.
   Девчонки напряглись. По роду деятельности им  приходилось  видеть  всяких
садистов и извращенцев, особенно славились своими дурными манерами черные. И
нередко встречи эти кончались побоями, унижениями. Но тут уж работа такая.
   - Да нет. Жалко, - сказал Брюс. - Вот что, шкуры.  Развлекайте  клиентов.
Гладиаторские бои.
   Девушки непонимающе посмотрели на него.
   - Бой подушками, - Брюс вручил каждой по подушке. -  Кто  победит  в  бою
подушками, того трахать не будем. И поактивнее, шкуры, поактивнее! А то я за
вас примусь, - и он наградил блондинку пинком.
   И тут  шлюхи  показали  себя.  Сначала  неохотно,  с  каждым  ударом  они
распалялись, и под конец действительно получился гладиаторский бой. Они  так
вошли в раж, что долбили куда ни попадя, и руки уже тянулись к более тяжелым
предметам. Тут одна подушка отлетела и ударила Башню по лицу. Не  так  чтобы
больно, но со смаком.
   На  миг  все  замерло.  Блондинка  поняла,  что  сейчас  начнется  что-то
страшное. Глаза Башни налились кровью.