ли правоверными мусульманами, часто и в
определенное время молились, повернувшись лицами к Мекке, и жаждали умереть
во имя Аллаха и священного дела джихада[39]. Впрочем, и среди них были
разногласия. На вторую неделю пребывания в лагере Иван Иванович не без
удивления обнаружил, что здесь кипят нешуточные страсти. Дело в том, что
многие будущие диверсанты были непримиримыми фундаменталистами -
ваххабитами. Ваххабиты ни в грош не ставили "реформаторов" в лице суннитов
и шиитов[40], на почве чего нередко возникали конфликты. Иван Иванович,
далекий от религиозных проблем, лишь диву давался, прикидывая, как эти люди
при всех разногласиях собираются сотрудничать друг с другом, сражаться, так
сказать, плечом к плечу.

"Хотя общий враг объединяет, - подумал как-то Иван Иванович.- А имя врага
известно".

Наблюдая за процессом подготовки будущих диверсантов и в то же время не
разделяя общего настроения, Иванов размышлял о перспективах создающейся на
его глазах новой военной машины. Насколько это всђ серьезно? Он вспоминал
Россию - огромную и нищую страну, но с мощным и высокотехнологичным военным
потенциалом. Ему казалось, что все эти игры в террористов-диверсантов гроша
ломаного не стоят по сравнению с одной из самых сильных армий в мире. Через
год, уже будучи действующим резидентом, Иван Иванович поймет, как сильно он
ошибался. 14 июля 1995 года разведывательно-диверсионный батальон Шамиля
Басаева взял Буденновск и две тысячи заложников, а элитные подразделения
спецназа России не только не сумели обезвредить боевиков, но и не
попытались уничтожить их, устроили бой после того, как противостояние
закончилось и батальон покинул город. Внутренние противоречия, накопившиеся
в российском обществе за годы "постсоветского" режима, проявились в
неспособности армии выполнять более-менее серьезные задачи. Русские были не
готовы к войне, и соотечественники Ивана Ивановича собирались этим
воспользоваться.

Занятия в лагере продолжались четыре месяца - до конца лета. Иван Иванович
сдал все положенные зачеты и экзамены, после чего оказался в секретной
разведшколе в Анкаре. Здесь он смог убедиться, что его злоключения еще не
кончились - они только начинаются.

Из преподавателей школы особенно запомнился ему турок по имени Камиль Оз
Касап, кадровый разведчик с огромным стажем работы в мусульманских
республиках бывшего Союза. Был он невероятно толст и носил длинные вислые
усы. В отличие от большинства слушателей, которые являлись убежденными
мусульманами-суннитами, Камиль довольно цинично относился к мировым
религиям, считая их "опиумом для народа". "Настоящий разведчик не должен
быть религиозен, - говаривал он. - Если разведчику для выполнения задания
необходимо пить водку, он обязан выпить водку. Если разведчику для
выполнения задания необходимо поносить Аллаха, он обязан поносить Аллаха".
Высказывание рискованное - даже для разведшколы, - но Камилю Оз Касапу
многое прощалось.

Свои лекции Камиль читал на русском языке. Если кто-нибудь из слушателей
начинал роптать, ссылаясь на плохое знание этого не самого популярного в
Турции языка, Камиль отправлял его к директору, и больше строптивца никто
никогда не видел. Выходил к доске и начинал, певуче растягивая слова:

- ...Когда бредущий караван вдруг поворачивает назад, хромой верблюд тотчас
оказывается впереди! Эту древнюю мудрость, высказанную когда-то почтенным
суфием[41], следует понимать так. Те, кого сегодня называют преступниками,
завтра могут стать героями; те, кого сегодня называют героями, завтра могут
стать преступниками. Только Аллах знает, кто прав, кто виноват, а мнение
людей изменчиво. Поэтому вы не должны задумываться о моральности или
аморальности своих поступков; для профессионала не существует понятия
"морали". Единственное, что должно вами двигать при выполнении задания, это
необходимость выполнить задание любой ценой. Что же нужно для того, чтобы
успешно выполнить задание? Прежде всего - информация. Информация
подразделяется на... - и так далее в том же духе.

Когда Иван Иванович служил в рядах советской армии и назывался "чуркой",
нечто подобное ему и остальным рядовым срочной службы вкручивал замполит.
Поскольку "священный долг" Ивану Ивановичу и остальным повезло отдавать в
подразделении противовоздушной обороны на острове Сааремаа (передовой
участок!), командование полагало, что подобные беседы должны способствовать
укреплению боевого духа тех, кто каждый день испытывает стресс, наблюдая на
индикаторе радара отметки потенциального противника. Вся разница
заключалась в том, что замполит в своих "речевках" многократно ссылался на
партию и правительство, а Камиль Оз Касап - на Аллаха и суфиев.

Кроме циника Камиля в разведшколе Иван Ивановичу довелось познакомиться и с
другими представителями славной династии профессиональных шпионов.
Сухонький старичок Баязид Саит Фаик преподавал психологию и теорию
нейролингвистической обработки. Здоровяк и эстет Мехмет Омер Рахми обучал
слушателей криптографии и искусству шифрования. Попадались и настоящие
аристократы. Так, среди преподавателей выделялся Гюрпынар Кепрюлю Фуат,
приходившийся племянником известному дипломату, одно время даже занимавшему
пост министра иностранных дел Турции. Этот вел курс по геополитике и был
необычайно придирчив и зануден, требуя от слушателей не только отличного
знания расположения военных баз и характеристик соотношения политических
сил в регионах на текущий момент, но и протяженности тех или иных рек,
количества жителей в тех или иных населенных пунктах, долю в
экспорте-импорте тех или иных товаров тех или иных государств.

Несмотря на высокую загруженность, Иван Иванович числился среди лучших
слушателей разведшколы. Острая память и природный ум помогали ему без труда
осваивать шпионские премудрости. Однако очевидные успехи на фронте
подготовки к тайной работе не радовали Ивана Ивановича, а, скорее,
огорчали. Его душа не лежала к тому, что его в перспективе заставят делать,
когда он закончит этот курс и получит "диплом". Его ужасала эта
перспектива. Мелькала мысль саботировать процесс обучения, изображая из
себя туповатого и туговатого болванчика, которого по ошибке или по
знакомству запихнули в разведшколу, но Иван Иванович вовремя сообразил, что
подобный саботаж ни к чему хорошему не приведет - его новые начальники не
испытают угрызений совести, отправив неудачника в расход. Более
привлекательной выглядела мысль о побеге. В конце концов Турция - открытое
государство, а Иван Иванович уже освоил кое-какие методы по запутыванию
следов, подделке документов, ухода от слежки. Ну, например, вот такой план.
Каждую неделю слушателям разведшколы полагается увольнительная в город. Для
отличников - даже две увольнительные, в качестве поощрения. Однако к
иностранным слушателям всегда приставлялись двое наблюдателей от спецслужб,
следовавших за курсантом в некотором отдалении, но всюду, куда бы он ни
пошел. Иван Иванович вычислил "топтунов" в первый же свой выход, да они и
не особенно скрывались. Ему показалось, что оторваться от них не составит
особенного труда. Останавливало Ивана Ивановича только одно соображение -
после побега его будут искать, искать по-настоящему и, возможно, найдут. А
то, что последует за пленением и возвращением в альма-матер, он уже знал.
Во-первых, в самом начале обучения Ивану Ивановичу и другим иностранным
слушателям был показан цветной документальный фильм без названия. Впрочем,
названия этому фильму и не требовалось - всђ было ясно и так, без названий
и каких-либо комментариев. На пленке была запечатлена долгая и мучительная
смерть "двойного" агента, сознавшегося в том, что был перевербован и
работал на разведку противника. "Двойника" вывезли из страны пребывания в
контейнере дипломатической почты, доставили в Анкару, в подвал с низким
потолком и грязноватыми стенами, зачитали приговор и под ярким светом
мощных "юпитеров" замучили. Просмотр фильма занял у слушателей не более
двадцати минут (на самом деле пытка длилась восемь часов, о чем
свидетельствовала панелька электронных часов в углу экрана), однако
произвел очень сильное впечатление. Слушатели выходили из зала притихшими,
задумчивыми. Задуматься было над чем, и хотя Иван Иванович подозревал, что
этот фильм скорее всего является ловкой подделкой, он не хотел рисковать и
проверять искренность новых начальников на собственной шкуре. Тем более что
по прошествии еще одного месяца Ивана Ивановича пригласили соприсутствовать
на допросе захваченного спецслужбами сепаратиста из Курдской Рабочей партии
(практические занятия!), и он убедился, что коллеги не шутят, а вполне
готовы применить любые самые "грязные" методы для подавления, устрашения и
уж тем более - для наказания. В результате Иван Иванович решил отложить
мысль о побеге на потом - может быть, до того момента, когда контроль над
ним ослабнет настолько, чтобы можно было не спеша подготовить этот самый
серьезный в жизни Ивана Ивановича шаг. Но, как это часто случается с
людьми, волею судьбы вставшими на путь, уводящий их в сторону от свободы
совести, Иван Иванович так и не вспомнил ни разу о своих прежних
намерениях.

Дважды за период обучения в разведшколе Ивана Ивановича навещал Черный Пес.
В Анкаре он одевался и выглядел совсем по-другому. Здесь он носил
длиннополый восточный халат и чалму - вылитый мулла (маула) из арабской
сказки. При встречах с Иваном Ивановичем Черный Пес осведомлялся о
здоровье, успехах в учебе и общем настроении. Иван Иванович (не враг же он
себе) отвечал, что всђ хорошо. Оглаживая бородку, Черный Пес спрашивал, нет
ли у Ивана Ивановича каких-нибудь затруднений или проблем. Иван Иванович,
разумеется, отвечал, что никаких проблем нет, что лучше не бывает, он полон
энтузиазма и готов послужить Родине. Закончив беседу, Черный Пес передавал
Ивану Ивановичу тоненькую пачку писем с Родины и просил ответить на них в
течение суток. Иван Иванович послушно забирал письма, благодарил и
отправлялся к себе в комнату, чтобы тут же подготовить ответ. Ему писали
мать и два старших брата. Им было сказано, что Иван Иванович выполняет
задание особой важности, что отчасти было правдой, Цель задания
замалчивалась, однако родственники и не нуждались в дополнительных
объяснениях - им всђ было ясно и так. Мать, например, писала, что
по-настоящему гордится сыном, будто, когда он работал таможенником в
Таллинне, у нее не было для этого оснований. Всђ это выводило Ивана
Ивановича из себя, но ничего поделать он не мог, строчил ответы, передавая
их Черному Псу и зная, что эти "весточки" будут с полным вниманием изучены
и запротоколированы соответствующей специальной службой. Он был под
колпаком и предпочитал не дергаться.

В очередной раз Черный Пес появился уже на выпускных экзаменах. Как и в
любой школе подобного уровня, экзамены проводились в индивидуальном
порядке; выпускная комиссия мучила Ивана Ивановича полный рабочий день,
задавая каверзные вопросы, испытывая его эрудицию и сообразительность.
Любопытно, что экзамен проводился сразу на нескольких языках. Всђ это время
Черный Пес сидел за столом между членами экзаменационной комиссии и,
насупившись под чалмой, наблюдал за Иваном Ивановичем. Он не задал ни
единого вопроса, но Иван Иванович видел: он главный здесь, он - заказчик,
все остальные - исполнители.

Иван Иванович выдержал экзамен. Черный Пес был удовлетворен и его знаниями,
и его настроем (Иван Иванович прошел курс актерского искусства, и скрывать
свои истинные чувства умел теперь намного лучше, чем прежде). Это
выяснилось на банкете, устроенном в честь окончания Иваном Ивановичем
разведшколы. Банкет был скромный, без алкоголя и свинины. Иван Иванович к
отсутствию этих продуктов на официальных турецких мероприятиях уже привык,
к тому же повар разведшколы побаловал присутствующих пилавом из молодой
баранины, а это блюдо деликатесное и при правильной готовке способно
удовлетворить вкус самого придирчивого гурмана.

После того, как каждый из участников (а это были всђ те же преподаватели
школы и приглашенные консультанты по спецдисциплинам) отведал главное
блюдо, воздавая должное кулинарному мастерству повара и запивая это дело
айраном[42], Черный Пес пересел к Ивану Ивановичу и сказал,
воспользовавшись, как и прежде, одним из наречий нахского языка:

- Я вижу, ты всђ понял правильно. Лучше жить и бороться во имя отечества,
чем умереть под забором, как беспородная собака...

Иван Иванович был согласен. Он считал, что еще слишком молод, чтобы
умирать.

- ...Ты закончил обучение, - продолжал Черный Пес. - И я увидел, что ты
приложил для этого немало сил...

Иван Иванович поблагодарил за столь высокую оценку его более чем скромных
успехов на поприще разведки и диверсионной деятельности.

- ...Но это всего лишь учеба. А скоро тебе предстоит вступить в настоящую
войну...

Иван Иванович выразил радость от скорой перспективы участия в "настоящей
войне".

- ...Ты должен быть готов к тому, что эта война будет долгой и
кровопролитной...

Иван Иванович и в этом не сомневался.

- ...В этой войне у тебя не раз возникнет соблазн изменить нам. Ты можешь
устать, ты можешь почувствовать разочарование, ты можешь усомниться в
правильности нашего общего дела. Я хочу предостеречь тебя. Аллах не прощает
измены, и мы не простим ее тебе. Все твои заслуги будут забыты в тот день,
когда ты изменишь нам...

Иван Иванович изобразил огорчение, демонстрируя собеседнику свою лояльность
и как бы даже удивление, что ему (ему!) до сих пор не доверяют.

- ...Я хочу, чтобы ты это знал и помнил. Черный Пес замолчал, требовательно
глядя на Ивана Ивановича. Чего он ждал от него? Что тот прекратит игру и
честно признается в своем нежелании работать на какие-либо разведки? "Это
просто смешно",- подумал Иван Иванович.

- Я знаю, - сказал он, не моргнув глазом (чужой пристальный взгляд его тоже
научили держать).- И помню.

На этом беседа закончилась. Их пригласили отведать кофе и шербеты.
(Санкт-Петербург, январь 1997 года)

Новый, тысяча девятьсот девяносто седьмой, год Иван Иванович встретил на
платформе Московского вокзала. Он был один - наконец-то без опеки. Он
прошелся по скрипящему снежку, глядя на огромные светящиеся буквы над
зданием вокзала: "САНКТ-ПЕТЕРБУРГ"; в руке Иван Иванович нес простой
кожаный портфель, в котором находились смена белья, зубная щетка и свежий
номер "Огонька", купленный в поезде. Во внутреннем кармане пальто Ивана
Ивановича лежал паспорт с ленинградской пропиской. Резидент по фамилии
Иванов вдохнул морозный воздух и улыбнулся.
(Мурманск, сентябрь 1998 года)

Раз в неделю Иван Иванович собирался и ехал на южную окраину Мурманска, на
один из городских рынков. Для того чтобы добраться туда, необходимо было
сесть на троллейбус, идущий по "шестому" маршруту, и проехать на нем с
полчаса по Кольскому проспекту. Затем следовало сойти на остановке с
названием "Улица генерала Щербакова", отшагать еще метров полета от
проспекта к заливу мимо шеренги бабушек, приторговывающих ширпотребом
российско-китайского производства, после которых начинался собственно
рынок, помещавшийся в нескольких павильонах.

День двенадцатого сентября, когда Ивану Ивановичу снова понадобилось
покинуть свою двухкомнатную квартиру на проспекте Ленина и отправиться на
рынок, выдался в Мурманске сырым и холодным. С утра зарядил дождь, да и
тянуло ветром с залива. Настроение Ивана Ивановича (и так невысокое с того
момента, как, проснувшись и выглянув в окно, он увидел серую хмарь
подступившей к городу осени) еще ухудшилось, едва он оказался на улице.
Сначала сильный порыв едва не сломал зонтик в его руках, затем Иван
Иванович оступился в подворотне, ногой заехав в лужу и попав под настоящий
водопад, хлещущий из пролома в водосточной трубе. Холодная струя потекла
Ивану Ивановичу за шиворот, и он громко выругался.

Троллейбуса, идущего по маршруту номер "шесть", пришлось ждать довольно
долго. Маршрутные такси недавно образованной компании "Арктик-Лайн" тоже не
появлялись: руководство этой коммерческой организации, видно, решило, что
при такой погоде добрый хозяин не только собаку на улицу не выгонит, но и
сам туда не сунется. К счастью, навес над остановкой не протекал, и Иван
Иванович даже с некоторым комфортом устроился на лавочке, глубоко засунув
руки в карманы плаща.

Наконец подошел страшноватый от налипшей грязи троллейбус. Иван Иванович
влез в полупустой салон, расплатился с кондуктором и стал ждать, когда его
привезут на улицу имени генерала Щербакова. При тех деньгах, которыми Иван
Иванович ворочал, будучи резидентом, он легко мог бы приобрести себе
автомобиль любой марки, какой только заблагорассудится, даже несколько
автомобилей. Однако руководство (лично Черный Пес) строго-настрого
запретило ему пользоваться личным автотранспортом. В нынешней России
владелец автомобиля находился в своеобразной "зоне риска": его мог
остановить любой гаишник, решивший срубить денег по-легкому; на него могли
"наехать" бандиты, привыкшие решать квартирный вопрос общеизвестным, но от
того не ставшим менее экзотическим способом; он в конце концов может
попасть в серьезную аварию с реанимацией и последующим длительным судебным
разбирательством. Понятно, что разведчик-нелегал не может себе позволить
оказаться в любой из вышеперечисленных ситуаций, ибо в этом случае он
окажется на виду и тогда... нет необходимости объяснять, что будет тогда.

Помимо запрета на владение автомобилем, шефы Ивана Ивановича определили ему
еще несколько ограничений. В частности, он не мог заниматься частным
бизнесом, а потому работал на малозначительной должности в администрации
Мурманского рыбного комбината и платил налоги с более чем скромной зарплаты
в полторы тысячи рублей; он не должен был лично принимать участие в
политических собраниях и ходить на митинги; ему было запрещено обращаться с
какими-либо просьбами в городскую администрацию, кроме
жилищно-эксплуатационного управления, и так далее, и тому подобное. Иван
Иванович все эти ограничения принимал и руководству подчинялся: лишние
проблемы ему самому были не нужны. Однако в такие вот промозглые дни осенью
или зимой он, родившийся под жарким солнцем Кавказа и половину жизни
проведший под ласковым солнцем Прибалтики, подумывал, что запрет на
автомашину - это перестраховка и глупость, вроде фамилии "Иванов"... Ну
ладно еще личный автомобиль, но почему на такси-то нельзя ездить?! Впрочем,
да, на положенную государством зарплату не разъездишься, а афишировать свои
истинные доходы частыми вызовами на дом такси не стоит... "Наши люди в
булочную на такси не ездят"...

- Улица генерала Щербакова, - объявил записанный на магнитофонную ленту
голос. - Рынок.

Иван Иванович встрепенулся и устремился к выходу из троллейбуса. На улице
снова пришлось раскрыть зонтик, потому что дождь всђ шел и шел, и
конца-просвета ему не было видно.

Несмотря на сырость и холод, у рынка, как обычно, толпились
бабушки-торговки. В нелепых дешевых дождевиках из полиэтиленовой пленки,
съежившиеся и усталые, они производили самое жалкое впечатление, и Иван
Иванович, проходя мимо них, подумал вдруг, что даже не разваливающаяся
армия есть признак конца российской государственности, а вот именно они,
эти измученные жизнью и забытые всеми женщины (чьи-то матери!) - последний
приговор для Руси, под которым подписалась сама История. Но когда он вошел
в цветочный павильон, всякая философия вылетела у него из головы, потому
что начиналось дело.

В цветочном павильоне, разумеется, торговали цветами. В основном здесь была
представлена продукция местных теплиц, но и конкурентов из южных республик
тоже хватало. Каждую субботу Иван Иванович лавировал по проходам между
длинными прилавками, приглядываясь и принюхиваясь к выставленным на продажу
букетам, а иногда даже совершал покупки. Чтобы его ботанический интерес не
вызвал у кого-нибудь подозрений, Иван Иванович начал собирать коллекцию
кактусов, коих на рынке хватало с избытко