озовут штурмовать  дворец  Амина?  Ты
знаешь про Амина?
   - Все ясно - я инопланетянин, - сказал Егор.
   - Не отшутишься. Ты из параллельного мира, на тебе это написано.  Я  же
не первую неделю здесь ошиваюсь. И  твои  жмурики  тоже  из  параллельного
мира. Ты мое везение, ты моя карьера.
   - Вера, помолчи, - сказал Егор, - они опять куда-то повернули.
   - Они не хотят попасть на военный полигон, - сказала Вера. -  Чует  мое
сердце, что направились они на законсервированный объект Зиханы-2.
   Над полем ползли рваные слои тумана, похожие на японский гриб,  который
раньше было принято держать в домах. Гриб жил на подоконнике,  испражнялся
в воду, и она приобретала своеобразный  кислый  вкус.  Пили  всей  семьей,
включая невинных детей. Потом кто-то сообразил, что  грибы  канцерогенные,
они из домов исчезли, и Егор так и не узнал, есть ли такие грибы в Японии.
   В тумане по пояс шагали две фигурки - химики Берии.
   - Не спеши, - сказала Вера, - если мы тоже пойдем по  открытому  месту,
есть опасность, что они нас увидят. Давай подождем. Эта дорога тупиковая -
им некуда идти за Зиханы-2.
   - Я посижу? - спросил Егор.
   Ноги страшно устали, просто, отваливались. Тошнило.
   - Тебе наш воздух вреден? - спросила Вера.
   - Это и мой воздух, - обиделся Егор.
   - Ладно, тогда объясни. И поверь, что моя голова устроена нормально,  в
смысле я могу переваривать любую сумасшедшую информацию. Я к этому готова.
Я, кстати, два месяца в Чечне в плену была, без света и в наушниках.
   Егор смотрел, как две фигурки агентов вдруг разом исчезли.
   - Смотри...
   - Я думаю, что если ты устал, то они устали втрое, - сказала Вера. - Ты
молодой, а они пожилые. Они тоже уселись.
   Она была права. Когда  туман  развеялся,  из-за  куста  на  опушке,  за
которым скрывались Егор с Верой, стало видно, что один из агентов сидит, а
второй лежит на земле.
   От травы и листьев шли различные запахи,  Егор  отвык  от  них,  и  его
мутило еще больше.
   - Если тебе не очень плохо, - попросила Вера, - ты  расскажи  мне,  что
можешь, а то потом времени не окажется.
   - Тогда слушай, - сказал Егор, он решил быть с  ней  откровенным.  Ведь
подписки он никому не давал, и чем больше Вера  будет  знать,  тем  больше
можно ей доверять. Так он чувствовал.
   При утреннем свете он смог, наконец, разглядеть настоящую Веру.
   Широкоскулая, с тяжелыми  веками  и  низким  широким  лбом...  лицо  из
былины. Глаза рыжие, в зелень. Широкие плечи, но грудь совсем маленькая...
глаза выхватывали детали тела, лица, но общее пока ускользало.
   Поглядывая на поле, не ожили  ли  там  шахматисты,  Егор  поведал  Вере
вкратце о Нижнем мире, о том, как в него попадают люди, и даже смог  -  за
те же десять минут - рассказать о Берии и консулах, о борьбе среди них и о
том, как они замыслили уничтожить Верхний мир, прежде чем он поглотит их.
   - Но для этого надо быть... не людьми! - воскликнула Вера.
   Спохватилась и поправилась:
   - Я не хотела тебя обидеть.
   - Я там не один, - сказал Егор. - Я там  с  девушкой,  мы  вместе  туда
попали.
   - Это романтично, - сказала Вера. - Между вами есть что-то?  Вы  любите
друг друга?
   - К  сожалению,  там  можно  любить...  только  платонически.  У  людей
изменяется состав крови, мы становимся, как лягушки, холоднокровными.
   - А когда ты вернешься?
   - Еще не знаю. Доктор Леонид Моисеевич работает над вакциной.  Пока  он
говорит, что мы сможем пробыть здесь три дня или меньше...
   - А потом?
   - А потом помрем...
   Судорога скрутила Егора. Чуть не вырвало.
   Он сказал с трудом:
   - Может, вакцина действует меньше. Ее же не проверяли на мышах...
   - Они поднимаются, - сказала Вера.
   Как он мог считать ее бомжихой? Более  подтянутого,  трезвого,  четкого
человека и придумать трудно.
   - Пошли, - сказал Егор, не двигаясь с места.
   - Может, тебе полежать? Я сама пойду дальше.
   Егор поднялся. Его повело, и он схватился за ствол березки.



16. ЕГОР ЧЕХОНИН

   Шахматисты брели к лесу, над которым небо розовело, готовясь к  восходу
солнца.
   Даже издали было видно, что чувствуют они себя погано:  их  пошатывало,
порой один уходил вперед, второй останавливался...
   Один за другим они скрылись в лесу.
   - Далеко до Зихан? - спросил Егор, будто Вера должна была все знать.
   - Я думаю, в этом лесу и прячется  невинного  вида  поселок  городского
типа.
   Они перешли поле, полагая, что  вряд  ли  противники  затаились,  чтобы
следить, не преследует ли их кто-нибудь.
   Там асфальтированная дорожка расширилась, и в самом деле  скоро  по  ее
сторонам  пошли  коттеджи  -  поношенные,  никому  не  нужные,   те,   что
именовались раньше финскими домиками. Все они были  покинуты,  но  не  все
обобраны - наверное, потому, что место это лежало в стороне от  наезженных
дорог,  рядом  расположился  действующий  военный  полигон,  да  и  добро,
оставшееся после института, большой  ценности  не  представляло.  А  может
быть, у  этого  бывшего  поселка  была  дурная  репутация.  Ведь  люди  из
окрестных мест знают, чем занимались здешние химики.
   Вера шла чуть впереди, она была легче в движениях.
   Деревья разошлись, коттеджи уступили место двухэтажным  домикам,  также
пустым.
   Егору этот вид  был  привычен  -  он  жил  в  пустом  мире.  Вера  была
подавлена.
   Справа они увидели кирпичное здание, покрупнее других.  По  фасаду  шли
буквы:

   КИНОТЕАТР ОЗОН

   Заскрипела дверь.
   - Вот они! - Вера остановилась.
   - Только бы не обернулись.
   Они увидели, как Майоранский и Лядов скрылись в кинотеатре.
   - Странное место они нашли, - сказал Егор.
   - Правильное место, - ответила Вера.
   - Ты что-то знаешь?
   - Я подозреваю.
   Лестница к кинотеатру была шириной  во  весь  фасад,  она  упиралась  в
стеклянную стену, в которой и находились двери. Тоже стеклянные,  частично
разбитые и заколоченные листами пластика.
   Они поднялись по лестнице сбоку, в надежде, что их не видно изнутри.
   Прижавшись лицом к стеклу, Егор увидел высокий холл кинотеатра.
   Посреди него стояли три человека - два путешественника из  Чистилища  и
грузный седой мужчина в синей военной форме  с  нашивками  на  рукавах,  в
каскетке с большим гербом.
   Над ними висела хрустальная люстра умопомрачительных размеров, которая,
как ружье на  стене,  должна  когда-нибудь  выстрелить  и  разлететься  на
миллион искр по пыльному каменному полу.
   Сквозь разбитое стекло было слышно каждое гулкое слово, произнесенное в
холле.
   - А как Мосин? - спрашивал Лядов. - Гена Мосин, как он?
   Человек, обклеенный нашивками, отвечал обстоятельно и басовито.  Лядова
он знал и доверял ему.
   - Мне не докладываются, - говорил он. - Кто  будет  мне  докладываться?
Они меня в большинстве и тогда не замечали. Что такое  -  зам  по  режиму?
Только когда я заходил в лабораторию или  к  себе  вызывал  за  нарушение.
Тогда спохватывались.
   - Ну уж, брось, Николаич, - возразил Лядов. - Мы с тобой сколько вместе
выпили?
   - Ты что-то  выглядишь  неладно,  -  сказал-Николаич.  -  Болеешь?  Или
последствия? У нас у многих последствия, а меня ничего не берет.
   - А я обрадовался, что тебя увидел, - сказал Лядов,  -  я  когда  моего
друга сюда подышать воздухом привез, не думал, что кого-нибудь из знакомых
встречу.
   - А ты что, провалился тогда? Исчез, как дезертир с боевого участка.
   - Пришлось уехать. Ты же знаешь мои семейные дела.
   - А многие удивлялись.
   - Честное слово - личные причины.
   - Вот видишь, до чего нас перестройка  довела,  -  сказал  Николаич.  -
Чтобы я, зам по режиму, можно сказать, генерал-майор, работал охранником!
   - Ну уж, наверное, не охранником, а начальником охраны.
   - Только слово одно. У  меня  всего  двое  осталось.  Спят  еще.  Ночью
ходили. Ночью опасные воры приезжают, за досками и стеклом по домам шарят.
А остальные сбежали.
   - Как так сбежали?
   - А так, что не платят нам. Вот люди и бегут.
   - А что, армия не помогает?
   - У нее свои проблемы. Не помогает.
   - Хорошо, - сказал Лядов, - пошли к тебе, посидим, ты нам  посоветуешь,
где можно порыбачить.
   - А у вас машина?
   - Мы машину не стали брать. Оставили все снаряжение на станции, а  сюда
на автобусе.
   - Ну пошли, пошли, - сказал генерал Николаич.
   Он развернулся и понес свой рыхлый живот к приоткрытой двери в  дальнем
конце вестибюля.
   Они по очереди скрылись за дверью - впереди  Николаич,  за  ним  легким
суворовским аллюром Лядов. Наконец, Майоранский. Этот был  всех  старше  и
слабее, потому еле тащил ноги.
   Но, глядя на него, Егор понимал, что и он безнадежно стар, ему  сделать
шаг - выше сил. А рядом Вера, интересно, сколько она берет в  высоту?  Или
бегает с барьерами?
   Спросить Егор не успел.
   Вера сказала:
   - Пошли. Больше здесь охраны нет.
   - Куда?
   - Нельзя от них отставать. Мы не знаем, куда их понесет.
   Вера уверенно пересекла  вестибюль.  Егор  брел  за  ней,  он  поглядел
наверх: хрустальная люстра - сейчас рухнет.
   Снаружи встало солнце, и первые горизонтальные лучи  достигли  подвесок
люстры, породив взрыв света.
   На полу валялось много окурков.
   Вера попала в  поток  света  и,  окруженная  золотым  нимбом,  казалась
античной богиней из тех быстрых охотниц или бегуний, что  соревновались  с
оленями.
   Она подошла к двери со скромной табличкой "Комендатура".
   Встала у косяка.
   Егор испугался, что дверь откроется и кто-нибудь выйдет. Он собрал  все
силы и добежал до Веры.
   Вера стояла, прижавшись спиной к косяку, голова  склонилась  к  щели  в
неплотно прикрытой двери.
   Ей, может, и было что-то  слышно,  Егор  же  не  слышал  ничего,  кроме
невнятного гула голосов.
   Он хотел попросить Веру повернуться, но тут изнутри донесся короткий  и
натужный вскрик, будто человек поднимал непомерную тяжесть  и  надорвался.
Потом наступила тишина.
   - Да в кармане ищите, в кармане, - раздался  громкий  голос  Лядова.  -
Быстрее.
   Вера оторвалась от стены и, схватив  Егора  за  руку,  потащила  его  в
сторону, к лестнице, ведущей наверх, к зрительному залу. Егор вдруг, как в
кошмаре, понял, что он уже был в этом кинотеатре и  так  же  прятался  под
широкой лестницей на второй этаж, только это  была  лестница  в  ресторане
"Приморский", где собирались консулы.
   Стало совсем муторно, Вера сильно дернула его  за  руку  -  и  вовремя,
потому что как раз в этот момент высунулся Лядов  и  начал  осматриваться.
Вера замерла, прикрыв телом Егора, словно  полагала,  что  на  женщину  не
обратят внимания.
   Им помогло то, что солнечные лучи, пересекавшие вестибюль, били  Лядову
в лицо, а лестница была в густой утренней тени.
   - Выходи, - сказал Лядов. - Все в порядке.
   - Я посижу, - сказал Майоранский, - мне дурно.
   - Кончим работу и будем тогда сидеть, - отозвался Лядов.
   Майоранский принялся грязно  ругаться,  но  ругался  он  так  негромко,
монотонно и равнодушно, что ничего неприличного  в  его  ругательствах  не
было.
   Потом, придерживаясь за стенку, он опустился на пол и  сел,  прислонясь
спиной к стене.
   - Пять минут, - сказал он.
   - А то пойду без  вас,  -  пригрозил  Лядов.  -  А  вы  тут  останетесь
подыхать.
   - Славный разговор между коллегами,  -  отозвался  Майоранский.  -  Как
сейчас слышу отзвуки гуманизма.
   - Не вам говорить о гуманизме. Лев Яковлевич!
   - А вы откуда знаете?
   - Птичка в клюве принесла!
   - А в самом деле, вы это придумали? Вы придумали, чтобы меня оскорбить?
   Майоранский был испуган.
   - Почему?  Но  я  знаю  от  Берии,  он  мне  сам  говорил,  что,  когда
отравленные вами заключенные умоляли вас их прикончить, вы смеялись  им  в
лицо.
   - Ложь! Наглая ложь.
   Сидя, Майоранский поднял тонкий палец, словно боярыня Морозова, сидящая
в розвальнях.
   - Вставайте, идти пора, - сказал Лядов.
   - Нет, постойте! Вы кинули мне в  лицо  обвинение,  и  я  считаю  своим
долгом его опровергнуть.
   - Даю вам минуту, - сказал Лядов. - Потом уйду.
   - Во-первых, - произнес Майоранский, тряся пальчиком, -  я  отсидел  от
звонка до звонка по сфабрикованному против меня обвинению в сотрудничестве
с Берией и Судоплатовым. Так что даже формально обвинить меня нельзя.
   - Кто вас обвиняет?
   - Не перебивать! Я доктор наук и  профессор!  Если  бы  не  эти...  эти
волюнтаристы, я был бы сейчас академиком!  У  меня  есть  план  ликвидации
американского империализма.
   - Тут у  нас  с  вами  много  общего,  -  согласился  Лядов.  -  Только
американскому империализму плевать.
   - Наплюется! Кровью умоется! - пригрозил Майоранский.  -  Я  согласился
сотрудничать в этой операции именно потому, что это  близки  к  теме  моей
работы.
   - В чем же тема вашей работы?
   - Служить родине! - завершил  спор  Майоранский  и  медленно  поднялся.
Лядов ему не помогал.
   Он пошел вперед, к выходу из кинотеатра.
   Майоранский брел следом, перебирая руками по стене, может быть, в самом
деле ему было плохо, а может, демонстративно страдал.
   - Постой здесь, - приказала Вера. - Не вылезай, все испортишь.
   Она была очень молода, моложе Егора, и  инстинктивно  чувствовала  свое
моральное превосходство над слабыми. Она не стремилась заботиться о Егоре,
но командовать им уже начала, будто  именно  ей  было  предписано  спасать
Землю от гибели.
   Вера скользнула вдоль стены, к двери, заглянула в комнату коменданта.
   Ее не было минут пять, а может быть, Егору так показалось - он отвык от
времени.
   Вера вернулась, пряча в карман куртки маленькую фотокамеру.
   - Что они с ним сделали? - спросил он.
   - Убили. Я задержалась, я пистолет искала или какое-нибудь  оружие.  Но
не нашла. Может, и не было.
   - Или Лядов взял.
   - Или Лядов взял. Пошли, они наверняка залезли вовнутрь.
   - Куда вовнутрь? - спросил Егор.
   - Если бы Лядов хотел просто посетить родные  пенаты,  он  бы  не  стал
нападать на Николаича, правда?
   - Конечно же, они ключи взяли.
   - А Лядов здесь свой человек. Он все ходы и выходы знает, и к тому  же,
если я тебя правильно поняла, он не так давно нас покинул.
   Они подошли к стеклянной стенке  и  увидели,  что  биологи  только  что
спустились на улицу и завернули за угол кинотеатра.
   Вера и Егор последовали за ними и осторожно выглянули из-за угла.
   Впервые Егор увидел своих  оппонентов  при  ярком  солнечном  свете.  И
ужаснулся - не тому, что предстало его глазам, а пониманию, что он  и  сам
принадлежит к той же породе.
   Казалось, что породу эту можно было назвать лиловыми людьми... а может,
серыми...
   - Мы похожи на покойников, - сказал Егор.
   - Как говорится, краше  в  гроб  кладут,  -  ответила  Вера.  Она  была
возбуждена, как собака, взявшая след. Она неслась  к  своей  журналистской
славе.
   Они разговаривали почти в полный голос, потому что утро было  шумным  -
от шуршания ветра, скрипа старых домов,  пулеметных  очередей  на  военном
стрельбище и отдаленного рокота танковых моторов, от далекого стука  колес
поезда и его дальнего  гудка  -  даже  от  карканья  воронья,  населявшего
мертвый город номер такой-то.
   Биологи остановились у  задней  двери  в  кинотеатр.  Лядов  возился  с
ключами, а Майоранский, вместо того чтобы исполнять свой долг и стоять  на
стреме, присел у стены, морщился,  подставляя  лицо  солнцу,  и  вроде  бы
собирался помереть.
   Дверь заскрипела и открылась.
   - Пошли, что ли? - спросил Лядов.
   - А если я не пойду? - ответил вопросом Майоранский.
   - Тогда я вас подстрелю, - сказал Лядов.
   Он вытащил из кармана пистолет - вот куда делось оружие коменданта!
   - Ах, не пугайте меня, Лядов, - сказал Майоранский. - Если бы вы знали,
сколько меня в  жизни  пугали  пистолетами  и  револьверами.  Ничего,  еще
живу...
   - Но скоро перестанете.
   - Чем скорее мы выполним свое задание,  -  сказал  Майоранский,  -  тем
больше шансов вернуться живыми.
   - А вы уверены, что мне этого хочется?
   - В ином случае через день-два вы просто помрете.
   - Не просто, - уточнил Лядов, - а в мучениях. Как ваши пациенты.
   - Если вам хочется исторической точности, - сказал  Майоранский,  -  то
мои пациенты порой умоляли о смерти. А я ее им не дарил. Потому что обязан
был довести опыт до конца.
   - Вы убийца хуже фашистов, хуже Менгеле.
   - Не старайтесь меня оскорбить, - сказал Майоранский. -  Не  выйдет.  Я
причинял людям боль. Но учтите, что это были  не  люди,  а  враги  народа,
троцкистские двурушники, шпионы и диверсанты,  которые  хотели  уничтожить
нашу Родину. Вы куда хуже меня,  Лядов,  потому  что  вам  совершенно  все
равно, кого убивать. Это аморальность высшего типа.
   - Аморальности высшего типа не бывает, - сказал Лядов, - как не  бывает
рыбы второй свежести. Я никогда никого  не  убивал.  Я  знал,  что  боевые
отравляющие вещества, которые мы разрабатываем, - поручительство того, что
наши враги не посмеют развязать биологическую или химическую войну, потому
что у нас есть, чем им достойно ответить. От моих ядов  погибали  крысы  и
морские свинки. Но люди - никогда.
   - А если бы ваши отравляющие вещества были употреблены  в  какой-нибудь
войне... допустим,  в  Афганистане.  Мне  много  рассказывали  о  тамошних
военных действиях. Если бы их распыляли над кишлаками афганцев...
   - Что-то быстро вы забыли про идеологию, - засмеялся Лядов. -  А  я  ее
помню. Если мой Ви-икс попадет на базу басмачей, то их смерть спасет жизни
нашим советским солдатам.
   - А если на мирный кишлак?
   - Но ведь этого не было, не было!
   - Тогда открывайте дверь, -  сказал  Майоранский.  Он  чувствовал  себя
победителем в споре. - И идите, я вас догоню.
   - Идти далековато.
   - Я догоню, догоню...
   Сначала за дверью скрылся Лядов.
   Майоранский последовал за ним через полминуты.
   Был слышен его голос:
   - Здесь темно, черт побери! Сам черт ногу сломит.
   Потом все замолкло.
   Вера перебежала к двери.
   - Странно, - сказал Егор, - зачем лезть под кинотеатр?
   - Я сильно подозреваю, - сказала Вера, - что мы  имеем  дело  с  весьма
секретным институтом. Не исключено, что какой-то из его объектов помещался
именно под кинотеатром.
   - Ага, - согласился Егор, -  тогда  американский  шпион  ни  о  чем  не
догадается.
   Они вошли в подземный коридор.
   Там  в  самом  деле  было  темно.  Но  не  так  темно,  как  показалось
Майоранскому.
   Впереди горела неяркая лампочка.
   Видно, охрана заботилась об этом коридоре.
   Вера чуть не налетела на медленно бредущего Майоранского.
   Майоранский услышал ее шаги.
   - Кто там? - спросил он. - Кто идет?
   - Вы что кричите? - донесся спереди голос Лядова. - Испугались?
   - Там сзади кто-то идет.
   - Тогда тише. Стойте и слушайте.
   Все замерли.
   Все старались не дышать.
   Хуже всего это получалось у Майоранского -  дыхание  вырвалось  из  его
горла хрипло и громко.
   - Отодвинься, - приказал Лядов. - К стене!
   Теперь он вел себя как главный.
   Раздался громкий звук. И тут же, а может,  даже  раньше,  Егор  услышал
свист пули.
   И сразу вспомнил: если услышал свист, значит, это не твоя пуля.
   И вспыхнуло возмущение: этот Лядов совершенно отмороженный. Так и убить
можно!
   Ну конечно, он этого и желал.
   Я до него доберусь!
   - Если там кто есть, - сказал Лядов, - то  мотай  отсюда,  у  меня  еще
полная обойма!
   - Может, мне показалось? - спросил Майоранский.
   - Любую возможность ищете, чтобы отдохнуть, - проворчал Лядов.
   Снова зашуршали шаги, и Лядов сказал:
   - Здесь направо. Я сейчас свет врублю.
   Справа образовался светлый прямоугольник. Проем в стене.
   Голоса Лядова и Майоранского заглохли.
   - Майоранский мне понятен, - сказала категоричная Вера. - Он бериевский
сокол. А вот Лядов - загадка.
   - Он тоже продукт с особенного поля, - сказал Егор. - Во всех странах -
и у нас, и в Америке - есть ученые, которым наплевать на результаты  своих
убийственных экспериментов. Они получают