ак паяцы?" Боря колеблется: "Не путем
это все. Мужчина старается, а мы..."
   Буду носить траур до конца недели.
   Старшую вожатую зовут Любочка. Все так зовут - и директор, и малышня.
Любочка и Любочка.
   Нового учителя литературы зовут Евгений Евгеньевич. Я как увидел его,
сразу сказал: "Фантомас".
   Но это было до того, как он дал первый урок. А потом меня никто не
поддержал. Пусть бы девчонки, но даже Андрей!
   Быстро они забыли Марию Степановну.
   Я Андрея спрашиваю: "Неужто эта Лысая Башка накормит нас кусочком
литературного пирожка? В штыки его, в штыки!" А он: "Федя, ты меня
уважаешь?"
   На нашем языке это значит - конец разговору.
   Раскол в "Группе АБЭ"?
   "Октябрь уж наступил..." Но то ли потому, что Пушкин пользовался старым
календарем, то ли потому, что мы живем на юге, - роща не потеряла ни
одного листика, и, стало быть, никаких тебе "нагих ветвей". Вчера, гуляя в
роще, я сел на траву и долго наблюдал, как медленно передвигалась по
стебельку улитка. Она похожа была на модель спиралевидной галактики.
   Я. лег на спину. Закрыл глаза. И времени не стало.
   Меня незаметно, как осенний лист ветерком, занесло в девятнадцатый век.
Задумчиво бродил по роще Пушкин.
   Я чувствовал его шаги. Знал, что не сплю, но открывать глаза не
хотелось. Лень какая-то. Негромко зазвенели во мне стихи, строчка за
строчкой, как травинки, которые примяли, а они упрямо и туго распрямляются.


   Из края в край преследуем грозой,
   Запутанный в сетях судьбы суровой,
   Я с трепетом на лоно дружбы новой,
   Устав, приник ласкающей главой...
   С мольбой моей печальной и мятежной,
   С доверчивой надеждой первых лет,
   Друзьям иным душой предался нежной...

   Меня тряхнуло, подбросило, как на ухабе, когда плохие амортизаторы.
Машина времени бесцеремонно вышвырнула меня в родимое Столетие, которое ни
с чем не спутаешь. Такой неожиданный обрыв. Как в кино, когда лента рвется
на самом важном кадре. Что же там? Что же дальше? Там еще какая-то
строчка, самая важная! А вспомнить не мог. Я побежал домой и все
удивлялся: ведь не учил этих стихов, откуда они во мне? Ие Пушкин же их
подсказал!
   Дома я сразу нашел "19 октября". Конечно, мы его проходили. Я даже
помню, как Мария Степановна требовала, чтобы мы выучили наизусть отрывок
от слов "Наставникам, хранившим юность нашу...". И я не выучил, за что
получил двойку (правда, в дневник, а не в журнал).
   Но тех строк я не заучивал тоже, а они возникли во мне. Как? Что за
волшебство!
   Строчка, которую я не мог вспомнить, была самая грустная:
   Но горек был небратский их привет.
   Первый урок он начал так.
   - Здравствуйте. У меня к вам вопрос: зачем человеку литература?
   Класс растерялся всего на несколько секунд. Никто нас раньше про такое
не спрашивал. И мы решили отшутиться: были мобилизованы признанные
остряки,
   - Чтоб получать пятерки и повысить средний балл аттестата? -
предположил Роман-Газета.
   - Чтоб на свиданиях девушкам всякие слова говорить? - с невинным видом
продолжил Андрей.
   Тут девочки как фыркнут, как загалдят! Новый учитель невозмутимо
дождался тишины (только лысина его, я заметил, чуточку порозовела).
   - Мне нравится, что вы люди с чувством юмора, - сказал он. - И
последний ответ, несмотря на бурный протест прекрасной половины класса,
мне кажется вполне серьезным. Одна из задач литературы - наделить человека
могучим даром слова, - тут он сделал паузу, - во всех житейских
переплетах. Что вы знаете о других задачах? М-да... Пока вы думаете, я
познакомлюсь с человеком, который меня заинтересовал...
   Как? Босов, Андрей Босов... Видишь ли, ваши фамилии в журнале ни о чем
не говорят. Мне ваши лица говорят. Лица, вопросы, ответы. Итак...
   В общем, он морочил нам голову своими вопросами до самого звонка. Что
мы знаем, что помним, что думаем, как относимся. Мы пронеслись галопом по
Европам, вернее, по русской литературе от "Слова о полку Игореве" до
Пушкина. К концу мне просто надоела эта гонка. Тем более что мы не слишком
блистал и ответами.
   Уже прошло три урока литературы. На каждом Андрей тянет руку, хотя
получил пятерку еще на первом.
   Сегодня он попытался подойти ко мне перед биологией, но я отбрил его
тем же способом: "Федя, ты меня уважаешь?"
   Боря меня уважает, но тоже колеблется, хотя на уроках литературы и не
выступает. Я же прочно засел в окоп молчания. Для меня литературы без
Марии Степановны нет.
   Все.
   Оля Савченко прислала на геометрии записочку: "Чето ты ходишь
траурный?" Оля Савченко, которая не замечала меня восемь лет! Я думал, она
и моего имени не знает. К чему бы это?

   В городе встретил Минуса. Руслан был в новой модной куртке, веселый и
возбужденный. Рука его, пожимая мою, мелко-мелко тряслась.
   - Чего у тебя руки дрожат, как у алкаша? - нагло спросил я, давая
понять, что не слишком рад нашей встрече. После той драки в восьмом классе
мы с ним так по-настоящему и не помирились.
   - Кота пристукнул кирпичом возле мусорника. - Минус рассмеялся. -
Хиповый какой-то кот, в чем душа держится, а живучий...
   Я еще раз внимательно на него посмотрел. Везет же людям - вымахал с
телевышку. Усы отращивает.
   Минус научился по-новому хохотать, так что смех переходит в легкое
ржание. Мне понравилось одно его выраженьице: "Держите меня трое - двое не
удержат!"
   Лихо. Сам Минус до такого никогда бы не додумался.
   Вот тебе и Роман-Газета, очкастый интеллигент!
   Он, оказывается, новую конструкцию мопеда изобрел.
   Здорово и просто. Правда, мне не понравилось, что он сразу меня
предупредил: "Твое дело руками работать, мое - головой. В соавторы не
напрашивайся, а в механики возьму". Я и не собирался напрашиваться.
   Мы так закопались в гайки-шайбы-болтики, а уроки-то тю-тю!
   Хорошо, что в школе не вызывали.
   Мой "Фантомас" не прошел - нового учителя нарекли Жень-Женичем, а потом
Женьшенем. Пусть будеттак.
   Моя фамилия ему ничего не говорит. Ответы и вопросы тоже (потому что их
нет). Я и взглядом стараюсь с ним не встречаться, прячу глаза. Как иезуит.
   С ним не соскучишься! Новенькое дело придумал.
   "Не буду, - говорит, - вас вызывать - сами вызывайтесь. Добровольно.
Пусть вашим девизом станет:
   "Руку вверх!"
   Посмотрим, сколько добровольцев нашкребется.
   Во всяком случае, меня среди них не будет. Уверяю вас, Евгений
Евгеньевич.
   Сразу после уроков ходили в кино. Полкласса. Раньше "Группа АБЭ" всегда
захватывала для себя три места рядышком. На этот раз как-то получилось,
что Анд
   Йгй с Борей сели вместе, а я оказался среди девчонок.
   е заметил, кто сидел слева, а справа - О. С.
   Даже не знаю, можно ли доверить дневнику некоторые совсекретные
сведения...
   Ладно, напишу. Ведь это для меня одного. Слышите, люди! Если вам
попадется на глаза эта тетрадь, то дальше не читать! Имейте совесть.
Специально пропускаю целую страницу.
   Не знаю, как это получилось, но раза два за сеанс (нет, три!) Олина
рука коснулась моей. Не помню, что там было на экране, и не могу передать,
что происходило во мне. Я все время думал: кто к кому прикасается? Чья
рука к чьей? У меня до сих пор шея болит, так мне хотелось повернуться и
посмотреть ей в глаза. Но я сдержался.
   Черт те что я понаписал? Может, вырвать этот лист?
   И как же Любочка? Может, я и тут предатель?
   Андрей на меня смотрит зверем. Боря здоровается сквозь зубы.
Роман-Газета мяой помыкает, как непобедимый владыка своим рабом в
"Анчаре". Женьшеню моя фамилия ничего не говорит. Мария Степановна ушла. К
Любочке я сам не смею подойти. Томка на меня все еще дуется за свой первый
охаянный борщ.
   Римме Николаевне не до нас, она выхаживает больного после тяжелейшей
операции и пропадает в больнице.
   Люди, я кому-нибудь нужен? Хоть кому-нибудь?
   Минус заглядывал в школу, опять в новой модной куртке на шикарной
"молнии". Девчонки его окружили.
   По-моему, он еще больше поглупел из-за своих усов - ни о чем другом не
думает. "Минус интеллект", - бросил Андрей, проходя мимо. Зато причесочка
у него - настоящий "дикобраз"!
   В одном уютном местечке, где мы с ним курили, Минус похвалялся
подвигами своей компании. Лампочки - так, легкое развлечение. Мелкие
художественные детали, как сказал бы Босов. Недавно они "сделали
профилактику" какому-то прохожему, их искали дружинники, но они успели
сквозануть. Т. е. сделать ноги.
   Т. е., литературно выражаясь, убежать.
   Минус намекнул, что будут дела и похлестче.
   Погони, засады, риск - живут как в детективе.
   Сидоров пишет научно-фантастический роман о полета космонавтов на альфу
Центавра. Дал мне на биологии почитать. Мура! Он нас всех назвал по именам
и думает, что получились живые люди. На самом деле сплошные цифры и
вычислений (хотя орбиту полета он рассчитал оригинально!),
   Почему он меня не включил в основной экипаж?
   Я у него всего-навсего дублер. А героиню у него зовут Соля, и она
обладает фантастической способностью превращаться в волну. На море во
время шторма. В световую волну во время космического полета. И фигура у
нее как застывшая волна.
   Это он здорово заметил. Соля - Савченко Оля, конечно.
   И еще мне понравилась, даже не понравилась, а прилипла как-то фраза:
"Она увидела в его взгляде грусть и нежность". (Главный герой, разумеется,
Ромка - командир корабля.)
   Но лучше всего описано состояние анабиоза. Я, как дублер, погружен в
него почти до конца действия.
   На литературе бы мне впасть в спячку!
   Если на уроке уж очень скучно, я вылезаю на подоконник и прыгаю с
парашютом вниз. Дурная привычка. С пятого класса тренируюсь. Стропы обычно
запутываются за ветки, я выхватываю финку, отрезаю их и лечу в сугроб.
Оглядываюсь. Тяжело дышу. Вдали слышен лай собак и незнакомый говор. Я
достаю автомат и...
   - Градов, о чем ты замечтался? - спрашивает меня Женьшень.
   Я встаю, но молчу.
   Моя фамилия ему что-нибудь говорит, раз он ее запомнил? А ведь я на
литературе глух и нем. Нем-то уж точно.
   Но если честно, то мне уже так хочется поднять руку на этом уроке, так
хочется, что я кричу: "Держите меня трое - двое не удержат!"
   И еще мне хочется, чтобы Один Человек увидел в моем взгляде грусть и
нежность.
   Где наша "Группа АБЭ"? - там мы были все равны, никто никем не
командовал. А с Романом... Он то и дело корит меня: "Лишних вопросов не
задавай.
   Это не твоего ума дело. Ты рядовой механик, твое дело руками работать,
а для остального есть Главный Конструктор..." Белоручка и болтун.
Нормальное положение рта - открытое.
   Сегодня я объявил себе День Молчания. За сутки - ни слова. Так он даже
не заметил. Только один раз сказал: "Ты что, язык проглотил - поздравь
меня.
   Мопед конструкции РоСи-1 готов". Я молча пожал ему руку и молча ушел.
По-моему, он и не заметил, что я насовсем. Хотя и проводил меня до
остановки автобуса.
   И все трещал без умолку, доказывая, что Машина все равно в конце концов
победит Человека. Трещал как Женьшень на уроке - красиво и вдохновенно.
   - Да вот, смотри. Бездушные железные автоматы поят нас водой.
Газировкой. А мы, люди, стоим в очереди. И если уж он не даст тебе воды за
твою монету, то бей его в железную грудь своим слабым человеческим кулаком
- ему-то что?
   Действительно, ему-то что? Я не стал бить в его железную грудь своим
слабым человеческим кулаком.
   Ему нужен друг-автомат - исполнительный и бессловесный. С тобой все
ясно, Роман Сидоров! Прощай.
   Мне не нравится его походка. Я ненавижу его голос.
   И слова - высокие, красивые. Слишком высокие, слишком красивые.
   Ходит он по классу бесшумно, незаметно. И голос у него - сочный
баритон. Раз прислушаешься -и уши развесишь. Может, он нас гипнотизирует?
Поет-обволакивает, а вникнешь - барабан.
   Девчонки-дуры обсуждают, какими духами лучше тетрадь для сочинений
побрызгать. Небось при Бабусе им такое и в голову не приходило. А я только
теперь и оценил М. С.
   С седьмого класса помню урок по "Молодой гвардии" Фадеева. Никаких
красивых слов, а - мороз по коже. Как будто каждый из нас подпольщиком
побывал.
   Сегодня этот пришел на урок - сияет. "Вы начинаете думать! Я получил
первое вольное сочинение и объявляю во всеуслышание: вольные сочинения
принимаю на любую тему, в любое время дяя и ночи".
   А что, ввалиться в полночь: вольное сочиненьице, мол, принес?
   Он требует (ну, просит) вольных сочинений? Будут.
   Начну так: "Какого черта понадобилось новому учителю копаться в наших
душах?!" И - без подписи. Или под псевдонимом. Какой-нибудь КИСОЧКИНЪ,
например.
   Полетели первые листья. Выл в роще, на своей Пушкикюкой Полянке. Строки
его застряли во мне, как осколки в груди ветерана. Нет, глупости. Я не
ранен, я лечусь Пушкиным. Никто не может ответить на твои вопросы. Пушкин
может.

   Я вас любил безмолвно, безнадежно,
   То робостью, то ревностью томим.

   Может, Пушкин потому и гений, что он все знал и на все вопросы мог
ответить?
   Может, я сам виноват, что со всеми перессорился?
   А все из-за этого Женьшеня. Я не могу без друзей.
   Не могу без Андрея, не могу без Бори, как они этого не понимают. Даже
без Роман-Газеты не могу.
   Ну так иди мирись. Черта с два! Дурацкий характер.
   Оля Савченко ведет себя так, что я начинаю сомневаться: была ли
записка? Было ли что-нибудь в кинотеатре? Может, и впрямь ничего не было?
И все это мне только почудилось?
   Римма Николаевна чувствует, что я в тупике. Раньше в такие дни она меня
утешала: "Все беды ты себе нафантазировал. Ты еще и не живешь".
   Теперь она видит, что я живу, я живой, мне больно.
   - Сынок, все хочу поговорить с тобой, - начинает.
   А Томку послала за хлебом, хотя у нас целый батон черствеет. Но Томка
на такие вещи сообразительная, скрылась, не пикнула. - Ты растешь.
Становишься мужчиной...
   - Не надо! Ни слова больше!
   Я бросаюсь наутек от матери, от разговора. Стыдно.
   Опять сорвался. Чего я стал орать на всех, как последний псих?
   Погулял, возвращаюсь. Томка уже дома. Уроки учит, отличница.
   - Давай я брошу школу, - предлагаю я матери. - Ты не бойся, пойду
работать.
   - Пойми, школа и готовит тебя к труду, - говорит Римма Николаевна. -
Труду квалифицированному.
   - Пойми, я хочу жить, действовать, а меня "готовят к труду", - говорю я.
   - Ты еще мальчик. Подросток. Нельзя требовать от тебя слишком многого...
   Не требуйте от меня "слишком многого". Требуйте от меня невозможного. Я
смогу.
   Ангелина Ивановна на классном часе объясняла нам про внешний вид. Боря
светился от восторга и, кажется, пытался конспектировать. Счастливчик! А я
не могу с ней согласиться. Все время ловлю себя на том, что спорю.
Внутренне, конечно. Попробуй сказать вслух - сразу до Риммы Николаевны
дойдет. Когда-нибудь отрежу телефон в нашем доме.
   Иногда мне хочется быть лохматым, как сто тысяч болонок, и носить брюки
с раструбами широкими, как рупоры.
   Интересно, что об этом сказал бы Женьшень?
   На Ангелину я не обижаюсь, но я ей не верю. Андрей мне объяснил в
прошлом году: "Понимаешь, классный руководитель - это РЬШнадзор. Ее дело
следить, чтоб мы не рыпались". Андрей любит сочинять всякие словечки,
каламбурить. У него это здорово получается.
   С кем же поговорить о том, о чем ни с кем говорить нельзя?
   Сегодня я наконец высказался на литературе. Конечно, я не хотел, но так
получилось. Женьшень прочитал вслух одно вольное сочинение. Что-то там про
счастье. Хвалил. И призывал писать еще - про все, что волнует.
   Вот тогда-то я с места и вклинился - самым грубым, на какой только
способен, голосом:
   - Какое вам дело до нашей жизни!
   - Я рад, что ты заговорил. Градов, - невозмутимо продолжал Е. Е. - И
ставишь интересный вопрос.
   Обсудим?
   Никакой я вопрос не ставил, но класс обрадовался.
   - Сформулируем так, - сказал Женьшень. - Что должен и что имеет право
знать учитель о своем ученике? Согласен, Градов?
   Аня Левская подняла руку и что-то тихо сказала, Женьшень так и просиял.
   - Прекрасная мысль!
   - А что она сказала? Тише, люди! - крикнул кто-то,
   - Уметь спорить - значит уметь слушать, - упрекнул нас Е. Е. - И
думать. И выдвигать свои аргументы. И этому, между прочим, тоже учит
литература.
   Левская считает, что во внутренней жизни человека все переплетается, но
условно можно говорить о духовной, личной и интимной жизни. Что из этого
может и что должен знать учитель? Вам интересен такой разговор?
   По-моему, нам интересен любой разговор, если он не по теме урока. Лишь
бы не "Отцы и дети" Тургенева.
   Но Е. Е. нас перехитрил. Всегда он так: доведет спор до высшего накала,
а дальше...
   - Сегодня на уроке, я надеюсь, у нас будет другой спор - о Базарове. А
этот мы перенесем на факультатив, согласны? Можем, если хотите, открыть
при нем клуб "Спорщик". А тема урока звучит так...
   Ехидства в Томке прибывает не по дням, а по часам!
   - Тебе какая-то девчонка звонила. А может, девушка...
   - Короче. Что ей надо?
   - Не рычи на меня. Она спрашивала, придешь ли ты на факультатив по
литературе. Там какие-то спорщики, что ли. Я не поняла.
   - Нос не дорос. А раз не дорос, не суй его в чужую духовную жизнь.
Личную жизнь. Интимную жизнь.
   Поняла?
   - Не-а.
   Все понимает, ехидна. Во зверюга выросла! Я ее маленькую любил, "от
двух до пяти". Такая милая дурашка была. А сейчас -все понимает.
   Кто мог звонить?
   Творческая группа, которую сколотила из старшеклассников Любочка, за
три часа написала сценарий "Осеннего бала". Из них битый час спорили - для
кого вечер? Один класс? Параллель? Девятый и десятый?
   Или мелюзгу из восьмых тоже пригласить?
   Решили: приглашаются все старшеклассники.
   Пока писали сценарий, в пионерскую заглянул Женьшень. Покрутился, подул
в горн, написал какую-то записку и положил перед Любочкой. Она прочитала,
кивнула.
   Я не Томка - ничего не понял. Но сердце у меня заныло.
   Когда все расходились, Любочка меня задержала.
   - Я рада, что ты наконец отыскался... двоечник. - Она улыбнулась. - А
то я уже собиралась искать по детским комнатам. Милиции, разумеется...
   - Получается у тебя? - спросил я. И подумал:
   "Сейчас возьму ее за руку".
   - Что получается?
   - Все. С нами, - сказал я. И подумал: "Возьму за руку".
   - Пока не очень. Юношей в вожатском добровольческом отряде почти нет.
Ты почему не вступаешь? Ты же так горнишь...
   Момент был упущен. Она явно думала уже о чем-то другом. Рука ее
дотронулась до горна, в который недавно дул Е. Е. В другой руке, я видел,
зажата была его записка. Глаза ее, как медленно гаснувшие прожекторы,
смотрели мимо меня - куда-то в угол. И я увидел в ее взгляде грусть и
нежность.
   Или мне так почудилось?
   Мне так хотелось дотронуться до ее руки!
   Неужели он думает, что я клюну на его слова:
   "Я рад, что ты заговорил, Градов..." Рано радуется!
   Я не заговорил, у меня вырвалось. Своего слова я еще не сказал.
   Я чувствовал, что сегодня что-то случится! Хорошее!
   Дома - засургученный пакет. На мое имя.
   "Совсекретно. Шеф вами недоволен. Информацию, об объекте Т-29 передайте
завтра по 18-му каналу связи.
   Операция "Осенний бал" намечается на субботу. Связь как всегда.
Подробные инструкции через агента Б.".
   Привет тебе, дневник! Я погнал к Андрею!
   Назло всем врагам, во славу дружбы "Группа АБЭ"
   воскресла в прежнем блеске. Ссора всем надоела. Мир, мир! Главное
сейчас - не расшифроваться, а то ее постигнет участь КЮРа.
   На радости я опять сбился на жаргон: "погнал"
   и проч. Вчера мне от Риммы Николаевны за это досталось.
   - Нравится тебе новый учитель литературы? - спрашивает.
   - Ништяк.
   Как она разгневалась! "Что за манера выражаться!
   Что за дикие слова!" А если у нас все так говорят?
   И конечно, забыла свой вопрос. У старших всегда так: им важно не что
говорят, а как говорят.
   А что новый учитель по литературе? Не знаю. Не разобрался еще. В
"Группе АБЭ" мы о нем не говорим.
   Я вышел из дому за час до начала и сразу в рощу, на Пушкинс