Лукашевичу не хотелось. А значит, нужно как-то на Костю
повлиять, показать ему, что все эти метания излишни, что есть простая и
понятная цель, ради которой только и стоит жить, работать, драться. Вопрос
только - как это сделать? Не такой человек Костя, чтобы легко переменить
точку зрения и успокоиться, если ему сказать, например: "Да брось дурака
валять, Костяй, всђ обойдется!" Тут требуется другой подход. И Лукашевичу
после пары минут напряженных раздумий показалось, что он отыскал верное
решение внезапно возникшей проблемы.

- Как-то уж очень выспренно у тебя получается, Костя, - заметил он. - Всђ
гораздо проще. Мы солдаты. И воевать нам придется с солдатами. Не с
идеологами, не с философами, а с такими же солдатами, как мы. А потому
мировоззрение и у нас, и у них одинаковое - солдатское. Как бы наши вожди
ни выпендривались, какие бы идеи нам ни вкручивали, солдат думает только об
одном: поскорее бы эта мясорубка закончилась, живым бы остаться да
вернуться домой. Вот и всђ мировоззрение. Даже те отморозки на "джипе", как
увидели, что дело пахнет жареным, сразу ноги в руки и - привет... Солдат не
будет воевать до полного уничтожения - он хочет вернуться домой.

- Ты знаешь, как убили Женю? - спросил вдруг Громов.

Лукашевич осекся.

- Э-э... подробностей я не знаю.

- В него стреляли несколько раз, - сообщил Громов, отчетливо выговаривая
каждое слово.- И он уже был мертв, когда один из этих, как ты их называешь,
"отморозков" подошел и произвел контрольный выстрел ему в голову. Это
установила экспертиза, и у меня нет причин сомневаться в истинности ее
выводов.

- Сволочи! - высказал свое мнение Лукашевич, он сжал кулаки так, что
побелели костяшки пальцев. - Правильно я их разделал!

- Вот именно, - Громов с печальным видом кивнул.- Они - контрольный
выстрел. Ты - "правильно разделал". Вернуться домой - всђ мировоззрение?

Лукашевич понял, что попался. Возразить было нечего.

- Твоя ошибка в том, Алексей, - продолжал Громов,- что ты воспринимаешь
мировоззрение как набор идей. Абстрактные идеи действительно плохо
воспринимаются рядовым солдатом. Но мировоззрение - это не представление о
мире через идеи, это сам мир. Сколь иллюзорным бы он ни казался со стороны,
этот мир уже существует. Рядовой солдат всђ знает о нем, этот мир снится
ему; солдат легко представляет, какое место он займет в этом мире. Остается
лишь приложить усилие, не пожалеть ни себя, ни других и овеществить этот
мир, сделать его единственно реальным. И война мировоззрений - это война
миров, Алексей, война за овещесвление. Мы вступили именно в такую войну и
должны быть готовы к тому, что придется идти до конца, не оставляя живыми
врагов за спиной. Потому что именно так будут действовать наши
противники... - Громов помолчал. - Это как немецкие нацисты. Берлин лежал в
развалинах, был окружен со всех сторон, а они продолжали драться и верили в
победу своего мира до последнего... Лукашевича заело.

- А я слышал, - решился вставить он словечко, - что как раз на фронте с
"фрицами" всегда можно было договориться. Мол, если наступления нет, то
зачем нам стрелять друг в друга? Так и высаживали обоймы в белый свет, как
в копеечку.

- Легенды, легенды, - пробормотал Громов. - Это ничего не доказывает,
Алексей, отклонения всегда бывали и будут, мы же говорим об общем правиле.

Лукашевич подумал, что сейчас самый момент перевести беседу из
теоретической плоскости в практическую. В любом другом случае все
запутается еще больше, и Алексей, неискушенный в ведении философских
диспутов, мог потерять нить, а там пиши пропало.

- Ну хорошо, - сказал он, - ладно. Они, значит, фанатики идеи. Но мы-то,
Костя, защищаем Родину. А это будет посильнее всяческих идей, разве нет?

- Пока еще не защищаем, - резонно заметил Громов.- Пока только грабим чужие
транспорты. И провоцируем этим войну.

Лукашевич даже рот открыл от изумления. "Вона куда он клонит! Запущенный
случай, однако!"

- Ты думаешь, Маканин нам врет?! Думаешь, он всђ это придумал, чтобы
спровоцировать войну?

- Не знаю,- Громов покачал головой,- Теперь я ни в чем не уверен. У
советника Маканина тоже свой мир, он тоже добивается его овеществления, и
кто может сказать, кроме самого господина советника, что это за мир и есть
ли в нем место для России?

- Так, - сказал Лукашевич. - Тебе не кажется, Костя, что ты перегибаешь
палку?

- Смотря какую палку...

- И бежишь впереди поезда. Громов словно очнулся и озадаченно посмотрел на
Лукашевича:

- Какого поезда?

- Все того же. Проблемы, Костя, надо решать по мере их возникновения. Если
будет война, значит, будет война, и мы не самые плохие солдаты в этой
овеществленной реальности. И не думай ты за нас. Мы знали на что шли, когда
произносили слова присяги.

- Как у тебя всђ просто, - обронил Громов. - "Не думай" - и дело в шляпе.

- А то! - горделиво сказал Лукашевич. - Всђ в конце концов образуется,
Костя. - Алексей наконец решился употребить этот стандартный
фразеологический оборот, а потом добавил классическую, но малоизвестную
поговорку, прекрасно зная, что уж она-то должна подействовать на все сто: -
"И это тоже пройдет[7]".

Громов наконец улыбнулся.

- Где вычитал? - поинтересовался он.

- Плохо ты все-таки знаешь своих друзей,- улыбнулся в ответ Лукашевич.

- Ну что ж, спасибо, Алексей, - поблагодарил Громов. - Если всђ обстоит
именно так, как ты описываешь, значит, есть у нас надежда.

- Надежда умирает последней! - изрек Лукашевич очередной общеизвестный
афоризм.

- Давай пить чай, - предложил Громов.

- Давай.

Лукашевич долил в стоящий на столе электрочайник воды из трехлитровой
банки, вставил вилку в розетку. Они стали ждать, когда закипит вода.

- Порой мне кажется, что все это: и то, что с нами уже произошло, и то, что
происходит, и то, что еще произойдет, - все это сон, - признался Громов. -
Что сейчас проснусь в том пансионате в Прибалтике - помнишь? - и мы втроем:
я, ты, Леха - снова пойдем смотреть "Пиратов"... И даже не кажется - я
хотел бы, чтобы все это оказалось сном...

- Знаешь, - задумчиво сказал Лукашевич, - если это сон, то не самый худший
из всех возможных...

(Мурманская область, октябрь 1998 года)

На этот раз Черный Пес выбрал местом встречи со своим резидентом не
цветочный павильон на рынке, а вагон утренней электрички, идущей в
пригород. Встреча пришлась на воскресенье, день выдался холодный, а потому
половина вагонов была пуста.

Черный Пес появился в предпоследнем от головы электропоезда вагоне, где в
полном одиночестве сидел Иван Иванович, через пятнадцать минут после
отправления - электричка как раз миновала Колу.

- У вас свободно? - спросил Черный Пес Ивана Ивановича.

Иван Иванович хмуро взглянул на него и ничего не ответил. После того как
авантюра Черного Пса провалилась и группа Мурата в полном составе погибла,
резиденту, лишь приложив отчаянные усилия, удалось спасти от аналогичной
участи созданную с таким трудом агентурную сеть. Теперь Иван Иванович и в
грош не ставил своего начальника и думал только об одном: как побыстрее
выйти из игры.

Не дождавшись ответа, Черный Пес уселся на скамейку напротив Ивана
Ивановича. Начальник военной разведки выглядел как обычно - только набросил
сверху на "ветеранский" пиджак простенький и такой же поношенный плащ. Под
грохот и лязг вагонов он сообщил подчиненному.

- Мы начинаем новую операцию. Ее координация будет осуществляться на самом
высоком уровне.

Иван Иванович тяжко вздохнул. "Еще одна авантюра,- отметил он про себя.-
Начальнички!"

- "На самом высоком уровне"? Что это значит? Черный Пес кивнул. Он ожидал
этого вопроса.

- Операцию под условным названием "Снегопад" будет контролировать сам
президент. Лично.

- В этом есть необходимость?

- Да, потому что это первая военная операция, проводимая нами на территории
противника

"Это конец,- подумал Иван Иванович.- Из этой авантюры мне живым не
выбраться. Пора рвать когти".

- Восемь дней назад меня пригласил президент, - продолжал Черный Пес. - Во
время встречи мы обсудили план операции, этапы и детали ее проведения...

На Ивана Ивановича вдруг снизошло озарение, и он словно наяву увидел, как
происходила эта историческая встреча.

Белый город под белым солнцем. Улицы выбелены жарой и суховеями. Жалкая
растительность чахнет. Редкие прохожие задыхаются, хватают обжигающий
воздух широко раскрытыми ртами, пот течет с них градом. Многочисленные
фонтаны не функционируют: в городе введен режим строжайшей экономии
электроэнергии; электричество включают только в девять вечера и не больше
чем на час, чтобы горожане могли насладиться очередным выступлением своего
президента, призывающего к новым победам во славу Аллаха и джихада. Старики
в традиционных чалмах и халатах сидят в тени, но даже им, родившимся здесь
и за сто лет жизни привыкшим и полюбившим климат своей родины, этот
сентябрь кажется убийственно жарким - так что и не понятно, удастся ли его
пережить.

Во всем этом городе есть только несколько райских уголков, будто бы волей
Всевышнего защищенных от адской жары. Один из них, расположенный на
восточной окраине и обнесенный высоченным кирпичным забором, называется
"Президентским коттеджем" (скромненько, но со вкусом). За забором, еженощно
охраняемым лучшими бойцами Национальной гвардии, находится роскошный сад.
Холодные капли воды, разбрызгиваемой поливальными установками, оседают на
неестественно зеленых мясистых листьях экзотических растений - здесь можно
найти и пальму, и секвойю, и гигантское алоэ.

После того как гвардейцы обыщут вас, изымут всђ оружие, включая ритуальное,
и пропустят на территорию "райского уголка", теряться не следует, идите
прямо по подъездной дорожке, и минут через пять вы окажетесь перед
роскошным трехэтажным особняком, построенном в псевдовосточном
архитектурном стиле - с высоким цоколем, узкими окнами,
башенками-минаретами по углам, с большим количеством куполов и высокими
колоннами перед входом. Здесь вас встретит кто-нибудь из обслуги, но
проводит не в здание, как того следовало бы ожидать, а на лужайку за
особняком, где над бассейном с чистой проточной водой восседает в шезлонге
голый, мокрый и одышливый президент этой страны. Возможно, он уже принимает
гостя - возможно, это будет старик, ничем не примечательный, один из
великого множества стариков-аксакалов, восседающих на улице в жаркой тени.
Если вы начальник службы безопасности, или главнокомандующий вооруженными
силами республики, или министр внутренних дел, вас, скорее всего, не
погонят дожидаться своей очереди в сторонке за прохладительными напитками,
а позволят поприсутствовать при разговоре президента с этим загадочным
стариком. Разговор будет долгим и эмоционально насыщенным. Речь пойдет об
операции "Снегопад".

"Меня не интересует, что ты думаешь по этому поводу, - будет говорить
президент таким тоном, будто перед ним не убеленный сединами старик, а
неразумный юнец, которому нельзя пока доверить ни стадо, ни саблю, ни
винтовку.- Если бы мы собирались только мстить, я никогда не дал бы Ддобро"
на проведение этой операции".

Президент - из старых партработников, номенклатурный чиновник районного
масштаба. В его речи до сих пор проскакивают словечки и целые
фразеологические обороты, доставшиеся в наследство от славного советского
прошлого. "Дать добро", "прийти к консенсусу", "показать кузькину мать" -
какие слова, какие воспоминания!

"Если не месть, то что нами движет?" - спросит старик; он спокойно
отреагирует на оскорбительный тон президента, при его работе приходится
выслушивать и не такое.

"Нами движет война! - ответит президент, как отрежет.- Мы начинаем большую
войну, акция в Заполярье - первый бой этой войны. И что я вижу: первый бой
нами проигран. Русские уничтожают отряд отличных бойцов, играючи, без
единой потери".

"По нашим данным, потери у русских были", - сообщит старик.

"Потери?.. Один человек, да и тот сержант. Если в большой войне будет такое
же соотношение потерь, нашу армию истребят за неделю".

"Группа Мурата действовала необдуманно, - попытается оправдаться старик.-
Она пренебрегла основными правилами проведения диверсионных акций. Из этого
следует извлечь урок. Новая группа будет снабжена всем необходимым;
действовать она будет ночью, скрытно и внезапно. В этом случае соотношение
потерь будет совсем другим".

"Нет! - воскликнет президент и хлопнет себя по голому колену. - Я сказал,
больше никаких скрытных акций. Мы уничтожим эту долбаную воинскую часть! Но
мы сделаем это открыто, в честном бою. У них есть истребители. Что ж, у нас
тоже есть истребители. И наши пилоты ничем не хуже русских пилотов! Мы
докажем это!"

"Война - далеко не всегда открытый бой, - заметит старик. - Война - это и
хитрость, война - это и маневр. Для того чтобы на равных сражаться с
русскими, нам придется построить в Заполярье свою собственную военную базу.
Истребитель - не трактор. Ему недостаточно одного керосина - требуется
взлетно-посадочная полоса, специальные команды технического
обслуживания..."

"Я знаю это без тебя, - оборвет старика президент. - Да, это будет стоить
денег. Но война всегда стоила денег. И не о деньгах нам следует думать,
начиная нашу войну".

Старик не сумеет найти достойного ответа. Он предпочтет молча отхлебнуть
щербета из запотевшего бокала в ожидании продолжения. Президент не заставит
его долго ждать.

"Это дело чести, - скажет президент. - Захватив наши грузы, уничтожив
группу Мурата, русские бросили нам вызов. Ответить на него - дело чести
каждого из нас".

"Но неужели нет другого способа ответить на вызов? - спросит старик. -
Допустимо ли в преддверии войны ослаблять нашу армию переводом части ее сил
в Заполярье, на вражескую территорию, где мы не сможем оказать нашим
солдатам полноценную поддержку?"

Президент усмехнется.

"Ты ищешь рациональное оправдание операции ДСнегопад"? Что ж, вот тебе
оправдание. Заполярье станет полигоном будущей войны. Мы должны убедиться,
что наши войска способны вести боевые действия с применением самой
современной техники. Если операция провалится, значит, начинать войну рано;
значит, мы к ней не готовы. Поэтому операция ДСнегопад" не должна
провалиться! Мы покажем русским кузькину мать!"

Из краткого пересказа этого диалога Иван Иванович уяснил две вещи:
президент его родной страны окончательно сбрендил, и Черному Псу план
операции "Снегопад" нравится ничуть не больше, чем самому Ивану Ивановичу.

- В чем заключается наша задача? - поинтересовался резидент без малейших
признаков энтузиазма.

- Мы должны обеспечить агентурную поддержку операции, - отозвался Черный
Пес. - У нас есть два месяца. За этот срок нам необходимо узнать о
противнике всђ: количество единиц техники, численность рядового и
офицерского состава, порядок несения боевого дежурства, биографические
данные командира и его заместителей.

- Прошу прощения, - сказал Иван Иванович, - речь всђ еще идет о воинской
части номер 461-13 "бис"?

- Да, - подтвердил Черный Пес, не уловив иронии, заключенной в вопросе
Ивана Ивановича.

- А как быть с другими подразделениями? Воинская часть 461-13 "бис" не в
вакууме находится; в случае чего ей будет оказана поддержка всеми силами,
сосредоточенными в Заполярье. Одна военная база против объединенной мощи
северо-западной группировки войск - какого результата ждет президент?

- Вакуум можно создать искусственно, - сообщил Черный Пес с таким видом,
будто сделал открытие, которое можно с ходу выдвигать на присуждение
Нобелевской премии в области физики. - Достаточно обрезать связующие линии,
и общая картина сразу изменится. Но этим будут заниматься другие. В твою
задачу входит только добывание информации.

Черный Пес выделил слово "твою", подчеркивая тем самым, что его, Черного
Пса, задачи намного шире. Иван Иванович воспринял последнюю фразу с
заметным облегчением: с него снималась изрядная доля ответственности, и он
это мог только приветствовать.

- Я готов приступить к выполнению задания! - сказал резидент.

(Пансионат "Полярный круг". Мурманская область, октябрь 1998 года)

- И сколько нам ждать? - подзуживал советник Маканин полковника
Зартайского.

Тот глубокомысленно морщил лоб, пожевывал тонкими бледными губами, но
ничего не отвечал.

Маканин подмигнул Фокину и продолжил измывательство:

- А если "два" в "гору" записать?

- Будете перемигиваться, я вам "четыре" в "гору" запишу. Каждому! -
пообещал Зартайский сердито. - Девять бубей! - объявил он наконец.

- Ого! - Маканин заглянул в свои карты.- Круто берешь, полковник.

- Беру, как умею.

- Тогда пас.

Они посмотрели на Фокина. Лейтенант ФСБ Владимир Фокин хитровато улыбнулся.

- Падаю, - проинформировал он партнеров по игре.

Зартайский разочарованно крякнул.

- Вот так всегда, - заворчал он. - Только начнет фартить...

С выражением сильнейшей досады на лице он швырнул свою часть колоды на стол
- карты легли веером. Маканин же заметно оживился и потер руки.

- Еще не всђ потеряно, полковник, - приободрил он.- Сейчас мы опустим этого
молодого наглеца.

- По этому поводу есть изумительный анекдот, - сообщил Фокин. - Из
фольклора преферансистов. Рассказать?

- Прикуп вскрывай,- потребовал Маканин сурово.

- Пожалуйста.

- Чтоб тебе два туза выпало! - в сердцах пожелал Фокину расстроенный
Зартайский.

Но два туза, что при игре на мизере смерти подобно, Фокину не выпали. В
прикупе лежали дама треф и семерка пик. Зартайский расстроился еще больше.

- Ну давай рассказывай свой анекдот,- попросил он.- Раз уж мне не везет
сегодня, хоть скрасим вечер хорошей шуткой.

- Приходит как-то Вовочка в школу, - начал Фокин, перебирая в руках свои
карты, - с фингалом под глазом. Учительница сразу захлопотала: "Что
случилось, Вовочка?" Он ей и говорит: "Встал утром, на кухню вышел, а там
отец с двумя приятелями в карты играют. Я у отца спрашиваю: ДКоторый час?",
он мне отвечает: ДДевять", а эти двое как заорут: ДВист! Вист!""

Маканин засмеялся.

- В самую точку, - одобрил он.

- Кому в точку, а кому по точке, - буркнул Зартайский: его анекдот
почему-то не рассмешил. - Карты сбросил?

Фокин отделил две карты и положил их на стол "рубашкой" кверху;

- Готово.

- Вскрываемся, - объявил Маканин. Они с Зартайским вскрыли свои карты и
некоторое время молча изучали расклад.

- Даму и короля он снес, - предположил Зартайский после естественной
паузы,- "Чистая" игра.

- Под пики не сунется? - Маканин прищурил один глаз.

Полковник покачал головой.

- Нету тут "паровозика", - подытожил он. - "Чистая" игра.

Маканин опустил руку и смешал карты. Фокин изобразил легкое разочарование:
мол, слабы старички - даже сыграть не попробовали.

- Раздавай, - приказал ему Маканин, а сам потянулся за сигарами.

- Что у нас с "Испаньолой"? - как бы между прочим поинтересовался
Зартайский; он в свою очередь взялся за остывший заварочный чайник с
намерением добавить себе чайку.

- А что у нас с "Испаньолой"? - Маканин пожал плечами. - Операция в целом
прошла успешно. Переброска грузов прекращена. Наши "друзья", - тут господин
советник хмыкнул, - с Закавказья не сумели убедить наших "друзей" из
Северо-Атлантического блока, что грузы исчезают по нашей вине, а не
согласно их хитроумному плану быстрого сбыта дармовой амуниции.

- Помнится, мы ожидали активизации деятельности их резидентуры в
Заполярье...

- Что скажешь, Владимир? - обратился господин советник к Фокину. -
Наблюдается активизация?

- Пока нет, - отвечал лейтенант, тасуя колоду. - А может, и не будет
наблюдаться. Мы надеемся, что эта их безумная выходка с нападением на часть
обошлась им дороже, чем они рассчитывали. Они обескровлены и вряд ли пойдут
на что-нибудь серьезное. По крайней мере, в ближайшее время.

- А если нам только кажется, что они обескровлены? - спрашивая, Зартайский
выделил особой интонацией глагол "кажется".

- Москве что-то известно? - быстро спросил Фокин. - Что-то т