льминационных
моментов в ходе плавно развивающегося сюжета.  Он  собирался  начать  со
свидетелей, которые рассказали бы о событиях, предшествовавших убийству,
тем самым как бы шаг за шагом восстанавливая  перед  присяжными  картину
того вечера. Мысленно он уже даже слышал свои слова: "Мальчики  взяли  с
собой ножи, вот эти самые ножи. И это отнюдь не  перочинные  ножики.  Не
безобидные безделушки для игры в "ножички". Это самое настоящее оружие".
А затем он  нажмет  кнопку  на  рукоятке  одного  из  ножей,  освобождая
откидное  лезвие.  Эффектный  прием,  ничего  не  скажешь!  Демонстрация
вещественных доказательств, а уж  тем  более  ножей,  которые  неизменно
приковывают к себе всеобщее внимание, эффективна  всегда.  В  ноже  -  в
любом ноже - изначально  заложено  нечто  зловещее.  А  откидное  лезвие
придает  ему  элемент  неожиданности  -  представить  только,   длинное,
зловещее лезвие внезапно выскакивает из рукоятки. И еще  он  также  знал
наверняка, что большинство людей предпочтут скорее оказаться перед дулом
пистолета,  чем  увидеть  занесенное  над  собой  стальное   лезвие.   В
представлении рядового гражданина стрельба была чем-то  нереальным,  что
случается только в кино. Однако любому из обывателей  время  от  времени
доводилось нечаянно порезаться, и каждый видел, как течет из раны кровь,
так что каждый может без труда  представить,  что  такая,  казалось  бы,
безобидная кухонная принадлежность, как нож, или лезвие  опасной  бритвы
может сделать с человеческой плотью.
   Хэнк  использует  эти  ножи  наилучшим  образом,  играя  на   обычном
человеческом   страхе   перед   острыми   предметами,   подкрепив    его
непосредственными  показаниями  самих  убийц,  которых  он   намеревался
пригласить в качестве свидетелей самыми последними. Разумеется, он знал,
что подростков нельзя было заставить свидетельствовать против самих себя
и что, в случае их отказа, судья Сэмелсон немедленно объявит  присяжным,
что данный факт ни в коей мере не должен быть  воспринят  как  признание
вины. Однако он все же был убежден, что уж Апосто выступить  в  качестве
свидетеля  будет  дозволено  наверняка,  хотя  бы   ради   того,   чтобы
продемонстрировать низкий уровень  его  умственного  развития.  Если  же
выступит лишь  один  из  троих  обвиняемых,  то,  принимая  во  внимание
подсознательно-негативное отношение присяжных к самому факту  отказа  от
дачи показаний, становится совершенно очевидно, что это лишь восстановит
их против Рейрдона и Дипаче.  Да  и  вряд  ли  адвокаты  защиты,  упорно
отстаивающие версию  о  якобы  имевшей  место  вынужденной  самообороне,
станут отговаривать своих подзащитных от  дачи  показаний.  Так  что  он
положительно не сомневался, что ему  удастся  заполучить  всех  троих  в
качестве свидетелей, и уж тогда-то он вытянет из них достоверную историю
о  событиях   того   вечера.   Но   первым   делом   он   должен   будет
продемонстрировать ножи.
   Так где же, черт возьми, этот отчет экспертизы орудий убийства?
   Чувствуя крайнее раздражение, он набрал номер  телефона  лаборатории,
находящейся в здании полицейского управления  на  Сентр-стрит,  где  его
соединили с неким Алексом Харди.
   -  Говорит  мистер  Белл  из  отдела  по  расследованию  убийств,   -
представился Хэнк. - Я представляю обвинение по  делу  Рафаэля  Морреса,
суд по которому состоится через три недели.  Мне  должны  были  прислать
отчет, но я до сих пор так ничего от вас и не  получил.  Сейчас  я  веду
подготовку к выступлению на процессе, и данные материалы необходимы  мне
для работы.
   - Моррес... Моррес.., а, ну да, - ответил Харди.  -  Так  звали  того
пуэрто-риканского парня. Да, ножи находятся у нас, это точно.
   - Я знаю, что они у вас. А как насчет отчета?
   - Ну а это уже совсем другое дело.
   - Что вы имеете в виду?
   - Дэнис-то сейчас в отпуске.
   - Какой еще Дэнис?
   - Дэнис Беннел, заведующий лабораторией.
   - И что из того?
   - А то, что он не оставил никаких указаний насчет этих  самых  ножей.
Вот...
   - Но ведь кто-то должен был остаться  вместо  него?  Или  что,  стоит
только одному человеку уйти  в  отпуск,  как  вся  ваша  контора  дружно
бросает работу?
   - Ничего подобного. Вовсе  нет.  И  вообще,  мистер  Белл,  не  нужно
злиться. Мы всего лишь выполняем свою работу.
   - Ваша работа - провести исследование тех ножей. Так когда  я  получу
отчет?
   - Я всего лишь исполнитель, мистер Белл. Так что высказывая мне  свои
претензии, вы напрасно теряете время.
   - А кому, по-вашему, я их должен высказать?
   - Сейчас соединю вас с лейтенантом Канотти. Может быть, он сможет вам
помочь.
   Харди прикрыл трубку рукой. Хэнк нетерпеливо ждал,  постукивая  ножом
для бумаги по столу.
   - Канотти слушает, - раздался в трубке хриплый голос.
   -  Говорит  помощник  окружного   прокурора   Белл   из   отдела   по
расследованию убийств. Я просил предоставить мне отчет экспертизы орудий
убийства по делу Рафаэля Морреса.  У  меня  его  до  сих  пор  нет.  Ваш
сотрудник только что сказал мне, что мистер Беннел...
   - Лейтенант Беннел. Да?
   - ..ушел в отпуск. Так каким образом мне теперь можно заполучить этот
отчет?
   - Достаточно просто попросить, - ответил Канотти.
   - Уже прошу.
   - Ладно. А почему такая спешка?
   - Суд через три недели. Я представляю  обвинение.  Отсюда  и  спешка.
Послушайте, а в чем, собственно, дело? Что за шутки такие?
   -  Хорошо,  мистер  Белл,  я  поручу  кому-нибудь   срочно   провести
экспертизу ваших ножей.
   - Большое спасибо. А когда я получу отчет?
   - Как только он будет готов.
   - И когда этого можно ожидать?
   - В настоящее время у нас не хватает людей. Очень многие находятся  в
отпуске, а, к вашему сведению, мистер Белл, убийства в нашем  прекрасном
городе по-прежнему случаются каждый день. Я, конечно, понимаю,  что  для
вас выступление в суде по уже раскрытому делу куда важнее, чем раскрытие
всех прочих  преступлений,  вместе  взятых,  но  полицейское  управление
придерживается иного мнения на этот счет. Мы не можем удовлетворить всех
разом, мистер Белл. Мы вкалываем как проклятые, делаем все, что только в
наших  силах.  Однако  что-то  мне  подсказывает,  что  наши  внутренние
проблемы вас совершенно не трогают.
   - Как и ваша ирония, лейтенант. Так могу я получить  отчет  к  началу
следующей недели?
   - Конечно. Если он будет готов к тому времени.
   - Должен честно  признаться,  лейтенант  Канотти,  мне  бы  очень  не
хотелось жаловаться на вас самому окружному прокурору.
   - Мне бы тоже очень этого не хотелось, мистер Белл. Тем более сейчас,
когда на нашу голову свалился очередной проект из городского совета.  Вы
понимаете меня, мистер Белл?
   - Понимаю. Но если утром в понедельник у меня не будет отчета,  то  я
снова напомню вам о себе.
   - Было очень приятно с вами поговорить, - сказал  Канотти  и  положил
трубку.
   Хэнк с остервенением швырнул трубку на рычаг. Как, черт возьми, он  в
одиночку должен  докапываться  до  сути  вопроса,  если  ни  помощи,  ни
содействия в этом не  дождешься  ни  с  какой  стороны?  Каким  образом,
спрашивается, он сможет наглядно представить начало,  середину  и  конец
убийства без...
   До тех  пор,  пока  человечество  не  сможет  точно  определить,  где
начинается сам акт убийства, ни о  каком  правосудии  не  может  быть  и
речи...
   Вспомнились слова судьи. Довольно необычное заявление  для  человека,
занимающего такую должность.
   Но нет, он,  окружной  прокурор,  не  может  позволить  себе  мыслить
вселенскими категориями. Не может! И что бы  там  ни  говорил  судья,  а
перед ним, Хэнком, стоит вполне конкретная задача: представить обвинение
по делу в соответствии с обвинительным актом Большого жюри. Об  убийстве
первой степени. И точка. Или, может  быть,  ему  следует  обвинить  весь
город Нью-Йорк? Или взять еще шире? Весь штат?  Всю  страну?  Весь  мир?
Границы ответственности можно  расширять  бесконечно,  простирая  их  за
пределы нашего времени и пространства, и в конце концов договориться  до
того, что виноваты все, а следовательно, ответственность не несет никто.
Значит,  убийцы  будут  по-прежнему   преспокойненько   разгуливать   по
городским улицам, а на смену цивилизации придет паника и всеобщий хаос.
   Нет!
   Он знал, что делать. Представить  дело.  Изложить  конкретные  факты.
Осудить троих убийц.
   Хэнк решительно придвинул к себе папку с психологическим  отчетом  на
Энтони Апосто. Это было письмо из больницы Беллвью,  адресованное  судье
Аврааму Луису Сэмелсону, по представлению которого туда и был  направлен
Апосто для прохождения обследования. И этот документ гласил следующее:
 
   "ДЕПАРТАМЕНТ ЛЕЧЕБНЫХ УЧРЕЖДЕНИЙ
 
   Больница Беллвью, отделение психиатрии
 
   КОНФИДЕНЦИАЛЬНО
   ЗАКРЫТАЯ ИНФОРМАЦИЯ
 
   Вниманию судьи Авраама Луиса Сэмелсона, суд квартальных сессий.
   В ответ на Ваш запрос от 25 июля 1958 года относительно Энтони Апосто
направляем результаты его  психологической  экспертизы,  проведенной  28
июля 1958 года штатным психологом отделения PQ-5, магистром гуманитарных
наук Чарльзом Эддисоном:
   Проведенные тесты:
   1. Оценка интеллектуального развития по шкале Векслера - Беллвью.
   2. Тест Роршаха.
   3. Графический тест Маховера.
   4. Визуально-координационный гештальт-тест Бендера.
   Тест Векслера - Беллвью:
   Определяется 3 показателя:  коэффициент  развития  речи,  коэффициент
умственного развития и общий сравнительный коэффициент.
   Шкала вербального развития (восприятие информации,  словарный  запас,
арифметические навыки, абстрактное мышление, навыки общения и память)  -
коэффициент вербального развития: 59.
   Шкала умственного развития (расположение картинок в заданном порядке,
завершение рисунка, сборка  модели  из  деталей  конструктора,  цифровая
символика) - коэффициент умственного развития: 82.
   Полная  шкала  (приблизительное  усредненное   значение   показателей
вербального и умственного развития  с  поправкой  на  возраст)  -  общий
сравнительный коэффициент: 67.
   Тест Роршаха:
   Пациентом дано крайне мало ответов, большинство из  которых  являются
типичными и наиболее распространенными.  К  выполнению  задания  отнесся
небрежно, много крайне неудовлетворительных ответов,  что  указывает  на
неспособность к адекватному восприятию и объективной оценке  реальности.
Слабый эмоциональный контроль, предпочтение чистым цветам и  однозначным
ответам.
   Тест Маховера:
   Рисунки примитивные, типичные для ребенка десяти  лет,  т.е.  гораздо
младшего  возраста,  чем  испытуемый,  и   характерные   для   пациента,
страдающего слабоумием. Полученные рисунки  также  указывают  на  плохой
мотивационный контроль.
   Тест Бендера:
   С помощью  полученных  рисунков  не  удалось  выявить  патологических
нарушений. Однако все они свидетельствуют о явном слабоумии пациента.
   ЗАКЛЮЧЕНИЕ И ВЫВОДЫ:
   Методы  психологического  исследования,  использованные  для  данного
тестирования, позволяют  сделать  вывод  об  умственной  неполноценности
пациента Один из вспомогательных  тестов,  проведенный  в  рамках  теста
Векслера - Беллвью позволяет сделать  вывод  о  том,  что  он  действует
сообразно уровню развития, характерному для данной категории  пациентов.
Результаты теста  Роршаха  типичны.  Отмечены:  неадекватное  восприятие
реальности, незрелость суждений и крайне низкий  уровень  эмоционального
самоконтроля. Тест  Маховера  -  проецирующий  тест,  сходный  с  тестом
Роршаха,  где  пациент  посредством   изображения   человеческого   тела
отображает различные аспекты своей личности,  -  полностью  подтверждает
эти выводы. Тест Бендера,  позволяющий  судить  о  наличии  органических
патологий,  как-то  опухоли  головного  мозга  и   т,   п.,   каких-либо
патологических отклонений  в  центральной  нервной  системе  не  выявил.
Предварительный  диагноз:  слабоумие  на  фоне  Эмоционально   незрелой,
несформировавшейся личности.
   С уважением
   Уолтер Дж. Дережо, доктор медицины,
   заместитель заведующего отделением психиатрии больницы Беллвью".
 
   Хэнк убрал отчет обратно в папку.
   Если прежде у него и имелись некоторые сомнения на  тот  счет,  какой
может быть защита Бэтмена Апосто, то теперь от них не осталось и  следа.
Ознакомившись с отчетом - а у адвокатов защиты наверняка уже имелась его
копия, - Хэнк  понял,  что  у  него  нет  ни  малейшего  шанса  добиться
обвинительного приговора для Апосто. И, признаться, он  и  сам  понимал,
что такой приговор не был бы по-настоящему справедливым.
   Но абсолютной справедливости не существует.
   И это тоже слова судьи. И в самом деле, разве не было бы справедливо,
если бы  Апосто,  вне  зависимости  от  своих  умственных  способностей,
все-таки понес наказание за совершенное им преступление? Как  говорится,
око за око, зуб за зуб. Как определить, где заканчивается Апосто-человек
и  начинается  Апосто-личность?  Что  отделяет   убийцу   от   умственно
недоразвитого  подростка?  Разве   они   не   одно   и   то   же   лицо?
Предположительно, да. И все-таки было бы  ошибкой  добиваться  смертного
приговора для парня, умственное развитие которого остановилось на уровне
десятилетнего ребенка. Это, было бы несправедливо. Это  была  бы  слепая
месть, обыкновенная животная реакция, и не более того.
   Слепая..
   Рафаэль Моррес был слеп. И разве этот его  недостаток  менее  значим,
чем умственная неполноценность Энтони Апосто?  Нет.  Однако  слепота  не
уберегла его от смерти, к которой с ходу приговорил его  Апосто.  А  вот
умственная неполноценность Апосто спасет  его  от  смертного  приговора,
который ему, по идее, должен был бы вынести суд штата. И в этом, подумал
Хэнк, заключается разница между животными и людьми.
   Это и есть справедливость, думал он.
   Справедливость.
 
*** 
 
   Но уже в среду вечером на той же неделе он больше  не  задумывался  о
справедливости для других, ибо в его душе бушевал всепоглощающий гнев по
поводу вопиющей несправедливости того, что произошло с ним самим.
   Тем вечером Хэнк заработался  у  себя  в  офисе  допоздна,  занимаясь
подготовкой плана допроса Луизы Ортега на суде.  Он  решил  использовать
тот факт, что девушка была проституткой, вместо того чтобы пытаться  изо
всех сил скрыть его от присяжных.  Если  он  изначально  скроет  род  ее
занятий, то защита затем постарается подорвать доверие к ее  показаниям,
поэтому он старался подбирать вопросы таким образом, чтобы,  отвечая  на
них, она предстала бы жертвой обстоятельств,  бедной  девушкой,  которую
толкнули на панель голод и крайняя нужда. Однако  он  не  считал  нужным
обнародовать тот факт,  что  девица,  по  крайней  мере  однажды,  имела
сексуальные отношения  с  Морресом.  Для  присяжных  Моррес  должен  был
оставаться  беззащитным,  слепым  мальчиком,   ставшим   жертвой   троих
безжалостных убийц, а потому не нужно разрушать  этот  кристально-чистый
образ, пятная его разного рода интимными подробностями.
   Ну и конечно же он будет предельно осторожен  при  подборе  присяжных
заседателей. У него было право заявить неограниченное число обоснованных
отводов или же  дать  отвод  сразу  всем  тридцати  шести  кандидатам  в
заседатели. Например, он мог  исключить  человека  из  списка  присяжных
просто потому, что ему не понравился цвет его глаз. В идеале же  ему  бы
хотелось включить в  состав  присяжных  хотя  бы  троих  пуэрториканцев.
Однако Хэнк понимал, что это невозможно  и  следует  считать  величайшим
везением, если адвокаты защиты согласятся на внесение в список  хотя  бы
одного. Он долго  раздумывал  над  тем,  кому  отдать  предпочтение  при
подборе присяжных - мужчинам или женщинам, - но затем все-таки пришел  к
выводу, что большой разницы в этом нет.  И  хоть  мужчины,  наверное,  с
большим вниманием отнесутся к свидетельским показаниям Луизы  Ортега,  с
другой  стороны,   они   могут   подсознательно   солидаризироваться   с
мужественностью  трех  убийц.  В  то  время,   как   женщина,   движимая
материнским инстинктом, хоть и проникнется состраданием  к  беззащитному
Морресу, в то же время наверняка воспримет в штыки все, что  проститутка
скажет под присягой.
   И как это бывает почти всегда,  придется  положиться  на  собственное
чутье. При опросе присяжного  ему  сразу  же  станет  ясно,  будет  этот
человек беспристрастен или нет. Он  знал  адвокатов,  утверждавших,  что
самый верный выбор присяжных -  сразу  же  утвердить  первых  двенадцать
человек из списка, и вся недолга. Но Хэнк не был согласен с такой точкой
зрения, будучи уверен, что в таких делах нельзя полагаться на случай,  и
поэтому  во  время  беседы  с  потенциальными  присяжными  он   старался
определить, удастся ли ему расположить к себе того или иного  присяжного
либо нет. Ведь, в конце концов, он был актером, которому  была  доверена
одна из главных ролей в предстоящем  шоу,  и  если  присяжные  не  будут
сопереживать  ему,  то  его  и  без  того  непростая  задача  усложнится
многократно.
   О человеческих  качествах  присяжного  Хэнк  судил  прежде  всего  по
глазам. Он всегда подходил вплотную к опрашиваемому, будь то мужчина или
женщина, и ему очень хотелось верить, что, глядя в глаза человеку, можно
сделать вывод о его умственных способностях, о том, объективен ли  он  в
своих суждениях, настроен дружелюбно или враждебно.  Возможно,  принятые
им за основу критерии отбора были ошибочны, а потому  и  срабатывали  не
всегда.  Разумеется,  ему  приходилось  утверждать  присяжных  и  в  тех
случаях, когда исход дела был очевиден и с самого начала было ясно,  что
вердикт, скорее всего, будет вынесен отнюдь не в его пользу. Но уж  если
глаза не являются теми окнами, через которые на нас смотрит  душа  (Хэнк
не  помнил,  кому  принадлежало  это  оригинальное  наблюдение),  то  он
попросту не мог себе представить, какая иная часть  тела  может  служить
более точным мерилом того, что происходит у человека на душе.
   В шесть часов он  позвонил  Кэрин,  чтобы  предупредить  ее,  что  не
вернется домой к обеду.
   - Ну вот, - огорчилась она. - Значит,  мне  придется  есть  в  гордом
одиночестве.
   - А разве Дженни дома нет?
   - Нет, она ушла.
   - Опять! И куда эту девчонку занесло на сей раз?
   - Она с подружками пошла в кино. В "Рэдио-сити" идет  новый  фильм  с
Брандо.
   - С соседскими девочками? - уточнил он.
   - Нет. Похоже, соседские девочки избегают  нашу  дочку.  Она  позвала
кого-то из школьных друзей.
   - Черт побери, - пробормотал Хэнк. -  Неужели  они  даже  ребенка  не
могут оставить в покое? А когда она вернется?
   - Не слишком поздно. Не беспокойся. Перед  нашим  домом  несут  вахту
сразу двое полицейских, они расхаживают вокруг него, словно часовые.  И,
между прочим, один из них  очень  даже  симпатичный.  Возможно,  я  даже
приглашу его отобедать со мной.
   - Давай-давай, пригласи.
   - А разве ты не будешь ревновать?
   - Ни капельки, - ответил Хэнк. - Но  не  исключено,  что  это  станет
причиной очередного убийства на бытовой почве. Дорогая, я, скорее всего,
вернусь сегодня очень поздно. Так что не жди меня.
   - Нет, Хэнк, я все же дождусь. А если тебе вдруг  станет  скучно,  то
позвони мне еще, ладно?
   - Ладно, позвоню.
   - Хорошо, милый. Пока.
   Он положил трубку и, все еще улыбаясь, снова вернулся к работе.
   В 7.10 вечера его  телефон  зазвонил.  Он  рассеянно  снял  трубку  и
сказал:
   - Алло?
   - Мистер Белл? - уточнил голос в трубке.
   - Да, это я, - машинально подтвердил он. Ответа не последовало.
   - Да, говорит мистер Белл.
   Он снова выдержал паузу, но ответа не последовало и на этот раз.
   - Алло? - сказал Хэнк.
   Молчание в телефонной трубке было глухим,  ничем  не  нарушаемым.  Он
ждал, зажав ее в кулаке, и тоже  молчал,  прислушиваясь,  ожидая  гудков
отбоя, означавших бы, что на том,  конце  провода  повесили  трубку.  Но
никаких гудков  не  последов