бота?
     - Инструктором.
     - Инструктором? - девушка недоуменно посмотрела на него.
     - Это то, что я отлично  умею  делать!  Буду  готовить  молодняк  для
охраны спецоб®ектов. - Савелий взял у нее анкету и начал заполнять.
     - Что ж, очень рада за тебя!
     - Радоваться пока рано: завтра отвезу, а дня через  три-четыре  дадут
ответ. Может, еще не подойду.
     - Ты подойдешь! - уверенно заявила она.  -  А  чего  такой  грустный?
Словно не доволен.
     - Далековато больно. Азия! Шесть месяцев там, четыре - в Москве.
     - Шесть месяцев?! - невольно воскликнула она. - Это нелегко.
     - Зато четыре месяца - отпуск! - напомнил Савелий.
     - Шесть месяцев! - словно не слыша его, повторила Лана.
     - Но четыре месяца - отпуск, в Москве, - упрямо прошептал Савелий.
     - Но четыре месяца отпуск, - словно эхо повторила Лана.
     - Но четыре месяца - отпуск, - вновь прошептал он, и Лана  склонилась
к нему, шепча прямо в его губы. - Четыре месяца... - она прижалась к губам
Савелия и стала нетерпеливо стаскивать с него одежду.
     А в этот момент у Валентина Серафимовича, с которым Савелий расстался
несколько часов назад, звонил телефон. Он спокойно взял трубку:
     - Здесь Григорий Маркович! - нетерпеливо бросил он в трубку.
     - Случилось что? - нахмурился Валентин Серафимович.
     - Нужно все ускорить: Первый торопит. Крайний срок вылета "племяша" -
через два дня!
     - Но вы же знаете, что это будет стоить немалых  денег,  -  попытался
возразить тот.
     - Вас что, когда-нибудь ограничивали в средствах? -  сердито  спросил
Григорий Маркович.
     - Нет, но...
     - В таком случае через два дня! Ясно?
     - Ясно, Григорий Маркович! Через два дня он вылетит в Азию.
     - Встречать и доставлять его  должны  по  обычной  схеме!  Все  парню
подробно об®ясните! Пока! - В трубке послышались короткие гудки.  Валентин
Серафимович несколько секунд смотрел трубку, потом нажал на рычаг и  сражу
же стал набирать номер.



        С ЛАНОЙ У РЕКИ

     Вспоминая каждую встречу, каждую минуту, проведенную с Лапой, Савелий
часто  ловил  себя  на  странном  ощущении  то  его  охватывало  страстное
волнение, и он каждой клеточкой своего организма словно прикасался к  ней,
вновь и вновь переживая сладостные моменты, то вдруг она  вызывала  в  нем
непонятную тревогу. Отчего, почему?
     В такие моменты он упрямо пытался найти ответ, но не находил его.
     Происходила своеобразная борьба  разума  и  сердцам  разум  улавливал
фальшь, неискренность, а сердце убеждало в обратном. То же самое произошло
и сейчас, и он решил отвлечься от этой темы и вернулся к мыслям о капитане
Воронове. И снова память окунула в прошлое.
     Выбрав день, после того как устроился на даче  Ланы,  Савелий  поехал
туда, где он провел столько радостных и счастливых (грустное и  неприятное
он стер из своей памяти, по крайней мере, ему так хотелось думать) детских
лет.
     В омском детдоме он провел года два, после чего его и нескольких  еще
ребятишек отправили в другие детские дома по банальной  причине:  нехватка
жилплощади по санитарным нормам.
     Память не подвела, и Савелий  почти  сразу  отыскал  дом,  в  котором
Андрей проживал со своей тетушкой и в котором он бывал неоднократно, когда
ее не было дома. Эти моменты Савелий  вспоминал  с  особой  нежностью:  он
досыта наедался дарами небольшого садика, а иногда и настоящими  пирожками
с настоящим вареньем, приготовленными тетушкой  Андрея  для  какого-нибудь
праздника.
     Когда тетушка уезжала в город по делам, Андрюша сразу же  сообщал  об
этом маленькому Савушке, и тот тайком сбегал из  детдома.  Воспитательница
была строгой и никогда не разрешала ему  ходить  в  гости  к  Андрюше.  За
самовольные отлучки он всегда наказывался: его на несколько часов запирали
в темный сырой подвал, но Савушка, несмотря ни на какие наказания,  в  эти
дни был по-настоящему счастлив.
     Они играли "в войну", "в Чапаева", "в шпионов и разведчиков".  Андрей
учил  его  лазить  по  деревьям,  плавать  в  небольшом  водоеме,  который
находился в трех минутах ходьбы от дома и многому,  многому  другому,  что
ему потом пригодилось в жизни.
     Савелий с нежной грустью ходил по местам своего детства и с  огромной
радостью находил их такими, какими помнил все время.
     Вот развесистая ива, с которой Андрей  ловко  и  бесстрашно  сигал  в
воду. Савелий никак не мог преодолеть страх высоты, и никакие  уговоры  не
могли заставить его взобраться выше, чем на метр. Но однажды, когда Андрей
оставил  его  ненадолго  на  берегу,  чтобы  сбегать  домой   и   принести
чего-нибудь  поесть,  маленький  Савушка  осмотрелся  по  сторонам,  чтобы
убедиться в отсутствии зрителей, затем  взглянул  на  злополучное  дерево,
казавшееся огромным, плюнул себе на ладони, как это обычно делал Андрей, и
упрямо полез вверх.
     Ствол был  толстым,  казался  скользким  и  непослушным,  и  он  раза
три-четыре скатывался вниз, не преодолев и  двух  метров.  Каждый  раз  он
больно стукался о землю, но это его не останавливало, а, напротив  залезть
наверх во что бы то ни стало. Должен! И не только забраться наверх,  но  и
прыгнуть оттуда в воду.
     Первую часть задуманного маленький  Савушка  выполнил,  но  вторую...
Когда он оказался среди ветвей и глянул вниз,  ему  показалось,  что  вода
находится где-то страшно  далеко  и  он  обязательно  разобьется.  У  него
закружилась от страха голова, и он  обхватил  ручонками  ствол  ивы.  Тихо
постанывая, стал готовиться к своей смерти.
     Андрюша, вскоре вернувшийся с  добрым  ломтем  краюхи,  не  обнаружил
своего приятеля на берегу и в страхе начал бегать у воды,  выкрикивая  его
имя. Андрей знал о страхе Савелия перед высотой, ему и в голову  не  могла
прийти мысль взглянуть наверх, пока не услышал какие-то странные звуки.
     - Андрю-ю-ю-ша-а-а! - тихо и жалобно скулил Савушка.
     - Савка!? Ты?! Слава тебе, Господи! - обрадовался он. - Я уж подумал,
что ты утонул. Это надо же: залез все-таки! Упрямый шельмец! -  это  слово
часто говаривала ему тетка. - Неужели еще и прыгать будешь?
     - Бу-у-у-у-д-у-у... - хныкал он. - Если руки оторвутся-а-а...
     - Зацепился, что ли? - нахмурился Андрей. - Сейчас, погоди  чуток,  я
помогу тебе! - Он начал быстро взбираться на дерево.
     Савелий сейчас очень явственно вспомнил то чувство, что охватило его,
когда он увидел взбирающегося  к  нему  Андрюшу:  стыд,  злость  на  себя.
Неужели он такой трус, что не сможет прыгнуть вниз?
     Там же вода, а плавать он уже умеет. Да и  прыгать  он  будет  ногами
вниз, а не как Андрей, вниз головой. Единственное, что  нужно  сделать,  -
это отпустить руки от дерева. Если он  этого  не  сделает,  то  все  будут
думать,  что  он  действительно  законченный  трус!  Нет,   этого   нельзя
допустить! Будь, что будет!
     Савелий отпустил руки и полетел вниз.  Ему  казалось,  что  он  летит
очень долго, целую вечность! Какое же это упоение! Свободный  полет.  Душа
запряталась куда-то глубоко-глубоко, к горлу подкатило что-то  необ®яснимо
щекочущее. Ура! Он летит! Смотрите, он летит, как птица!  Лети...  в  этот
момент сначала ноги, а потом и его задница больно стукнулись о воду, и  он
мгновенно погрузился с головой, но тут  же,  заработав  руками  и  ногами,
выплыл и громко прокричал, выплевывая воду:
     - Андрюша, ты видел? Видел? Я прыгнул! Прыгнул в  воду,  как  ты!  Ты
видел, я не трус!?
     - Видел, Савка, видел! Ты молодец! Самый настоящий молодец!  -  махал
ему Андрюша с дерева, радуясь от души за друга.
     - Я еще, еще хочу...
     Савелий стоял перед заколоченной крест-накрест  калиткой,  и  тяжелое
предчувствие охватило его, защемило сердце. Он оглянулся вокруг, словно  в
поисках помощи и заметил согбенную под тяжестью  лет  сухонькую  старушку.
Одной рукой она опиралась  на  суковатую  палку,  а  другой  несла  полную
авоську с продуктами из сельмага.
     - Здравствуйте, бабушка! Давайте помогу вам! -  Савелий  взял  у  нее
сетку и пошел рядом.
     - Вот спасибо, милой. Совсем упарилась: на автобус-то припозднилась и
тащусь на ногах-то, -  она  не  жаловалась,  а  просто  ворчала  вслух  по
привычке, потом пристально взглянула на  Савелия.  -  Чтой-то  не  признаю
тебя, милой?!
     - А вы давно здесь живете?
     - Давно не давно, а, почитай  цельну  жисть.  И  чей  ты  будешь?  Не
сродственник ли Вороновых? У ихнего дома, вижу, стоял.
     - А вы Андрея Воронова давно видели? - с волнением  спросил  Савелий,
словно не слыша ее вопроса.
     - Так нет уже твою Андрея, - просто, без  всяких  эмоций  проговорила
старушка. - Погиб он. На войне проклятой и  погиб.  С  год  иль  два  тому
будет. Вскоре и Зинка, его тетка, померла,  царство  ей  небесное.  -  Она
степенно перекрестилась и вновь взглянула на Савелия. - Я  признала  тебя,
сынок. Вы дружковали с Андрюшкой-то. Имя твое только вот запамятовала.
     - Савка я, - глухо проговорил он.
     - Точно, Савушка! Ох и огольцы были, не приведи Господи!  Ты,  сынок,
не держи в себе-то - заплачь и вскорости  полегчает.  Истину  говорю!  Да,
давненько ты, милой, не был здеся, давненько, - она  укоризненно  покачала
головой.
     Савелию нечего было сказать в свое оправдание, и он пожал плечами.
     - Спасибочки, милой, пришло я.  Может  быть,  на  чаек  заглянешь?  -
старушка ткнула палкой в сторону своей  древненькой,  сильно  покосившейся
хибарки с двумя окнами. - Одна я и осталась: кто помер, кто уехал  далече.
Совсем забыли свою старую мать. - Ее глаза привычно заслезились. -  Ладно,
пойду, пожалуй, прилягу... замаялась совсем. Ох, ноженьки мои, ноженьки. -
Старушка подхватила у Савелия свою авоську и,  шаркая  старенькими,  почти
развалившимися ботинками, поплелась к своему последнему прибежищу.
     Савелий не помнил, как добрался до дачи Ланы: память кидала и  кидала
его в прошлое, когда  они  с  Андреем  бегали  беззаботные  и  счастливые,
несмотря на то, что не всегда ели досыта, не всегда имели одежду и обувку.
Потом работа на заводе. Потом, потом Афганистан.  Афганистан,  где  каждый
человек рядом с тобой оценивался по самой высокой  шкале.  И  часто  ценою
этой являлась сама жизнь.
     Сидя на даче, обо всем этом и  о  многом  другом  размышлял  Савелий,
уставившись в одну точку перед собой. Со стороны могло показаться, что  он
внимательно  слушал  и  смотрел  на   экран   телевизора,   где   бушевали
человеческие страсти, но его отсутствующий взгляд говорил о другом.
     Лана вошла в комнату и увидела его неподвижную фигуру. Она  была  вся
мокрая от дождя. Фильм уже кончился, и экран серебрился в  темноте.  Лана,
решив, что он заснул, сняла плащ и  тихонько  повесила  на  гвоздь.  Затем
осторожно подошла к нему,  чтобы  испугать,  но  неожиданно  заметила  его
открытые глаза и неподвижный взгляд, направленный в никуда:
     - Добрый вечер, Савушка.
     Савелий не отозвался: то ли не услышал, то ли не захотел услышать.
     - Добрый вечер! - громче повторила она, прикоснувшись к его руке.
     - Добрый вечер,  Лана.  Прости,  не  заметил,  как  ты  вошла,  -  он
проговорил это таким бесцветным тоном, что она с недоумением посмотрела  в
его глаза и хотела спросить что-то важное, но, увидев его взгляд, спросила
совсем не то, что хотела:
     - Ты ел что-нибудь, Савушка? Он ничего не ответил.
     - Конечно же нет! - Лапа поняла, что он снова ушел в себя и не слышит
ее. - Так... сейчас чтонибудь придумаем. - Она начала быстро распаковывать
принесенные  продукты,  накрывать  стол.  Потом  неожиданно  остановилась,
достала из бара бутылку виски. - Надо же как-нибудь расслабиться. - Налила
полный бокал и подошла к нему. - Выпей, Савушка!
     Он снова никак не отреагировал на ее слова, и  Дала  насильно  сунула
ему в руку бокал.
     - Пей!
     Он поднял на нее глаза, а посмотрел отсутствующе, как бы мимо.
     - Пей, пей! - Лана сама взяла его руку с бокалом  и  поднесла  к  его
губам.
     Савелий начал  машинально  пить  и  выпил  до  конца,  совершенно  не
поморщившись, словно пил воду. Лана поставила  бокал  на  стол  и  присела
рядом.
     - Что-то случилось, Савушка? - тихо спросила она.  Он  не  ответил  и
продолжал смотреть перед собой.
     - С братом? - неожиданно  догадалась  Лана.  Он  ничего  не  ответил,
опустил глаза вниз и чуть заметно кивнул.
     - Его... Он убит? - с грустью прошептала девушка.  Савелий  еще  ниже
опустил голову.
     - Может, напутали? Может, жив  твой  брат?!  Тебя  же  тоже  не  было
столько лет на родине.
     - Ничего не напутали, - глухо выдавил он, затем не глядя взял бутылку
и снова налил полный бокал. - Ты не была в Афгане и  не  знаешь,  что  это
такое! - он  начал  повышать  голос.  -  Ты  никогда  не  видела  трупы  с
вырезанными органами, отрезанными ушами, выколотыми  глазами!  Ты...  -  В
этот момент Лана ласково погладила его руку, и  Савелий  оборвал  себя  на
полуслове и быстро опрокинул виски в рот.
     -  Да,  Савушка,  ты  прав,  я  никогда  не  была  в  Афганистане  и,
действительно, не знаю то, о чем ты говоришь, но раскисать не нужно! - эти
слова она проговорила тихо, но твердо.
     Савелий вновь налил полный бокал и хотел  выпить,  но  девушка  вдруг
тревожно вскрикнула:
     - Савушка!
     Савелий вдруг взглянул на нее, потом на бокал, поставил его на стол и
вновь повернулся к девушке, постепенно возвращаясь из своих  воспоминаний.
Глубоко вздохнув, он вытянул руки вперед, проделал  медитационный  пасс  и
вновь повернулся к Лане, на этот раз с виноватой улыбкой:
     - Прости меня, Лана.
     - Вот и хорошо! Наконец-то ты вернулся, а то был так далеко от  меня,
что я даже напугалась. - Лана быстро налила кофе и пододвинула к  нему.  -
Ты обязательно должен выпить горячего кофе.
     - Лана! Я очень прошу тебя поехать, сейчас со мной.
     - Куда?
     - Километров двести отсюда.
     - На ночь глядя? - удивилась она. - Может, с утра?
     - Нет. Я хочу, чтобы ты там увидела восход солнца.  Палатку  возьмем,
покушать.
     - Ты чего-то не договариваешь.  Что  случилось  еще  Савушка?  -  Она
нахмурилась с тревогой.
     - Через два дня я улетаю.
     - Приняли?? - Она радостно захлопала в ладоши, но тут же перестала  и
тихо спросила. - Далеко?
     - В Казахстан.
     - Значите на шесть месяцев расстаемся,  -  На  ее  глаза  навернулись
слезы, но она тут же взяла себя в руки. - А, может  быть,  это  и  не  так
плохо: я же тоже уезжаю на два месяца в Финляндию, потом - в Ливан.
     - С отцом?
     - Нет, но это он меня пристроил. Чего это мы болтаем?  Осталось  двое
суток, а мы еще здесь! - Лана стала быстро собираться в дорогу, бросая  на
ходу указания Савелию. - Спальные мешки наверху,  в  шкафу.  Палатка  -  в
гараже. Не забудь бар опустошить.
     Они добрались на место к двенадцати часам ночи. Ярко светила луна,  и
ее отражение серебром рассыпалось  в  спокойной  воде  небольшой  речушки.
Стояла удивительная тишина, и вокруг не было ни души.
     Савелий быстро и ловко установил палатку, расстелил  в  ней  спальные
мешки, укрепил фонарь, а Лана накрыла импровизированный стол:
     - Ты не представляешь, Савушка, как я рада, что ты  вытащил  меня  на
природу! - Она чмокнула  его  в  щеку  и  протянула  бутылку  шампанского,
которую он с шумом открыл и разлил в фужеры.
     - За что пьем? - с улыбкой спросил Савелий.
     - За твои успехи! - Она звонко чокнулась и быстро выпила.
     Потом, поставив фужер на импровизированный  стол  -  кусок  фанеры  -
обхватила руками свои колени. - Знаешь, Савушка, у каждого человека должен
быть  свой  дом,  куда  он  мог  бы  всегда  вернуться.  -  Лана  говорила
торжественно, тихо, и, возможно, поэтому слова  казались  более  весомыми,
более важными. - И пока у тебя нет такого дома, возвращайся ко мне.  Скажу
честно, за эти дни я так  привязалась  к  тебе,  что  расставаться  просто
невыносимо. Так что возвращайся, я буду ждать,  -  Неожиданно  она,  чтобы
скрыть свое волнение, капризно воскликнула. - Да я тебе просто приказываю!
Ты же знаешь, как я люблю командовать.
     - Лана, - тихо прошептал Савелий. - У  меня  ничего  нет  позади,  не
будет, возможно, и впереди, - он замолчал и взглянул в ее глаза.  -  И  ты
для меня... Ты для меня...
     Лана оборвала его слова долгим нежным поцелуем, потом отстранилась  и
прижалась губами к его руке.
     - Савушка, милый, я очень рада, что мы встретились, но мне  почему-то
страшно. Может... Может тебе  отказаться  от  этой  работы?  -  Она  вдруг
запнулась, посмотрела на него и всплеснула  руками.  -  Не  слушай  глупую
бабу! Сама не знаю, что говорю! - Она бросилась к  нему  на  шею  и  стала
срывать с него одежду. - Милый, родной мой, Савушка. Хочу  тебя!  Всего  и
много. Где мой мальчик? Вот он! Сильный, нетерпеливый.  Молчи,  ничего  не
говори, Савушка,  сегодня,  буду  говорить  только  я,  ты  будешь  только
внимать. - Лана нетерпеливо сорвала с себя платье и  предстала  перед  ним
голой, желанной. В свете фонаря ее загорелое тело, белея  только  узенькой
полоской от плавочек, нервно вздрагивало от его прикосновении и извивалось
в его сильных руках.
     - Какой же ты сильный и нежный! Как здорово ты все умеешь. Да, так...
так... Боже! Боже мой! Савушка, милый... Еще, еще... А-а-а! Неужели это я?
Савушка-а-а-а!!!
     Савелий проснулся очень рано и тут же выглянул наружу: солнце еще  не
встало, но незримо уже ощущалось  его  присутствие.  Осторожно,  чтобы  не
разбудить Лану, он выскочил из палатки босиком,  сел  на  землю,  скрестив
ноги, и ушел внутрь себя.
     Прошло  несколько  минут,  прежде  чем  он  вернулся   в   нормальное
состояние. После этого встал, подошел к огромному дубу,  рядом  с  которым
стояла палатка, обошел вокруг него и остановился с той стороны, где  ствол
был чист от коры.
     Нежно, стараясь не очень сильно скоблить обнаженное место, он  провел
несколько рад лезвием ножа, очищая от грязи и пыли, потом  положил  ладони
на очищенное место и прижался губами к дереву. В этом положении он  провел
некоторое время, что-то нежно шепча лесному  исполину,  потом  замолчал  и
взглянул вверх, на огромную крону. И  дерево,  словно  откликаясь  на  его
призыв, приветливо покачало ему своими ветвями. Сколько же  лет  прошло  с
того дня, когда он в последний раз навещал  его?  Сколько  лет  прошло,  а
дерево помнит его, передает ему свое тепло, свою силу:  он  это  явственно
почувствовал.
     - Спасибо тебе, брат, - шепнул Савелий и  оглянулся  в  сторону,  где
через считанные секунды должно было взойти солнце и осветить  все  вокруг.
Савелий быстро подскочил к палатке, откинул полог и  нежно  притронулся  к
девушке:
     - Вставай, милая, пропустишь самое прекрасное! Лана  распахнула  свои
глазищи и тут же обвила его шею руками.
     - Как здорово: вижу тебя во сне, открываю глаза, а ты передо мною!  -
Она заразительно потянулась, но тут же воскликнула: - Что? Ты сказал,  что
могу пропустить самое прекрасное? Ну, уж нет! -  она  откинула  в  сторону
покрывало и голышом выскочила из палатки. - Как здесь хорошо: тихо,  уютно
и красиво. Погода - прелесть!
     - Лана, ты первая, кого я сюда привез, - тихо проговорил он и  кивнул
в сторону восходящего солнца: - Смотри! - а сам быстро  подошел  к  самому
берегу и опустился на скрещенные ноги лицом к солнцу.
     Пожав плечами, Лана усмехнулась, наблюдая за Савелием, потом  подошла
и тоже опустилась на скрещенные ноги, повторив его позу. Так же  выпрямила
спину, положила ладони на свои колени и устремила взгляд в сторону солнца.
     Деревья были так странно расположены, что солнечные  лучи  напоминали
тонкие лучи лазерных установок, которые медленно передвигались  по  твоему
телу, и там, где они прикасались, становилось удивительно тепло, покойно и
приятно: макушка головы, лицо, грудь, живот, ноги.
     Тело стало таким легким, свободным, что, казалось, достаточно  одного
движения  -  и  взлетишь