связанным с операцией "Испаньола" - захватом двух норвежских
транспортных самолетов и стрельбе у КПП. Засыпая, Лукашевич заново
переживал все эти эпизоды, а что-то мозг домысливал по рассказам друзей.
Просыпаясь, он слышал приглушенный переборками вой сирен, шум силовой
установки и вроде бы... крики... вроде бы... взрывы... Сторожевой корабль
то ускорял, то замедлял ход; несколько раз он менял курс. Порой наклон
корпуса - моряк и пилот сказали бы: угол крена - достигал запредельных
величин. К счастью, в каюте всђ было закреплено и привинчено (в том числе и
старший лейтенант Лукашевич), а потому летающих в пространстве предметов не
наблюдалось. Но потом Алексей снова засыпал, и ему казалось, что это не
сторожевик Коломейцева кренится набок, а его, Лукашевича, истребитель
закладывает вираж, выходя на цель, а потом еще ухнуло, грохнуло и взвыло, и
Лукашевичу привиделось, что в него попала ракета и он падает вместе с
потерявшим управление истребителем, тянется рукой к держкам катапульты,
тянется, тянется, но не может дотянуться...

Когда через несколько часов ход сторожевика выровнялся, к Лукашевичу снова
пришел судовой врач. Осмотрел, ощупал, велел открыть рот и сказать; "А-а".

- Удивительно, - бормотал он при этом. - Я тоже слышал об опытах Рашера, но
каков эффект! Лукашевич покраснел.

- Скажите, доктор, - обратился он к врачу, чтобы скрыть смущение и развеять
сомнения в реальности или нереальности того, что он слышал на границе между
сном и явью,- скажите, корабль вел какие-то боевые действия?

- Господь с вами, - отмахнулся доктор. - Какие тут боевые действия?
Баренцево море - издавна наша территория.

- Но мне показалось, будто кто-то стрелял...

- Ну постреляли, - отвечал судовой врач уклончиво. - От широты душевной.

Лукашевич хмыкнул. У Сергея Афанасьевича, конечно, душа была широка, как
Атлантика, но чтобы из-за нее растрачивать боекомплект... Так и не удалось
выяснить, имел ли место бой или богатое воображение Лукашевича сыграло с
ним дурную шутку.

- Куда мы направляемся? - поинтересовался Алексей.

- В Мурманск, куда же еще.

- Когда придем?

- Часов через шесть-семь.

- Я хотел бы переговорить с капитаном. И с Зоей.

- Я передам вашу просьбу, товарищ старший лейтенант.

Лукашевич не сомневался, что врач выполнил свое обещание, но только ни
Коломейцев, ни Зоя так и не появились до самого Мурманска.

(Кольский залив, декабрь 1998 года)

Старший лейтенант Лукашевич считал себя более-менее уравновешенным и
дисциплинированным человеком. Однако и он начал терять терпение, когда
вместо капитана и Зои к нему приходил для очередной проверки самочувствия
судовой врач, или гремящий посудой из нержавейки кок с камбуза, или
какой-то хмурый и молчаливый моряк-подросток, делавший уборку помещения. Ни
у первого, ни у второго, ни у третьего ничего выпытать не удалось.
Вымуштровал их Коломейцев, нечего сказать.

Лукашевич ворочался и ругался. Одежды при нем не было никакой, а выйти на
палубу завернутым в одеяло он считал ниже своего достоинства. Приходилось
терпеть.

Наконец период ожидания кончился, и в каюте появилась Зоя с большим
свертком в руках. Она положила сверток на край койки:

- Одевайтесь, старший лейтенант.

Лукашевич посмотрел, что ему принесли. Это был полный комплект матросского
обмундирования, включая белье.

- Я отвернусь, - пообещала Зоя.

- Ну зачем же так официально, Зоя? - спросил Лукашевич не без укоризны. -
"Старший лейтенант", "отвернусь", "вы"...

- Я уже говорила, старший лейтенант, для того, чтобы наши отношения стали
более близкими, чем сейчас, вам придется потрудиться. Но если вы считаете,
что...

- Хорошо, хорошо, - быстро сдался Алексей. - Пусть будет по... э-э-э...
вашему.

Он быстро оделся. Потом они с Зоей вышли на верхнюю палубу. Там их уже
дожидался капитан Коломейцев.

- Э-э... прибыли, - сообщил Сергей Афанасьевич после того, как они с
Лукашевичем обменялись рукопожатиями. - Хм-м... в Мурманск, - как и любой
северный моряк, название города-порта Коломейцев произносил с ударением на
вторую гласную.

Лукашевич огляделся. Сторожевик стоял у пирса в военно-морском порту
Мурманска. Справа по борту был пришвартован катер, слева - малый ракетный
корабль класса "Буря". Пирс был ярко освещен. В свете прожекторов кружились
редкие снежинки.

- Спасибо вам, капитан, - поблагодарил Лукашевич с чувством. - Вы спасли
мне жизнь. Можно сказать, я заново родился.

"Какие банальности я леплю, - подумал он при этом. - Господи, нас
совершенно не учат говорить. Всему учат, а этому нет".

Впрочем, на то, чтобы пропустить Зою на сходни впереди себя, его
образования хватило. Напоследок, уже оказавшись на причале, он оглянулся,
чтобы обозреть "тридцать пятку" целиком. И увидел: многочисленные вмятины в
корпусе катера над ватерлинией, черные языки копоти и отверстия пробоин
там, где в надстройку попадали снаряды противника. Значит, не пригрезилось,
и дело не в широте души. "Тридцать пятку" атаковали. Война в Заполярье
продолжалась...

Глава седьмая. МЕТЕОСТАНЦИЯ "МЕДОВАЯ".

(Кольский полуостров, декабрь 1998 года)

Громов погибал. Он продвигался в юго-западном направлении уже более восьми
часов и окоченел настолько, что ни о чем не мог думать, кроме как о самом
процессе продвижения: правая нога вперед, левая - опорная, правая -
опорная, левая - вперед. И так раз за разом, перестановка за перестановкой.

Поначалу Громов полагал, что ему очень поможет НАЗ ("носимый аварийный
запас"). Там были спички, там был спирт - можно развести костер. Там была
аварийная радиостанция "Комар" - по ее сигналам уже мчится на спасение
специальная команда. Там были сигнальные ракеты - всегда можно сообщить
спасателям, где ты находишься. Но по здравому размышлению (которое давалось
с трудом - перегрузки при катапультировании, легкая контузия от
акустического удара не прошли даром) Громов понял: ни от одного, ни от
другого, ни от третьего толку не будет. Развести костер под снегопадом в
промерзшем лесу было хотя и возможно, но очень трудно. Однако не только
очень трудным, но просто-таки невозможным оказалось поддерживать пламя
костра достаточно долго... Аварийная радиостанция уже приведена в действие.
Но смогут ли вылететь спасатели в такую погоду? И будут ли искать и
спасать, если даже его призыв в эфире не захотели услышать?.. И зачем нужны
сигнальные ракеты, если никто не придет на помощь?..

Помощи ждать было неоткуда, оставаться на месте - глупо, на таком морозе
быстро окочуришься. Громов прекрасно знал, что все эти байки о людях,
переживших стужу в зимнем лесу, зарывшись в сугроб, - байками и являются.
Значит, нужно идти. И более значимыми из комплекта НАЗ оказываются два
предмета: компас и фонарик. С ними можно выбрать направление и не сбиться с
курса. Идти надо, но куда?..

Громов попытался вспомнить полетную карту. Разведчик крутился у шестьдесят
восьмой параллели. Потом он ушел, потом начался бой, в этой круговерти
уследить за изменением курса и запомнить последовательность этих изменений
очень сложно.

Константин решил, что по-прежнему находится где-то в районе шестьдесят
восьмой параллели. Значит, к северу от него находится приграничный городок
Раякоски. К нему и нужно идти.

Громову почти сразу повезло. Не пройдя и километра в северном направлении,
он вышел на грунтовую узкую дорогу, заваленную снегом, но гораздо более
пригодную для продвижения пешком, чем склоны сопок. Указатели на дороге
отсутствовали, но они были Громову не нужны: если есть дорога, куда-нибудь
она выведет.

Однако первый энтузиазм по поводу столь спасительного открытия быстро
улетучился. Громов шел, подсвечивая себе дорогу фонариком, смотрел на
компас, но толку от этого было мало - никаких признаков человеческого жилья
вокруг не наблюдалось. Что ж поделать, это Заполярье: здесь можно идти
сутками и не увидеть ничего, кроме сопок, гранитных валунов и низкорослого
леса. Через восемь часов Громов начал терять надежду.

...Правая нога вперед, левая - опорная, правая - опорная, левая - вперед...

Пеший безостановочный поход по сугробам отнял последние силы; мороз и не
думал убывать, у Константина быстро онемели щеки и наросла бахрома из
льдинок на бровях. Конечности тоже теряли чувствительность, хотя летный
костюм был отлично утеплен самым натуральным мехом. А жильем всђ еще не
пахло.

...Правая нога вперед, левая - опорная, правая - опорная, левая - вперед...

У Громова начал мутиться рассудок. Студеная полутьма наполнилась сгустками
сизого тумана, там вспыхивали разноцветные огоньки, туман клубился, образуя
невероятные, причудливые фигуры. Эти фигуры не были случайным сочетанием
виртуальных частиц - они жили своей жизнью, подчиняясь определенным
законам, как рой пчел или ос. И как осы, они жалили Громова в открытые
части тела: в незащищенное лицо, в глаза, в шею.

...Правая нога вперед, левая - опорная, правая - опорная, левая - вперед...

Громов пытался отмахиваться от снежных ос. Потом как-то разом вдруг понял,
что отмахиваться не надо, нужно терпеть, вглядываться, и тогда, быть может,
проступят в тумане контуры другого мира - горячего, солнечного, бесконечно
далекого от этой жестокой реальности, где нет места существу из плоти и
крови, где ворочаются среди вечной мерзлоты, в грязи, превратившейся в
камень, громоздкие и уродливые боевые машины.

...Правая нога вперед, левая - опорная, правая - опорная, левая - вперед...

Разорвав в клочья искрящийся туман, на Громова выскочил большой черный
зверь. Глаза его кровожадно сверкали. С клыков капала слюна. Зверь напал не
сразу. Он стал кружить вблизи Громова, то подкрадываясь, то отскакивая
назад, выбирая, словно тигровая акула, время для нападения.

В какой-то момент мир перед глазами Громова померк, и он обнаружил, что
лежит в снегу, а черный зверь стоит над ним, открыв пасть. Константин
приготовился принять удар клыками и смерть, но вместо того, чтобы вцепиться
в беспомощное тело, зверь вдруг вывалил язык и щекотно лизнул в замерзшую
щеку.

Черный страшный зверь на поверку оказался веселым, игривым псом породы
лайка - еще совсем щенком. На шее у него имелся большой кожаный ошейник,
свидетельствовавший, что пес этот - не какой-нибудь блохастый бродяга, а
вполне пристроенный и довольный жизнью хранитель домашнего очага. Пес
носился вокруг Громова, пританцовывая на снегу от переполнявших его чувств,
и, как оказалось, громко лаял.

Появление молодого пса с ошейником могло означать только одно - рядом
жилье, рядом люди. Помогая себе руками, Громов сел. Потом, отдохнув,
попытался встать на ноги. Его повело в сторону, но он удержался, не упал, И
тут же услышал совсем близко мужской голос:

- Щекн! Щекн, ко мне! Куда запропастился, собака?

- Помогите! - крикнул Громов и сам удивился тому, каким слабым и больным
стал его голос.

Незнакомец при виде его обалдел, и некоторое время был слышен только
жизнерадостный лай пса по кличке Щекн. Потом клацнул затвор, и незнакомец
спросил:

- Кто здесь?

- Майор Громов, - представился Константин. - Военно-воздушные силы
Российской Федерации... Помогите мне... пожалуйста...

(Метеостанция "Молодежная", Кольский полуостров, декабрь 1998 года)

Студенты пятого курса метеорологического факультета Санкт-Петербургского
государственного университета проходили преддипломную практику в
метеоцентрах и на метеостанциях страны. Обычно распределение будущих
синоптиков по объектам осуществлялось по принципу "на кого Бог пошлет", но
был один объект, который пользовался особым статусом.

Когда студентам второй группы Гене Зайцеву и Ларисе Дробышевой приспичило
зарегистрировать свои более чем близкие отношения в государственной
организации под названием "загс", сокурсники, посмеиваясь, "порадовали" их,
что теперь точно известно, куда счастливая пара отправится проводить свой
второй медовый месяц. Как ни странно, но ни Гена, ни Лариса ничего не знали
о существовании за Полярным кругом метеостанции "Молодежная", прозванной
факультетскими весельчаками "Медовой". По возникшей давным-давно традиции -
негласной, разумеется - студентов метеорологического факультета, решивших
сочетаться во время обучения в университете, отправляли на практику именно
в эту глухомань. Мотивация была простая: лучше отправить на зимовку в
вынужденную изоляцию уже готовую пару, чем ломать голову над вопросом
психологической совместимости. Ломать голову деканату не хотелось, а потому
и был выбран этот, самый простой, путь. Иногда, кстати, второй медовый
месяц приводил к быстрому разводу, но это, как говорится, издержки
производства.

Так новоиспеченная супружеская пара оказалась на метеостанции за сотню
километров от ближайшего поселения. Самое интересное, что Гене и Ларисе
Зайцевым это положение очень даже нравилось. К тому же на станции их было
не двое, а трое - сокурсники подарили молодым супругам черного и красивого
щенка, прозванного за сообразительность и природный ум Щекном[21]. Станция
была оборудована аппаратурой производства шестидесятых годов, однако все
работало более-менее исправно, в автоматическом режиме, и у молодоженов
было сколько угодно времени заниматься друг другом, что они и делали,
доводя себя до полного изнурения.

И вот эта идиллия была разрушена вторжением офицера ВВС, свалившегося с
неба в самом буквальном смысле. Но делать нечего. Громов был принят, уложен
на единственную постель, растерт спиртом, им же напоен, укутан
восхитительно толстым ватным одеялом, Константин с удовольствием наблюдал
за суетой этих совсем еще юных ребят, прямо-таки разрывающихся от желания
помочь.

Впрочем, нужнее для него сейчас была иная помощь.

- У вас ведь наверняка есть связь с "большой землей"? - спросил он слегка
заплетающимся языком после того, как почувствовал себя вполне
удовлетворительно.

Гена и Лариса переглянулись. На милом лице Ларисы вспыхнул румянец, и она
потупила глазки. Гена смущенно крякнул. Потом показал рукой на заваленный
разной электротехнической мишурой стол, который занимал чуть ли не половину
маленькой комнатки, где ютились будущие синоптики и теперь некоторое время
предстояло ютиться Громову. На столе прямоугольная металлическая рама,
внутри которой были закреплены катушки, конденсаторы, радиолампы, печатные
платы и провода - всђ это было покрыто толстым слоем пыли и выглядело
ужасно; только кое-где пыль была стерта и обнажены блестящие серебром
контакты.

- Вот, - сообщил Гена с непонятным юмористическим выражением на лице, -
наша связь с "большой землей". Вся здесь, но не работает.

- А что с ней случилось?

Лариса захихикала. Громов изобразил глубокое непонимание.

- Уронили мы ее,- Гена виновато развел руками. - Увлеклись и уронили.

До майора наконец дошло. И он тоже не смог сдержать ухмылки.

- Как же вы умудрились-то? Она же килограмм пятнадцать весит.

- Темперамент, - объяснил Гена и подмигнул: несмотря на всю нелепость
ситуации, он был явно горд собой.

- Ну и что теперь будем делать? - Громов посерьезнел.- Мне, ребятушки,
связь очень нужна. Можно сказать, жизненно необходима.

- Это срочно? - Гена растерялся.

- Очень срочно. Я к вам не просто так свалился - меня сбили, и я должен
доложить об этом командованию округом.

- Блин! - сказал Гена.

- А кто вас сбил? - с ужасом спросила Лариса. - Американцы?

- Где Америка и где мы, - напомнил ей супруг. - Я не знаю, Константин
Кириллович, - снова обратился он к Громову, - смогу ли с этим агрегатом
справиться. Мы ведь метеорологи по специальности. Я корпус снял, а что там
внутри сломалось, понять не могу... Да и антенна...

- Что антенна? - Громов привстал на своем лежбище.

- Антенна повалена.

- Как?! Вы и антенну повалили?!

- Нет, не мы, - Гена замахал руками. - Буря была. Два дня назад.

Громов вспомнил. Буря действительно имела место. После нее всђ и началось.

- Но антенну я поставлю, - заверил Гена. - Это как раз просто. А вот как с
радиостанцией быть? Константин Кириллович, может, вы в этом разбираетесь?

Громов подумал. Когда-то, в училище, им читали курс "Основы
электротехники", затем еще один, более углубленный,- "Радиодело". И в курс
обучения входили диагностика и ремонт неисправного радиопереговорного
устройства. Однако все мы знаем, чего на самом деле стоят подобные курсы:
сдал, и с плеч долой. В реальной полетной практике пилотам нет нужды
упражняться в разборке и сборке вспомогательного оборудования - для этого
существуют технические службы, и у пилотов нет повода им не доверять.
Поэтому радиотехнику - на самом низменном ее, "чернорабочем" уровне -
Громов успешно позабыл.

- Разберемся, - без уверенности сказал он. - А пока извини, Геннадий, но
тебе придется поставить антенну.

- Бу сделано, - сказал Гена и стал собираться: надел громоздкие валенки,
облачился в полушубок, нахлобучил шапку-ушанку, выбрал из ящика в углу
необходимые инструменты.

Когда он ушел, Лариса захлопотала, стала готовить на примусе обед - суп из
пакетиков. Любопытство распирало ее, но она не решалась расспросить
Громова, что же произошло в небе Заполярья на самом деле. Громову же было
"не до грибов". Его мучила неопределенность. Он не знал, что произошло
после того, как его и Беленкова сбили, но предполагал самое худшее.

Константин уже догадался, что, скорее всего, внезапное нападение является
прямым следствием операции "Испаньола". И точно так же, как и его друзья из
воинской части 461-13 "бис", не мог ответить на вопрос: как противнику это
удалось провернуть - в нашем охраняемом небе, за тысячи километров от своих
границ? Нашел он и единственно возможный ответ на этот вопрос - если
противник здесь, значит, он пользуется базой, которую или построил сам,
или... купил? Возможно ли это - купить военную базу?..

Трудно, дорого, но, наверное, возможно. К такому выводу пришел Громов. Мы
живем в такое время, что купить можно всђ. Были бы деньги. Да что там
говорить, ведь он прекрасно помнил подробности позорного исхода - почти
бегства - советской армии из бывших союзных республик и стран Варшавского
договора: там военные базы не продавались даже - отдавались задаром, по
принципу "берите суверенитета и оружия столько, сколько сможете удержать".
И брали. Отчего ж не взять, если дают.

"В любом случае главная моя задача - доложить куда следует, - рассудил
Громов, - подключить, если понадобится, Маканина, а там колеса завертятся,
механизм обороны придет в движение, и этим бандитам, кем бы они ни были,
мало не покажется. Мы еще не так слабы, как принято об этом думать на
просвещенном Западе и диком Востоке".

Отчаянно залаял Щекн. Лариса оторвалась от кастрюльки с супом и подняла
голову. На лице ее отразилась тревога.

- Он часто так лает? - спросил Громов; он снова приподнялся на постели.

- Нет... только если...

Едва Лариса произнесла эти слова, как грохнул выстрел, и лай черного
веселого пса по кличке Щекн сменился жалким поскуливанием. Впустив волну
морозного воздуха, распахнулась дверь, и в помещение метеостанции ступил
одетый в разорванный на груди высотный компенсирующий костюм человек. Шлема
на голове пилота не было - а это без сомнения был пилот. Выглядел он
ужасно: чђрные, как смоль, волосы припорошены снегом, на бровях осел иней,
в глазах - блеск безумия, лицо белое, в руках пистолет. "Вальтер", - чисто
автоматически определил Громов. А потом он узнал пилота с пистолетом.

Несмотря на прошедшие с момента их последней встречи годы, несмотря на то,
что оба за эти годы сильно изменились, он узнал его. Это был выпускник
Ейского военного училища восемьдесят пятого года Руслан Рашидов.

Глава восьмая. ЧЕРНЫЙ ИСТРЕБИТЕЛЬ.

(СССР, 1987-1998 годы)

Непредсказуемы пути земные. Жил-был в маленьком горном ауле мальчик по
имени Руслан. Был он младшим сыном в семье, и уготована ему была участь
пастуха. И пас бы он коз на скудных травой склонах, да вот однажды по утру,
когда семилетний мальчуган сидел в тени у ручья и любовался синим глубоким
небом, его вн