ак же  тоскливо,
как в незабываемый  день  первой  встречи.  Варя  к  нему  бросилась,  а  он
отвернулся и ничего не сказал. За что такая нелюбовь?
     Первый луч солнца застал Варю на скамейке возле особой части.  Фандорин
усадил чуть не насильно, велел отдыхать, и Варя привалилась к стене тяжелым,
онемевшим телом, погрузилась в мутную, тягостную  полудрему.  Ломило  кости,
подташнивало - нервы и бессонная ночь, ничего удивительного.
     Поисковые команды  еще  затемно  разошлись  по  квадратам.  В  четверть
восьмого прискакал нарочный с  14  участка,  вбежал  в  хату,  и  сразу  же,
застегивая на ходу китель, вышел Фандорин.
     - Едемте, Варвара Андреевна, Зурова нашли, - коротко бросил он.
     - Убит? - всхлипнула она.
     Эраст Петрович не ответил.
     Гусар лежал ничком, вывернув голову  вбок.  Еще  издали  Варя  заметила
серебряную рукоятку кавказского кинжала, намертво засевшего в левой лопатке.
Спешившись,  увидела  профиль:  удивленно  открытый  глаз  отливал  красивым
стеклянным блеском, развороченный выстрелом висок чернел окаемом  порохового
ожога.
     Варя снова бесслезно всхлипнула и отвернулась,  чтобы  не  видеть  этой
картины.
     - Ничего не трогали, господин Фандорин,  как  приказано,  -  докладывал
жандарм, руководивший командой. -  Всего  версту  до  командного  пункта  не
доскакал. Тут ложбина, вот никто и не увидел. А выстрел что -  такая  пальба
стояла... Картина ясная: ударили кинжалом  в  спину,  врасплох,  неожиданно.
Потом добили пулей в левый висок - выстрел-то в упор.
     - Ну-ну,  -  неопределенно  ответил  Эраст  Петрович,  склонившись  над
трупом.
     Офицер понизил голос:
     - Кинжал Ивана Харитоновича, я сразу признал.  Он  показывал,  говорил,
подарок грузинского князя...
     На это Эраст Петрович сказал:
     - Славно.
     А Варе стало еще хуже, она зажмурилась, чтобы отогнать дурноту.
     - Что следы к-копыт? - спросил Фандорин, присев на корточки.
     - Увы. Сами видите, вдоль ручья сплошная галька, а повыше все истоптано
- видно, вчера эскадроны прошли.
     Титулярный советник выпрямился, с минуту постоял  подле  распростертого
тела. Лицо его было неподвижным, серым - в тон седоватым вискам. А ему  едва
за двадцать лет, подумала Варя и вздрогнула.
     - Хорошо, поручик.  П-перевезите  убитого  в  лагерь.  Едемте,  Варвара
Андреевна.
     По дороге она спросила:
     - Неужто Казанзаки - турецкий агент? Невероятно! Конечно, он противный,
но все же...
     - Не до такой степени? - невесело хмыкнул Фандорин.
     Перед самым полуднем нашелся и подполковник -  после  того,  как  Эраст
Петрович  велел  еще  раз,  потщательней,  прочесать  рощицу  и   кустарник,
расположенные неподалеку от места гибели бедного Ипполита.
     Судя по рассказам (сама Варя не ездила), Казанзаки  полусидел-полулежал
за густым кустом, привалившись спиной к валуну. В правой руке револьвер,  во
лбу дырка.
     Совещание по итогам расследования проводил сам Мизинов.
     - Прежде всего должен сказать, что крайне недоволен результатами работы
титулярного советника Фандорина, - начал генерал  голосом,  не  предвещавшим
ничего хорошего. - Эраст Петрович, у вас под самым носом  орудовал  опасный,
изощренный враг, нанесший нашему делу тяжкий вред и поставивший  под  угрозу
судьбу всей кампании, а вы его так и не распознали. Разумеется, задача  была
нелегкой, но  ведь  и  вы,  кажется,  не  новичок.  Какой  спрос  с  рядовых
сотрудников особой части?  Они  набраны  из  разных  губернских  управлений,
прежде в основном занимались рядовой следовательской работой, но уж вам-то с
вашими способностями непростительно.
     Варя, прижимая ладонь к ноющему виску, искоса посмотрела на  Фандорина.
Тот имел вид совершенно невозмутимый, однако скулы едва заметно (кроме  Вари
никто, пожалуй, и не разглядел бы) порозовели - видно, слова шефа задели его
за живое.
     - Итак, господа, что мы  имеем?  Мы  имеем  беспрецедентный  в  мировой
истории конфуз. Секретной частью Западного отряда,  главного  из  соединений
всей Дунайской армии, руководил изменник.
     - Это можно считать  установленным,  ваше  высокопревосходительство?  -
робко спросил старший из жандармских офицеров.
     - Судите сами, майор. Ну, то что Казанзаки  по  происхождению  грек,  а
среди греков много турецких агентов, это еще, разумеется, не доказательство.
Но вспомните, что в записях Лукана фигурирует загадочный J. Теперь  понятно,
что это за J такой - "жандарм".
     - Но слово "жандарм" пишется через G - gendarme, - не унимался седоусый
майор.
     -  Это  по-французски  gendarme,  a  по-румынски  пишется  jandarm,   -
снисходительно раз®яснило высокое начальство. - Казанзаки - вот  кто  дергал
румынского полковника за ниточки. Далее. Кто  кинулся  сопровождать  Зурова,
следовавшего с донесением, от которого зависела судьба сражения, а возможно,
и всей войны? Казанзаки. Далее. Чьим кинжалом убит Зуров? Вашего начальника.
Далее. А что, собственно, далее? Не сумев извлечь  застрявший  в  лопаточной
кости клинок, убийца понял, что ему не удастся снять с  себя  подозрение,  и
застрелился. Между прочим, в барабане его револьвера не хватает как раз двух
пуль.
     - Но вражеский шпион не стал бы себя убивать, а попытался бы  скрыться,
- все так же несмело вставил майор.
     - Куда, позвольте узнать? Линию огня ему было не пересечь,  а  в  наших
тылах на него с сегодняшнего дня об®явили бы розыск.  У  болгар  ему  бы  не
спрятаться, до турок не  добраться.  Лучше  пуля,  чем  виселица  -  тут  он
рассудил  верно.  Кроме  того,  Казанзаки  не  шпион,  а  именно   изменник.
Новгородцев, - обернулся генерал к ад®ютанту, - где письмо?
     Тот достал из папки сложенный вчетверо белоснежный листок.
     - Обнаружено в кармане у  самоубийцы,  -  пояснил  Мизинов.  -  Читайте
вслух, Новгородцев.
     Ад®ютант с сомнением покосился на Варю.
     - Читайте, читайте, - поторопил его генерал. - У нас  тут  не  институт
благородных девиц, а госпожа Суворова - член следственной группы.
     Новгородцев откашлялся и, залившись краской, стал читать.
     "Милый Ватик-Харитончик серцо мое... " Тут такая орфография, господа, -
вставил от себя ад®ютант. - Читаю, как написано. Жуткие каракули.  Хм.  "...
серцо мое. Жизне бэз тебя будет такая что руки на себя положить ито луче чем
такое  жизне.  Цаловал-милавал  ты  мине   а   я   тибе   а   судба   подлец
сматрел-завидавал и нож за спину прятал Бэз тибе я пыл,  гроз  земной.  Очен
прошу вернис скорей. А если кто другой вместо Бесо в твой  паршивый  Кышынов
найдош-приеду и клянус мамой кышки вон. Твой на тыща лет Шалунишка".
     - В смысле "твоя"? - спросил майор.
     - Нет, не "твоя", а именно "твой", -  криво  усмехнулся  Мизинов.  -  В
том-то вся и  штука.  Перед  тем,  как  попасть  в  Кишиневское  жандармское
управление, Казанзаки служил в Тифлисе.  Мы  немедленно  послали  запрос,  и
ответ уже получен. Прочтите телеграмму, Новгородцев.
     Новый документ Новгородцев читал  с  явно  большим  удовольствием,  чем
любовное послание.
     - "Его высокопревосходительству  генерал-ад®ютанту  Л.  А.  Мизинову  в
ответ на запрос от августа 31 дня, полученный в 1 час 52  минуты  пополудни.
Сверхсрочно. Сверхсекретно.
     Докладываю, что за время службы в Тифлисском жандармском  управлении  с
января 1872 г. по сентябрь 1876 г. подполковник Иван Казанзаки проявил  себя
дельным, энергичным работником и официальных взысканий  не  имел.  Напротив,
получил по выслуге орден Св. Станислава 3 степени и две благодарности от  Е.
И. Высочества кавказского наместника.  Однако,  согласно  поступившей  летом
1876 г. агентурной  информации,  имел  странные  пристрастия  и  якобы  даже
состоял в противоестественной связи с известным тифлисским педерастом князем
Виссарионом Шаликовым, по прозвищу Шалун  Бесо.  Я  бы  не  придал  значения
подобным сплетням, не подтвержденным доказательствами, однако с учетом того,
что, невзирая на зрелый возраст подполковник Казанзаки холост и в  связях  с
женщинами не замечался, решил провести секретное  внутреннее  расследование.
Удалось установить, что с  Шалуном  подполковник  Казанзаки,  действительно,
знаком, однако факт интимных отношений не подтвержден. Все  же  я  почел  за
благо ходатайствовать о переводе подполковника Казанзаки в другое управление
без каких-либо последствий для его послужного списка
     Начальник Тифлисского жандармского управления полковник Панчулидзев"
     - Вот так, - горько резюмировал Мизинов. - Сплавил другим сомнительного
сотрудника, да еще и причину от начальства утаил. А  результат  расхлебывает
вся армия. Из-за измены Казанзаки мы два месяца  торчим  под  этой  чертовой
Плевной  и  неизвестно,   сколько   провозимся   с   ней   еще!   Высочайшее
тезоименитство  испорчено!  Государь  сегодня   говорил   про   отступление,
представляете!? - Он судорожно сглотнул. - Три  неудачных  штурма,  господа!
Три! Вы помните, Эраст Петрович,  что  первый  приказ  о  занятии  Плевны  в
шифровальный отдел относил Казанзаки? Уж не знаю, каким образом ему  удалось
поменять "Плевну" на "Никополь", но без этого иуды тут явно не обошлось!
     Встрепенувшись,  Варя  подумала,  что  в  Петрушиной  судьбе,  кажется,
наметился просвет. А генерал, пожевав губами, продолжил:
     -  Полковника  Панчулидзева  в   назидание   прочим   молчальникам   я,
разумеется, отдам под суд и буду добиваться полного разжалования, однако его
телеграмма позволяет нам дедуктивно  восстановить  всю  цепочку.  Здесь  все
достаточно  просто.  Про  тайный  порок  Ивана  Казанзаки  наверняка  узнала
турецкая агентура, которой кишит весь Кавказ, и подполковник был  завербован
посредством шантажа. История вечная,  как  мир.  "Ванчик-Харитончик"!  Тьфу,
пакость! Добро б еще из-за денег!
     Варя открыла было рот,  чтобы  заступиться  за  приверженцев  однополой
любви, которые, в конце Концов, не виноваты, что  природа  сотворила  их  не
такими, как все, но тут поднялся Фандорин.
     - Позвольте взглянуть на Письмо,  -  попросил  он,  повертел  листок  в
руках, зачем-то провел пальцем по сгибу и спросил: - А где к-конверт?
     - Эраст Петрович, вы меня удивляете, - развел руками генерал.  -  Какой
может быть конверт? Не по почте асе подобные послания шлют.
     - П-просто лежало во внутреннем кармане? Ну-ну - И Фандорин сел.
     Лаврентий Аркадьевич пожал плечами.
     - Вы лучше вот чем займитесь, Эраст Петрович. Не  исключаю,  что  кроме
полковника Лукана предатель успел завербовать кого-то  еще.  Ваша  задача  -
выискать, не осталось ли в штабе или вокруг штаба драконьих зубов. Майор,  -
обратился он к старшему из офицеров, тот вскочил и вытянулся. - Вас назначаю
временно заведовать особой  частью.  Задача  та  же.  Титулярному  советнику
оказывать всемерное содействие.
     - Слушаюсь!
     В дверь постучали.
     - Разрешите, ваше высокопревосходительство? - просунулась в щель голова
в синих очках.
     Варя  знала,  что  это   секретарь   Мизинова,   тихий   чиновничек   с
труднозапоминающейся фамилией, которого почему-то не любят и опасаются.
     - Что такое? - насторожился шеф жандармов.
     - Чрезвычайное происшествие на гауптвахте. Явился комендант. Говорит, у
него арестант повесился.
     - Вы что, Пшебышевский, с ума сошли! У  меня  важное  совещание,  а  вы
лезете со всякой дребеденью!
     Варя схватилась за сердце, и в следующую секунду секретарь произнес  те
самые слова, которые она так боялась услышать:
     - Так ведь это  шифровальщик  Яблоков  повесился,  тот  самый.  Оставил
записку, имеющую прямое касательство... Вот я и осмелился... Однако если  не
ко времени, прошу извинить и удаляюсь. - Чиновник обиженно шмыгнул  носом  и
сделал вид, что хочет исчезнуть за дверью.
     - Сюда письмо! - рыкнул генерал. - И коменданта сюда!
     У Вари все плыло перед глазами.  Она  силилась  встать,  но  не  могла,
скованная диковинным оцепенением. Увидела  склонившегося  Фандорина,  хотела
ему что-то сказать, но лишь жалко зашлепала губами.
     - Теперь ясно, как Казанзаки подправил приказ!  -  воскликнул  Мизинов,
пробежав глазами записку. - Слушайте. "Снова тысячи убитых, и все из-за моей
оплошности. Да, я  смертельно  виноват  и  больше  запираться  не  стану.  Я
совершил непоправимую ошибку - оставил на столе шифровку о занятии Плевны, а
сам отлучился по личному делу. В мое отсутствие кто-то заменил в депеше одно
слово, а я отнес шифровку,  даже  не  проверив!  Ха-ха,  истинный  спаситель
Турции вовсе не Осман-паша, а я, Петр Яблоков. Не  трудитесь  разбирать  мое
дело, господа судьи, я вынес себе приговор сам". Ах,  как  все  элементарно!
Пока мальчишка бегал по своим делам, Казанзаки быстренько подправил  депешу.
Минутное  дело!  Генерал  скомкал  записку  и  швырнул  на  пол,  под   ноги
вытянувшемуся в струнку коменданту гауптвахты.
     - Эр... Эраст Пет... рович, что же... это? - с трудом пролепетала Варя.
- Петя!
     - Капитан, что с Яблоковым? Мертв? - спросил  Фандорин,  обернувшись  к
коменданту.
     - Какой там мертв, петли толком затянуть не умеют,  -  гаркнул  тот.  -
Вынули Яблокова, откачивают!
     Варя оттолкнула Фандорина и  бросилась  к  двери.  Ударилась  о  косяк,
выбежала на крыльцо и ослепла от яркого солнца. Пришлось остановиться. Рядом
опять возник Фандорин.
     - Варвара Андреевна, успокойтесь,  все  обошлось.  Сейчас  сходим  туда
вместе, только отдышитесь, на вас лица нет.
     Он осторожно взял ее за локоть, но это вполне деликатное  прикосновение
почему-то вызвало у Вари приступ непереносимого  отвращения.  Ока  согнулась
пополам, и ее обильно вырвало прямо Эрасту Петровичу на сапоги. После  этого
Варя села на ступеньку и попыталась понять, отчего земля стоит  диагонально,
но никто с нее не скатывается.
     На лоб ей легло что-то приятное,  ледяное,  и  Варя  даже  замычала  от
удовольствия.
     - Хорошие дела, - раздался гулкий голос Фандорина. - Да ведь это тиф.




        Глава десятая, в которой государю преподносят золотую саблю

     "Дейли пост" (Лондон),
     9 декабря (27 ноября) 1877 г.

     "Последние два месяца  осадой  Плевны  фактически  руководит  старый  и
опытный генерал  Тотлебен,  хорошо  памятный  британцам  по  Севастопольской
кампании.  Будучи  не  столько  полководцем,  сколько  инженером,   Тотлебен
отказался от тактики лобовых атак и  подверг  армию  Османа-паши  правильной
блокаде. Русские потратили массу  драгоценного  времени,  за  что  Тотлебена
подвергали резкой критике, однако ныне приходится признать,  что  осторожный
инженер прав. С тех пор, как месяц  назад  турок  окончательно  отрезали  от
Софии, в Плевне начался голод и нехватка  боеприпасов.  Тотлебена  все  чаще
называют вторым Кутузовым (русский фельдмаршал,  измотавший  силы  Наполеона
бесконечным отступлением в 1812 году -  прим.  редакции).  Со  дня  на  день
ожидается капитуляция Османа со всем его 50-тысячным войском".


     Холодным, противным днем (серое небо, ледяная морось, чавкающая  грязь)
Варя возвращалась на специально  нанятом  извозчике  в  расположение  армии.
Целый месяц провалялась в Тырновском эпидемическом госпитале  на  больничной
койке и даже вполне могла умереть, потому что от  тифа  умирали  многие,  но
ничего, обошлось. Потом еще два месяца изнывала от  скуки,  дожидаясь,  пока
отрастут волосы - не ехать  же  стриженой  под  татарина.  Проклятые  волосы
отрастали медленно, они и теперь не столько лежали, сколько стояли бобриком.
Вид был жутко нелепый, но терпение кончилось - еще неделя безделья,  и  Варя
просто сошла бы с ума от вида горбатых улочек опостылевшего городишки.
     Один раз вырвался проведать Петя. Он все еще числился  под  следствием,
но уже не сидел на гауптвахте, а ходил  на  службу  -  армия  разрослась,  и
шифровальщиков не хватало. Петя сильно изменился: оброс жидкой,  ужасно  ему
не шедшей бороденкой, отощал и через слово  поминал  то  Бога,  то  служение
народу. Больше всего Варю потрясло то, что при встрече жених поцеловал ее  в
лоб. Что это он, как покойницу в гробу? Неужто до такой степени подурнела?
     Тырновское шоссе было запружено обозами, и коляска еле ползла,  поэтому
Варя на правах знатока здешних мест велела извозчику свернуть  на  проселок,
что вел к югу, в об®езд лагеря. Так хоть и дальше, но доедешь быстрей.
     По пустой дороге лошадка затрусила живей, да и дождь почти прекратился.
Еще часок-другой и дома. Варя фыркнула. Ничего себе "дома". Это  в  сырой-то
палатке, под семью ветрами!
     За Ловчей стали встречаться одиночные всадники - все больше фуражиры да
деловитые ординарцы, а вскоре Варя увидела и первого знакомого.
     Долговязая фигура в котелке и рединготе, нескладно сидевшая на  понурой
рыжей кобыле, - обознаться невозможно. Маклафлин! У Вари  возникло  ощущение
deja-vu:  во  время  третьей  Плевны  она  точно  так  же   возвращалась   к
расположению армии, и точно так  же  на  дороге  ей  повстречался  ирландец.
Только тогда было жарко, а теперь холодно,  да  и  выглядела  она,  наверно,
получше.
     И очень даже удачно, что первым ее увидит именно Маклафлин. Он  человек
прямой, бесхитростный, по его реакции сразу поймешь, можно ли показываться в
обществе с такими волосами или лучше повернуть обратно. Да и  новости  опять
же узнать...
     Варя  мужественно  сдернула  шляпку,  обнажив  свой  постыдный  бобрик.
Проверка так проверка.
     - Мистер Маклафлин! - приподнявшись на сиденье,  звонко  крикнула  она,
когда коляска догнала корреспондента. - А это я! Куда направляетесь?
     Ирландец оглянулся и приподнял котелок.
     - О, мадемуазель Варя, очень рад видеть вас в добром здравии.  Это  вас
из гигиенических соображений так обстригли? Прямо не узнать.
     У Вари внутри все так и оборвалось.
     - Что, ужасно? - упавшим голосом спросила она.
     - Вовсе нет, - поспешил уверить ее Маклафлин. - Но  сейчас  вы  гораздо
больше похожи на мальчика, чем во время нашей первой встречи.
     - Нам по пути? - спросила  она,  -  Так  садитесь  ко  мне,  поболтаем.
Лошадь-то у вас не очень.
     - Ужасная кляча. Моя Бесси умудрилась  нагулять  брюхо  от  драгунского
жеребца, и ее разнесло, как бочку. А штабной конюх  Frolka  меня  не  любит,
потому что я никогда из принципиальных соображений не даю ему взяток (то что
у вас называется па chai), и подсовывает  таких  одров!  Где  он  их  только
берет! А ведь я спешу по крайне важному, секретному делу.
     Маклафлин  многозначительно  умолк,  но  было  видно,  что  его   всего
распирает от важности и секретности.
     При всегдашней сдержанности альбионца это выглядело необычно -  похоже,
журналист и в самом деле разузнал нечто из ряда вон выходящее.
     - Да присядьте  на  минутку,  -  вкрадчиво  произнесла  Варя.  -  Дайте
отдохнуть несчастному  животному.  У  меня  тут  и  пирожки  с  вареньем,  и
термостатическая фляга. А в ней кофе с ромом...
     Маклафлин достал из кармана часы на серебряной цепочке.
     - Half past seven... Another forty minutes to get there...  All  right,
an  hour.  It'll  be  half  past  eight...,  -  пробормотал  он   на   своем
невразумительном наречии и вздохнул. - Ну  хорошо,  разве  что  на  минутку.
Доеду с вами до развилки, а там сверну на Петырницы.
     Привязав поводья к коляске, он  уселся  рядом  с  Варей,  один  пирожок
проглотил целиком, от второго откусил половину и с  удовольствием  отхлебнул
из крышечки горячего кофе.
     - В Петырницу-то зачем?-небрежно спросила Варя. - Снова встречаетесь со
своим плевненским осведомителем, да?
     Маклафлин испытующе посмотрел на нее, поправил запотевшие от пара очки.
     - Дайте слово, что никому не расскажете - по  крайней  мере  до  десяти
часов, - потребовал он.
     - Честное слово, - сразу же сказала Варя. - Да что за новость такая?
     Поколебленный  легкостью,  с  которой  было  дано  обещание,  Маклафлин
запыхтел, но  отступать  было  поздно,