воей смерти  сидел  Моррес.
Он еще раз сверил адрес, а затем направился к двери, проходя мимо тощего
мужика в нижней рубахе, сидящего на ящике из-под молочных бутылок. Мужик
курил длинную, черную сигару,  а  на  его  рубахе  темнели  пятна  пота.
Оказавшись в подъезде, Хэнк  чиркнул  спичкой,  принимаясь  разглядывать
почтовые ящики. Замки на четырех ящиках были сломаны, дверцы  распахнуты
настежь. И табличек с именем владельца не было ни на  одном  из  ящиков.
Тогда он снова вышел на парадное крыльцо.
   - Я разыскиваю девушку по имени Луиза Ортега. Вы не знаете, где...
   - No hablo Ingles , - буркнул мужчина с сигарой.
   - Рог favor, - нерешительно проговорил Хэнк. - Donde esta  lamuchacha
Louisa Ortega ?
   - No entiendo , - покачал головой мужчина.
   Хэнк посмотрел на него с искренним недоумением. Конечно,  по-испански
он говорил медленно и с запинками, но все-таки вполне сносно. И тут  ему
стало все ясно: этот человек попросту не хочет с ним разговаривать.
   - Да вы не волнуйтесь,  к  ней  никаких  претензий  нет,  -  поспешил
заверить его Хэнк. - Меня интересует Рафаэль Моррес.
   -  Рафаэль?  -  переспросил  человек,  вскинув  голову  и  равнодушно
взглянув на Хэнка. - Rafael esta muerto .
   - Да, я знаю. Yo comprendo. Я расследую это дело. Soy investigator, -
неуверенно сказал он,  сильно  сомневаясь,  что  по-испански  эта  фраза
должна звучать именно так. Мужчина невозмутимо смотрел на него. -  Habia
Italiano  ?  -  спросил  Хэнк,  делая  отчаянную  попытку  хоть   как-то
поддержать разговор.
   - No, - покачал головой мужик и уже по-английски добавил:
   - Отстань от меня. И вообще, проваливай отсюда.
   - Вы кого-то ищете, мистер? - раздался голос у него за спиной, и Хэнк
обернулся. Там,  у  подножия  крыльца,  стоял,  подбоченясь,  паренек  в
мешковатых штанах и ослепительно белой футболке.  У  него  было  смуглое
лицо, темно-карие глаза, черные совсем  коротко  остриженные  волосы,  и
лишь спереди был оставлен небольшой  островок,  возвышавшийся  наподобие
короны. Сильные руки, крепкие кулаки,  на  среднем  пальце  правой  руки
поблескивала печатка.
   - Мне нужна Луиза Ортега, - сказал Хэнк.
   - Ясно, а кто вы такой?
   - Окружной прокурор, - ответил Хэнк.
   - А зачем она вам?
   - Я хочу поговорить с ней о Рафаэле Морресе.
   - Если у вас есть какие-то вопросы, то  можете  спросить  у  меня,  -
заявил подросток.
   - А ты кто?
   - Меня зовут Гаргантюа.
   - Знакомое имя. Весьма наслышан.
   - Правда? - Его губы слегка скривились в самодовольной ухмылке. -  Ну
да, наверное. Было дело. Мое имя несколько раз  попадало  в  полицейские
протоколы.
   - Я узнал о тебе не из протоколов, - возразил Хэнк. - А от одного  из
Громовержцев. От парня по имени Диабло.
   - Ни слова больше об  этой  вонючей  гадине!  Если  он  только  снова
попадется мне на глаза, ему не жить. Бац! Бац! И он покойник.
   Произнося эту гневную тираду, он сжал кулаки,  и  лицо  его  исказила
яростная гримаса, как будто Диабло был уже у него в руках и он собирался
приступить к расправе над ним. Это свирепое выражение  и  крепко  сжатые
кулаки не оставляли ни малейших сомнений на тот счет, что он и  в  самом
деле отчаянно желал Диабло смерти.
   - Так где я могу найти Луизу Ортега?
   - Я же вам уже сказал, что могу сам ответить на ваши вопросы.
   - Это, конечно, очень любезно с твоей стороны, - вздохнул Хэнк, -  но
боюсь, тебя мне спрашивать не о чем. Ведь тем вечером,  когда  был  убит
Моррес, тебя не было на этом крыльце.
   - Ага, так, значит, вы все-таки признаете, что он был убит, да?
   - Давай покончим с этим раз  и  навсегда,  -  нетерпеливо  проговорил
Хэнк. - Я на вашей стороне. Я представляю обвинение по этому делу, а  не
защиту.
   - Легавый на стороне моих людей? - усмехнулся  Гаргантюа.  -  Ха!  Ну
дела!
   - У меня мало времени, - перебил его Хэнк. - Так ты знаешь, где  она,
или мне отправить за ней детектива, чтобы он привел  ее  в  участок?  Уж
он-то разыщет ее и без твоей помощи, можешь не сомневаться.
   - Да ладно вам... Не злитесь, - примирительно сказал Гаргантюа.  -  А
чего Диабло наговорил вам обо мне?
   - Сказал, что у Всадников ты вроде как один из основных.
   И больше ничего.
   - А он при этом какой был? Нормальный?
   - В каком смысле?
   - Неужто не знаете? Большинство Громовержцев сидит на игле.  Надеюсь,
это вам ясно? Они ширяются. И все без исключения курят "травку". А среди
нас вы не найдете ни одного пацана, который балдел бы от таких вещей. Мы
таких у себя не держим. Чуть что - вышибаем тут же, да  так,  что,  пока
летит, кувыркаться надоест.
   - Что ж, это очень интересно, - похвалил Хэнк. - Ну  так  как  насчет
девушки?
   - Второй этаж, четырнадцатая квартира. Только вряд ли она дома.
   - Ничего. Сейчас выясним, - ответил Хэнк.
   - Тогда я буду ждать здесь. Мне необходимо с вами поговорить.
   - Возможно, я задержусь.
   - Ничего. Мне все равно нечего делать.
   - Ну ладно, договорились, - согласился Хэнк и вошел в подъезд.
   Дешевые многоквартирные дома и есть дешевые дома. Все они создавались
когда-то по одному образу и подобию, и теперь уже практически  ничем  не
отличались друг от друга: дом,  в  котором  живут  итальянцы,  такой  же
обшарпанный, как и тот, где обитают пуэрториканцы, и  оба  они  как  две
капли воды походят на многоквартирные трущобы в  негритянском  квартале.
Все они одинаковы, отметил про себя Хэнк; и  все  они  воняют.  Зловоние
заявляет о себе еще на дальних подступах к квартирам, стоит только зайти
в  загаженный  подъезд  с  поломанными  почтовыми  ящиками  и   разбитой
лампочкой без плафона под самым потолком. Оно неотступно преследует  вас
и когда вы начинаете свое восхождение по лестнице, взбираясь на ощупь по
узким, погруженным  во  мрак  лестничным  маршам,  где  темнота  изредка
разбавляется  тусклым  светом,  проникающим   сюда   сквозь   крохотные,
замызганные оконца на площадках между этажами. Едко пахнет хлоркой, и на
какое-то  время  это  удушающее  амбре  вытесняет   собой   все   прочие
тошнотворные ароматы, кроме, пожалуй,  стойкого  запаха  мочи,  который,
собственно, ею и пытались  перебить.  Зато  теперь  из-за  каждой  двери
доносятся запахи, сопутствующие  процессу  приготовления  пищи:  жареной
рыбы, мяса, спагетти, риса с курицей, капусты,  яичницы  с  ветчиной.  В
коридоре же все эти  изначально  аппетитные  ароматы  сливаются  в  один
мерзкий запах,  не  поддающийся  описанию  и  уже  ни  в  коей  мере  не
ассоциирующийся  с  чем-либо  съедобным.  И  в  какой-то  момент  у  вас
перехватывает дыхание и создается полное ощущение того,  что  лестничные
марши и длиннющие  коридоры  начинают  заполняться  удушливым,  ядовитым
газом,  который  проникает  повсюду,  лезет  в  нос,  наполняет  легкие.
Настоящая газовая атака, задуманная как будто специально для того, чтобы
ваш желудок выворачивало наизнанку.
   По мере его восхождения на второй этаж этого самого обычного  дома  в
одном  из  кварталов  Испанского  Гарлема  гадкое  зловоние   усилилось,
смешиваясь  с   гнилостным   смрадом,   источаемым   мусорными   баками,
составленными на первом этаже под лестницей. Хэнк разыскал квартиру  под
номером 14 и крутанул ручку звонка, установленного на двери примерно  на
высоте плеча. Дверь была выкрашена масляной краской  и  разрисована  под
настоящее  дерево.  Первоначально  она  была  темно-коричневой,  а  идея
нанести на нее беспорядочные  изогнутые  линии  более  светлой  цветовой
гаммы, очевидно, посетила неизвестного  живописца  уже  потом.  Сама  же
дверь была обита листовой жестью, на которой самодеятельный  художник  и
воплотил в жизнь свой творческий замысел. Звонок был  сломан,  и  вместо
громкой,  пронзительной  трели  из-за  двери  послышалось  лишь  глухое,
металлическое дребезжание. Затем все смолкло. Он позвонил во второй раз.
И звонок снова  забился  в  предсмертных  судорогах,  отзываясь  хриплым
скрежетом.
   - Si, si, vengo ! - раздался голос откуда-то из глубины квартиры.
   Хэнк терпеливо ждал. Ему было слышно, как с той  стороны  с  грохотом
опустился на пол тяжелый стальной засов.  Дверь  слегка  приоткрылась  и
резко остановилась, сдерживаемая дополнительной мерой предосторожности в
виде прочной цепочки. В узкой щели возникла часть чьего-то лица.
   - Quien es? - спросила девушка.
   - Я из офиса окружного прокурора, - сказал Хэнк.  -  Ваше  имя  Луиза
Ортега?
   - Si?
   - Я бы хотел задать вам несколько вопросов. Мне можно войти?
   - Ой. - Девушка, похоже, смутилась. - Только не сейчас.
   Я занята. У меня тут гость.
   - Ну так когда...
   - Скоро, - пообещала она. - Зайдите минут через пять-десять, ладно? И
тогда я с вами поговорю, ага?
   - Ладно, - согласился Хэнк.
   Дверь закрылась, лицо девушки  исчезло.  Было  слышно,  как  лязгнула
тяжелая задвижка мощного засова, снова водружаемая на прежнее место.  Он
устало спустился вниз и вышел на улицу. Гаргантюа нигде поблизости видно
не было. Мужчина в  нижней  рубашке  тоже  куда-то  запропастился.  Хэнк
взглянул на  часы,  закурил  сигарету  и  прислонился  к  стене  здания.
Устроенный прямо посреди улицы матч по стикболу  был  в  самом  разгаре.
События на импровизированной  площадке  разворачивались  стремительно  и
сопровождались  обычными   для   таких   случаев   вспышками   гнева   и
эмоциональными перебранками. Эти же игроки, пожалуй, запросто  могли  бы
выступать и перед многотысячными  трибунами  стадиона  "Янки".  Ведь  не
секрет, что игры команд высшей лиги  изобилуют  куда  более  изощренными
проявлениями жестокости, чем можно было наблюдать в этой уличной игре, в
которую играли подростки, каждый из которых мог запросто  взять  в  руки
нож и перерезать горло своему же сверстнику.
   Стоя на парадном крыльце дома, он вдруг понял, что, по  крайней  мере
на первый взгляд, Гарлем казался самым обычным городским районом,  жизнь
в котором была налажена и шла своим чередом. Хотя, конечно, было  бы  не
правильно сравнивать квартиру в Гарлеме с  апартаментами  где-нибудь  на
Саттон-Плейс. Ибо  здесь  просто  невозможно  не  обратить  внимания  на
площадки пожарных лестниц, загроможденные всевозможным хламом,  которому
владельцы еще надеются найти применение в хозяйстве; на  валяющийся  под
ногами мусор, на мух, ползающих по  мясу  в  витрине  мясной  лавки,  на
бедность, выпирающую  здесь  практически  изо  всех  углов  и  щелей.  В
остальном же этот район практически ничем не отличался от  других.  Люди
привычно спешили по своим делам и, судя по всему, были настроены  вполне
миролюбиво - по крайней мере сейчас, в данный  момент,  в  десять  часов
утра этого погожего летнего дня.
   Так что же стало причиной свершившегося здесь насилия?  Что  подвигло
троих парней из Итальянского Гарлема, находящегося  за  три  квартала  и
тридевять земель отсюда, прийти на эту улицу и лишить  жизни  безвинного
слепого подростка?  Конечно,  можно  было  бы  списать  все  на  расовую
неприязнь, но это было бы слишком уж просто. Хэнка не покидало ощущение,
что это был лишь один из симптомов, но не сама болезнь. Так что  же  это
за недуг и чем он мог быть вызван? И если те трое  юных  убийц  были  им
одержимы, если они  и  в  самом  деле  были  больны,  то  оправданно  ли
стремление государства вычеркнуть их из рядов общества?
   Такая постановка вопроса шокировала его.
   "А что еще ты можешь предложить? - мысленно спрашивал он себя. - Ведь
прокаженным же не позволяют свободно разгуливать по улицам, правда?"
   И тут же возражал сам себе: но ведь их и не убивают лишь за  то,  что
они больны. И даже если действенного лекарства пока не найдено,  то  это
вовсе не означает, что поиски его бессмысленны.
   "Да брось ты, - снова урезонивал он себя.  -  Ты  не  психолог  и  не
социолог. Ты юрист. Твое дело - юридические аспекты  преступления.  Твое
дело - наказывать виновных. Виновных", - с горечью подумал он.
   Хэнк вздохнул и поглядел на часы. Пять минут уже прошло.  Он  закурил
новую сигарету и бросил спичку на землю, когда из подъезда, поправляя на
ходу форменную белую панамку, вышел молоденький морячок.
   - А погодка-то замечательная, да? - сказал он.
   - Погодка что надо, - отозвался Хэнк и подумал, что  теперь-то  Луиза
Ортега, надо полагать, уже  наверняка  освободилась  и  он  может  смело
подниматься к ней.
   -  Жрать  хочу  -  умираю,  -  объявил  моряк.  -  Не  было   времени
позавтракать. Не подскажешь, где тут можно найти поблизости какую-нибудь
приличную забегаловку?
   Хэнк пожал плечами:
   - Попробуйте пройтись по Сто двадцать пятой улице, - сказал он.
   - Спасибо. А это где?
   - Жилые кварталы. Вон в той стороне. - Хэнк указал направление.
   - Огромное спасибо, приятель, - поблагодарил моряк. Он задержался  на
крыльце. - А ты.., это.., собираешься сюда, наверх?
   - Да, - подтвердил Хэнк.
   Веселый моряк заговорщицки подмигнул:
   -  Тогда  тебе  лучше  основательно  позавтракать.  Силы   тебе   еще
пригодятся, уж можешь мне поверить.
   - Я уже завтракал, - с улыбкой ответил Хэнк.
   - Так держать, - похвалил моряк. - Что ж, еще увидимся. Только смотри
до тех пор не загреми в тюрьму. -  После  чего  удалился  в  направлении
Парк-авеню.
   Хэнк выбросил сигарету и снова поднялся наверх.  На  этот  раз  дверь
Луиза ему открыла сразу  же.  На  ней  был  розовый  халат  в  цветочек,
перехваченный поясом у талии. Длинные черные волосы распущены по плечам.
Она была без макияжа и босиком. У нее было узкое личико, но худой она не
казалась.
   - Входите, - смущенно улыбнулась девушка, впуская Хэнка в квартиру. -
Извините, что заставила вас ждать. - Она закрыла за ним дверь.
   - Да нет, ничего. Все в порядке, - заверил ее Хэнк.
   - Присаживайтесь, - предложила ему Луиза. Он обвел взглядом  комнату.
У одной стены стояла смятая, неприбранная постель. У  стены  напротив  -
шаткий деревянный стол  и  два  стула.  Рядом  -  старый  холодильник  и
раковина умывальника.
   - На кровати вам будет удобнее всего, - сказала она. - Сядьте там.
   Он подошел к кровати и  присел  на  краешек.  Девушка  устроилась  на
другом ее конце, поджав под себя ноги.
   - Я очень устала, - пожаловалась она. - За всю ночь глаз не сомкнула.
Он будил меня через каждые пять минут. - Она замолчала, а потом добавила
с подкупающей искренностью:
   - Я же проститутка, вы об этом уже, наверное, знаете.
   - В общем-то догадывался.
   - Si. - Она пожала плечами. - А чего в этом особенного?  Уж  лучше  я
буду продавать свое тело, чем наркотики или еще что-нибудь в этом  роде.
Verdad ?
   - Луиза, а сколько тебе лет? - спросил Хэнк.
   - Девятнадцать, - сказала она.
   - Ты живешь с родителями?
   - У меня нет родителей. Я приехала с острова и первое  время  жила  у
своей тетушки. А потом перебралась сюда. Не хочу ни от кого зависеть.
   - Да, понимаю.
   - Ведь в этом нет ничего особенного, правда? - повторила Луиза.
   - Это твое личное дело, - сказал Хэнк, - и оно меня  не  касается.  Я
лишь хочу выяснить, что здесь произошло вечером  десятого  июля.  В  тот
самый вечер, когда был убит Рафаэль Моррес.
   - Si, si. Pobrecito . Он был хорошим пареньком. Он как-то  раз  зашел
сюда ко мне, когда я была с другом. Все наигрывал  какую-то  мелодию.  В
квартире было очень темно, мы с моим другом были  в  постели,  а  Ральфи
продолжал играть нам свои песенки. - Она усмехнулась.  -  Наверное,  ему
тогда тоже было хорошо.
   Хэнк внимательно слушал, мысленно прикидывая, какой вес в суде  могут
иметь свидетельские показания проститутки, в открытую занимающейся своим
ремеслом и не считающей нужным ни от кого это скрывать.
   - Я даже как-то раз дала ему бесплатно, - продолжала Луиза. - Я  имею
в виду Ральфи. Он был славным парнем. Ведь не его же вина в том, что  он
родился слепым, verdad?
   - А что случилось тем вечером, когда его убили?
   - Ну, мы просто сидели внизу на крыльце. Я, Ральфи и еще одна девушка
- тоже проститутка, ее зовут Терри. Тоже из наших, из местных. Она  чуть
постарше меня, ей, наверное, года двадцать два или около того. Ей  нужно
было встретиться с одним из ее друзей, а на улице собирался  дождь.  Так
что мы сидели на крыльце и разговаривали. То есть  разговаривали  только
мы вдвоем, а Ральфи сидел на нижней ступеньке и слушал. Он был  хороший,
славный мальчик.
   - А о чем вы говорили?
   - Ну, Терри рассказывала мне о том, как она напоролась на легавого из
отдела нравов и что потом из этого вышло.
   - И что она тебе рассказала?
   - Сейчас, дайте вспомнить. Небо тогда как-то очень  быстро  заволокло
тучами, и стало совсем темно.
 
*** 
 
   (Над Гудзоном собираются тучи, они плывут  по  небу,  нависая  темным
шатром над кварталами Испанского Гарлема. Со стороны каньона то  и  дело
налетают порывы сильного ветра. Они проносятся по улице, задирая юбки на
двух девушках, стоящих на крыльце  одного  из  домов  и  разговаривающих
по-испански.  Луиза  тщательно  накрашена,  но  она  вовсе  не  выглядит
вызывающе или вульгарно. Так же, как  и  Терри.  Обе  хорошо  одеты,  и,
наверное, это две самые шикарные девушки во всем Гарлеме. Обе  они  юны,
обе  выглядят  великолепно  -   черноокие,   темноволосые,   чувственные
красавицы,   привлекающие   своей   экзотической   красотой    любителей
эротических утех. Все на этой улице знают, что они проститутки.  Местным
парням нет никакого дела ни до Терри, ни до Луизы, и  вспоминают  они  о
девушках, лишь когда в компании заходит разговор о сексе. Местные  парни
считают  ниже  своего  достоинства  спать  с   проститутками,   и   даже
мальчики-девственники  из   Всадников   скорее   предпочтут   оставаться
секс-гигантами  на  словах,   чем   приобрести   практический   опыт   с
проституткой.  Друзьями  девушек  обычно  становятся  мужчины,   которых
занесло сюда, на окраины, в поисках приключений, потому что они слышали,
что в Испанском Гарлеме можно найти девушек, таких, как Терри  и  Луиза.
Утолив свой сексуальный голод, они отправляются восвояси, и зачастую  по
дороге домой их ждет еще одно испытание. Хулиганские нападения на улицах
Гарлема - обычное дело, а мужчина, заявившийся сюда специально для того,
чтобы весело провести время в обществе проститутки, вряд  ли  побежит  в
полицию заявлять об ограблении. Девушки не поощряют хулиганов  и  вообще
не имеют с ними ничего общего. Для них это просто работа - тело в  обмен
на деньги. В разговоре они образно называют своих партнеров  по  постели
"друзьями". Это относится ко всем, с кем им доводится заниматься сексом,
кроме, пожалуй, того мужчины, с которым они  живут  в  данный  момент  -
если, конечно, таковой вообще имеется. Этот персонаж выполняет сразу две
функции, являясь по совместительству  и  любовником,  и  сутенером.  Его
принято называть не иначе, как "мой стари  чок".  Среди  друзей  девушек
есть  респектабельные   бизнесмены   из   Нью-Рошелла   или   пригородов
Лонг-Айленда, но они никогда  не  появляются  в  Испанском  Гарлеме.  Их
девушки посещают в городе, заранее условившись о месте встречи. Один  из
друзей  Луизы,  книгоиздатель,  снимает  квартиру   в   Гринвич-Виллидж,
подальше от своего большого дома  в  Рослин-Хайтс.  Ему  очень  нравится
проводить время в обществе юной, хорошенькой Луизы.  Зато  Терри  как-то
раз попала на вечеринку, устроенную на складе  фабрики  по  производству
автомобильных запчастей в Бронксе. Кровати там  не  было,  и  тогда  она
обслужила одного за другим двенадцать  мужчин  на  одеяле,  которое  они
расстелили прямо на полу.
   Случайные же клиенты, те, что снимают девушек в барах,  обслуживаются
ими в Гарлеме, на квартирах, арендуемых ими на весь вечер или даже всего
на час у какой-нибудь знакомой старухи, которая и зарабатывает на  жизнь
тем, что пускает к себе девочек с  клиентами  да  еще  присматривает  за
детьми, матери которых работают. Луиза снимает свою собственную квартиру
и живет в ней одна, без "старичка". Но она боится, что  однажды