со смехом Угедэй.- Где золотые ключи от
ворот?
  - Я преклоняюсь перед величием и силой владыки Востока, Чингиз-хана, и
хочу служить ему, как служат другие беки.
  - Нам нужен город Гургаидж, а не такие перевертыши, как ты! - ответил
мрачный Джагатай.- Можем ли мы поверить одному твоему слову, если ты бросил
родной народ и даже готов пойти против него? Возьмите его!
  Палачи схватили Хумар-Тегина и всех его спутников. Они сорвали с них
одежды, не проливая крови, переломили им хребты и бросили в овраг, где, еще
полуживых, их об®ели шакалы и собаки.
  Когда прибыл со своим войском старший сын Чингизов Джучи-хан, Гургаидж
был уже в тесном кольце монгольских отрядов. Чтобы подвести к стенам
метательные машины, три тысячи монголов и толпа пленных стали исправлять
мост через канал. Вдруг из ворот Гурганджа вылетел отряд смелых всадников
во главе с туркменом Кара-Кончаром. Они внезапно напали на работавших
монголов и всех их перебили, нагромоздив на мосту целый вал трупов. Этот
успех воодушевил осажденных.
  Тогда монголы придвинули к городу все свои войска. Они пригнали много
тысяч захваченных поселян и заставили их зарывать ров, окружавший стены.
После этого можно было подкатить осадные машины и начать штурмовать город.
Метательные катапульты швыряли моченые деревянные ядра и китайские кувшины
с горящей жидкостью. От нее вспыхивал такой сильный огонь, что деревянные
постройки загорались большим ярким пламенем и его невозможно было затушить.
  Наиболее решительно действовали с севера войска Джучи-хана. Там под стены
города пленные подкопали подземный ход. Монголы ворвались внутрь города, и
после отчаянной схватки вскоре на северной сторожевой башне уже развевалось
огромное белое знамя сына великого кагана.
  Это вызвало зависть и ярость Джагатая. Он бросал на стены Гурганджа отряд
за отрядом, но защитники стен проявили неимоверную стойкость, сбивали
влезавших кирпичами, обливали кипятком и горячей смолой, так что нападавшие
падали грудами, обожженные и обваренные.


        Глава девятая. КАРА ГОНЧАР В "БАШНЕ ВЕЧНОГО ЗАБВЕНИЯ"

  Несколько раз Кара-Кончар неудачно приезжал к старой калитке под деревом,
чтобы встретиться со стариком Саклабом. Наконец он его увидел. Старик был
уже не с лохмотьях, как раньше, а в полосатом халате и с синей чалмой на
голове. Не сразу можно было узнать его.
  - Прости меня, смелый бек-джигит, что я не мог раньше рассказать тебе
все, что я узнал и что сделал. Сторож тюрьмы точно в рот воды набрал.
Боится, видно, джандаров, или он с ними заодно. Я заговаривал с ним и так и
этак, предлагал чистить тюрьму, но этим вызвал только его гнев. Когда же я
предложил ему работать у него на дому за пару лепешек в день, он
обрадовался и сделал меня надсмотрщиком за его восемью женами... А когда я
побил его главную, злую жену, он мне в награду подарил этот халат и старую
чалму...
  - Что ты мне болтаешь вздор о каких-то женах и халатах! - рассвирепел
Кара-Кончар.- Я тебе дал пять золотых. Что ты сделал? Узнал ли все, что
нужно?
  - Конечно, узнал! Если Назар-бобо молчит, то разве его жены могут
молчать? Они давно все от него выведали, а я выведал от них... В этой
тюремной башне имеется несколько каморок, они прилепились внутри к стенам,
как ласточкины гнезда. А в середине башни бревна сгнили и полы просалились
до самого подвала.
  - Чтоб заодно шайтан и тебя завалил!
  - Добираться до этих каморок трудно, надо лезть по деревянным приставным
лесенкам, связанным гнилыми веревками. Раньше по ним лазал сам сторож
Назар-бобо, а теперь и он уже боится...
  - Кто же сидит в этих каморках?
  - Сидят люди, вызвавшие гнев Хорезм-шаха. А в одной каморке, под самой
крышей, заключена молодая туркменка..,
  - Говори ее имя! - джигит схватил старика за плечо,
  - Говорят, что ее имя... Гюль-Джамал.
  - Ты сейчас же проведешь меня к ней.
  - Да разве это сейчас возможно? Двести джандаров сидят возле ворот
дворца, изнывая без дела. Они ждут, на кого бы наброситься, а ты хочешь
прямо пройти в тюрьму! И сам ты попадешь в подвал.
  - Молчи, трусливая душа! Иди к тюрьме и жди меня там. Я сейчас туда
приеду и всех повытрясу!..- Кара-Кончар хлестнул коня и, взбивая пыль,
помчался вдоль узкой улицы.
  Он приехал в ту часть города, в которой жили и трудились различные
ремесленники: кузнецы, медники, оружейники и искусные мастера кольчуг,
броней, щитов. Удары по наковальням бесчисленных молотков наполняли
воздух одуряющим грохотом и звоном.
  И здесь работа спорилась только наполовину, горячо работали только
ремесленники, изготовлявшие оружие. Кому в день гибели нужны резные медные
тазы, кувшины или нарядные украшения для конской сбруи?
  Кара-Кончар увидел толпу кричавших и споривших кузнецов. Появление
мрачного всадника вызвало любопытство, и они замолкли. Что нужно "черному
джигиту" на вороном коне?
  Кара-Кончар в®ехал в середину толпы и заговорил горячо :
  - Эй вы, кузнецы, железные руки, медные груди! Долго ли ханы и беки будут
издеваться над вами? Сперва хорезм-шах Мухаммед выжимал поборами ваши силы.
Он убежал в Иран с сундуками, полными золота. За ним, к счастью, поплелась
и злобная гиена - его мать. Теперь самозванный султан Хумар-Тегин передался
на сторону наших врагов и, наверно, им уже рассказал, с какой стороны легче
всего проломать стены Гурганджа. Долго ли вы будете моргать глазами и
ждать, что какой-нибудь новый султан опять продаст вас? Чего вы ждете?
Пойдем во дворец, разнесем в клочки это змеиное гнездо и заодно высадим
железные двери тюрьмы и выпустим из ее подвалов заключенных. Там сидят не
разбойники и убийцы, а те, кто говорил правду не в угоду султану.
  - Пойдем, пойдем! Разнесем дворец Хорезм-шаха! - закричали кузнецы.-
Развалим тюрьму!
  - Берите молотки, берите клещи и зубила, берите все, что нужно, чтобы
расклепать цепи. Все берите, чтобы вывести из подвала умирающих наших
братьев.
  Все кузнецы, и оружейники, и медники, и другие ремесленники, забрав и
молотки, и мечи, и копья, грозной толпой направились к дворцу.
  Некоторые джандары бросились навстречу и пытались разогнать толпу. Они
были избиты и брошены под ноги. Пока кузнецы громили дворец, несколько
человек помогали Кара-Кончару раскрыть железные двери тюрьмы. Сторож
Назарбобо, связанный, стоял тут же; он всхлипывал и клялся, что всегда
заботился о заключенных, как о своих детях, Кузнецы быстро открыли железную
дверь. Туган, прибежавший с кузнецами, кричал:
  - Скорее вниз, в подземелье! Там остались мои друзья, бессильные,
ослепшие от вечной темноты. Некоторые не смогут выбраться, у них отнялись
ноги...
  Несколько человек спустились в мрачное отверстие подвала.
  Оттуда стали выползать заключенные, цепляясь друг за друга, в лохмотьях,
грязные, с отросшими длинными ногтями, со спутанными волосами. Ослепшие от
многолетней темноты, они стукались головами, все ощупывали руками, плача и
сйеясь, не веря счастью, что они снова под небом и солнцем, среди свободных
людей.
  - Идите через базар,- кричали им из толпы.- Пусть все видят, как
Хорезм-шахи содержали своих подданных! Требуйте, чтобы купцы вам дали
чистые рубашки и шаровары.
  Кара-Кончар с пылающим факелом шагнул внутрь баш. ни. Оттуда веяло
холодом и сыростью. Перед собой он толкнул испуганного, твердившего молитвы
сторожа. Тот полез по шатким лесенкам. Сзади следовал Туган и по пути
сбивал молотком замки на дверях заключенных. Жалкие, в отрепьях, женщины,
изможденные и худые, выходили, шатаясь, держась за стены, и с плачем
спускались вниз.
  Когда Кара-Кончар поднялся под самый свод крыши, сторож остановился около
железной двери. Маленькое квадратное отверстие было защищено железной
решеткой.
  - Здесь,- сказал он,- содержится "навеки и до смерти" одна женщина из
дворцового гарема. Она осмелилась поднять руку на самого шаха Мухаммеда.
  - Чего ж ты ждешь? Открой!
  - Не гневайся на меня, храбрейший богатырь, но ключ от этой двери
хранится у падишаха.
  - Значит, у тебя нет ключа?
  - Нет, мой повелитель! Нет, мой всевышний аллах!
  - Тогда провались к чертям! - и Кара-Кончар сбросил сторожа. С отчаянным
воплем полетел он вниз, по пути задевая рухнувшие балки, и скрылся во мраке
под визг и лай всполошившихся собак.
  Кара-Кончар припал глазом к небольшому отверстию в двери. Он увидел
только обрывок старого ковра, освещенный косым лучом солнца.
  "Где она? - думал он.- Каморка пуста. Неужели она погибла?"
  Вдруг тень скользнула перед ним, и показалось темноз лицо. Большие черные
глаза впивались пристальным взглядом.
  Кара-Кончар давно готовил много прекрасных слов из старых песен, но все
они разлетелись, как испуганные пчелы. Он мог только сказать:
  - Это я!
  Робкий, слабый голос прошептал:
  - Освети твое лицо, чтобы я могла тебя узнать.
  Кара-Кончар отодвинулся и поднял горевший факел.
  - Я узнаю шрам через все лицо от лапы зверя. Это ты, кого никто и ничто
не удержит.
  - Отойди от двери, сейчас ты будешь на свободе.
  Кара-Кончар заметил, как стройная тень очень исхудавшей девушки отступила
назад, как легко она опустилась на обрывок пестрого ковра. Луч солнца упал
на смуглое, почти голое тело. Его едва прикрывали лохмотья красной ткани и
несколько нитей синих бус. Большие черные глаза смотрели мрачно и
настороженно.
  - Пусти меня, Кара-Кончар,- сказал один из спутников.- Оружейник скорее
вскроет замки, чем богатырь Каракумов.
  Кузнец отбил молотком замок. Железная дверь подалась. Гюль-Джамал
продолжала сидеть, закрываясь руками.
  - На мне вся одежда истлела. Я не могу встать перед тобой.
  - Кара-Кончар отступил и сказал молодому кузнецу:
  - Ты не должен смотреть на женщину. Брось ей твой чапан, я тебе подарю
другой, шелковый.- Он повернулся и поднялся по узкой полуразрушенной
лестнице на крышу башни.
  Он увидал кругом клубы дыма; в вихре искр и огня они неслись к облакам.
Город пылал. Вокруг городских стен в тучах пыли передвигались отряды
всадников. Вдали на башне развевалось белое семихвостое знамя Джучи-хана.
  На площадку вышла Гюль-Джамал в синей чалме и мужском чапане, похожая на
тонкого, стройного мальчика. С изумлением подняв изогнутые брови, она
всматривалась вдаль.
  - Что происходит в Гургандже? Что это за страшные люди скачут перед
стенами города?
  - Война примчалась и сюда,- ответил Кара-Кончар.- Враги осадили
Гургандж... Теперь мы с тобой будем всегда бороться рядом. Огонь войны и
слезы на твоих печальньГх глаза нас соединили.
  - В этой страшной башне я все забыла и научилась только ненавидеть. Я
пойду с тобой всюду, как яростная тигрица, а не прежняя беззаботная
Гюль-Джамал...
  Кара-Кончар уже не слушал ее слов. Прикрывая глаза рукой, он всматривался
в сторону сквозь проносившиеся клубы дыма и пыли.
  - Что наделали эти безумцы! Смотри: великая река Джейхун вышла из берегов
и движется на нас... Она смывает дома; они разваливйются, как детские
игрушки... Смотри - высокие тополя, точно подрубленные, с треском падают...
Эти тупоголовые, беспощадные дикари разрушили древнюю плотину, которая уже
тысячу лет сдерживала течение могучей многоводной реки... Теперь река, все
сокрушая по пути, зальет и погубит весь многолюдный город... Гюль-Джамал,
надо немедленно бежать из этой старой башни: под напором воды она рухнет и
нас раздавит...
  Уже большая часть города была разрушена беспрерывными штурмами пленных,
которых монголы гнали на приступы. Однако жители Гурганджа продолжали
защищаться с отчаянной яростью. Монголы брали квартал за кварталом.
Привыкшие биться в поле, с коня, монголы с трудом передвигались по узким
улицам, заваленным обломками горевших построек, но продолжали упорно
наступать и метко поражали защитников длинными стрелами.
  Самыми яростными бойцами были ремесленники Гурганджа; она знали, что, в
случае плена, их участь предрешена: самых искусных и сильных монголы
отошлют на свою далекую родину, а остальных, непригодных, перебьют.
  Жены и девушки сражались на стенах и крышах домов рядом со своими отцами,
мужьями и братьями. И если ктолибо из них, пораженный стрелой, падал, то
женщины бесстрашно складывали перед раненым стенку из кирпичей и земли,
чтобы оградить упавших от новых стрел.
  Героическая защита Гурганджа вписала одну из самых необычайных страниц в
печальную повесть о гибели великого Хорезма; другие города большей частью
выказывали слепую доверчивость к монголам, малодушие и слабость, почему
бесславно погибли. Вокруг Гурганджа монголы потеряли очень много своих
воинов, и кости павших образовали целые холмы, которые потом много лет были
видны между развалинами.
  Когда остались невзятыми только три квартала, измученные, израненные
защитники Гурганджа решили сдаться и послали избранных лиц к хану Джучи
просить милости и пощады. Сын Чингиз-хана ответил:
  - О чем вы думали раньше? Почему вы не выказали покорности, когда мои
войска подходили к городу? Теперь, когда я потерял столько моих лучших
бойцов, могу ли я запретить моим воинам насытиться яростью и грабежом?
Никакой пощады вам не будет.
  Монголы бросились на уцелевшую часть города. Одних защитников они взяли в
плен, других зарубили, все имущество разграбили.
  По приказанию хана Джагатая, не желавшего, чтобы жемчужина Хорезма,
Гургандж, досталась старшему брату, монголы разрушили главную плотину,
распределявшую воду по всему Хорезму. Вода затопила огромный город и снесла
здания. Место города и потом много лет оставалось покрытым водой. Кто
спасся от татар, тот утонул в волнах разлившейся реки или погиб под
развалинами. Сохранилось только несколько зданий: часть старого дворца
Кэшки-Ахчак, построенного из кирпичей, и две шахские гробницы.
  Вода разбушевавшейся реки затопила также и несколько других городов
Хорезма, а сама река переменила течение и долгое время направлялась через
пески в Абескунское море.
  Во время отчаянной защиты Гурганджа Хаджи Рахим находился на стенах среди
сражавшихся. Зная арабские способы перевязывания и лечения ран, он помогал
пострадавшим.
  Когда внезапно разлилась река Джейхун, он два дня просидел на высокой
кирпичной гробнице-мавзолее шаха Текеша. В плывшей мимо лодке оказался
рулевым уже знакомый дервишу кузнец Керим-Гулем. Тот пересадил его в свою
лодку, и они вместе плавали по бушевавшей водяной равнине, спасая всех,
кого могли. Им не удалось больше встретить Кара-Кончара и Гюль-Джамал.
Значительно позднее Хаджи Рахим слышал не раз сказку маддаха о подвигах
Кара-Кончара, охотившегося в Каракумах за монголами, и о его беспредельной
любви к пастушке Гголь-Джамал, насильно увезенной в гарем последнего
Хорезм-шаха.
  Маддах заканчивал сказку описанием разлива реки, смывшей славный и
богатый Гургандж. В этот поток разбушевавшихся вод попал Кара-Кончар.
Некоторые люди видели, как он отчаянно боролся с волнами, чтобы спасти
ГюльДжамал, но оба исчезли в бурных потоках... В одном месте, где
обнажилась возвышенность, нашли два тела: Гюль-Джамал и Кара-Кончар лежали
друг около друга, и маленькая ручка туркменки была зажата в могучей ладони
КараКончара...
  Маддах заканчивал сказку поучением: "Любовь по истинному влечению - это
та любовь, которой нет конца иначе, как только со смертью... " Но если при
этом девушки плакали, то маддах говорил: "Знающие люди мне передавали также
иное: будто бы известие о смерти Кара-Кончара в волнах Джейхуна неверно,-
он выплыл из потоков реки на своем вороном коне и спас Гюль-Джамал. Он увел
ее в глубину Каракумов, в свою юрту близ колодцев Бала-Ишем. Там они
прожили счастливо много лет, чего и вам всем желаю!"


        Глава десятая. ХАДЖИ РАХИМ У ЮНОГО БАТУ-ХАНА

                                Но презирай слабого детеныша, - быть может,
                                это детеныш льва.
                                   (Арабская поговорка)

  Хаджи Рахиму удалось с трудом пробраться между буйствовавшими
монгольскими отрядами и прибыть в лагерь Джучи-хана. Привязанная на колпаке
дервиша золотая пластинка с соколом охраняла его и привела к белой юрте
правителя северо-западного улуса великого царства монголов. Хаджи Рахим
слышал, что Джучи-хан, старший сын грозного Чингиз-хана, был единственным
из всех лиц, окружавших монгольского владыку, кто осмеливался с ним
спорить. Но говорили также, что Чингиз-хан не доверял своему первенцу и
постоянно подозревал его в попытках организовать заговор. Поэтому
Чингиз-хан назначил его правитилем самого отдаленного крайнего улуса, где
большую часть земель еще приходилось завоевывать. Чингизхан тогда сказал
сыну: "Отдаю тебе все земли на запад так далеко, как может ступить копыто
монгольского коня!"
  В белой юрте, на низком троне, сидел, подобрав под себя ноги, Джучи-хан.
Он был похож на отца высоким ростом, медвежьими ухватками и холодным
взглядом зеленоватых глаз. От безбородых монголов он отличался длинными
усами и узкой черной бородой. Искусно вплетенные в бороду конские волосы
переходили в тонкую косичку, которую Джучи закидывал за правое ухо. Перед
троном на коленях, пригнувшись до земли, покорно ожидала милости великого
властителя толпа просителей: и ханов, и улемов, и купцов, и простых
хорезмийцев.
  Хаджи Рахим, громко повторяя: "Я-гу-у, я-хак!", шагая через спины
просителей, прошел прямо к трону Джучи-хана и остановился, опираясь на
посох.
  Пристальным, мрачным взглядом уставился Джучи-хан на дервиша и спросил:
  - Чего просишь, кипчакский шаман?
  Хаджи Рахим об®яснил, что принес собственноручное письмо великого визиря
Махмуд-Ялвача.
  - Почему так поздно? Я жду письма давно.
  - Я находился в осажденном городе Гургандже.
  - Значит, ты был заодно с моими врагами?
  - Да, я как лекарь помогал раненым.
  Хаджи Рахим вскрыл конец посоха, залепленный воском, и вытащил свернутый
листок бумаги с красной печатью. Писарь Джучи-хана развернул листок и
осмотрел его с удивленем.
  - Здесь написано всего три слова: "Этому человеку верь!"
  - Ясно и достаточно! - сказал Джучи.- Приведите моего сына Бату-хана!
  Нукеры побежали и вскоре вернулись. Впереди них прыгал мальчик лет
девяти, с небольшим луком и тремя красными стрелами. Он вырывался от двух
стариков, которые старались его вести под руки. Подбежав к Джучи-хану,
мальчик привычным жестом упал на колени, коснулся лбом ковра и вскочил,
посматривая на всех блестящими карими глазами.
  - Вот мой сын Бату-хан! - сказал Джучи, косясь на мальчика.- Я просил
преданного Махмуд-Ялвача прислать ученого мирзу, который научил бы моего
сына читать, писать и говорить на том языке, на каком об®ясняются моя новые
подданные, жители Хорезма. Сумеешь ли ты быть таким учителем?
  - Я могу научить мальчика читать книги туркменские, персидские и арабские
и сделаю это с радостью,- ответил Хаджи Рахим.- Я только не умею об®яснять
священные книги, как это делают имамы в мечетях. Я занимаюсь по тем книгам,
в которых описываются путешествия по вселенной к в которых говорится, что
такое добро и зло, любовь к родной земле и долг каждого человека...
  - Это полезно и хорошо! - сказал Джучи.- Такой учитель поможет содрать с
моего сына кожу степного дикаря и сделать его правителем народов. Бату,
слушайся твоего нового учителя! А тебе, мирза, разрешаю бить моего сына
тростью...
  - Мальчик отвернулся.
  - Если он будет мне рассказывать про богатырей и про войны, я, пожалуй,
стану его слушать.
  Хаджи Рахим ответил мальчику:
  - Я тебе расскажу про завоевания румийского полководца Искендера
Двурогого. Этот царь, будучи совсем молодым, завоевал много стран, где у
царей было больше, чем у него, и оружия, и сокровищ, и войска, но они все
же были Искендером разбиты...
  Мальчик повернулся к дервишу и с любопытством стал его разглядывать.
  - Каким путем хан Искендер достиг таких побед? - спросил Джучи-хан.
  - Говорят, что, когда об этом спросили самого Искендера, он будто бы
ответил: "Не угнетал я подданных завоеванной страны".
  - Джучи-хан посмотрел на своего сына и сказал:
  - Мой отец, единственный и величайший Чингиз-хан, завоевал половину
вселенной, а Иске