и, Австралии и  Чили  (а  именно  такие
были у негодяев планы), превратились на нашем архипелаге в мирных  скобарей,
виноградарей, рыбаков или просто в бездельников, а  страшилище  южных  морей
"Белый лебедь" стал  "прогуливать"  в  своих  трюмах  местное  вино  "Горный
дубняк" для придания ему должного вкуса.
   Больше  того,  сам   Бархатный   Чарли,   для   которого   в   Британском
адмиралтействе  давно  была  свита   пеньковая   веревка,   стал   почтенным
гражданином Оук-порта, а впоследствии первым президентом Республики  Большие
Эмпиреи и Кар-бункл. Именно он, Чарли-Велюр, завез на архипелаг любимую игру
лондонской голытьбы, известную теперь всему миру под названием  "футбол",  и
именно эта игра принесла ему неслыханную популярность.
   Так на солнечных пляжах и в тенистых лесах формировалась прелюбопытнейшая
нация Больших Эмпиреев и ее невероятный язык, вобравший в себя  лаконичность
кассио-пейского,  певучесть  малазийского,  высокопарность   португальского,
мужественность  английского,  образность   пиратского   жаргона   и   разные
замечательные качества многих других лексиконов. Любой мизантроп,  попав  на
архипелаг, становился оптимистом и шутником  и  растворялся  в  добродушном,
веселом, немного ленивом, но талантливом местном населении.  И  только  лишь
самые отъявленные негодяи и мрачные скопидомы не могли прижиться на красивых
островах.  Они  пересекали  пролив  и  высаживались  на  базальтовые   скалы
единственного неприветливого острова до всем архипелаге - острова  Карбункл.
Их влекла туда дурацкая лживая легенда, которая и дала имя этому острову.
   Легенда гласила, что Хьюлет Бандерога, перед тем как скрыться  и  одичать
на архипелаге Кьюри, штормовой ночью высадился на  этом  острове  и  закопал
где-то там невероятнейший драгоценный камень  -  карбункул  -  величиной  со
страусиное яйцо. Где мог достать свистун  Бандерога  такой  ценный  предмет,
легенда не объясняла, да это и не нужно было тупым  маньякам-кладоискателям.
Пошлые призраки богатства и власти влекли этих людей на остров,  базальтовые
скалы которого напоминали гигантскую крепость.  Более  полувека  шли  поиски
несуществующего  "страусиного  яйца",  за  это  время  на  острове  возникло
некрасивое   поселение,   где,   казалось,   сам   воздух    был    пропитан
подозрительностью и злобой. Жители этого городка, носящего непривлекательное
имя Стамак (Желудок), отличались большой физической силой, но  были  тупы  и
раздражительны. С веселыми и беззаботными эмпирейцами  они  не  поддерживали
почти никаких отношений, хотя и согласились войти  в  республику  на  правах
автономной единицы.
   Этот остров с  его  историей  и  населением  был  источником  бесконечных
анекдотов для всех жителей архипелага, но в то же время оставался  сумрачной
загадкой, своеобразным памятником кровавому и жестокому времени.  Иногда  до
Оук-порта долетали через пролив звуки выстрелов, нестройное зловещее  пение,
но большей частью Карбункл хранил молчание.
   Тем  временем  наступил  просвещенный  XIX  век.   Морские   пути   стали
безопасными, мировая торговля бурно развивалась.
   Большие  Эмпиреи,  расположенные  в  зоне  пассатов,  оказались   удобным
перевалочным пунктом для парусных караванов. Жизнь на архипелаге  в  те  дни
била ключом. Гавани благоустраивались,  Оук-порт  становился  все  богаче  и
импозантнее. Развивались ремесла и искусство. Архипелаг торговал с  Европой,
Азией, Африкой, Америкой и  Австралией.  Везде  находили  спрос  эмпирейские
товары: перья райских птиц, вино "Горный дубняк", пробковое  дерево,  копра,
жемчуг, ароматические масла.
   Тогда-то  и  появился  у  берегов  архипелага  кровожадный  Рокер   Буги,
последний, если можно так выразиться, "пират классического типа".  Базируясь
на Карбункле, населению которого он пришелся весьма  по  душе,  новоявленный
пират нападал на караваны, идущие в Оук-порт,  и  нещадно  их  грабил.  Увы,
чудовище  долгое  время  оставалось  безнаказанным:   морские   министерства
Португалии, Великобритании, Франции, Германии, Испании и Нидерландов спорили
друг  с  другом.  Едва  одна  из  названных  стран  собиралась  направить  к
архипелагу карательную экспедицию против  Рокера  Буги,  как  все  остальные
заявляли решительный протест.  Все  эти  названные  страны  считали  Большие
Эмпиреи своей собственностью.
   Наглость Рокера Буги дошла до того, что, явившись со своими  головорезами
в сенат, он низложил республику и объявил  себя  императором  архипелага.  И
тогда  беззаботные  островитяне  восстали.  Единственный  военный   корабль,
десятипушечный бриг "Рыцари  ночи",  ныне  ставший  кораблем-музеем,  открыл
огонь по пиратской эскадре, однако весь его экипаж был беспощадно вырезан  в
абордажном бою. Рокер Буги предал Оук-порт огню и мечу. Столб пламени  стоял
над  городом,  когда  на  горизонте  появились   паруса   русского   клипера
"Безупречный", направляющегося на отдых в  Оук-порт  после  картографической
разведки островов Кьюри. Остальное известно уважаемому читателю.
   Население Больших Эмпиреев вновь получило возможность для своего  бурного
процветания. Оно процветало до тех пор, пока паровые машины окончательно  не
вытеснили парус. Новые, некрасивые, но более надежные суда, не зависящие  от
пассатных ветров и течений,  проложили  в  океане  другие  пути,  и  Большие
Эмпиреи оказались в стороне Редко-редко швартовались теперь суда  в  удобных
гаванях Оук-порта.
   Однако эмпирейцы  не  тужили.  Да  и  чего  им  было  тужить?  Ведь  море
по-прежнему было прозрачным, и рыба в нем не перевелась,  фруктовые  деревья
плодоносили по-прежнему, дубы, пинии и пальмы шелестели так же ласково,  как
и в прежние времена,  и  так  же  ласково  подмигивало  по  ночам  созвездие
Кассиопеи.
   Может быть, Володя Телескопов был отчасти и прав, может быть,  эмпирейцам
действительно было немного скучновато, но у них была большая  всепоглощающая
страсть - футбол, завезенный, если помните, сюда еще  Бархатным  Чарли.  Они
называли свою любимую игру "булоногом", а. игроков  "легоперами".  Они  были
убеждены, что обладают самой мощной командой  мира,  но  у  них  никогда  не
хватало денег, чтобы съездить в Европу или в Южную  Америку  проверить  свои
силы, да они и не знали толком, что такое деньги.
   Заманивая в свои гавани  корабли  разных  стран,  эмпирейцы  вызывали  их
экипажи на булоножные поединки и обыгрывали с ужасающим  счетом.  Последний,
например, матч с командой несчастного "Ван-Дейка" закончился со счетом 44  :
0 в пользу местных легоперов.
   Так шла жизнь,  и  никто,  или  почти  никто,  из  потомков  обленившихся
астронавтов, предприимчивых  малазийцев,  африканцев,  мидинян,  карфагенян,
индусов, объевшихся викингов и раскаявшихся пиратов  не  подозревал  о  том,
какие тучи собираются над их небольшой страной, никто, или почти  никто,  не
мог вообразить себе события, о которых пойдет речь в следующих главах. Итак,
читатель, внимание...  Кстати  сказать,  эмпирейцы  и  сейчас  до  конца  не
понимают сложности современных денежных  отношений.  Огромная  их  красочная
банкнота - велюр, напоминающая  старинную  гравюру  с  парусами,  башнями  и
амурами, вызывает улыбки в банках всего мира. Карбункл, однако,  завел  себе
собственную денежную  единицу  -  клукс,  которая  обменивается  на  зуры  в
сберкассе ј 6 города Зурбагана.

   ГЛАВА 6
   в которой веселые голоса перемежаются злобными выкриками,
   трещат мотоциклы и невнятно бубнит "резинщик"

   -  Странное  дело,  Николай,-сказал   Геннадий   Страто-фонтов   капитану
Рикошетникову. (Оставаясь наедине, Геннадий позволял  себе  называть  своего
старшего друга просто по имени.) - Происходит какое-то  чудо,  Николай.  Мне
кажется, что я  начинаю,  Николай,  понимать  эмпирейский  язык.  Взгляните,
например, на этот, транспарант, Николай.
   Друзья в густой толпе шли по вытертым до блеска мраморным плитам  старого
Оук-порта. В бесчисленных магазинчиках,  лавчонках,  барах  и  кафе  главной
улицы Пикока-банауэй кишела говорливая, возбужденная жизнь. Казалось, воздух
наэлектризован ожиданием завтрашнего футбольного поединка. Посередине  улицы
приплясывающая толпа болельщиков несла огромный транспарант, на котором было
начертано:
   РИККО СИЛЛА МИЛАЗ АВАРА СПАРО КЭКС ХАВА
   КЕМТ УРА КЭКС ХАВА ЛИПАНДРА! ХУХС РИККО СИЛЛА,
   БЕСТАДО ЛЕГОПЕР ПЕЙСО!
   - Рикко Силла заявляет, - переводил Геннадий,  -  наши  соперники  забьют
столько голов, сколько смогут. Мы - сколько захотим!  Да  здравствует  Рикко
Силла, лучший футболист вселенной!
   - Знаете, Гена, это очень странно,- сказал капитан,- но мне тоже кажется,
что я что-то понимаю, а ведь этот язык не похож ни на один из  знакомых  мне
языков.
   - Вон та старушка в белом накрахмаленном чепце сейчас сказала  старику  в
синих штанах "Не пора ли домой, Хусай?"- сказал Геннадий.
   "Еще один стаканчик, и  баста",-  ответил  ей  на  это  старик,-  смеясь,
подхватил капитан.- А вон та девушка, видите, рыжая девушка,  говорит  своей
подруге: "Завтра я надену белые бусы.."

   - Парень крикнул кому-то в толпе: "До вечера!"
   - Продавец уверяет, что у него настоящий бразильский кофе...
   - Давайте попробуем поговорить с кем-нибудь из них,- предложил Геннадий.
   Друзья  сквозь  бамбуковую  занавеску  вошли  в   полутемную   прохладную
лавчонку. Толстый хозяин в красной майке  с  цифрой  "9"  на  спине  тут  же
закрутился возле них.
   - Вилькамис, вилькамис, якшито немо!
   - Пуззо, гай ле свитохлади,- попросил  его  Геннадий  и  тут  же  получил
брусок мороженого в шоколаде.
   - Пуззо, гай ле тубака пюр пипса, - попросил капитан  и  тут  же  получил
коробку трубочного табака "Летучий голландец".
   - Хава киста свитохлади  ри  тубака?  -  спросили  друзья,  имея  в  виду
стоимость купленных предметов.
   - Фуна велюр свитохлади, фуна велюр тубака,-  сияя  от  счастья,  ответил
толстяк.
   Капитан протянул ему две огромные местные банкноты с  башнями,  парусами,
амурами, пушками и арбалетами,
   - Нет-нет, только один велюр,- запротестовал торговец.
   - Но вы ведь сказали, что мороженое стоит один велюр и табак  стоит  один
велюр...
   -  Да-да,  совершенно  верно,-  ответил  толстяк,  умиляясь  догадливости
иностранцев.
   - А все вместе?
   - Тоже один велюр!
   - Та-ак...- почесал в  затылке  Рикошетников.-  Позвольте  тогда  узнать,
сколько стоит весь ваш магазин7
   - Один велюр, - сказал хозяин.
   - А вот эти игральные кости?
   - Тоже один велюр!
   - Да как же это так получается? - воскликнули разом пораженные друзья.
   Толстяк смущенно хмыкнул и потупил глаза.
   - Все иностранцы удивляются этому,  господа,  но...  понимаете  ли...  он
такой красивый, наш велюр...
   - Благодарю вас. До свидания,- сказал капитан, засовывая в карман  лишний
велюр.
   - Вилькамис. Вилькамис. Гретто, сенькьюри! Жуя мороженое  и  куря  табак,
друзья двинулись дальше. Они шли к зданию сената, где, как  объяснили  им  в
порту, должны были сегодня состояться большие дебаты до вопросу  завтрашнего
матча.
   - Джин! Мой юный герой! - услышал вдруг Геннадий за спиной,  и  на  плечо
ему легла легкая, как куриная лапка, рука.
   Пожилая леди Сьюзен Леконсфильд выглядела самым невероятным образом.  Шея
ее была унизана местными глубоководными жемчугами, мочки ушей были  украшены
пунцовыми серьгами, над седыми буклями  колыхались  перья  райских  птиц,  а
костлявые бедра были обтянуты ярчайшей эмпирейской мини-юбкой.
   - Джин, сокровище мое, спасенные тобой создания сегодня через час улетают
домой, в свою уютную  квартирку,  -  лепета-ла  старая  леди.-  Позволь  мне
поцеловать тебя, мой мальчик, мой рыцарь, мой хрустальный дельфинчик, мой...
   Потрясенный-  "хрустальным  дельфинчиком",  Геннадий  подставил  щеку   и
получил отличнейший поцелуй.
   Капитан Рикошетников с галантностью, привитой ему еще в Высшем мореходном
училище, поцеловал даме ручку.
   - На местном дирижабле мы доберемся до  Зурбагана,  а  там  пересядем  на
"комету", - продолжала старушка. - Поцелуй же своего нареченного братца, мой
мальчик.

   Содрогаясь от отвращения, Геннадий поцеловал Винстона в слюнявую пасть.
   Мопс вяло лизнул его в ухо. Геннадий  заметил,  что  "нареченный  братец"
дрожит от страха и заглядывает  ему  через  плечо.  Он  обернулся  и  увидел
деловито идущего по мрамору Пушу Шуткина. Над котом, словно флаг,  горделиво
реял его выдающийся хвост.
   - А, вон еще один член нашего экипажа,- улыбнулся капитан.
   Пуша Шуткин вдруг взлетел на дождевую трубу, мелькнув на  карнизе  черным
хвостом. Задержавшись на секунду на голове какой-то кариатиды.  Пуша  Шуткин
обернулся к друзьям, развел передними лапами - извините, мол, дела, и тут же
исчез.
   Попрощавшись с леди  Леконсфильд,  друзья  двинулись  дальше.  Извилистая
Пикокобанауэй вдруг вытекла на довольно широкую площадь, в  глубине  которой
высилось здание сената с коринфскими колоннами, готическими шпилями и лепкой
рококо.
   Перед  сенатом  высился  величественный  памятник  предку  ленинградского
пионера  "Адмиралу  Серхо  Филимоныч   Страттофудо",   как   именовали   его
благодарные островитяне.
   Скромный мужественный путешественник был изображен скульптором как бы  на
капитанском мостике, но одновременно и на коне. Его гордую голову, с  лицом,
исполненным  благородного  гнева,  венчал  крылатый   шлем.   Правой   рукой
Страттофудо поражал акулоподобного  Рокера  Буги,  а  левой  защищал  пышную
улыбающуюся деву, символизирующую эмпирейскую свободу!
   -  О  ужас!  И  это  мой  прапрапра...-  прошептал   Геннадий,   вспомнив
добродушный и даже несколько застенчивый взгляд фамильного портрета.
   -   Представляете,   что   здесь   начнется,   если   обнародовать   ваше
происхождение, Геннадий? - засмеялся капитан.
   - Умоляю вас не делать  этого,  Николай!-воскликнул  мальчик.  Скромность
всегда была его отличительной чертой.
   Рикошетников промолчал. До поры до времени он решил не  волновать  друга,
не говорить ему о том, что он вместе с Хрящиковым и  Шлиером-Довейко  решили
обнародовать его происхождение на завтрашнем футбольном матче, и сделать это
было решено для расширения и углубления дружеских контактов.
   Друзья поднялись по мраморной лестнице и скрылись в  здании  сената.  Они
уже не видели, как через пять минут на  площадь  с  грохотом  ворвались  два
десятка мрачных, затянутых в черную кожу хулиганов  на  мотоциклах.  Они  не
видели, как хулиганы начали зловещее кружение вокруг памятника, поливая  его
желтой краской и отвратительной хулой, забрасывая яйцами и тухлыми  крабами.
Они не видели, как толпы возмущенных  эмпирейцев  пресекли  эту  неожиданную
вылазку жителей Карбункла (а это  были  именно  они)  и  покрыли  их  головы
позором. В Чем же была суть этото странного  инцидента?  Оказалось,  что  на
Карбункле вдруг вспыхнула яростная компания против футбольного матча. Жители
Карбункла, для которых ранее один их жалкий клукс был дороже всего  мирового
футбола, которые до сего утра не слышали даже имен Пеле и Гершковича,  вдруг
выступили с яростными нападками на футболистов "Алеши  Поповича"  и  послали
лучших своих хулиганов для осквернения памятника русскому адмиралу.
   А Геннадий и капитан Рикошетников  сидели  тем  временем  в  галерее  для
гостей и наблюдали заседание сената Республики Большие Эмпирей и Карбункл.
   Спикер сената возвышался над всем собранием, сидя по традиции на огромной
бочке  знаменитого  "Горного  дубняка".  Одет  он  был  также   традиционно:
бархатный камзол, дра-ные ботфорты, красная пиратская косынка на голове. Оба
его глаза крест-накрест закрывали традиционные черные по-вязки.  В  руке  он
держал кремневый пистолет XVIII века, выстрелами из которого пресекал шум  в
зале.
   Сенаторы же, их  было  ровно  две  дюжины,  одеты  были  кое-как.  Правая
оппозиция, шесть  представителей  Карбункла,  все  были  в  черных  суконных
тройках, а остальные - в расстегнутых жилетах, в рубашках, иные так просто в
майках. Президент республики  Токтомуран  Джечкин,  явившийся  на  заседание
прямо  с  тренировки,  был  В  доспехах  футбольного  вратаря.  Среди  этого
странного общества изысканностью и  строгостью  наряда  выделялась  красивая
статная дама с длинными черными  волосами  и  лицом,  словно  вырезанным  из
слоновой кости.
   - Кто эта дама, месье? - спросил Рикошетников оказавшегося  по  соседству
вертлявого француза.
   - Это женщина-сенатор мадам Накамура-Бранчевска, - зашептал сосед.- Вчера
я удостоился быть приглашенным  к  ней  на  прием.  Поверьте,  месье,  такой
обаятельной и импозантной дамы не встретишь ни в Лондоне, ни даже в  Париже.
Говорят, что она происходит из рода де Клиссон...
   Спикер выстрелил в потолок, вынул изо  рта  традиционный  кляп  и  глухим
голосом возгласил;
   -  Слово  предоставляется  господину  президенту.   Токтомуран   Джечкин,
подтягивая черно-бело-лиловые трусы, поднялся на трибуну.
   - Господин  спикер,  господа  сенаторы,  господа!  Вчера  народ  Эмпиреев
приветствовал в своем порту советский фрегат "Ал„ша Попович"! Любимец нашего
народа лучший футболист вселенной Рикко Силла  первый  коснулся  борта  этой
бригантины.
   Советская каравелла, господа, занимается в океане  наукой,  но  это  нас,
слава богу, не касается. Мы будем счастливы встретиться  с  легоперами  этой
далекой и, как утверждают, большой  страны,  команда  которой  заняла  пятое
место на так называемом первенстве мира в Англии.
   Господа, вы знаете, что сила удара левой ноги Рикко, Силлы  равна  одной,
тысяче пятистам килограммам, тогда как,  удар  пресловутого,  но  уважаемого
всеми нами Пеле весит всего лишь восемьсот килограммов. Какое же может  быть
первенство без команды Больших Эмпиреев?
   Трибуны  для  публики  взорвались  бешеным  восторженным  ревом.   Спикер
выстрелил в потолок.
   - От себя, лично, господа,-продолжал президент,-я заявляю.  В  завтрашнем
матче я парирую восемь пенальти и вытащу  столько  же  мячей  из  "девятки".
Лозунг Рикко Силлы вам  известен.  Уверен,  что  сенат  единогласно  одобрит
встре-, чу наших легоперов с советскими футболистами, прибывшими  к  нам  на
галеоне "Алеша Попович". Я кончил, господа!
   Спикер снова пальнул в потолок.
   -  Слово   имеет   старейшина   Совета   Копальщиков   острова   Карбункл
достопочтенный  кавалер  Ордена   Счастливой   Лопаты   полковник   Бастардо
Мизераблес ди Порк-и-Гусано.
   На трибуну поднялся высокий мощный мужчина лет  сорока  с  бананообразным
носом, лохматыми гусеницами бровей, похожим на утюг подбородком и  странными
на этом фоне тоненькими усиками. Лицо этого  господина  показалось  знакомым
Геннадию и Рикошетникову, но вспомнить его они не смогли. Как-то очень уж не
связывались между собой сенат  далекой  неведомой  страны  и  милый  сердцу,
проступающий сквозь снег вид Ленинграда...  Кировский  мост,  Петропавловка,
памятник Суворову...
   Бастардо Мизераблес ди Порк-и-Гусано грохнул страшным кулаком по  трибуне
и эавопил на карбункулском наречии эмпирейского языка:
   - Вжыл жыз всплых сиплствоу! Черчелянто ри  фларт!  Газзо  азаф  Карбункл
жрав Эмпирея гам, га фула, брегадл!..
   Грубая речь его была почти непонятна нашим морякам.  Уловить  можно  было
лишь отдельные бранные слова: трусы, предатели, лентяи, провокаторы, идиоты,
коварные происки и тому подобное. Ясно было одно: кавалер Ордена  Счастливой
Лопаты яростно протестовал против дружеского спортивного поединка, обвинял и
угрожал.
   Никто не ожидал такого поворота дела. Изумленные сенаторы левого крыла  и
центра вскочили, размахивая руками. Шум на  галереях  для  публики  поднялся
невообразимый. Круглый, как мяч, седоватый  сенатор  в  красной  футболке  с
цифрой "З." одним прыжком взлетел на трибуну и закричал:

   - Позор недостойным  копальщикам  Карбункла!  Вам  не  поссорить  нас  со
славными ребятами, не дрогнувшими  даже  перед  лицом  бандитской  подлодки!
Занимайтесь с