вая бинты,
 Бесновались матросы на вантах.

 Двери наших мозгов
 Посрывало с петель.
 Миражи берегов,
 Покрывало земель
 Этих обетованных, желанных,
 И колумбовых и магелланных!

 Только мне берегов не видать и земель,
 С хода в девять узлов сел по горло на мель,
 А у всех молодцов благородная цель,
 И в конце-то концов, я ведь сам сел на мель!

 И ушли корабли, мои братья, мой флот,
 Кто чувствительней, брызги сглотнули.
 Без меня продолжался великий поход,
 На меня ж парусами махнули.

 И погоду, и случай безбожно кляня,
 Мои пасынки кучей бросали меня.
 Вот со шлюпок два залпа - ладно -
 От Колумба и от Магеллана.

 Я пью пену, волна не доходит до рта,
 И от палуб до дна обнажились борта,
 А бока мои грязны - таи, не таи,
 Так любуйтесь на язвы и раны мои!

 Вот дыра у ребра, это след от ядра,
 Вот рубцы от тарана, и даже
 Видны шрамы от крючьев,
 Какой-то пират мне хребет
 Перебил в абордаже.

 Киль, как старый, неровный гитаровый гриф,
 Это брюхо вспорол мне коралловый риф,
 Задыхаюсь, гнию, так бывает:
 И просоленное загнивает.

 Ветры кровь мою пьют и сквозь щели снуют
 Прямо с бока на ют, меня ветры добьют.
 Я под ними стою от утра до утра,
 Гвозди в душу мою забивают ветра!

 И гулякой шальным все швыряют вверх дном
 Эти ветры, незваные гости.
 Захлебнуться бы им в моих трюмах вином
 Или с мели сорвать меня в злости!

 Я уверовал в это, как загнанный зверь,
 Но не злобные ветры нужны мне теперь,
 Мои мачты, как дряблые руки,
 Паруса, словно груди старухи.

 Будет чудо восьмое, и добрый прибой
 Мое тело омоет живою водой,
 Море, божья роса, с меня снимет табу,
 Вздует мне паруса, словно жилы на лбу!

 Догоню я своих, догоню и прощу
 Позабывшую помнить армаду.
 И команду свою я обратно пущу,
 Я ведь зла не держу на команду!

 Только, кажется, нет больше места в строю!
 - Плохо шутишь, корвет, потеснись, раскрою!
 Как же так? Я ваш брат, я ушел от беды,
 Полевее фрегат, всем нам хватит воды!

 До чего ж вы дошли, значит, что мне - уйти?
 Если был на мели - дальше нету пути?
 Разомкните ряды, что же вы, корабли?
 Всем нам хватит воды, всем нам хватит земли,
 Этой обетованной, желанной,
 И колумбовой, и магелланной!


                ***

 Вдоль обрыва по-над пропастью, по самому краю
 Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю.
 Что-то воздуху мне мало, ветер пью, туман глотаю,
 Чую, с гибельным восторгом, пропадаю.

 Чуть помедленнее, кони,  чуть помедленнее,
 Вы тугую не слушайте плеть!
 Но что-то кони мне попались привередливые,
 И дожить не успел, мне допеть не успеть!

 Я коней напою, я куплет допою,
 Хоть немного еще постою на краю.

 Сгину я, меня пушинкой ураган сметет с ладони,
 И в санях меня галопом повлекут по снегу утром.
 Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони,
 Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту!

 Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее,
 Не указчики вам кнут и плеть.
 Но что-то кони мне попались привередливые,
 И дожить не успел, мне допеть не успеть.

 Я коней напою...

 Мы успели. В гости к богу не бывает опозданий,
 Так, что ж там ангелы поют такими злыми голосами?
 Или это колокольчик весь зашелся от рыданий,
 Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани!

 Чуть помедленнее кони, чуть помедленнее,,
 Умоляю вас, вскачь не лететь!
 Но что-то кони мне достались привередливые.
 Коль дожить не успел, так хотя бы допеть!

 Я коней напою...


                  ***

 У вина достоинство, говорят, целебное.
 Я решил попробовать. Бутылку взял, открыл.
 Вдруг оттуда вылезло что-то непотребное:
 Может быть зеленый змий, а может, крокодил.

         Если я чего решил, я выпью-то обязательно,
         Но к этим шуткам отношусь я очень отрицательно.

 А оно зеленое, пахучее, противное,
 Прыгало по комнате, ходило ходуном.
 А потом послышалось пенье заунывное,
 И виденье оказалось грубым мужиком.

         Если я чего решил, я выпью-то обязательно,
         Но к этим шуткам отношусь я очень отрицательно.

 И если б было у меня времени хотя бы час.
 Я бы дворников позвал бы с метлами, а тут
 Вспомнил детский детектив - старика Хоттабыча -
 И спросил: товарищ Ибн, как тебя зовут?

 Так, что хитрость, говорю, брось свою иудину,
 Прямо, значит, отвечай, кто тебя послал?
 И кто загнал тебя сюда - в винную посудину?
 От кого скрывался ты и чего скрывал?

 Тот мужик поклоны бьет, отвечает вежливо:
 Я не вор, я не шпион, я вообще-то дух!
 И за свободу за свою, захотите ежели,
 Изобью за вас любого, можно даже двух.

 Тут я понял: это джин, он ведь может многое,
 Он ведь может мне сказать: вмиг озолочу.
 Ваше предложение, - говорю, - убогое.
 Морды после будем бить. Я вина хочу!

 Ну а после - чудеса по такому случаю!
 Я до небес дворец хочу, ведь ты на то и бес.
 А он мне: мы таким делам вовсе не обучены,
 Кроме мордобития - никаких чудес.

 Врешь,-кричу,-шалишь,-кричу.Ну, и дух в амбицию.
 Стукнул раз - специалист, видно по нему.
 Я, конечно, побежал, позвонил в милицию.
 Убивают,-говорю,-прямо на дому.

 Вот они подъехалм, показали аспиду!
 Супротив милиции он ничего не смог!
 Вывели болезного, руки ему за спину
 И с размаху кинули в черный воронок.

 Что с ним стало? Может быть, он  в тюряге мается.
 Чем в бутылке, лучше уж в Бутырке посидеть.
 Ну, а может, он теперь боксом занимается?
 Если будет выступать, я пойду смотреть.


              ***

 Едешь ли в поезде, в автомобиле,
 Или гуляешь, хлебнувши винца,
 При современном машинном обилье
 Трудно по жизни пройти до конца.

 Вот вам авария в Замоскворечье -
 Трое везли хоронить одного.
 Все, и шофер, получили увечья,
 Только который в гробу - ничего.

 Бабы по найму рыдали сквозь зубы,
 Дьякон - и тот верхней ноты не брал,
 Громко фальшивили медные трубы -
 Только который в гробу не соврал.

 Бывший начальник и тайный разбойник
 В лоб лобызал и брезгливо плевал.
 Все приложились, и только покойник
 Так никого и не поцеловал.

 Но грянул гром. Ничего не попишешь,
 Силам природы на речи плевать.
 Все побежали под плиты и крыши,
 Только покойник не стал убегать.

 Что ему дождь! От него не убудет.
 Вот у живущих закалка не та.
 Ну, а покойники - бывшие люди -
 Смелые люди - и нам не чета.

 Как ни спеши, тебя опережают.
 Клейкий ярлык, как отметка на лбу,
 А ничего тебе не угрожает,
 Только когда ты в дубовом гробу.

 Можно в отдельной, а можно и в общей -
 Мертвых квартирный вопрос не берет.
 Вот молодец, этот самый усопший,
 Вовсе не требует лишних хлопот.

 В царстве теней, в этом обществе строгом,
 Нет ни опасностей, нет ни тревог.
 Ну, а у вас? Все мы ходим под богом.
 Только которым в гробу - ничего.

 Слышу кругом: он покойников славит!
 Нет, я в обиде на нашу судьбу.
 Всех нас когда-нибудь кто-то задавит,
 За исключением тех, кто в гробу.


               ***

 Считать по нашему, мы выпили немного.
 Не вру, ей-богу. Скажи, Серега!
 И если б водку гнать не из опилок,
 То что б нам было с пяти бутылок?

 Вторую пили близ прилавка в закуточке,
 Но это были еще цветочки,
 Потом в скверу, где детские грибочки,
 Потом не помню - дошел до точки,

 Я пил из горлышка, с устатку и не евши,
 Но я, как стекло, был, то есть остекленевший,
 Ну, а когда коляска подкатила,
 Тогда у нас было семьсот на рыло.

 Мы, правда, третьего насильно  затащили.
 Но тут промашка - переборщили.
 А что очки товарищу разбили,
 Так то портвейном усугубили.

 Товарищ первый нам сказал, что, мол, уймитесь,
 Что не буяньте, что разойдитесь.
 Ну, разойтись я тут же согласился.
 И разошелся, конечно, и расходился.

 Но, если я кого ругнул - карайте строго,
 Но это вряд ли, скажи, Серега!
 А что упал, так то от помутненья,
 Орал не с горя, от отупенья.

 Теперь позвольте пару слов без протокола:
 Чему нас учит семья и школа?
 Что жизнь сама таких накажет строго.
 Тут мы согласны, скажи, Серега.

 Вот он проснется и, конечно, скажет.
 Пусть жизнь осудит, да, Сергей? Пусть жизнь накажет.
 Так отпустите, вам же легче будет,
 Чего возиться, если жизнь осудит!

 Вы не глядите, что Сережа все кивает,
 Он соображает, он все понимает.
 А что молчит, так это от волненья,
 От осознанья, так сказать, и просветленья.

 Не запирайте, люди, плачут дома детки,
 Ему ведь в Химки, а мне - в Медведки.
 Да, все равно, автобусы не ходят,
 Метро закрыто, в такси не содят.

 Приятно все же, что нас здесь уважают.
 Гляди, подвозят, гляди, сажают,
 Разбудит утром не петух, прокукарекав,
 Сержант подымет, как человека.

 Нас чуть не с музыкой проводят, как проспимся.
 Я рупь заначил - слышь, Сергей, - опохмелимся.
 И все же, брат, трудна у нас дорога.
 Эх, бедолага, ну, спи, Серега!


                 ***

 Как засмотрится мне нынче, как задышится!
 Воздух крут перед грозой, круто вязок.
 Что споется мне сегодня, что услышится!
 Птицы вещие поют, и все из сказок.

 Птица филин мне радостно скалится,
 Веселит, зазывает из гнезд,
 А напротив тоскует, печалится,
 Травит душу чудной алконос.

         Словно семь заветных струн
         Зазвенели в свой черед:
         Это птица гамаюн
         Надежду подает!

 В синем небе, колокольнями проколотом,
 Медный колокол, медный колокол
 То ль возрадовался, то ли осерчал.
 Купола в россии кроют чистым золотом,
 Чтобы чаще господь замечал.

 Я стою, как перед вечною загадкою,
 Пред великой да сказочной страною,
 Перед солоно - да горько - кисло-сладкою,
 Голубою, родниковою, ржаною.

 Грязью чавкая, жирной да ржавой
 Вязнут лошади по стремена,
 Но влекут меня сонной державою,
 Что раскисла, опухла от сна.

         Словно семь богатых лун
         На пути моем встает:
         Это птица гамаюн
         Надежду подает.

 Душу сбитую да стертую утратами,
 Душу сбитую перекатами,
 Если до крови лоскут истончал,
 Залатаю золотыми я заплатами,
 Чтобы чаще господь замечал.


      Охота на волков
      ---------------

 Рвусь из сил, из всех сухожилий,
 Но сегодня опять, как вчера,
 Обложили меня, обложили,
 Гонят  весело на номера.

 Из-за ели хлопочут двустволки,
 Там охотники прячутся в тень.
 На снегу кувыркаются волки,
 Превратившись в живую мишень.

 Идет охота на волков,
 Идет охота.
 На серых хищников
 Матерых и щенков.
 Кричат загонщики,
 И лают псы до рвоты.
 Кровь на снегу и пятна красные флажков.

 Не на равных играют с волками
 Егеря, но не дрогнет рука.
 Оградив нам свободу флажками,
 Бьют уверенно, наверняка!

 Волк не может нарушить традиций.
 Видно, в детстве, слепые щенки,
 Мы, волчата, сосали волчицу
 И всосали: нельзя за флажки!

 Наши ноги и челюсти быстры.
 Почему же, вожак, дай ответ,
 Мы затравленно рвемся на выстрел
 И не пробуем через запрет?

 Волк не должен, не может иначе!
 Вот кончается время мое:
 Тот, которому я предназначен,
 Улыбнулся и поднял ружье.

 Но а я из повиновения вышел,
 За флажки: жажда жизни сильней,
 Только сзади я с радостью слышал
 Изумленные крики людей.

 Рвусь из сил, из всех сухожилий,
 Но сегодня не так, как вчера.
 Обложили меня, обложили,
 Но остались ни с чем егеря!

 Идет охота на волков,
 Идет охота.
 На серых хищников
 Матерых  и щенков,
 Кричат загонщики,
 И лают псы до рвоты,
 Кровь на снегу и пятна красные флажков.


              ***

 Прошла пора вступлений и прелюдий,
 Все хорошо, не вру, без дураков!
 Меня к себе зовут большие люди,
 Чтоб я им пел охоту на волков.

 Быть может, запись слышал из окон,
 А может быть, с детьми ухи не сваришь,
 Как знать, но приобрел магнитофон
 Какой-нибудь ответственный товарищ .

 И, предаваясь будничной беседе
 В кругу семьи, где свет торшера тускл,
 Тихонько, чтоб не слышали соседи,
 Он взял, да и нажал на кнопку "Пуск".

 И там, не разобрав последних слов
 (Прескверный дубль достали на работе),
 Услышал он охоту на волков
 И кое-что еще на обороте.

 И все прослушав до последней ноты,
 И разозлясь, что слов последних нет,
 Он поднял трубку: автора "Охоты.."
 Ко мне пришлите завтра в кабинет.

 Я не хлебнул для храбрости винца,
 И подавляя частую икоту,
 С порога, от начала до конца
 Я проорал ту самую охоту.

 Его просили дети, безусловно,
 Чтобы была улыбка на лице,
 Но он меня прослушал благосклонно
 И даже аплодировал в конце.

 И об стакан бутылкою звеня,
 Которую извлек из книжной полки,
 Он выпалил: да это ж про меня!
 Про всех про нас, какие, к черту волки?!

 Ну все, теперь, конечно что-то будет:
 Уже три года в день по пять звонков.
 Меня к себе зовут большие люди,
 Чтоб я им пел охоту на волков.


              ***

 Не пиши мне про любовь: не поверю я,
 Мне вот тут уже дела твои прошлые.
 Слушай лучше: тут с лавсаном материя.
 Если хочешь, я куплю, вещь хорошая.

 Водки я пока не пью, ну ни стопочки.
 Экономлю, и не ем даже супу я,
 Потому что куплю тебе кофточку,
 Потому что я люблю тебя, глупая!

 Был в балете: мужики девок хапают.
 Девки все, как на подбор, в белых тапочках.
 Вот пишу, а слезы душат и капают,
 Не давай себя хватать, моя лапочка!

 Наш бугай один из первых на выставке,
 А сперва кричали, будто бракованный.
 Но очухались и вот дали приз-таки.
 Весь в медалях он лежит запакованный.

 Председателю скажи, пусть избу мою
 Кроет нынче же и пусть всю травку выкосит.
 А не то я телок крыть не подумаю,
 Рекордсмена портить мне? На-кось, выкуси!

 И пусть починит наш амбар, ведь не гнить зерну.
 Будет Пашка приставать, с ним - как с предателем.
 С агрономом не гуляй - ноги выдерну!
 Можешь раза два пройтись с председателем.

 До свидания, я в гум за покупками,
 Это вроде нашего амбара, но со стеклами.
 Ведь ты мне можешь надоесть с полушубками,
 В сером платьице с узорами блеклыми.

 Постскриптум:

 Тут стоит культурный парк по-над речкою.
 В нем гуляю и плюю только в урны я.
 Но ты, конечно, не поймешь, там, за печкою,
 Потому ты - темнота некультурная.


                  ***

 Здравствуй, Коля, милый мой, друг мой ненаглядный!
 Во первых строках письма шлю тебе привет.
 Вот приедешь ты, боюсь, занятой, нарядный,
 Не заглянешь и ко мне, сразу в сельсовет.

 Как уехал ты, я в крик, бабы прибежали,
 Ох разлуки, говорят, ей не перенесть.
 Так скучала за тобой, что меня держали,
 Хоть причины не скучать очень даже есть.

 Тут вот Пашка приходил, кум твой окаянный.
 Еле-еле не далась, даже щас дрожу.
 Он три дня уж, почитай, ходит злой и пьяный -
 Перед тем, как приставать, пьет для куражу.

 Ты, болтают,  получил премию большую,
 Будто Борька, наш бугай, первый чемпион!
 К злыдню этому - быку я тебя ревную
 И люблю тебя сильней, нежели чем он.

 Ты приснился мне во сне, пьяный, злой, угрюмый.
 Если думаешь чего, так не мучь себя!
 С агрономом я прошлась, только ты не думай,
 Говорили мы весь час только про тебя.

 Ты уж Коля, там не пей, потерпи до дому.
 Дома можно хоть чего, можешь хоть в запой.
 Мне не надо никого, даже агронома,
 Хоть культурный человек, несравним с тобой.

 Наш амбар в дожди течет:  прохудился, верно.
 Без тебя невмоготу, кто ж создаст уют?
 Хоть какой, но приезжай, жду тебя безмерно!
 Если можешь, напиши, что там продают.


          Порвали парус.
          -------------

 А у дельфина взрезано брюхо винтом.
 Выстрела в спину не ожидает никто.
 На батарее нету снарядов уже.
 Надо быстрее на вираже.

         Но, парус порвали, парус!
         Каюсь, каюсь, каюсь...

 Даже в дозоре можешь не встретить врага.
 Это не горе, если болит нога.
 Петли дверные многим скрипят, многим поют.
 Кто вы такие? Здесь вас не ждут.

         Но, парус порвали, парус!
         Каюсь, каюсь, каюсь...

 Многие лета тем, кто поет во сне.
 Все части света могут лежать на дне.
 Все континенты могут гореть в огне,
 Только все это не по мне.

         Но, парус порвали, парус!
         Каюсь, каюсь, каюсь...


             ***

 Вот главный вход, но только, вот,
 Упрашивать - я лучше сдохну.
 Хожу я через черный ход,
 А выходить стараюсь в окна.

          Не вгоняю я в гроб никого,
          Но вчера меня тепленького,
          Хоть бываю и хуже я сам,
          Оскорбили до ужаса.

 И плюнув в пьяное мурло,
 И обвязав лицо портьерой
 Я вышел прямо сквозь стекло
 В объятья к милиционеру.

          И меня окровавленного,
          Всенародно прославленного
          Прям как был я в амбиции
          Довели до милиции.

 И кулаками покарав,
 И попинав меня ногами
 Мне присудили крупный штраф
 За то, что я нахулиганил.

          А потом перевязанному,
          Несправедливо наказанному
          Эти добрые мальчики
          Дали спать на диванчике.

 Проснулся я - еще темно,
 Успел поспать и отдохнуть я.
 Я встал и, как всегда, - в окно,
 А на окне стальные прутья.

          И меня патентованного,
          Ко всему подготовленного
          Эти прутья печальные
          Ввергли в бездну отчаянья.

 А рано утром, верь не верь,
 Я встал, от слабости шатаясь,
 И вышел в дверь, я вышел в дверь...
 С тех пор в себе я сомневаюсь.

          В мире тишь и безветрие,
          Тишина и симметрия,
          На душе моей гадостно,
          И живу я безрадостно.


            ***

 В тот вечер я не пил не пел,
 Я на нее вовсю глядел,
 Как смотрят дети, как смотрят дети,
 Но тот, кто раньше с нею был,
 Сказал мне, чтоб я уходил,
 Сказал мне, чтоб я уходил,
 Что мне не светит.

 И тот, кто раньше с нею был,
 Он мне грубил, он мне грозил,
 А я все помню, я был не пьяный.
 Когда ж я уходить решил,
 Она сказала: "Не спеши.
 Она сказала: "Не спеши.
 Ведь слишком рано".

 Но тот, кто раньше с нею был,
 Меня, как видно, не забыл
 И как-то в осень и как-то в осень
 Иду с дружком, гляжу - стоят.
 Они стояли молча в ряд
 Они стояли молча в ряд
 Их было восемь.

 Со мною нож. Решил я: "Что ж.
 Меня так просто не возьмешь.
 Держитесь, гады! Держитесь, гады!"
 К чему задаром пропадать?
 Ударил первым я тогда
 Ударил первым я тогда,
 Так было надо.

 Но тот, кто раньше с нею был,
 Он эту кашу заварил
 Вполне серьезно, вполне серьезно.
 Мне кто-то на плечи повис,
 Валюха крикнул: "Берегись!"
 Валюха крикнул: "Берегись!",
 Но было поздно.

 За восемь бед один ответ.
 В тюрьме есть тоже лазарет.
 Я там валялся, я там валялся.
 Врач резал вдоль и поперек.
 Он мне сказал: "Держись, браток!"
 Он мне сказал: "Держись, браток!"
 И я держался.

 Разлука мигом пронеслась,
 Она меня не дождалась,
 Но я прощаю, ее прощаю.
 Ее, как водится, простил
 Того ж, кто раньше с нею был,
 Того ж, кто раньше с нею был,
 Я не прощаю!
 Ее, конечно, я простил,
 Того ж, кто раньше с нею был,
 Того ж, кто раньше с нею был,
 Я повстречаю!


             На кладбище.
             -----------

 Четверть века в трудах да в заботах я
 Все бегу, тороплюсь да спешу,
 А как выдастся время свободное
 На погост погулять выхожу.

         Там на кладбище так спокойненько
         Ни врагов ни друзей не видать
         Все культурненько, все пристойненько
         Исключительная благодать.

  Нам судьба уготована странная
  Беспокоимся ночью и днем
  И друг друга грызем на собраниях
  Надрываемся, горло дерем.

          А на кладбище так спокойненько
          Ни врагов, ни друзей не видать
          Все культурненько, все пристойненько
          Исключительная благодать.

  А семья моя - свора скандальная,
  Этот пьяный, драчливый сосед
  Ты квартира моя коммунальная
  Днем и ночью покоя все нет.

          А на кладбище так спокойненько
          Среди верб, тополей и берез
          Все культурненько, все пристойненько
          И решен там квартирный вопрос.

  Вот, к примеру, захочется выпить вам,
  А вам выпить нигде не дают
  Все скрипят да грозят вытрезвителем
  Да в нетрезвую душу плюют.

          А на кладбище так спокойненько
          От общественности вдалеке
          Все культурнень