т пять или  шесть  боевых  велосипедистов  в
касках и серебристых плащах. Они ехали по  тротуару,  прижимаясь  к  стене
дома и не приближаясь к рикше.
   Но  у  Леонида  Моисеевича  не  было  сомнений:  это  -  охотники.  Они
выслеживают дичь. И не самого доктора - чего его выслеживать - и так  весь
на виду. Они выслеживают Люсю и генерала - тех, к кому едет доктор.
   От них уйти будет потруднее, чем от рикши.
   Это было как в клинике. Ты смотришь  с  надеждой  на  доктора,  который
пишет заключение после анализов, и робко спрашиваешь:  "Ну  как  у  меня?"
"Плохо, - отвечает доктор. - У вас неизлечимая болезнь".
   Доктор сидел в оцепенении, а рикша продолжал сам с собой:
   - Человек один ничего не может, недаром об этом мудрые люди писали.  Вы
как относитесь к членству в организации? Правильно, я тоже  воздерживаюсь,
потому что непосредственное членство -  это  удел  слабых,  но,  с  другой
стороны, быть одиноким волком я вам не советую... Да вы  и  без  меня  это
знаете, едете сейчас к своему шефу, я правильно угадал?
   Теперь надо было убежать от рикши.
   Как это сделать?
   И еще над ухом непрерывный словесный поток...
   Выехали на набережную. Коляска задергалась - мостовая оставляла  желать
лучшего.
   Где-то здесь рикша оставлял коляску в прошлый  раз.  Вернее  всего,  он
вот-вот остановится.
   Доктор улучил этот момент.
   - Так свой экипаж поломаю, - сказал рикша.
   Коляска стала останавливаться.
   Доктор посмотрел по сторонам. Справа - парапет, за  ним  -  серая  вода
канала. Слева - старые двухэтажные здания, в одном был  когда-то  магазин.
Этот двор может быть проходным. Впрочем, размышлять не приходится.  В  его
распоряжении минута и эффект внезапности.
   Наверное, Леонид Моисеевич с детства так не  бегал  -  как  хорек,  как
солдат под бомбежкой.
   Когда он бежал по длинной сводчатой подворотне, сзади донесся громкий и
растерянный голос рикши. Значит, он еще только соображает, что делать.
   Доктор оказался в узком длинном дворе - в том конце еще одни ворота - в
следующий двор.
   Теперь рикша уже бежит за ним. Это доктор чуял спиной.
   Двор завершался тупиком - выхода на Сенную не было.
   Справа была видна распахнутая, на одной петле, дверь, возле нее  ржавая
вывеска "Ремонт часов".
   Доктор вбежал в полутемное помещение и увидел, что за высоким  покрытым
столом сидит человек в белом халате и рассматривает часы.
   - Простите, - сказал доктор, - здесь есть выход?
   Он неловко толкнул угол стола, стол пошатнулся, человек упал головой на
стол и уронил пинцет.
   Часы покатились яичком со стола и звонко ударились о каменный пол.
   Часовщик был давно мертв.
   За его спиной виднелась дверь.
   Доктор кинулся туда. Упал стул.
   Он пробежал темным коридором, оказался в небольшой комнате с окном.
   На подоконнике стояли в горшках бумажные цветы.
   На диване, прикрыв  ноги  скатертью  с  изображением  плюшевого  тигра,
полулежала рыжая женщина с белым в веснушках лицом.
   - Здравствуйте, - сказала она доктору.
   Он намеревался спрятаться здесь, но женщина могла его выдать.
   Доктор услышал, как в часовую мастерскую вбегает рикша.
   Окно было без стекла.
   Доктор перевалился через подоконник. За ним на  улицу  выпали  бумажные
цветы.
   Он был на Сенной.
   Логично было бы перебежать улицу и искать спасения в зовущей,  открытой
двери магазина "Судостроение".
   Доктор заставил себя не  поддаться  очевидному,  пробежал  по  улице  -
первое окно, второе, третье... дверь.
   Вот он в подъезде.
   Тут темно, но стекла с переплетами во входной двери сохранились.
   Доктор встал у стенки так, чтобы видеть улицу. Он надеялся, что снаружи
его не разглядят.
   Он увидел, как  рикша  выбежал  на  улицу  и,  почти  не  задерживаясь,
поспешил к книжному магазину.
   Теперь он будет носиться по помещениям магазина, разыскивая доктора под
полками или на складе.
   Доктор перебежал обратно к  окну,  возле  которого  приглашающим  ярким
пятном валялись бумажные цветы, и влез в комнату.
   - Ах, это опять вы? - удивилась женщина  на  диване.  -  Вы  не  видели
Аркадия?
   - Он там, - сказал доктор.
   - Скажите ему, что сломался телевизор, - сказала женщина.
   Проходя мимо мертвого часовщика, доктор сказал, что сломался телевизор,
но часовщик, конечно же, не ответил.
   На набережной стояла коляска.
   Доктор думал было воспользоваться ею, но решил, что это слишком тяжело,
да и он сам будет очень заметен.
   Может, выкинуть коляску в воду?
   Нет, он этого не сделает. Каким бы человеком ни был  рикша,  коляска  -
его жена, любовница, смысл бессмысленной жизни.
   Доктор быстро пошел по набережной.
   И когда до  Большой  Подъяческой  оставалось  всего  ничего,  он  вдруг
остановился.
   Впереди, у моста через канал, стояли  велосипедисты.  Может,  поджидали
его, может, потеряли, но знали, где устроить засаду.
   Доктор ринулся к стене дома, прижался спиной.
   Он теперь не видел велосипедистов, а они  не  видели  его.  Но  вот-вот
сзади должен был появиться рикша.
   Если жертва  видит  охотника,  она  получает  преимущество.  Она  может
напасть первой, а может кинуться в заросли.
   Доктор избрал второй путь.
   Побежал к Подъяческой кружным путем по  Римского-Корсакова.  Потом  ему
пришлось некоторое время  искать  проходные  дворы.  Ведь  прямая  Большая
Подьяческая просматривалась из конца в конец, и если они оставили у начала
канала велосипедиста, тот наверняка увидит Леонида Моисеевича.
   Доктору опять  повезло.  Длинные  проходные  дворы,  которые  соединяли
уходящие в глубь квартала корпуса, помогли добраться до нужного  дома.  Он
поднялся по черной лестнице.
   Вот и нужная квартира.
   Черная дверь, к счастью, была открыта, стучать не надо.
   Впрочем, чего в  этом  хорошего?  Ведь  предупреждали  же  ее  -  двери
запирать!
   Доктор тяжело дышал.
   Ноги дрожали. Это была реакция на нервную гонку.
   Он осторожно открыл дверь и оказался на коммунальной кухне, просторной,
с четырьмя плитами и четырьмя хозяйственными столами.
   Доктор сразу  догадался,  что  Люся  выбрала  себе  один  из  столов  и
поставила там вымытую посуду. Он подумал, что Люся, вернее  всего,  успела
спуститься к каналу и набрать воды. Молодец, умная девочка, чистюля.
   Доктор прошел по коридору.
   - Люся! - позвал он громко.
   Никто не откликнулся.
   Доктор почувствовал, что в квартире никого нет.
   Как будто исчезновение  небольшого  человеческого  тела  из  всех  этих
комнат настолько нарушило состояние воздуха, что  ты  уверен  в  том,  что
квартира пуста.
   Доктор заглянул в каждую из комнат, а их в квартире было шесть.
   В третьей было жилище Люси с Егором.
   На столе лежали бумаги, журналы, даже старые газеты, на тахте  валялась
толстая открытая книга.
   Доктор пошел к двери.
   Наружная дверь приоткрыта.
   Вернее всего, Люся сама пошла куда-то. Может, за водой? Или к генералу?
   Стало ей тоскливо сидеть одной, вот она и пошла к Чумазилле.
   Доктор понял, что надо оставить записку.
   Он сел за стол, взял чистый лист бумаги, заточенный карандаш.
   Как написать, чтобы она поняла, а  чужому  взгляду  записка  ничего  не
скажет?
   Доктор успел  написать  только:  "Дорогая  Люся!",  как  услышал  снизу
голоса.
   Он кинулся к окну.
   С третьего этажа было  видно,  как  в  нескольких  десятках  метров  от
подъезда посреди мостовой остановилась растерянная Люся.
   К ней от канала бежали велосипедисты.
   - Стой! - вопили они, стараясь перекричать друг друга.
   Люся кинулась было бежать  в  другую  сторону,  но  оттуда  уже  крутил
педалями рикша.
   И чего же я не кинул коляску в реку!
   - В подъезд, Люся, в подъезд! - закричал доктор.
   Люся подняла голову, увидела Леонида Моисеевича.
   - Что? - крикнула она. - Что вы говорите?
   И тут же на нее накинулся первый из велосипедистов.
   Люся стала отбиваться, и этим дала им повод ее бить.
   - Не смейте! - закричал доктор. - Отпустите.
   - Ах, вот ты где! - обрадовался рикша.
   И кинулся к подъезду.
   Но доктор не стал его дожидаться, а побежал по лестнице вниз.
   Он встретил рикшу на втором этаже.  Рикша  схватил  его,  он  был  куда
сильнее и злее.
   - Да я же не убегаю! - кричал доктор.
   Рикша заломил ему руку за спину и так вывел его на улицу.
   - Ну зачем вы так, - сказала Люся, когда их вели к каналу.
   - Что так? - не понял доктор.
   - Стали кричать. Они бы вас не заметили. А потом бы вы  с  Егором  меня
освободили.
   Велосипедисты с шутками и гоготом мальчишек, выигравших футбольный матч
у соседнего двора, связали пленникам руки перед животом и  потащили  их  к
набережной. Там взобрались на велосипеды -  одни  ехали  спереди,  натянув
веревки, другие перекликались сзади.
   Рукам было больно. Веревки дергались, узлы впивались в запястья.
   Зато велосипедисты не слышали, о чем разговаривали Люся с доктором.
   Доктор рассказал ей, что Егор уже находится в  реальном  мире,  чем  ее
страшно испугал. Она не думала, не хотела думать об  опасности  для  Земли
или каких-то химических складах - ее Егорушка, ее единственное  сокровище,
ради которого стоит жить, ушел от нее.
   Она и жалела его, и боялась за него, а то  принималась  казнить  его  и
проклинать, потому что нельзя думать только о  себе  -  разве  так  можно,
кинуть ее в этой яме? Я же за ним пошла бы куда хочешь, хоть  на  Северный
полюс.
   Потом ею завладела новая мысль:
   - Леонид Моисеевич, а у вас еще вакцина осталась?
   - Даже если бы осталась...
   - Вы должны, вы обязаны меня тоже уколоть.
   - Зачем? Не лучше ли подождать, пока вернется Егор?
   - А кто его будет защищать? Он же все позабыл - его любой бандит  убить
может. Он же мягкий, он же тряпка!
   - А ты?
   - А я железная, я как кошка живучая.
   - Ладно, - согласился доктор, чтобы утешить девушку.  -  Я  тебе  вкачу
вакцины.
   - Почему согласились? - Люся  была  охвачена  подозрением.  -  А  потом
обманете?
   - Глупышка. Кто нас с тобой подпустит  теперь  к  вакцине?  Неужели  ты
думаешь, что они тащат нас для того, чтобы накормить обедом  и  отвести  в
балет?
   - Бросьте шутить! - Люся была настроена серьезно. - Мы убежим и  отыщем
Егора.
   - Хорошо, - сказал доктор. - Сделаем, как ты велишь.
   Он устал бежать за велосипедистами и готов был уже взмолиться о пощаде.
   Но, на счастье, велосипедисты и сами устали крутить педали.
   Они поехали тише, со скоростью шага, и пленники уже  не  так  мучились,
если не считать, что веревки держали  их  туго,  так,  что  затекли  руки.
Доктор достаточно  знал  Берию,  чтобы  предположить,  что  их  спрячут  в
казематах и-Берия будет допрашивать обоих.
   - Держись, Люся, - сказал он на прощание девушке, когда  их  подвели  к
ступеням Смольного.
   Рикша остался у ворот. Ждать заданий.



13. ЕГОР ЧЕХОНИН

   Егор недостаточно знал Петербург.
   Он был там с отцом на школьных каникулах в девятом классе, отец  считал
себя просветителем и с утра  доставал  записную  книжку,  в  которой  были
учтены все музеи и галереи, а также выдающиеся памятники архитектуры. Егор
устал за неделю и мало что запомнил.
   Но Егор думал, что у  него  есть  преимущество  перед  агентами  Берии.
Вернее всего они сбежали из мира раньше, и даже  значительно  раньше,  чем
он.  Может,  он  думал  так  оттого,  что   Майоранский   был   похож   на
киноменьшевика, а Лядов - на Суворова. И одеты они старомодно.
   Обычно люди одевались в Чистилище так, как привыкли делать при жизни.
   Эти мысли промелькнули у Егора, пока он перемещался в свой старый  мир.
Само перемещение не занимает времени и в то же  время  объективно  кажется
долгим.
   И тут он очутился в нашем с вами мире.
   Он и не мечтал здесь очутиться. И все произошло так быстро, что  он  не
подумал о Люсе. А сейчас, стоя на каменном полу пустого пыльного цеха,  он
вдруг понял, как плохо он поступил.
   Хотя и не мог поступить иначе.
   Но он не должен был - не имел права оказаться дома без Люськи. Это было
предательством.
   Пока  сбивчивые  мысли  неслись  в  сознании,   Егор   осматривался   и
прислушивался.
   Все было иначе.
   Во-первых, воздух - живой, наполненный запахами и звуками.
   Может быть, если ты живешь здесь всегда, то этого  гудения  воздуха  не
чувствуешь.
   На самом деле - это главное, что ощущает человек, пришедший _оттуда_.
   Егор осмотрелся. В гулком  здании  покинутого  цеха,  в  дальнем  конце
которого стояли штабеля ящиков, было совсем пусто. Может,  поздно,  может,
выходной, а может, завод стоит.
   Пол был пыльным. Пылинки, миллионы пылинок танцевали в воздухе, где  из
высокого окна цех пронзал по диагонали луч солнца.
   Господи, это же солнце! Какая радость!
   Егор сделал несколько шагов в сторону луча и  остановился  -  увидел  в
пыли следы ботинок.
   Вернее всего следы агентов.
   Они знали, куда идти. И пошли не прямо в торец  цеха,  как  намеревался
Егор, а направо, к небольшой двери.
   Он быстро пошел по следам, но, еще не  дойдя  до  двери,  был  вынужден
остановиться, потому что перехватило дыхание.
   Воздух здесь был тугим, он с трудом входил в легкие, когда спешишь. Это
придется учитывать. Ты же мертвый человек в отпуске  среди  живых  на  три
дня!
   Приоткрытая дверь вывела Егора на заводской двор.
   Наконец-то он на улице.
   Вечерело. И было не  поздно.  Скорее  тепло,  чем  холодно,  но  ветер,
налетающий вежливо и не спеша, был прохладным.
   Множество звуков окружило  Егора.  И  звонок  проезжающего  за  высоким
забором трамвая, и  вороний  крик,  и  лай  собаки,  и  голос  телевизора,
передающего спортивный репортаж, и даже отдаленные переклики людей.
   Перед ним была проходная.
   Егор обернулся.
   Сзади поднимался потрепанный корпус цеха,  но  справа  и  слева  стояли
целые и обитаемые здания. Видно, это был большой завод.
   Егор вошел в проходную.
   Бабка, сидевшая за  турникетом,  пронзила  его  орлиным  взором  из-под
сильных очков и спросила:
   - Ничего с собой не прихватил?
   - Как же можно? - возмущенно и правдиво ответил Егор  и  этим  вахтершу
убедил.
   Пройдя, он остановился, словно только сейчас вспомнил о пустяке.
   - Простите, тут двое наших были, - сказал он. - Один худой, а другой  с
бородкой как у Ленина. Они давно прошли?
   - Эти-то? Минут десять. Но ничего про тебя не говорили.
   - И не должны были, - согласился Егор. - А куда они пошли?
   - Мне откуда знать? Я за ними не  бегала.  Но  думаю,  что  на  трамвай
пошли. Куда еще у нас пойдешь? У нас только у коммерческого директора джип
есть.
   Егор вышел на площадку перед проходной. По обе стороны тянулся  высокий
некрасивый бетонный забор.
   Вот и трамвайная линия.
   Егор вышел к ней, посмотрел в обе стороны и увидел  белую  табличку  на
проводах - остановку.
   Там стояла женщина.
   Егор решил не терять времени.
   - К Московскому вокзалу, - спросил он, - в какую сторону?
   - Отсюда, - ответила женщина, - отсюда трамваи ходят.
   Егор перешел улицу и встал неподалеку от женщины.
   Женщина охватила его цепким и быстрым взглядом.
   - Работу ищешь? - спросила она.
   - Нет, не ищу, - ответил Егор. Он не хотел заводить разговоры - он  мог
проговориться, показаться чужим. Правда, паспорт у Егора  был:  он  всегда
носил с собой паспорт с московской пропиской.
   - Поизносился, - сообщила ему женщина.
   Егор внимательно посмотрел на нее.
   Она тоже была одета не лучшим образом,  в  руке  -  авоська  с  пустыми
бутылками, молодое лицо красное как на морозе. От нее  пахло  перегаром  и
потом.
   - До вокзала далеко? - спросил Егор.
   - Дай десятку, сообщу.
   - Нет денег.
   - Так я и думала. Вопросы задавать -  все  вы  мастера,  а  как  помочь
человеку, вас нету. Может, продать чего хочешь?
   Подошел трамвай. Он был полупустым.
   Женщина вошла перед Егором и встала рядом.
   Егор хотел было спросить у нее, какое число, но удержался  -  уж  очень
она болтлива.
   Вместо этого он спросил:
   - До Московского сколько ехать?
   - Скоро будем. А часы не продашь?
   И только тут как вспышка на Егора обрушилась мысль:  он  же  кинулся  в
Верхний мир без денег! Совсем без денег.
   Именно когда подумаешь о таком, начинаются новые неприятности.
   Трамвай остановился на углу большой улицы. В, него вошли два  парня,  у
одного на груди - бляха.
   - Прошу приготовить билеты, - сказал он.
   Второй быстро прошел в другой  конец  вагона,  чтобы  отрезать  путь  к
отступлению безбилетникам.
   - Все, нам кранты, - сказала женщина. -  Теперь  держись  за  меня,  не
пропадешь.
   - Ваш билет? - Контролер приближался к ним.
   Второй подошел к женщине и Егору.
   - Ваш билет, - сказал он, не глядя на пассажиров.
   - Может, лучше бутылки купишь? - спросила женщина. -  Бутылки  хорошие,
отечественные. А то мне далеко ехать до ларька.
   - А пошла ты, Верка, - сказал контролер.
   - Парень со мной, - сказала женщина. - Любовник.
   - А где Емельян?
   - Емельян в отлучке, - сказала женщина и громко засмеялась.
   - Триппером заразила? - спросил контролер и не получил ответа.
   Контролеры сошли с трамвая.
   - Хорошие ребята, - сказала женщина. - Только хамье. Ты не  слушай  про
триппер. Емелю дружки порезали. Из-за  пустяков  -  лишний  помойный  ящик
заказал. Представляешь?
   Егор сообразил, что она очень молода. Кожа на лице красная, огрубевшая,
а зубы целые, губы пухлые - она еще не стала развалиной. И белки глаз пока
еще не красные, а белые, нормальные, с голубыми кружочками зрачков.
   - Чего уставился? - заявила Вера и вдруг засмеялась. - Понимаешь, я  же
не думала, что мы с тобой подружимся, и  твоих  биографических  данных  не
спросила. Как тебя зовут и где ты бедствуешь?
   - Егор.
   - Такого имени нет.
   - Полное имя Георгий, - сказал Егор. - Георгий Чехонин.
   - И паспорта нет?
   - И паспорт есть.
   - А где ночевать будешь?
   - Мне на поезд надо, в Бологое.
   - Что там делать будешь, попса ты моя наивная. Тебя что, жизнь еще мало
била? Оставайся в  Питере.  Будем  вместе  жить,  не  пропадем.  Меня  вся
Нарвская  знает.  Верка-снайпер.  Я  нормальная  баба,  здоровая,  ты   не
подозревай.
   - У меня в Бологом важное дело, - сказал Егор.
   - Я предложила, ты меня отринул, - сказала Вера громче, чем  следовало,
словно работала на публику.
   К ним поворачивались головы.
   - Брезгуешь? - спросила Вера.
   - Нет, - сказал Егор. - Честное слово, мне это и в голову не приходило.
Но у меня, ей-богу, важное дело в Бологом. От этого зависит  жизнь  многих
людей.
   - Цицерон! - воскликнула Вера. - И я должна ему верить.
   - Как хочешь, - сказал Егор.
   Воздух за окнами трамвая стал синим, желтые огни - как давно он  их  не
видел! - зажглись в  домах,  загорелись  фонари.  Люди  проходили  черными
силуэтами мимо витрин и обретали объем и цвет, когда оказывались  на  фоне
стены.
   Огни отражались на крышах автомобилей.
   Егору казалось,  что  город  веселится,  как  Рио-де-Жанейро  во  время
карнавала.
   Впереди показалась площадь с  высоким  обелиском.  Площадь  была  почти
круглая и очень просторная. Справа виднелось здание Московского вокзала.
   - Спасибо, - сказал Егор Вере, - я пошел.
   - Мне тоже сходить, - сказала Верка.
   Они сошли с трамвая и пошли к входу в метро.
   - Простите,  Вера,  -  сказал  Егор.  В  конце  концов  Вера  была  его
единственной знакомой  в  Петербурге.  -  У  вас  не  найдется  телефонной
карточки?
   - Проблема, - вдруг развеселилась бомжиха. - Я люблю скоротать  вечерок
в телефоне-автомате, беседуя с подружкой Мэри в Лос-Анджелесе!
   - Извините, - сказал Егор.
   - А что, совсем денежек нет?
   - Я спешил и не взял.
   - И мог бы взять, врунишка мой?
   - Мог бы и взять. Сколько угодно. Они же взяли.
   - Кто это такие они? У тебя есть враги?
   - Не столько у меня, как у всех нас.
   - Меня включая?
   - И вас.
   - Значит, демократы и президент Клинтон.
   Вера принялась смеят