дили забавные истории о том, как  во  время  иных
краж и грабежей он проявлял какое-то до странности трогательное  милосердие.
Мог из сострадания отдать награбленное нуждающимся. По своей натуре до денег
он был не жаден.
   В последние годы, разменяв седьмой десяток, отошел от  дел.  Здоровье  от
долгой лагерной жизни сильно пошатнулось. Но, как было слышно,  несмотря  на
это, он  никогда  не  отказывал  людям  в  решении  особо  важных  вопросов.
Рассудить всегда мог по справедливости и без компромиссов.  Поэтому  к  нему
тянулись не только воры, но и другой люд.
   Когда Герман услышал  прозвище  старого  Вора,  на  его  лице  проявилось
некоторое удивление -  имя  было  громким,  и  молодой  человек  был  слегка
обескуражен столь неожиданной встречей.
   Георгий Максимович улыбнулся и сказал:
   - Вижу, ты обо мне слышал.
   - Да, слышал. И немало. Не думал, что так неожиданно познакомлюсь, да еще
за рубежом и через вашу дочь.
   - В народе много чего рассказывают, к  тому  же  немало  приврать  умеют.
Такова уж людская сущность. Ты, небось, представлял меня этим... Как  его?..
Суперменом. А я - обыкновенный старик с потерянным в неволе здоровьем. -  Он
хрипло, но весело засмеялся. - Ну ничего, я еще поживу. Хотелось  бы  еще  с
внуками повозиться, - подмигнул он Марине.
   - Ой, пап... - засмущалась девушка. - Ты  уж,  прямо,  скажешь,  рановато
еще. Мне спешить некуда...
   - Да и мне тоже... Потому я обязательно дождусь. Вот так-то,  -  погладил
Георгий Максимович дочь по руке.
   Завершив застолье, они перебрались в гостиную, где продолжали  беседовать
до позднего вечера.
   Коронация Макинтоша
   Дни  в  Париже  пролетали  быстро.  Герман  изрядно  задержался.  Проведя
несколько деловых встреч по различным вопросам, он понимал, что  официальная
часть его поездки давно уже исчерпана и пора возвращаться в родные пенаты. К
тому же звонки из Москвы  по  поводу  текущих  дел,  требующих  его  личного
присутствия, тревожили его все чаще и настойчивее.  Но  внезапное  увлечение
Мариной заставляло постоянно откладывать дату вылета.
   Все дни и вечера они проводили вместе. И наверное, в Париже  не  осталось
ни одного местечка, в котором бы они не побывали, по  многу  раз  осматривая
достопримечательности французской столицы. Иной коренной  парижанин  за  всю
свою жизнь  не  посетил  такого  количества  музеев,  замков,  архитектурных
ансамблей и монументов.
   Купались в аквапарке, развлекались в Диснейленде. Побывали  в  провинции,
посетили Замки Луары.
   Им было хорошо вместе. Их отношения стали более близкими и нежными  после
романтической ночи, проведенной в отеле "Софитель", что в районе Дефанс, где
имел привычку останавливаться Герман. Но мы опустим подробности этой  феерии
ярких любовных чувств, превратившей их первую ночь в сказку.
   Герман часто бывал в доме у Георгия Максимовича  и  подолгу  беседовал  с
ним. Много узнал о его нелегкой, достаточно мрачной  и  весьма  неординарной
жизни.
   Он узнавал о  том,  что  доводилось  слышать  и  раньше,  только  гораздо
подробнее и без лишних прикрас. Пожилой вор был рассказчиком немногословным,
но за каждой его фразой скрывался уникальный опыт.  Он  говорил  медленно  и
основательно, постоянно делал продолжительные паузы, о  чем-то  размышлял  и
часто задумывался.
   Как уже говорилось выше, Жора Макинтош был  Вором  старой  формации.  Еще
несмышленым пацаном, вращаясь среди уличной босоты и обчищая на  базарах,  а
также в других людных местах карманы зазевавшихся  ротозеев,  он  достаточно
быстро и успешно освоил профессию щипача.
   Время  было  сложное,  голодное.   Безотцовщина.   Посему   беспризорное,
шалопутное детство, проведенное в чертогах бараков  Марьиной  Рощи.  Блатное
окружение. Кладбищенские посиделки  с  гитарными  перезвонами,  воспевающими
"прелести" тюремной  жизни  и  обманчивой  романтики.  Первая  кража.  Потом
следующая. Потом еще. И еще. Потом та, на которой замели.  Потом  -  колония
для несовершеннолетних. Первая ходка. Первый опыт арестантской жизни. Первое
изучение "волчьих законов" и того, как с  ними  жить.  Далее  -  привычка  и
умение находить правильный путь в сем лабиринте, чтобы не совершать  косяков
и глупых ошибок. Ибо за них здесь приходилось платить по счету очень дорого.
   Эту школу выживания, эти тюремные "университеты" Жора  прошел  с  честью.
Обладая незаурядным, живым умом  и  достаточно  сильной  волей,  он  снискал
уважение сокамерников к своей персоне. Отмотав  малолетку  от  звонка  и  до
звонка, через четыре с лихвой  года  Жора  вышел  на  волю  уже  закоренелым
уголовником. На свободе он  долго  не  задержался  -  взяли  с  поличным  на
квартирной  краже.  Квартира  же  принадлежала  одному  крупному  партийному
работнику. И Макинтош загремел на полную катушку.
   Вот как раз во время второй ходки Георгий и был коронован в Вора. В "вора
в законе". Когда на воровской сходке в лагере, где отбывал свой  срок  Жора,
было решено замочить одного стукача и приговор был исполнен,  кто-то  должен
был взять вину на себя. И сделал это Георгий.
   Когда после долгого пребывания в карцере и прибавления к его сроку энного
количества лет Жора снова очутился в  кругу  благодарной  воровской  братвы,
была созвана очередная сходка, на которой он был коронован и  получил  лихое
погоняло Макинтош.
   Жора Макинтош  слыл  человеком  справедливым  и  очень  требовательным  к
соблюдению  воровских  понятий.  Он  всеми  фибрами  души  и  силой   своего
непреклонного характера  стоял  на  страже  воровского  закона,  который  по
жесткости  своих  требований  не  уступал   канонам   самой   консервативной
религиозной  секты.  Он  соблюдал  его  сам  и  заставлял  это  делать  всех
окружающих. Его авторитет среди честных арестантов  и  братьев-воров  рос  с
неукротимой  скоростью.  Мало  какие  разборки  и  пересуды  обходились  без
присутствия Жоры Макинтоша.
   Будучи правильным Вором, строго придерживающимся своей  масти,  во  время
второго длительного заключения  он  застал  период  кровавых  распрей  между
честнягами и арестантами новых формаций и движений - "суками", "махновцами",
"дровосеками" и другими отступниками от  старых  воровских  понятий.  Немало
шрамов прибавилось на его  теле  от  острых  заточек  соперников-отщепенцев.
Много здоровья было отнято у него в этот мрачный период. Он честно прошел  и
это испытание. Не был сломлен,  не  отступил  от  идеи,  поборником  которой
являлся. Много страшного поведал он Герману  о  тех  временах.  И  беспредел
мусоров и отступников от  воровской  идеи.  Жуткие  побеги  с  многодневными
блужданиями по тайге и вкус человеческого мяса, привкус которого до сих  пор
иногда ощущается во рту. Травля собаками и очередное  прибавление  срока.  И
еще многое другое, от чего кровь стынет в жилах.
   Не было бы конца и краю его годам,  проведенным  за  колючей  проволокой,
если бы не знаменитая хрущевская "оттепель". Глобальная  амнистия,  по  воли
которой Георгий вновь очутился на забытой уже свободе.
   И вновь ловкие виртуозные кражи, которые заставляли хвататься  за  голову
сотрудников правоохранительных органов. Объектами добычи  Жоры  Макинтоша  и
его отчаянных подельников становились исключительно разжиревшие на  хищениях
барыги - работники сферы торговли, постоянно воровавшие втихаря, прикрываясь
"хлебными" должностями, нечистые на  руку  ювелиры,  подпольные  цеховики  и
прочие скрытые отголоски "нэпманской системы".
   Не будем считать, что преступления в связи с  этим  можно  оправдать.  Но
трудно не заметить, что ленинский лозунг "экспроприации  экспроприаторов"  к
деятельности Макинтоша и его сорвиголов подходил как нельзя кстати.
   Особое же удовольствие Георгию доставляло выставлять квартиры у заевшихся
чиновников и партийных работников: предыдущий опыт для нашего  смельчака  не
пошел впрок. Потом были новые  отсидки,  новые  похождения  и  отчаянные  до
безрассудства кражи и налеты.
   Ни один важный  воровской  сходняк  не  обходился  без  присутствия  Жоры
Макинтоша. Слово его было настолько весомым, что  подводило  черту  в  любом
спорном вопросе. Он  входил  в  самый  узкий,  избранный  воровской  круг  и
считался одним из самых значимых авторитетов. Он  был  близким  другом  ныне
покойного небезызвестного Бриллианта - они провернули вместе немало громких,
нашумевших дел.
   Пик взлета авторитета  Георгия  пришелся  на  восьмидесятые  годы,  когда
криминальная обстановка в перестроечной России приобрела новые черты. Считая
пожилого вора человеком честным и опытным, уголовное братство приглашало его
для решения самых сложных вопросов. Макинтош решал их по справедливости,  не
считаясь с тем, какие симпатии или антипатии он испытывал  к  той  или  иной
стороне.
   В середине девяностых годов Макинтош  отошел  от  активной  деятельности.
Поговаривали   разное:   что,   дескать,   много   снискал   своей   упрямой
бескомпромиссностью себе врагов и его жизнь давно уже заказали беспредельные
группировки; что попал в серьезную  разработку  правоохранительных  органов.
Кое-кто поговаривал, что его вообще нет в живых. Но несмотря на то что почти
не мелькало его имя на вершине преступного Олимпа, оно все еще вселяло страх
и трепетное уважение российской братвы.
   Герман был рад новому знакомству. Он очень много  важного  и  любопытного
почерпнул для себя из общения с Георгием Максимовичем.
   Как-то, разговаривая  в  гостиной,  старый  Вор,  затянувшись  папиросой,
произнес:
   - Знаешь, Гера, времена сейчас совсем иные,  нежели  прежде.  Все  вокруг
изменилось. И самое неприятное, что не в  лучшую  сторону.  Сейчас  я  часто
бываю один и долго думаю. Кумекаю о том, о сем. Как говорится, пересматриваю
свою скорбную, почти уже прожитую  жизнь.  И  все  время  мою  душу  терзает
вопрос. Для чего? Для чего я прожил свою жизнь? На  мой  век  выпало  немало
разного дерьма. Ради чего мне пришлось все это вытерпеть? Почти все, во  что
я раньше так верил и чем жил, оказывается, не стоит и выеденного яйца.
   Георгий Максимович внимательно посмотрел на Германа.
   Герман молча слушал. Они выпили еще по рюмке, и старый Вор продолжил свое
повествование.
   - Рассказываю тебе потому, что пришелся ты мне чем-то, а на людей у меня,
сынок, чутье особое. Так что не обессудь, если пооткровенничаю  малость.  Уж
больно хочется душу кому-то излить. Тому, кто поймет. А ты, я вижу,  человек
понимающий, разумный. Так вот. Сложно самому себе признаться в том, что все,
чему посвятил свою жизнь, свою идею, которую тащил на своих плечах, все это,
оказывается, мало кому нужно. Скорее, вместе с жизнью, которая  стала  иной,
стал иным и весь преступный мир. Не скажу, что раньше  не  было  проколов  и
ошибок. Раньше  тоже  случались  грубости  и  перегибы.  Но  сейчас!  Сейчас
конченый беспредел. Молодежь наши законы и понятия ни во что не ставит.
   Что есть понятия? Понятия - это  свод  определенных  правил,  по  которым
должен жить каждый порядочный урка. Они основаны на честных  и  справедливых
вещах, принятых нашей моралью, нашим образом жизни. Образом  жизни  каждого,
кто пошел по нашей стезе, по нашему пути. Пути честного преступника. И  если
ты определился, кто ты есть по этой жизни, свой путь ты тогда должен выбрать
сам.  И  нельзя  быть  проституткой,  метаться  туда-сюда,  меняя  мотивы  и
жизненные принципы. Для этого и были созданы понятия.  Для  порядка.  Но,  к
сожалению, сейчас молодежь смотрит на наши  старые  правила,  как  на  нечто
отжившее и никому не нужное. И по большому счету в наше время все понятия  и
вообще  воровской  закон  стали  просто  обыкновенным  прикрытием,   ширмой,
закрывающей элементарную тягу к наживе. Жадную тягу. Грязную. И  поглощенные
этой жаждой новоиспеченные  мафиози  используют  традиции  и  сам  воровской
закон, чтобы прикрыть, замаскировать свои гнилые замыслы.  Они  манипулируют
им так, как считают  нужным.  Выгодным.  Извращая  все  самое  святое.  Наше
святое. Все, с чем мы прожили свою жизнь. Мы - воры старой закалки. А сейчас
всем на все наплевать! Лишь на зонах еще соблюдаются наши  законы.  Там  без
этого нельзя. А на воле? На воле же беспредел!
   Большинство преступников конкретно замусорились. Дела обтяпывают рука  об
руку с ментами. Где это видано? Кто только сейчас в мафию не  лезет?  Те  же
менты и барыги разные. Братва стала какая-то барыжно-мусорская. Кто на рынке
мясом  торговал  да  покупателей  обвешивал,  нынче  посмотришь  -   стрелки
разводит.
   Или того хлеще. Раньше ментом работал, псом сторожевым у  государства,  а
сейчас глянешь, крышу пытается состряпать для какой-нибудь фирмушки. И  тоже
- н?а тебе, пальцы гнет. Да  еще  и  по  фене  пытается  ботать.  Смешно  до
жуткого, да оскорбительно  до  слез.  Ведь  недавно  еще,  паскудник,  людям
по-гнилому руки заламывал. Да невинных  засаживал,  дабы  птичку  поставить,
чтобы висяка не было. Небось, ты сам о таких не раз слышал?
   - Конечно, слышал. Не только слышал, но  и  сталкиваться  приходилось,  -
ответил Герман.
   Георгий Максимович продолжил:
   - А банды, или как их там сейчас - бригады,  вовсе  беспредельные.  Черти
галимые, отмороженные, без стыда  и  совести.  Ничего  не  чтут,  никого  не
уважают. Руки по  локоть  в  крови.  Беспредельничают  по-черному,  пока  не
отстрелят их, как бешеных псов. Они столько дерьма натворят,  столько  людей
правильных из-за них сгинет - уму непостижимо! - Георгий Максимович  покачал
головой. - И так везде. Изменился сильно преступный мир. Ох,  сильно.  Может
быть, я,  старик,  чего-то  недопонимаю?  Может,  все  в  наших  кругах  так
изменилось, потому что просто-напросто меняется время?  Приходится  так  или
иначе приспосабливаться. Даже повременно нам на больших сходках  приходилось
менять те или иные установки, согласно ситуации, дабы выжить. С волками жить
- по-волчьи выть. Почему, например, Вор не мог иметь жены?  Да  потому,  что
свободного урку ничто не должно связывать по рукам и ногам, окромя воровской
идеи. Да чтобы мусора не могли давить на  жулика  через  близких.  Но  время
берет свое, и как  ни  называй,  хоть  и  не  зарегистрированные,  но  семьи
существовали и дети были - хочется ведь человеку потомство иметь. Кровинушку
родную. - Вор широко улыбнулся. - В  некоторых  вещах  в  былые  времена  до
абсурда доходило. Появилось много машин. Вор не должен садиться  за  руль  -
дескать, не шофер. А запрет на телефоны, например.  Зачем  Вору  телефон?  С
ментами связь держать? Сейчас это, конечно, смешно, а в свое время  кое-кого
пытались и под косяк  подогнать.  Так-то.  Или,  к  примеру,  Вор  не  может
трудиться на государство. Это понятное дело. Государство - наш враг.  А  как
шерстить стали, за тунеядство и прочую фигню, то и порешили на  сходке,  что
не впадлу где-нибудь фиктивно числиться. Меняются устои,  и  многое  я  могу
понять, но некоторые вещи в моей старой башке не укладываются.
   Так вот что я хочу тебе поведать, дружище.  По-большому,  поверь  старому
урке, все преступные понятия сейчас - полнейшая  условность.  Они  настолько
искажены, что узнать их в натуральном виде очень сложно. Я говорю про  жизнь
на воле. И хоть я считался их самым рьяным  поборником,  скажу:  сейчас  они
существуют для определенного круга людей, которые научились вертеть  ими  по
своему усмотрению. Не ради воровской идеи, не для правильной  жизни  честных
арестантов, а для удовлетворения своей личной корысти. Так что, Герман, если
ты следуешь им в какой-то мере, то пусть исходят они из  самого  сердца.  По
той справедливости, которую ты сам считаешь правильной. Так-то вот, сынок...
   Их беседа продлилась далеко за полночь. Герману было  о  чем  задуматься.
Слова умудренного жизнью старого вора заставили его посмотреть на  некоторые
вещи в другом ракурсе. По-иному.
   Время пребывания Германа в Париже подошло к концу, ему предстоял  перелет
на родину, домой.
   Размышления в самолете
   Аэропорт Шарля-де-Голля. Современное здание из стекла и бетона.
   Пройдя формальный таможенный досмотр, Герман ступил на эскалатор, один из
многих, расположенных внутри здания и представляющих собой стеклянные трубы.
Доехав до нужного яруса и налюбовавшись  фонтанами  внизу,  наш  друг  решил
побродить по кругу находящихся на этаже магазинов и бутиков.
   В отделе спиртных напитков он купил парочку бутылок красного сухого  вина
"Шато" и бутылочку коньяка "Мартель" - на сувениры.
   Объявили  посадку.  Герман  проследовал  на  борт  авиалайнера  и  удобно
разместился в бизнес-классе. Листая рекламный журнал товаров "DUTY FREE", он
скользил взглядом по знакомым страницам, не обращая никакого внимания на  их
содержание.
   Он думал о Марине. Расставаться с ней  ему  не  хотелось,  но,  увы,  как
говорят парижские аборигены: "се ля ви" . Такова жизнь. Дела и еще раз дела.
Москва заждалась своего блудного сына.  Он  и  так  провел  в  Париже  сверх
всякого лимита своего запланированного времени. Но, в конце  концов,  не  на
Марс же он улетает или в какую-нибудь межгалактическую экспедицию.
   Во-первых, хорошо работает телефонная связь, во-вторых,  при  желании  он
сможет вырваться еще, и  наконец,  в-третьих,  Марина  обещала  погостить  у
Германа зимой. Да, очаровательная она все же девушка. Наш герой поймал  себя
на мысли, что он уже по ней начал скучать. На него это непохоже, но в  жизни
все так изменчиво. Он вспоминал трепетные минуты  расставания,  слезинку  на
глазах девушки. Сладкие воспоминания.
   Герман думал о долгих беседах с Георгием Максимовичем.  С  ходу  все  так
сразу и не переварить. Ему  по-доброму  льстило  общение  с  таким  именитым
Вором. Очень много нужного  и  полезного  почерпнул  он  из  услышанного  от
старого законника.
   Стюардесса принесла пластиковую трехсотграммовую бутылочку красного  вина
"Мерлот". Герман любил слегка  расслабиться,  коротая  полет,  и,  чтобы  не
гонять лишний раз бортпроводницу, он попросил принести еще  пару  бутылочек.
Вино было не из самых дорогих, но Герману нравилось.
   Потягивая  вино  из  пластикового  стакана,  Герман  сосредоточился  и  в
подробностях вспомнил последний разговор с отцом Марины. И неожиданно в  его
голове начали зарождаться и кристаллизоваться интересные мысли.
   Герман давно уже не лез в галимый криминал. По крайней  мере,  настолько,
насколько это возможно в нашей  многогранной  и  совершенно  непредсказуемой
стране. После нескольких месяцев, проведенных в КПЗ в прошлом году, коротать
драгоценные  годы  молодости  за  решеткой  совсем  не  хотелось.  Но,   как
говорится, от  тюрьмы  и  от  сумы  не  зарекайся.  Бывает,  совершают  люди
конкретное преступление и им сходит  с  рук.  А  бывает  -  совершишь  всего
ничего, и раз, по воле случая, попался. Повезло оперативникам. А того  хуже:
попытаются подставить или повесить чужие, еще не раскрытые  дела.  Известно,
что очень многие сидят ни за что. И примерно столько же людей,  совершив  те
или иные преступления, безнаказанно гуляют на свободе. Не стоит  все  валить
на бюрократическую, коррумпированную систему. Хотя  ее  роль  здесь  ох  как
велика. Не спишешь на злые повороты судьбы. Но  нельзя  не  отметить  кадры,
которые, как говорил грозный дедушка Сталин, "решают все", оставляют  желать
лучшего.
   Сколько в правоохранительных органах продажных  и  циничных  сотрудников,
обычному человеку даже представить себе  сложно.  Именно  они,  а  их  очень
много, и бросают грязную тень компромата на наши доблестные органы.
   Герман вспомнил своего закадычного приятеля,  писателя  и  кинодраматурга
Виктора Доценко. Судьба крепко потрепала этого хорошо известного российскому
читателю и кинозрителю человека. В застойные годы он своим вольнодумством  и
жгучими,  критическими  произведениями   здорово   насолил   государственным
чиновникам. В итоге - негласный приказ компетентным органам:  "позаботиться"
об этой строптивой личности. И вот звонок в дверь. Ничего