Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
раясь не
обнаружить себя, а главное, вовремя заметить остановку "девятки" и не
наткнуться на ее пассажиров...
Когда машина свернула к Крисвятам, Семен насторожился и снова стал
похож на небольшого хищного зверя. Он вертел головой по сторонам, замечая
все ответвления дороги. Наконец, сказал Стасу:
-- Свернем сюда, посмотрим.
Машина, переваливаясь по корням деревьев, катилась по лесу. Неожиданно
большие деревья закончились, дорога стала ровной, но мокрой. Стас вышел,
потопал ногами по земле.
-- Болото начинается, как бы дальше не застрять.
-- Давай еще немного...
"Девятка" осторожно поползла по мягкой дороге. Через полкилометра
стало, ясно, что дальше ехать некуда...
Валерий потерял "девятку": по спидометру вроде бы и Крисвяты должны
вот-вот показаться, а машины впереди не было. Валерий не решился повернуть
обратно, чтобы не наткнуться на дружков, а снова повторил маневр -- загнал
машину в кусты и стал наблюдать за дорогой. Расчет не подвел -- минут через
двадцать "девятка" проползла мимо него. Проехав метров двести, она вдруг
свернула в лес по мало наезженной дороге. Валерий не сразу решился
преследовать их, подождал, не возвратятся ли... Примерно через час и его
"Волга" поползла по болотистой, едва заметной колее. Через некоторое время
дорога поднялась повыше и стала песчаной, а еще через минуту Валерий
неожиданно для себя выехал почти на берег озера. Интуиция подсказала ему не
показываться на открытом месте. Снова укрыв машину, он пошел разведать
обстановку. Дорога кончалась на берегу, однако в сторону вела свежая колея
-- значит проехать все-таки можно. Валерий вернулся к машине, проверил
надежность маскировки и снова стал ждать.
И опять он не ошибся: "девятка" показалась на берегу. Валерий
удовлетворенно хмыкнул, но их машина вдруг остановилась всего метрах в
пятнадцати от него. Он быстро втиснулся в кусты, однако тревога была ложной
-- Стас вышел посмотреть на колею.
-- Здесь быстро не поедешь, машину надо оставлять ближе к дороге, иначе
мы тут засядем на скорости и все...
-- Ладно, умник, так и сделаем. Садись, еще успеешь оглядеться, когда
вернемся.
У Валерия отлегло, значит они наметили это место для стоянки, что ж,
очень хорошо... Едва "девятка" скрылась за деревьями, он отправился по ее
следу в обратную сторону. Колея довольно быстро оборвалась и он сначала не
понял, почему. Оглядевшись, даже присвистнул -- метрах в ста, почти на
берегу стояла бревенчатая избушка, по виду -- нежилая. Валерий, держась
кустов, осторожно приблизился -- никаких следов людей не было видно. Он
обошел избушку. Вокруг была засохшая чешуя, в полураскрытом чулане свалены
ящики из-под рыбы, но рыбного запаха не было, видимо, рыбаки или браконьеры
были здесь давно, не меньше нескольких дней назад. Отличное убежище, ай да
Семен... Валерий быстро пошел к машине. Перегнать "Волгу" в удобное место
было делом нескольких минут, еще полчаса заняла тщательная маскировка ее
ветками и травой. Теперь снова надо было ждать...
Машину оставили в лесу, не доезжая до поселка. Дальше шли пешком. Перед
поворотом к дому Лемешонков, Семен круто взял в сторону и стал обходить дом
со стороны небольшой возвышенности, откуда хорошо просматривался двор.
Друзья залегли в кустах, разделись, словно загорая на августовском солнце.
-- Стас, дай-ка сюда бинокль.
Стас вытащил из сумки бинокль в чехле и подал Семену. Неожиданно,
зацепившись за ремень бинокля, из сумки вывалился охотничьий нож. Семен с
любопытством поглядел на Стаса.
-- Да мы никак вооружились? Это зачем же, неужели хотите человека
зарезать, а? Ка-а-ак интересно!
Стас быстро уложил нож в сумку и ничего не ответил. Семен тоже не стал
больше подкалывать его и занялся наблюдением. Алексея он засек сразу -- тот
работал в углу огорода. Больше никто из дома не показывался.
-- Так, пащенок дома, а вот кто еще -- не знаю. И где этот гад сейчас?
Трудится, наверно...
В дом идти Семену не хотелось, особенно днем, не будучи уверенным в
том, что хозяина нет дома. Он помнил и кулаки Павла и ружье, что висело на
стене. Этот мужик может и пристрелить, чего доброго. Правда, Семен
кокетничал сам с собой, он был уверен, что против пистолета Павел не попрет,
поймет, на чьей стороне сила и уж второй раз он так не отделается...
-- Будем ждать до шести -- приедет мужик, будем брать всех троих, не
приедет -- только этих. Загорай, ребята, вдруг больше никогда так позагорать
не придется.
-- Не каркай...
-- А ты закрой хавало и заткнись, я не каркаю, а рассуждаю...
Больше никто не промолвил ни слова до самого вечера.
Павел мотался по райцентру из одной конторы в другую, от одного
начальника к двум другим. Они вырастали на его пути, как новые головы у
дракона. Стоило договориться с одним, как тут же возникала необходимость
подкрепить договор еще двумя, а то и тремя подписями. Павел собрался в
кулак, чтобы не дать волю эмоциям и не высказывать в каждом кабинете все,
что он думает о его владельце. В последней конторе, где наконец-то подписали
заказ, Павел обратил внимание на человека в кожаной курточке, внимательно
следившего за борьбой Павла с бюрократами. Когда Павел облегченно закурил на
крыльце, пряча заветные договоры в карман, человек в кожаной куртке окликнул
его.
-- Здравствуйте. Вы -- Лемешонок?
-- Да, он самый, а вы, простите, кто?
-- Степанов, из газеты. Мне тут про вас столько рассказывали -- лучший
в районе арендатор, фермер. Хотелось бы поговорить, вы не торопитесь?
-- Да нет, уже не тороплюсь. Не думал, что до конца рабочего дня все
успею подписать, загоняли проклятые по кабинетам...
-- Идемте, посидим где-нибудь, перекусим.
-- Это бы не помешало, целый день пообедать некогда было. Садитесь в
машину, поедем в ресторан, пока там пусто.
Ресторан мало чем напоминал своих городских собратьев по названию --
столовая и столовая, только по вечерам здесь подавались и спиртные напитки.
Тогда здесь было не протолкнуться, пили за столами, на подоконниках, в
коридоре, вестибюле, на лестнице. Что нельзя было выпить здесь, уносили с
собой...
Сейчас пока была тихо, только за двумя-тремя столиками виднелись
посетители, явно командировочные. Степанов и Павел сели у окна и стали
тоскливо поджидать официантку, одну-единственную на весь зал.
-- Я пишу на сельхозтемы, вот и решил с вами познакомиться, хотел даже
к вам домой ехать, но вот так получилось...
-- А что вас интересует, я ведь фермер без году неделя и успехов пока
особенных нет. Взял бычков, откормил, продал -- вот и вся работа.
-- Мне не хотелось бы писать о вашем хозяйстве, о вашей работе, меня
интересует ваша политическая позиция, философская...
-- Ого, куда вас потянуло. Это не ко мне, какая у меня философия, я уже
рассказал вам только что: откормил -- продал, вот и все.
-- Слышал я, что вы враг колхозов и здесь я с вами полностью солидарен.
-- Скажите, сколько лет вы пишете на эту самую сельхозтему?
-- Я, можно сказать, ветеран -- лет пятнадцать по районам мотаюсь.
-- Ну, вот, а теперь другой вопрос: давно ли вы стали таким врагом
колхозов?
-- Ну, это демагогия. Некорректный вопрос, сами понимаете, какое время
было.
-- А какое было? Такое же. Для вас ведь ничего не изменилось: вы как
ели хлеб, мясо, картошку из магазинов, так и едите... А вы не задумались над
тем, почему вы за мной охотитесь, как эа редким зверем? Потому, что я и есть
пока очень редкий зверь. Мало пока нас, фермеров.
-- Колхозы мешают...
-- А чем это колхоз мне помешать может? Председатели, начальники -- эти
могут, да и то не все. Колхозы разломать можно очень быстро. Согласен, они
народ плохо кормят. И распускать их надо, но как? Вот когда мы, фермеры,
станем по-настоящему на ноги, тогда делайте с ними, что угодно.
-- Честно скажу, не ожидал я от вас таких реакционных, прямо скажем,
взглядов...
-- Лгать грешно, но еще более страшный грех -- говорить правду. Человек
стал человеком только потому, что научился лгать, а значит испытал, что
такое радость и забвение. С тех пор человечеству всегда хочется радости. А
какая радость от той правды, которая идет с экрана телевизора? Пара таких
вот правдолюбцев может погубить в сто раз больше людей, чем армия лжецов.
Посмотрите внимательней вокруг и вы увидите эти жертвы...
-- Странная у вас философия, прямо какой-то Лука из пьесы Горького...
Как вы можете оправдывать все, что творится у нас?
-- Ничего вы, однако, не поняли и не поймете. Страну спасут
обыкновенные человеческие чувства: любовь, сострадание, дружба, долг,
наконец... Хотя мы это уже проходили: я -- должен, ты -- должен... Никому я
ничего не должен.
Вам тоже могу посоветовать -- зарабатывайте побольше и не будете никому
ничего не должны.
-- Как просто у вас, все свели к материальному благополучию.
-- А к чему еще сводить? Что вы делаете в жизни такого, чтобы вас это
отличало от остальных людей. Как вы пишете, не знаю, не читал, а возраст уже
не детский, значит пишете не очень, платят вам мало. Вот вы и ищете, чтобы
еще разломать, чтобы стать знаменитым в одночасье, все вас любить будут,
автографы просить. Нравится вам такая правда?
-- Какая же это правда, вы же совсем меня не знаете?
-- А вот так! Это моя правда и неважно, прав я на самом деле или нет.
Моя и все тут. Вам, я вижу не нравится, а мне может не понравиться ваша, так
что же делать? Вот и идет война разных правд, а страдают люди и кровь льется
настоящая, людская...
-- Вы, я слышал, тоже воевали, ранены... Но ведь воевали за неправое
дело, вмешивались в чужие дела, как же быть с этим? И, наверно, пенсию за
это получаете, льготы имеете?
-- Вот вам и еще одна правда: война была преступная, участники тоже
чуть ли не преступники: воевали не там, где надо -- эначит просто плохие
люди. Одни, мол, протестовали против войны, а вы отправились воевать. Тоже
правда. Только вам этого не понять никогда. Для этого надо было быть там...
Павел помолчал, заканчивая ужин, отодвинул тарелку, взял стакан с
компотом, посмотрел на подозрительную жидкость и отставил в сторону.
-- Нет, дорогой товарищ Степанов, пишущий на сельхозтемы, пенсию я не
получаю, льгот не имею, не заслужил. А деньги я зарабатываю, чего и вам
желаю.
Положив на стол деньги, Павел Алексеевич, попрощался с журналистом
кивком головы и пошел к выходу.
Семену уже надоело наблюдать за домом и двором Лемешонков. Алексей все
еще возился с изгородью, жена часто выбегала во двор выбивать половики,
ковры, выносила мусор... Уборка у нее. Мужик трудится, жена дом стережет. А
фрайерок эабор чинит. Чини, чини, не поможет твой забор против настоящих
воров... Главного не видать, но скоро будет: что-то те, во дворе, часто на
часы посматривать стали и на дорогу. Пора начинать, но хотелось, чтобы они
были в доме, хотя... Семен привстал на коленях.
-- Шварц, тебя он сразу узнает, а вот Стасу наденем кепочку... Так, ты
подойдешь со стороны дороги к фрайерку, пусть он на тебя смотрит, пусть
узнает, он сразу не сообразит. А я пойду за сараем. На меня не смотри, будет
разговаривать -- поговори со старым другом. Шварц на месте пока, а как
только я этого дурачка уговорю, быстро в хату и чтоб баба не пикнула. Только
не вырубай, пусть своими ногами идет. Я за тобой в хату, а Стас бегом за
машиной. Сдавай задним ходом, чтоб сразу рвануть. Пошли.
Стас неторопливо шел по дороге, намереваясь пройти вдоль забора, где
возился Алексей. Уже подходя ближе, он вдруг сообразил, что у Алексея в
руках топор! Ничего себе задачка! А что, если он меня этим топором?
Настроение упало, но Стас продолжал двигаться, как автомат. Семен кустами
проскочил к другой стороне забора и теперь тоже приближался ко двору,
стараясь, чтобы между ним и домом все время находился сарай и укрывал его до
поры до времени. Алексей был занят упрямой перекладиной и заметил Стаса
только метрах в пяти от себя. Рука невольно подтянула к себе топор, но вид у
Стаса был самый, что ни есть, мирный, да и припомнился ему такой задушевный
разговор тогда, в машине...
-- Опять приехали... Что еще надо?
Стас не спускал глаз с топора и боялся, как бы Алексей не оглянулся --
Семен был уже в двух шагах с обрезком палки в руках.
-- Я один приехал... Порыбачить, сам ведь говорил...
-- Нечего тут рыбачить, катись, откуда приехал.
Алексей показал рукой, куда следовало катиться Стасу и заметил тень,
легшую ему под ноги, резко повернулся, но топор поднять не успел. Семен
ударил его сильно, с оттяжкой, прямо в лоб. Алексей мешком осел на землю.
Шварц хорошо видел эту короткую стычку и почти бегом бросился к дому.
Но и Светлана, случайно глянув в окно, увидела тех двоих, упавшего Алексея и
бросилась в комнату, где висело ружье. Сорвав его со стены, она неумело
попыталась переломить стволы, но все уроки Павла вылетели из головы и теперь
она, чуть не плача от досады, ломала стволы о колено...
-- Ну, ружье не сломай, красотка.
Светлана подняла голову -- в дверях стоял тот здоровенный детина,
которой бил тогда Павла. Она вскинула ружье, почти уперлась в грудь Анатолия
и нажала курок... Анатолий взялся за стволы и рванул ружье к себе.
-- Заряжать сначала надо...
Он открыл затвор и побледнел -- в обоих стволах желтели патроны. У него
предательски подкосились ноги. Вот стерва, чуть не убила... Хорошо, что с
предохранителя не сумела снять. Светлана тоже оторопело смотрела на
заряженное ружье и не понимала, почему же оно не выстрелило?
-- И с предохранителя снимать, стерва,-- пришел в себя Шварц и ударил
Светлану по лицу. Ошеломленная неудачей, она слабо попыталась защититься, но
в комнату вошли те двое: маленький уголовник и белобрысый водитель. Силы
внезапно покинули ее. Все, это конец, сейчас они просто убьют меня и все...
Светлана села на стул и тоненько заголосила...
-- Заткни ей пасть, а то всю деревню поднимет. Стас, ты еще здесь? За
машиной, быстро!
Стас исчез, а Шварц завязал Светлане рот какой-то тряпкой и быстро
шарил по шкафчикам. Обнаружил бижутерию, женские безделушки, сунул в карман.
Семен тоже не стоял на месте -- он торопливо заглядывал в ящики, шкафы, не
особенно надеясь найти что-либо ценное, но все-таки -- а вдруг деньги где-то
близко... При этом не забывал посматривать на дорогу, чья машина появится
первой. Потом подошел к сидящей на стуле Светлане.
-- Деньги где, знаешь?
Светлана замотала головой.
-- А муж скоро приедет?
Светлана снова замотала головой и замычала.
-- Ладно, заткнись, и без тебя управимся, мужик сам принесет, чтобы
тебя выручить, кисонька...
Светлана замолчала и испуганно уставилась на Семена -- что еще они
задумали? Семен взял со стола Алексея лист бумаги и ручку, стал что-то
писать. Шварц выглянул в окно и сообщил:
-- Стас приехал, потащили...
Семен закончил писать, укрепил записку в середине стола и подошел к
Светлане, показывая ей стасов нож.
-- Сейчас сама пойдешь и сядешь в машину, а то я тебя немного пощекочу.
Не отводя глаз от сверкающего лезвия, Светлана бочком стала медленно
двигаться к двери.
-- Быстрее, сука, не надейся, муж твой еще далеко. Шварц, тащи фрайера.
Светлана села в машину, все время ощущая острие ножа на спине и
втиснулась в угол, подальше от этой хромированной смерти. Шварц дотащил
Алексея до машины, вбросил его на колени Светлане. Алексей слабо застонал,
но в сознание не пришел. Кровь на лбу запеклась, и рана только слегка
кровоточила. Светлана платьем попыталась стереть кровь, Алексей вновь
застонал.
-- Ты глянь, сестра милосердия! Ты его своим бюстгальтером перевяжи,
ему приятно будет... и мне!
Шварц еще ржал, когда Семен резко вкинул свое тело на переднее сиденье
и приказал Стасу:
-- Вперед. А ты положи их на сиденье, пусть не торчат в машине.
"Девятка" быстро проскочила участок дороги, где им могли повстречаться
люди, но на всякий случай Стас надел большие темные очки, Семен все время
противно сморкался в грязный платок, а Шварц подтянул Светлану к себе,
облапил ее своими ручищами и сам навалился на нее, отпуская грязные шутки.
-- Не прозевай поворот, -- голос Семена вновь приобрел командные нотки.
Машина плавно скатилась с дороги и осторожно пошла по узкой колее между
болот. Не доезжая берега, Стас повернул к избушке, остановился.
-- Шварц, погляди, нет ли там чего?
Шварц взял нунчаки и, поигрывая ими, медленно пошел к избе. Через
минуту он призывно помахал рукой. Все было тихо. Машина, завывая мотором,
преодолела последние метры болотистой почвы и застыла под кустами.
Валерия Петровича разбудил как раз этот последний надсадный вой мотора.
Он укорил себя за то, что чуть не проспал, и задумался. Одни они приехали
или нет? Кто с ними, или дело сорвалось? Выходить сразу было опасно, сейчас
они начеку и могут засечь... Надо подождать темноты...
Павла немного расстроил разговор с журналистом, однако не очень. Он
понимал этого человека с его желанием поскорее добиться успеха и признания,
видел его попытки найти простые решения всех проблем, при которых достаточно
произносить громкие слова о демократии, частной собственности, плюрализме и
все тут же обернется изобилием. Он не мог понять, как такие люди до сих пор
не могут понять, что булки растут не на деревьях, что вымя у коровы не
находится не между передними ногами, а совсем наоборот, но при этом со всех
газетных страниц, телеэкранов учат крестьян уму-разуму и гордо именуют себя
их защитниками и радетелями. А стоит кому-нибудь сделать что-либо стоящее,
его тут же либо душат бесчисленными проверками, либо вообще объявляют
жуликом...
Скоро мысли переключились на дом. Обещал приехать засветло, а солнце
вот-вот сядет и тогда через полчаса будет темно... Не выполняете обещание,
Павел Аленксеевич, нехорошо, надо бы поторопиться. Ужин в этом ресторане был
паршивый, а может разговор этот дурацкий всю пользу от еды уничтожил? Есть
вдруг захотелось до боли в желудке. Сейчас неплохо бы блинов со шкваркой...
Он прибавил газу.
Настроение улучшилось. Павел даже эамурлыкал старую песню, которую пел
редко и то, только когда бывал один.
Эх, трали-вали, а мы того не знали,
Не думали, не ведали, ребята, не гадали,
Что где-то в центре Азии
На брюхе будем лазить мы
По джунглям за останками "фантомов".
Над нами самолеты и Джонсона пилоты
Сегодня отбомбились стороной....
Съезжая к озеру, Павел успел заметить, что в доме не было света, спят
что ли? Вроде бы рановато... Павел почувствовал, как где-то внутри него
сработал сигнал опасности. Это было настолько явственно, что он усмехнулся,
вспомнив слова Светланы, что в нем заложен адский механизм, который забыли
выключить. Но усмешка быстро исчезла -- Павел доверял этому сигналу и все
мечты о блинах улетучились навсегда.
К дому машина подошла накатом, мотор у вездехода был шумный и Павел не
захотел рисковать. Во двор он тоже не стал въезжать, а остановился в
воротах, загородив их. Минуту он неподвижно сидел, всматриваясь в темные
окна дома и надеясь заметить какое-либо движение в нем. Занавески не
шелохнулись, а вот