насколько  мне  известно,
начнется в понедельник, так?
   - Так.
   - Ну вот и замечательно. Так что у вас впереди  еще  целые  выходные,
чтобы поразмыслить, что к чему. -  Канотти  снова  усмехнулся.  -  Очень
надеюсь, что ваша версия от этого не слишком пострадает.
   - Что вы имеете в виду?
   - А вот прочитаете отчет и  сами  все  узнаете.  Как  я  уже  сказал,
интересный получился документ.
   - Ладно, сам прочитаю.
   - Конечно. До свидания, мистер Белл. Мне было очень приятно  работать
с вами. - И Канотти повесил трубку.
   Хэнк тоже опустил трубку на рычаг, и  почти  в  тот  же  миг  телефон
разразился новой трелью.
   - Алло?
   - Белл, это вы? Говорит лейтенант Ганнисон из 27-го участка.  У  меня
тут есть кое-что, что может вас заинтересовать. Вы не могли бы ненадолго
заскочить к нам сюда?
   - И что же это такое?
   - Кое-какая информация по делу Морреса. Некоторые уточняющие детали.
   - Сейчас я занят, нет никакой возможности вырваться, - сказал Хэнк. -
А как насчет второй половины дня?
   - Весь день после обеда я буду у себя. Так  что  приезжайте  в  любое
время.  Есть  тут  у  меня  один  человек,  с  которым  вам  не   мешает
переговорить.
   - Ладно, тогда до встречи, - сказал Хэнк и повесил трубку.
   Курьер из лаборатории прибыл лишь  в  половине  третьего.  Хэнк,  уже
собиравшийся уходить из  офиса,  сунул  документ  в  портфель  вместе  с
остальными бумагами, запер конверт с  ножами  в  ящике  стола,  а  затем
поставил свою подпись в расписке о получении, протянутой  ему  терпеливо
дожидавшимся посыльным.  Он  собирался  заехать  к  Ганнисону,  а  затем
отправиться прямиком домой и уже там обдумать последние штрихи  к  своей
версии дела,  чтобы  успеть  до  понедельника,  когда  в  суде  начнется
назначение состава суда присяжных.
   В полицейский участок  Хэнк  прибыл  лишь  в  начале  четвертого.  Он
взглянул  на  зеленые  светильники,  установленные  по  обеим   сторонам
широкого, каменного крыльца, а затем поднялся  по  лестнице  и  вошел  в
комнату дежурного. Табличка на стене у стойки гласила:  "Все  посетители
обязаны сообщить цель своего визита дежурному офицеру". Он направился  к
высокому  барьеру,  где  тотчас  завладел  вниманием  сидевшего  за  ним
сержанта, и доложил:
   - Мне нужен лейтенант Ганнисон. Я из службы окружного прокурора.
   - Вверх по лестнице, - обронил сержант, после чего снова  уткнулся  в
разложенные перед ним бумаги.
   Хэнк поднялся наверх, следуя в направлении, обозначенном на указателе
"Детективы", и уже нашел нужную ему дверь, когда  его  остановил  тип  в
рубашке с коротким рукавом с нацепленной поверх ее плечевой кобурой,  из
которой торчала рукоятка пистолета.
   - Вы кого-то ищете, сэр? - поинтересовался он.
   - Мне нужен лейтенант Ганнисон, - ответил Хэнк.
   - Этот раздолбай сейчас занят. Может быть, кто-нибудь еще сможет  вам
помочь?
   - Дело в том, что Ганнисон звонил мне сегодня утром и просил  заехать
к нему. Я из службы окружного прокурора.
   - Так вы и есть Белл?
   - Да.
   -  Приятно  познакомиться.  А   я   детектив   Левин.   Идите   сюда,
присаживайтесь. Я сейчас пойду скажу этому раздолбаю, что вы уже здесь.
   Хэнк прошел за ограждение и сел за один из столов. Левин тем временем
зашел  в  кабинет  лейтенанта  и  мгновение  спустя  появился  оттуда  в
сопровождении Ганнисона.
   - Мистер Белл? - уточнил Ганнисон.
   - Да, приятно познакомиться.
   - Я лейтенант Ганнисон. Вы не могли бы уделить мне несколько минут?
   - Конечно. Что у вас?
   - У меня здесь сегодня утром был один посетитель.  Восемнадцатилетний
парень по имени Доминик Саварезе. Вам это имя о чем-нибудь говорит?
   - Нет, боюсь, что нет.
   - Шпана драная, впрочем, как и весь этот сброд из местных. А  еще  он
вроде бы как за основного у Громовержцев. Они называют его Большой Дом.
   - Ах да! Я слышал о нем.
   - - Да.., ну вот, значит, он поведал мне  кое-что  интересное,  хотя,
конечно,  насколько  я  могу  судить,  далеко  не  все.  Все  они  здесь
редкостные говнюки и козлы, уж можете мне поверить.
   - И что же он вам рассказал?
   - Мне бы хотелось, чтобы вы услышали это от него самого. Так что если
у вас есть немного свободного времени, то я знаю, где мы  с  вами  можем
его разыскать.
   - Время у меня есть.
   - Отлично, тогда идемте. Вот только шляпу возьму.
 
*** 
 
   Они шли по улицам Гарлема, и Хэнк обратил внимание на то, что все это
время с лица Ричарда Ганнисона не сходило  брезгливое  выражение.  Можно
было подумать, что карманы его брюк набиты тухлятиной, но  вместо  того,
чтобы  выбросить  непотребную  ношу  в  ближайший   мусорный   бак,   он
предпочитает стоически терпеть невыносимую вонь, как бы бросая тем самым
вызов всему окружающему миру. Время от времени он мельком поглядывал  по
сторонам и морщился от одолевавшего его отвращения.
   - Гарлем, - проговорил он наконец. - Миленькое  местечко,  не  правда
ли? В этом году исполняется уже двадцать четыре года, как я торчу в этой
вонючей дыре. Уж лучше, наверное, отсидеть срок  в  русском  концлагере,
где-нибудь в Сибири. Вы только взгляните на них!
   - Люди как люди, - отозвался Хэнк.
   - Вы так говорите, потому что совсем их не знаете.  Это  же  сплошное
ворье. Каждый, кого ни возьми. А если не вор, то сутенер. Или шлюха. Или
игрок. Или наркоман. Вон, видите, идет старуха с хозяйственной сумкой?
   - Да, - сказал Хэнк.
   - Подойдите к ней и спросите, какое число ей выпало сегодня.  Ответит
без запинки. Уличный тотализатор - это незаконно, и все в Гарлеме  знают
это. Но после обеда здесь можно поинтересоваться у любого бродяги:  "Что
в фаворе?" -  и  они  все  вам  подробненько  расскажут.  Они  не  могут
прокормить своих детей, но зато всегда наскребут пару-тройку  баксов  на
то, чтобы сделать ставку.
   - Поймите меня  правильно,  я  вовсе  не  поощряю  правонарушения,  -
заметил Хэнк, - но, возможно, эти люди просто  не  видят  в  такой  игре
ничего  предосудительного.  Между  прочим,  во  многих  других   странах
подобные тотализаторы существуют вполне легально.
   - Но здесь вам не "другие страны", это Гарлем,  здесь  это  запрещено
законом, и наши ребята уже сбились  с  ног,  устанавливая  и  отлавливая
нарушителей. Нет, вы только взгляните на них! Из  тех,  кого  вы  сейчас
видите на улице,  добрая  половина  -  наркоманы.  Это  вы  можете  себе
представить? У нас в Гарлеме столько зелья, что  при  желании  им  можно
было бы обеспечить весь мир на десять лет вперед.
   - Так почему же вы с этим не боретесь?
   -  Боремся!  По  крайней  мере,  пытаемся.  И  группа  по  борьбе   с
распространением наркотиков тоже не спит. Но нам не хватает людей. И вот
что я вам скажу, Белл. За всю свою жизнь я еще не встретил полицейского,
который принял бы взятку  при  произведении  ареста  наркоторговца.  Это
чистейшая правда. Я не утверждаю, что  все  полицейские  в  этом  городе
такие уж неподкупные и при желании с ними нельзя было  бы  договориться,
разойдясь полюбовно, даже если речь идет об  убийстве.  Но  наркотики  -
исключено. Во  всем  городе  вы  не  найдете  ни  одного  копа,  который
позарился бы  на  деньги  и  согласился  бы  замять  дело,  связанное  с
наркотой. Так что вы не можете обвинить нас в том, что  мы  сидим  сложа
руки. У нас просто не хватает людей. Знаете, сколько человек проживает в
этом районе? Тысячи! А за нашим 27-м участком  закреплено  всего-навсего
сто восемьдесят пять патрульных полицейских и  восемнадцать  детективов.
Как такая жалкая горстка людей может уследить  за  тем,  чтобы  все  эти
аборигены не перерезали друг другу глотки, не кололись бы,  а  также  не
промышляли бы воровством, грабежами, сбытом краденного, сводничеством  и
проституцией? И вот что я вам скажу, друг мой: это  невозможно.  Неужели
вы думаете, что мы допустили бы существование этих уличных банд, будь  у
нас достаточно полицейских? Да мы отходили бы  этих  сопляков  дубинками
вдоль и поперек, если  бы  они  посмели  хотя  бы  взглянуть  искоса  на
кого-нибудь. И добрая половина из них этого вполне заслуживает.
   - Может быть, - согласился Хэнк.
   - Никаких "может быть"! Сброд - он и есть сброд, а эти ребята  ничего
из себя не представляют. Да стоит только врезать как следует  любому  из
этих сопляков, как они тут же хвосты подожмут и  нюни  распустят.  -  Он
замолчал. - Мы сейчас идем в бильярдную, что на  Второй  авеню.  Большой
Дом должен ошиваться там.
   - Значит, вы считаете,  -  уточнил  Хэнк,  -  что  достаточно  просто
применить грубую силу  -  и  проблема  подростковой  преступности  будет
ликвидировала сама собой, да?
   - Именно. От одного хорошего пинка под зад куда больше пользы, чем от
всего этого слюнявого сюсюканья. С каких это пор психиатры  решают,  что
хорошо, а что плохо? Преступник - он и есть преступник! В дурдомах и так
полно психов, так что нечего вступаться за каждого  урода  и  отмазывать
его от наказания лишь потому, что у него, видите ли, не все в порядке  с
психикой. А кого сейчас можно считать  нормальным?  Вас?  Меня?  Все  мы
немножко того, с прибабахом, у каждого  свои  закидоны,  однако  это  не
мешает нам оставаться законопослушными гражданами. Вышибать нужно  таким
уродам мозги к чертовой матери, и точка. Если у сопляка  совсем  поехала
крыша - посадить его под замок и выбросить ключ! Только и делов-то. - Он
замолчал, чтобы перевести дыхание. -  А  вот  и  бильярдная.  Сейчас  вы
познакомитесь еще с одним говнюком, которого давным-давно  следовало  бы
упрятать за решетку, когда ему еще только стукнуло шесть лет.
   Они начали подниматься по лестнице, ведущей на третий этаж. В воздухе
держался стойкий запах мочи, и Хэнк вдруг подумал: а найдется ли во всем
Гарлеме хотя бы один лестничный пролет, где не  пахло  бы  человеческими
экскрементами.
   Они застали Большого  Дома  у  стола,  находящегося  в  дальнем  углу
просторного зала бильярдной. Он  небрежно  кивнул  лейтенанту,  а  затем
собрал шары в центре стола и сделал первый удар. Очевидно, он  собирался
выбить один угловой шар из  аккуратного  треугольника,  однако  из  этой
великолепной задумки ничего не получилось, и шары разлетелись  по  всему
столу. Тогда он поднял глаза, передернул плечами и равнодушно заметил:
   - Дурацкий удар.
   - Вот, Дом, это окружной прокурор, -  сказал  Ганнисон.  -  Он  хочет
поговорить с тобой и услышать  ту  историю,  которую  ты  рассказал  мне
сегодня.
   - Да ну? - Большой Дом принялся внимательно разглядывать лицо  Хэнка.
- Мистер Белл, неужто вы с кем-то подрались? - поинтересовался он.
   - Хватит умничать, урод! - строго прикрикнул на него Ганнисон.  -  Мы
знаем, что ты у нас грамотный и газеты читаешь. Просто расскажи  мистеру
Беллу ту историю, которую утром рассказывал мне.
   - Запросто, - согласился Большой Дом.
   Это был и в самом деле очень невысокий юноша  с  широкими  плечами  и
могучей шеей. Теперь он собирался произвести удар в  дальний  угол,  для
чего пришлось бы перегнуться через  стол,  и,  похоже,  с  этим  у  него
возникли кое-какие трудности. У юноши были длинные темные волосы, сверху
старательно зачесанные назад и уложенные в высокий кок, а боковые  пряди
свисали  свободно,  прикрывая  уши.  В  мочке  левого  уха  поблескивало
маленькое золотое колечко, но это, казалось бы, дамское украшение ничуть
не умаляло его мужественности. Было достаточно одного взгляда  на  него,
чтобы понять, что он силен, как бык. И, едва увидев его, Хэнк понял, что
все рассуждения предводителя Всадников Фрэнки Анарильеса об  этом  парне
были глубоко ошибочны. Ибо  при  всех  своих  недостатках  -  а  похоже,
неумение играть в бильярд было одним из  них,  -  этот  невысокий  юноша
обладал  ярко  выраженными  задатками  лидера.  Совершенно  не  смущаясь
присутствия лейтенанта  полиции  и  окружного  прокурора,  он  продолжал
катать шары с достоинством нефтяного магната, в чье  обширное  поместье,
раскинувшееся среди Калифорнийских  холмов,  нагрянули  незваные  гости.
Промахнувшись два раза кряду, он со знанием  дела  оглядел  свой  кий  и
изрек:
   - Ничего удивительного. Кий-то  погнутый.  -  После  чего  подошел  к
стойке, выбрал новый кий, прищурившись, убедился, что он  именно  такой,
каким должен быть, и вернулся обратно к столу.
   - Значит, хотите услышать мою историю, да? - уточнил он.
   - Да, - подтвердил Хэнк.
   - М-м-м, - как-то нечленораздельно промычал Большой Дом,  сделал  еще
один  удар  и  снова  промахнулся.  Похоже,  замена  кия  не  отразилась
сколь-нибудь заметным образом на качестве его игры.
   - Вы знаете, кто я такой? - спросил он. - Я -  Большой  Дом.  В  этом
месте он сделал выразительную паузу.
   - Пятый шар в боковую лузу, - объявил он.  Ударил  и  промахнулся.  -
Черт, стол кривой. А пол покатый.
   - Я слыхал о тебе.
   - А то! На меня целых шестнадцать раз составляли протокол. А один раз
- вот смеху-то было - даже адрес мой записали не правильно. -  Он  вытер
нос кулаком  и,  выбирая  положение  для  следующего  удара,  присел  на
корточки так, что его глаза оказались на уровне бортика стола. - Восьмой
шар в угол. - Удар и снова промах.
   - А знаете, почему меня так называют? - спросил он, разгибая спину.
   - Ладно, кончай трепаться, - заворчал Ганнисон. - Мистер  Белл  очень
занятой человек.
   - Они называют меня Большим Домом, потому что я ростом  не  вышел,  -
как ни в чем не бывало продолжал юноша, усмехнувшись. -  Но  все  знают,
если кто-нибудь только посмеет назвать меня недомерком, ему не  жить.  -
Он снова усмехнулся. - Не жить. Поэтому-то они мне и дали такое прозвище
- Большой Дом.
   - Да, ты очень крутой говнюк, все это знают, - саркастически  заметил
Ганнисон. - Так что давай, рассказывай мистеру Беллу все, как есть, пока
я не разозлился и не обломал этот кий об твою башку.
   - Мистер Белл, я хочу поговорить с вами о тех троих ребятах,  которых
вы собираетесь  отправить  на  электрический  стул.  Поверьте  мне,  это
замечательные ребята.
   - Они совершили убийство,  -  сказал  Хэнк.  Большой  Дом  передернул
плечами:
   -  В  истории  известно  множество  случаев,  когда  отличным  парням
приходилось  убивать  людей.  На  войне,  например,  чем  больше  врагов
замочишь, тем больше  медалей  получишь.  Ведь  это  достоинство,  а  не
недостаток, правда?
   - А с чего ты взял, что эти трое такие уж замечательные?
   - А с того, что у них есть сердце, - ответил Большой Дом. - И отвага.
На них можно положиться. Они не спрячутся, не убегут, когда придет время
выходить на битву. Они классные ребята, все до одного.
   - А что, этот Дипаче тоже из ваших, из Громовержцев?
   - Нет. В наш клуб он не вступал, - ответил Дом между тем, как  взгляд
его был прикован к столу. - Двенадцатый шар в  этот  угол.  -  Ударил  и
промахнулся. - Наверное, недостаточно мела на кие, -  пробормотал  он  и
принялся натирать мелком конец кия, не обращая внимания, как голубоватые
крошки сыплются на его темную рубашку. - В нашем клубе жесткие  порядки,
мистер, - пояснил Большой Дом. - Дэнни  не  был  одним  из  нас,  но  он
никогда не трусил. Где бы нам ни предстояла разборка, он всегда был  там
вместе с нами. И ни разу не подвел никого из наших.
   - Он умеет драться? - спросил Хэнк. Дом пожал плечами:
   - Откуда я знаю? Кто обращает внимание на такие мелочи, когда  вокруг
творится такое, что сам черт не  разберет?  Но  когда  он  только-только
переехал сюда, то одному из наших пацанов - его  зовут  Бад  -  от  него
здорово досталось. Меня в тот  день  здесь  не  было,  но  Диабло  потом
подробно просветил меня насчет того, как обстояло дело. Тем  же  вечером
мы отправили  небольшой  отряд,  чтобы  потолковать  с  этим  Дэнни.  Но
закончилось все хорошо. Он отличный  парень.  Уж  можете  мне  поверить.
Хороший пацан.
   - Который - вместе с двумя другими хорошими пацанами -  убил  Рафаэля
Морреса.
   - А может, Моррес того заслуживал, - вдруг  заявил  Дом.  -  Вы  что,
думаете, он был святым?
   - Он был слепым, - сказал Хэнк.
   - И что  с  того?  Думаете,  если  слепой,  то  обязательно  ангел  с
крылышками?
   - Да что такое ты несешь?
   -  Давай  рассказывай,  что  собирался,  да  побыстрее,  -   приказал
Ганнисон. - Тут и без тебя дел невпроворот. Мы  не  собираемся  возиться
здесь с тобой до вечера.
   - Ну ладно, ладно. - Большой  Дом  отложил  кий.  -  Дело  было  этой
весной. Есть тут одна девица из испанских, с которой  многие  ребята  из
наших обычно занимались этим самым..,  ну,  сами  понимаете.  Телка  так
себе, ничего особенного, но давала всем и всегда, отказа не было никому.
И вот кое-кто из Всадников пронюхал об этом. Самим им  до  той  телки  в
этом смысле не было никакого дела - понимаете, что я имею  в  виду?  Но,
прознав,  что  Громовержцы  регулярно  ее  трахают,  они  вдруг   сильно
обиделись. Так что пришлось встретиться. Я, Фрэнки, Диабло и  Гаргантюа.
Пока они не узнали про ту девку, у нас было нечто вроде затишья.
   - Затишья?
   - Ну да, время, когда никто ни с кем не дерется! Или вы что, думаете,
что нам больше нечем заняться, как постоянно мочить друг друга?
   - Ладно, и что же случилось?
   - Итак, мы стали договариваться о месте  встрече  и  прочих  деталях.
Сначала хотели устроить так, чтобы все было по-честному,  то  есть  двое
дерутся  -  третий  не  мешай,  но  потом  решили,  что,  мол,  к  черту
условности, пусть будет настоящая разборка, стенка на стенку. Вот только
выбрать место так и  не  смогли  и  решили  на  следующий  день  вечером
провести еще одну встречу. Только ведь испанцам  верить  нельзя,  потому
что все они наркоманы и за дозу зелья готовы даже мать родную убить. Так
вот, в тот же вечер, сразу же после сходняка,  когда  насчет  того,  где
будет проходить разборка еще ничего решено не было, в тот самый вечер...
***
 
   (Теплый весенний вечер в Гарлеме, из открытых  окон  домов  доносится
музыка, и ничто не предвещает беды. Изредка слышится смех, где-то плачет
ребенок. Это тихий, божественный вечер, полный очарования весны, которая
ворвалась и на улицы Гарлема,  и  его  обитатели  искренне  радуются  ее
долгожданному приходу. На каменных ступенях высокого крыльца  одного  из
многоквартирных домов расположилась компания  Громовержцев,  их  семеро:
Большой Дом, Диабло, Ботч, Бад, Рейрдон, Апосто и  Кончо.  Дэнни  Дипаче
тоже с ними. Подростки передают  по  кругу  бутылку  дешевого  вина.  Их
подруги отказываются от вина, но  вовсе  не  потому,  что  они  не  пьют
вообще, а просто им не хочется распивать его здесь,  на  глазах  у  всей
улицы. Кроме  того,  они  явно  не  в  настроении.  Им  уже  известно  о
предстоящей разборке между их парнями и Всадниками, а еще они знают, что
причиной   разногласий   стала    девица    из    Испанского    Гарлема,
четырнадцатилетняя шлюшка по имени Роузи, которая помимо всего  прочего,
скорее всего, и больна. Больше всех обижена Кэрол, потому что,  с  одной
стороны, она считает себя постоянной подружкой  Диабло,  а  с  другой  -
прекрасно понимает, что ее возлюбленный, как, впрочем, и все  остальные,
не  слишком-то  церемонился  с  той   испанской   уродиной.   Кэрол   не
разговаривает с Диабло  с  тех  самых  пор,  как  ей  стало  известно  о
случившемся, и именно она задает тон для других девочек. Парни же  ведут
игру По своим правилам. Хотят девки дуться - пусть дуются, их дело.  Они
со своей стороны тоже могут ответить им тем  же.  А  кочующая  по  кругу
бутылка вина - тридцать девять центов за кварту - позволяет им полностью
игнорировать присутствие девиц. Вино также помогает расслабиться и  хотя
бы на некоторое  время  пренебречь  привычными  условностями.  Ибо  если
говорить о каких-либо характерных чертах, присущих всем  без  исключения
членам уличной банды, то это прежде всего привычка всегда и  везде  быть
начеку. Проходя ли через квартал, сидя ли на ступеньках крыльца  и  даже
бесцельно слоняясь по улицам, они не перестают настороженно озира