ез час мы кончим. Иначе я с вами не
еду...
   Через час мы кончили. Правда, мачеха малость помогла. И Михалыч пришел,
пару лопат бросил. Ох, тяжелы эти последние лопаты.
   Зажглись фонари. Я сидел на песке. Я был счастлив.
   Раньше я думал, что счастье-это вопли, прыжки, восторг. Чепуха. Счастье
- это пустота. Ни о чем не думаешь, ничего не хочешь. Одна усталость. Но
ты знаешь: дело сделано. Ты с друзьями сделал невозможное. Слитки высшей
пробы из песка.
   Земной Боря повел нас на штурм неба. И мы победили. Отделались десятком
водянок и царапин.
   В троллейбусе меня попросили: "Юноша, передайте сдачу..." Меня-"юноша"!
Мы становимся взрослыми людьми. Какие они, взрослые?
   Вблизи совсем не такие, как издали. Раньше казалось, что старшие всегда
знают, что к чему, у них нет вопросов, уж им-то все ясно. Теперь стал
замечать, что они тоже мучаются, и у каждого свои трудности. Они настолько
заняты собой, что им нет до нас дела. Но хуже всего, когда они, бросив
свои дела, начинают нас "воспитывать".
   Мы им, наверное, тоже не подарок. Нет до нас дела - обижаемся, есть до
нас дело - злимся.
   Андрей сказал, что на факультатнве обсуждали, какие качества девочки
больше всего ценят в мальчиках.
   И якобы Оля Савченко заявила: "В мальчишках люблю небрежность".
   Да, это великое достоинство. Мне его не хватает: уж очень я причесанный
и наглаженный (хотя мама совсем другого мнения). Внешность у меня
"нормальная школьная". Ничего выдающегося. Боря небрежен в повадках, но
слишком много говорит и думает о деньгах. Босовсама небрежность. Он легкий
человек. Щедрый. Ангелина Ивановна считает, что он просто легкомысленный,
но это не так. Андрей не карьерист, он убежден, что будущее человека в
нашем возрасте вполне может быть туманным (если б он еще поменьше
заглядывал в рот Е. Е.). А вот Роман Сидоров, так тот рассчитал свою жизнь
до самой пенсии, на которую уйдет в пятьдесят пять лет (к тому времени,
уверяет он, пенсионный возраст для мужчин снизят до нынешнего женского).
   Знаю еще одного небрежного человека. Как он тогда, на ОСЕННЕМ ВАЛУ,
небрежно наклонился и чуть не дотронулся губами до ее уха...
   Перемена кончилась. Физкультуры опять не было, и я побежал в
пионерскую. Оттуда на второй космической, с пламенными факелами галстуков
вылетали пацаны и, обгоняя друг друга, неслись наверх.
   Я вошел и увидел широкую спину Евгения Евгеньевича, услышал его слова:
   - С завучем я поговорю, накричал он напрасно.
   А что касается этого случая, то в школе надо иметь точку зрения
взрослого, но не терять угол зрения ребенка.
   Так что не огорчайтесь, Любочка. Пока будут мальчишки и стекла, до тех
пор первые будут бить вторые.
   Простите, у меня урок...
   Мелькнуло его лицо. Он улыбался. И голова его была похожа на матовую
настольную лампу из читалки. - Меня он не заметил.
   Любочка все еще смотрела в окно. Странно было видеть ее неподвижной,
оцепеневшей. Даже профиль у нее сейчас был другим, не тот, который летел
сквозь перемены словно бы по всем этажам одновременно.
   Пионерская комната напоминала мастерскую. В одном углу валялись и
вкусно пахли сосной свежие стружки, на столах-краски, кисточки,
недописанные плакаты. Я взял веник и подмел пол.
   Она меня поблагодарила и спросила, как я отношусь к детям. Я честно
ответил, что боюсь их, как Аня Левская лягушек (мы с Борей положили ей в
парту однажды зеленую красавицу, так девочку вынесли из класса в
полуобмороке). Потом я признался, что больше всего на свете люблю
старушек. Но у детей тоже есть хорошая черта - они как никто привязаны к
бабушкам.
   Так мы болтали с Любочкой, и лицо у нее стало прежним, немножко
лукавым. Мне хотелось рассказать ей про "стеклышко" и "песочек", но я
удержался. Тогда ведь надо и про поездку. А это пока тайна.
   - Слушай, какой из тебя получится вожатый! - воскликнула она.
   - Вот именно: какой из меня вожатый? Ты лучше скажи, правда ли, что
девушкам нравятся мужчины небрежные и... лысые?
   Она оторопела от моего дурацкого вопроса, потом страшно рассердилась и
сразу стала похожей на Ангелину Ивановну, когда та на последней парте
заполняет журнал и ведет наши комсомольские собрания.
   - Ты... вот что, Градов... Ты почему не на уроке?
   Все ясно!
   На уроке литературы я вел себя вызывающе. Я вызывал огонь на себя. Мне
хотелось взорвать его всегдашнюю невозмутимость и небрежность. Черт те что
на меня накатило. "Ничего, - зло думал я. - Мы у вас заговорили как
миленькие. Но и вы у нас запляшете как родненький..."
   И залп обрушился!
   - Вы, наверное, заметили, что я считаю презренным делом для учителя
оставлять автографы в ваших дневниках, - сказал он. - И все же одно
исключение придется сделать...
   - Пожалуйста, жалко, что ли! - Я передал дневник. Помедлил. Как всегда
в таких случаях, вылез на подоконник, прыгнул вниз с парашютом. Стропы,
как обычно, запутались...
   В общем, отключился. Что там дальше было на уроке, не знаю. Я своего
добился. Дневник я небрежно сунул в дипломатку, с которой хожу в школу.
Дома, не читая, передал родительнице. Я ждал очередного залпа.
   Мама расписалась за две последние недели, похвалила меня за пятерки,
пожурила за тройку по биологии.
   Потом засмеялась и вернула дневник с непонятными словами:
   - Когда вы уже повзрослеете! Все бы вам в игры играть, детушки малые...
   Я ушел в свою комнату и осмотрел дневник. Записи не было! Промокашка
сложена вдвое, как записка, и в ней значилось: "Совсекретно. Шеф вами
недоволен. Ни сведений, ни вопросов, ни ответов. Агент Е".
   "Группу АБЭ" постигла судьба Клуба Юных Рыцарей. Снова провал.
   - Кто из нас предатель? - спросил я на тайном совещании, зачитав текст
на промокашке. Боря хлопал глазами. Андрей пошел в атаку.
   - Ты, Град, - твердо сказал он. - Ты сам виноват.
   Это ты с самого начала выступал на литературе. То есть именно не
выступал. Строил из себя придурка какого-то. Чего ты руку не поднимаешь?
Чего молчишь?
   Тебе что, ни фига спросить не хочется? Ты не видишь, как Женьшень с
нами мучается, чтоб мы думать и спорить научились?
   - Спокойно, - перебил я. - Не о том речь. Зачем ты нас выдал? У нас
"Группа АБЭ" - и Е тут ни при чем. Так, Борис?
   Боря аплодировал глазами.
   Я припер Андрея к стене.
   - Если путем разобраться, то тут целых два вопроса, - рассудил Боря. -
Как поступить с тем, кто пасвыдал? И как быть с вражеским агентом?
   - С дружеским агентом! - завопил Андрей. - Дружес-ким! Вы оба болваны,
если этого не понимаете.
   Потому что вы молчите у него на уроке. Потому что вы не ходите на клуб
"Спорщик". И я набью морду каждому, кто скажет плохое слово про Женьшеня.
   Мы стояли с ним друг против друга.
   - Мы все болваны, если можем ссориться, когда у нас впереди Краснодон,
- веско сказал Боря, и мы с Андреем сели. - И потом, если считать агента Е
дружеским агентом, то и никакого предательства не было?
   Мы переглянулись и... рассмеялись. Ай да Боря, ай да мудрец!
   - Братцы, -сказал Андрей, и я почувствовал, как он волнуется. - Нельзя
же, чтоб каждый жил сам по себе или группкой. Надо, чтоб всем было хорошо,
- всему классу, всей школе. Ведь нам же не с кем поговорить. У меня нет
друзей лучше, чем вы. А вы знаете.
   что я стихи пишу?
   - Ты? - У Бори глаза стали как две буквы О. Я тоже удивился.
   - Видите! А Женьшеню можно и стихи показать, У ним можно про все. И я
не проболтался про "Группу АВЭ". Мы как-то вдвоем шли домой после клуба
"Спорщик", и я ему рассказал про наш "социологический эксперимент" с
девчонками, про то, что мы сейчас работаем, зарабатываем. Намекнул и про
поездку в зимние каникулы. Только не сказал, куда мы собрались.
   Не бойтесь, он нас не выдаст...
   - Покажи стихи, - попросил я.
   Стихи у Андрея средние. Мне одно понравилось"Мы все в тумане над
землею..." Начало так себе, а дальше хорошо.

   ...И замолчишь на полуслове,
   Поймав себя на том, что ты
   В каком-то очень важном споре
   Заговорил не от души.

   А раз ты говорил не сердцем,
   А лишь холодной головой,
   То- ты умрешь: кому ты нужен
   Такой холодный и сухой?

   Мы все в тумане над землею,
   В тумане мнений и страстей.
   Борюсь я с этой пеленою
   И на борьбу зову людей!

   Вот за это я Босова люблю: сам в тумане блуждает, но всех зовет к
свету. Он такой и есть.
   Много бы я отдал за то, чтобы точно знать, что почувствовал Евгений
Евгеньевич, когда я притащился на факультатив. Я бы на его месте
торжествовал и приплясывал, как дикарь вокруг воина из чужого племени,
захваченного в плен. А он, конечно, сделал вид, что ничего не случилось.
   - У нас такой обычай. Градов: тот, кто приходит в клуб "Спорщик"
впервые, приносит свой вопрос. Я почему-то был уверен, что ты рано или
поздно появишься, а потому, ребята, и откладывал до сегодняшнего дня спор,
который, помните, затеялся у нас на уроке. Ну-ка, Градов, о чем шла речь?
   И пошло-поехало! Я стоял на своем: наша жизньтолько наша. Учителю нет
до нее дела. (Хотя как раз в последнее время сам в этом засомневался:
смотря ведь какому учителю. Но отступать постеснялся.)
   Аня Левская повторила то, что говорила на уроке.
   Роман Сидоров согласился со мной (он не знает, что я сомневаюсь). Оля
Савченко считает, что учитель и ученик должны быть как братья, как сестры,
- никаких тайн и секретов друг от друга. Андрей ее поддержал.
   - А вы-то сами как считаете? - спросил я учителя.
   - Так же, как и Аня. Я уважаю право моего младшего товарища-ученика на
тайны интимные. Я благодарен ему, если он делится со мной своими личными
переживаниями, потому что это помогает мне понять его и, если я в силах,
помочь. А его духовную жизнь, в широком смысле этого слова, я знать просто
обязан. Иначе зачем я в школе?
   Евгений Евгеньевич стал объяснять, как он понимает духовную жизнь
человека, привел какую-то латинскую пословицу (жаль, не записал, надо
будет спросить). Откуда берутся такие умные? Может, вся его сила в лысине?
   Прямо с факультатива я отправился в парикмахерскую.
   - Наголо, пожалуйста, - сказал я, усевшись в освободившееся кресло. -
Постричь и побрить.
   Мастер запустил пальцы в мои вихры и засмеялся:
   - За что ты их казнишь?
   - Иду сдаваться. Добровольно. Руки вверх!
   Волосы последний раз стали дыбом и... Не внаю, понятно ли я объяснил,
но парикмахер больше ни о чем не спрашивал и управился ловко, в считанные
минуты. Все удовольствие - двадцать копеек. Остаток от стрижки-брижки
пойдет в общую кассу "Группы АБЭ".
   Я глянул в зеркало. Теперь мы на равных. Наши головы блестят, словно
два бильярдных шара. Как столкнутся, так полны лузы мыслей.
   Словесник уговорил нас хотя бы раз в четверть давать урок-концерт.
Конечно, участвуют только добровольцы. Это у него пунктик такой - чтоб все
вс„ делали добровольно. Сначала участвуют одни, потом другие.
   Сами выбираем стихи, сами-жюри, сами оценки ставим, а он сидит на
последней парте и аплодирует. И. Е.
   так и говорит: "Я на концерт пришел. Отдохнуть. Насладиться
художественным чтением".
   При Бабусе все было так ясно: или ты вызубриваешь и вдохновенно шпаришь
наизусть, или два балла в журнал. Выбирай добровольно! А тут из-за одного
репертуара неделю грыземся.
   - Что ты будешь читать? - спросила Аня Левская, конферансье.
   - С чего ты взяла, что буду? - удивился я.
   - Босов учит "Блажен незлобивый поэт...". Матюшин обещал подумать. А ты?
   - А я "Кому на Руси жить хорошо?". Целиком.
   - Я серьезно. - Она смотрелась в мою лысину, как в зеркало, в котором
отражается что-то очень радостное. - Я тебя прошу.
   - Отменяй концерт, Не хочу.
   - Я тебя очень прошу, Эдик. Разве ты такой?
   - И быть иным не желаю. Ты правильная девочка, не ^порю. А я
Неправильный. Может так быть?
   Все-таки И обещал подумать. Чем я хуже Матюшина?
   Лысая моя головушка, как звезда "белый карлик", в которой вещество
сжато до сверхплотного состояния, обладает мощным притяжением. Столько
разговоров, острот и сплетен вращается вокруг нее эти два дня, что я
удивляюсь: неужели нет других орбит для человеческих мыслей? Я стал
школьной знаменитостью, на меня приходят подивиться из второй смены.
Известно, лысины-в диковинку у нас... Со времен дедушки Крылова люди мало
переменились.
   Тьфу, черт возьми! Как тяжко сражался я за право отрастить вихры, каким
гонениям подвергался, а теперь Афанасий Андронович отводит меня в сторону,
задушевно со мной беседует, как будто я только что сбежал из дурдома. И
осторожненько осведомляется, не случилось ли у меня чего? Чувствует свою
ответственность за вверенный ему личный состав учащихся.
   Может, я просто хотел прославиться, как утверждает автор оригинального
мопеда марки РоСи-1? Роман Сидоров особенно остро переживает мою внезапную
популярность. Это он пустил "утку" во второй смене, что "Градов получил
пятнадцать суток за мелкое хулиганство, но взят на поруки группой
товарищей". И некоторые верят! Разве я похож на хулигана? Сегодня Сидоров
на уроке литературы надел темные очки. Когда писали самостоятельную, Е. Е.
шепотом спросил его (за моей спиной, я все слышал):
   - Что, глаза болят?
   - Градовская лысина... Прямо слепит, - нагло прошептал Роман.
   - Моя не беспокоит? - еще тише спросил Е. Е., и они оба прыснули.
   Даже Томка поделилась с матерью на кухне: "Наш новый учитель по
русскому совсем-совсем лысый! Как Эдя. Только у того форма черепа
красивая. А у нашего Эди... Сама видишь".
   Много она понимает в черепах!
   Любочка обрадовалась мне: "Ты мелькаешь, как солнечный зайчик. Не
поймать. Ты не обидишься? Мне ужасно хочется погладить тебя по голове...
Ну хоть дотронуться, а?"
   Я не разрешил.
   Операция "Картошка - любовь моя". "Группа АБЭ" осуществила заброску в
подвалы овощной базы.
   Гниль и вонь. Нудная работа. То ли дело - песочек!
   Была перебрана гора картошки. Как выразился агент А, гора родила мышь:
3 р. 97 к.
   Ничего, впереди еще месяц!
   - Нет проблемы прически, взятой отдельно от главной - что там, под
прической, - говорил на факультативе Е. Е. - Не о том надо думать, долог
ли волос, а о том, не короток ли ум. Не о ширине брюк заботиться, а о
широте кругозора. Поняли?
   Мы давно все поняли!
   - Я чувствую, что ваше молчание-знак несогласия. Тогда вернемся к
латинской мудрости, что я вам когда-то приводил.
   Евгений Евгеньевич взял мел и огромными буквами написал на доске (и я
тут же перерисовал в свой черновик) :

   OMNIA МЕА МЕСИМ PORTO.

   По-русски звучит так: "Омниа мэа мэкум порто". Учитель рассказал нам,
что давным-давно, задолго до новой эры, персы напали на греческий городок,
где жил философ Биант. Население покинуло город, захватив свое имущество.
Биант на вопрос, почему он ничего не берет с собой, ответил: "Все свое с
собой ношу". "Омниа мэа..."
   - Что он хотел этим сказать? - спросил Евгений Евгеньевич. Мы стали
спорить. Аня Левская выдала афоризм: "Мысли о вихрах не должны мешать
вихрю мыслей".
   - А раз только духовное достояние является истинным богатством
человека, - закончил Е. ‚., - то вам теперь, наверное, понятно, почему я
так интересуюсь вашей духовной жизнью. Обогатиться хочу...
   Час ночи. Я убедился, что мама с Томкой спят, и сижу корябаю. Все равно
не спится.
   Сегодня (теперь уже вчера) я был...
   ...был на свидании. Ничего не получилось. А что должно было получиться?
Не знаю. В классе вс@ словно "? ума посходили. Особенно девчонки. Все
разговоры о лйбви.
   Читают какую-то "Новую книгу о супружестве". Новую!
   А я и старой в глаза не видел.
   Я бился над химией, когда Томка крикнула из своей комнаты: "Эдя, тебя к
телефону". И добавила: "Девушка", Да так значительно, что пришлось
прибегнуть к подзатыльнику, хотя в принципе я против телесных наказаний.
   В трубке долго что-то хохотало, я уже хотел бросить, как вдруг голос
Оли С, (и рядом оказались ее глаза, как тогда, на ОСЕННЕМ БАЛУ)! "Назначаю
тебе свидание ^ Вечного огня. Будешь через тридцать минут".
   Таким наглым тоном даже я редко разговариваю! Хотел уже буркнуть:
"Перебьешься". Но она вдруг спросила неуверенно! "Будешь?" И я неожиданно
Промычал чтото утвердительное.
   Мне живо вспомнилось, как позавчера на физкультуре она распустила
волосы. Не знаю, то ли надо было, то ли... Но она вынула какую-то черную
железячку-волосы как хлынут вниз!
   Мы обалдели.
   У меня во рту пересохло.
   Андрей толкнул Ворю: "Оцени причесочку!" У Восова белки восхищенно
блестели, как моя лысина сразу после бритвы.
   Может, я бы и не пошел на свидание, но мгновенно решилась задачка, над
которой мучился битый час, и я помчался.
   К вечеру подморозило, и все лужицы на тротуарах Превратились в
маленькие катки. Половину пути я пробежал, а половину прокатился на своих
двоих. Я подумал, что Пушкин здорово сказал про коньки: "Как весело, обув
железом острым ноги..." И все не мог решить, когда мы уже стояли у Вечного
огня, намекнуть ей про нашу новогоднюю экспедицию или не надо. Все-таки я
ничего ей не сказал.
   Вообще я не знал, о чем с ней говорить. И она тоже почему-то молчала. Я
не знаю, как ведут себя на свиданиях. Но все время помнил, что это не
просто встреча. И потому было не по себе.
   Мне страшно хотелось курить, но как она к этому отнесется? Достал из
кармана коробку спичек и на ходу потряхивал ими, напевая себе под нос.
   - Ты, может, курить хочешь? - спросила она.
   Я даже споткнулся на ровном месте!
   - Не-а.
   Я врал. Просто прикуриваю плохо. Если это случается на улице, то
волнуюсь, что не получится с первой спички, дышу на огонь, задуваю...
   - А вот Босов считает, что девушкам на свиданиях надо всякие слова
говорить... - Она засмеялась.
   - Мм...
   Она не знает, что Басову принадлежит и другой афоризм: "С девушками не
разговаривать надо, а действовать".
   Значит, действовать. Как? От нее шел такой дразнящий и взрослый запах
духов, что мои бедные извилины заплетались одна за другую, я плохо
соображал. Потом все прояснилось: надо ее поцеловать! Т^к просто. Я долго
молчал, выбирал удобную минуту. Вот у того дерева. Нет, у того... Вот
фонарный столб пройдем...
   - Ты целоваться умеешь? - внезапно спросила она.
   Я опешил. Почему она меня об этом спросила? Разве это надо
уметь-целоваться? Я думал, само собой: вот ее губы, вот твои... Я
запоздало схватил ее за руку, но она вырвалась.
   - Ты что, спятил? - И пояснила: - Это мы с Макешкиной спорили после
французского фильма: сколько может длиться самый долгий поцелуй?
   Вот оно что! А я-то думал... Не о том ты думаешь, Эдуард Градов, о чем
надо бы. Я сразу пришел в себя и решил увести разговор в сторону.
   - А Ирка Макешкина по-прежнему молится на Романа?
   - Сидоров красивый мальчик. И умный.
   - Пожалуй. Только трусоват.
   - Он не трус, - серьезно сказала она. - Ему нельзя драться. У него
гемофилия. - Она взяла меня за руку. - Ты не разболтаешь? Я сама случайно
узнала.
   Этого никто не должен...
   Мне-то что, мне все равно. Мне плевать. Надо будет спросить у мамы, что
это за зверь-"гемофилия".
   - Сегодня холодно. У тебя голова не мерзнет? - спросила она.
   Я сорвал свою финскую кепочку, но она ловко выхватила ее и нахлобучила
мне на самые уши.
   - Простудишься, глупый!.. А жаль, что девчонкам нельзя под машинку, а
то бы и я... Знаешь, как это называется в школе? Прическа "а-ля
Женьшень"...
   О-„й! Сколько натикало! А завтра контрольная по алгебре.
   Пятый день болеет Аня Левская. Она провела урокконцерт по Некрасову,
как я теперь узнал, с температурой 39ё. Евгений Евгеньевич считает, что
это настоящий подвиг в честь класса и литературы, хотя и очень нас ругал,
что мы не знали о ее болезни и ему не сказали.
   Да разве у нее разберешь! Голос такой же, как всегда.
   Может, чуть тише. Ну, лицо горело. Так мы думали, что она просто
волнуется.
   Без Анюты чего-то не хватает. Может быть, тишины, которая настает в
классе, когда она говорит. По-моему, даже самого Е. Е. так не слушают, как
ее. ,