ю вечность не виделись. Куда ты запропал?
     Айк рассмеялся.
     - Да загремел тут  ненадолго в  тюрягу. Да и в  любом  случае, не хотел
об®являться, зная, что ты слез. А ты совсем завязал?
     - Да, завязал.
     - Ну тогда, наверное, уколоться хочешь?
     Он ехидно посмеивался.
     - Та-а-к...
     Я  почувствовал прикосновение старого кайфа, словно неожиданно встретил
старого  любовника  или  любовницу,  и   нас   захлестнула  волна   забытого
наслаждения, и мы оба понимаем, что снова окажемся вместе в постели.
     И тут Айк пошел cоблазнять:
     - У  меня  здесь около десяти сантиграммов. Мне все равно этого мало. И
немного кокса есть.
     - Тогда заходи, - решился я.
     Открыл  дверь.  В квартире  было темно, воздух  затхлый. Одежда, книги,
газеты, немытая посуда валялись  в  полном беспорядке на  стульях, столах  и
грязном полу. С неубранной кровати я сбросил кипу журналов и позвал Айка.
     - Присаживайся. Продукт при себе?
     - Да, только я его конкретно засунул.
     Покопавшись в одежде, он извлек из-под подкладки прямоугольный бумажный
пакет - типично  джанковая фальцовка, один конец  заткнут в  другой.  Внутри
него оказались два маленьких, точно также завернутых. Пакетики он положил на
стол, посматривая на меня своими блестящими карими глазами и так плотно сжав
губы, что со стороны казалось, будто их намертво зашили.
     Я сходил в  ванную за техникой. Игла, пипетка и кусочек ватки.  В груде
грязных  тарелок,  сваленных  в  мойку, нашел  чайную  ложечку.  Айк вырезал
длинную  полоску  бумаги,  послюнявил,  и  обмотал  кончик  пипетки.  Поверх
обслюнявленного бумажного воротника насадил  иглу. Осторожно раскрыл один из
пакетиков,  стараясь   не  просыпать  содержимое,  что  часто  бывает,  если
торопливо развернуть вощеную бумагу.
     -Это Чарли, - сообщил он. - Будь осторожен, продукт мощный.
     Я высыпал  содержимое морфяного пакетика в ложку, добавил немного воды.
Около пол-грана, определил я на глазок. Больше похоже на четыре сантиграмма,
чем на  десять.  Держал ложку над зажигалкой, пока  не растворился морфий. А
вот кокс никогда не  надо нагревать. На кончик лезвия ножа я насыпал немного
кокаина, ссыпал  в ложку и  он  моментально растворился,  как  хлопья снега,
падающие  в  воду.  Истертым жгутом перехватил руку  выше локтя. От волнения
дыхание стало прерывистым, пальцы дрожали.
     - Айк, ты не вмажешь меня?
     Старый Айк деликатно провел  по  вене,  аккуратно держа  пипетку  между
большим  и  указательным пальцем. Он знал  свое  дело.  Я  едва почувствовал
попадание. Темно-красная кровь струйкой брызнула в шприц.
     - О'кей, - сказал Айк сквозь зубы. - Контроль есть, поехали.
     Я ослабил жгут,  и он  выжал  пипетку мне в вену. Кокс зацепил  голову,
приятное  перенапряжение   в  мозге,  пока  морфий  распостраняется  волнами
релаксации по всему телу.
     - Нормально получилось? - спросил, улыбаясь, Айк.
     - Если Господь и придумал что-нибудь по-лучше, то наверняка заначил это
для себя.
     Прокипятивший иглу Айк  выпустил поршнем остатки  кипяченой  воды  и  с
глупым видом сказал:
     - Да ладно, когда там огласят  список претендентов, мы  как пить дать в
нем окажемся, верно?
     Я сел  на кровать и  закурил. Старый Айк  отправился на  кухню заварить
чайку. И завел очередную серию нескончаемой саги о Черном Ублюдке.
     - Черный Ублюдок сейчас пашет  на трех чуваков. Все трое - карманники и
неплохо,  кстати, зашибают на рынке. По  полной подмазывают легавых. Он дает
им  на  дозу четыре сантиграмма  за  пятнадцать  песо.  Со  мной  теперь  не
заговаривает,  поднялся,  грязная  скотина.  Ты  увидишь,  он  и  месяца  не
продержится.  Как  только  один  из  этих чуваков залетит,  то  сдаст  его с
полпинка!
     Он появился у кухонной двери и щелкнул пальцами.
     - Говорю тебе, месяца не протянет.
     И его беззубый рот перекосило от ненависти.

        x x x

     Когда  я  забил на  суд и  покинул Штаты, гонения на  джанк,  казалось,
вступали  в  новую  и  особую,  по  своей нетерпимости, фазу.  Уже отчетливо
проявились первые симптомы общенациональной истерии. Луизиана приняла закон,
согласно которому  наркоманы  считались преступниками. Но пока не определены
условия (Что и Когда), пока не дана точная формулировка юридического термина
"наркоман", не требуется доказательств вины, пусть  даже явно попадающих под
действие  закона, сформулированного  таким  образом.  Нет  доказательств,  и
соответственно,    нет   судебного    разбирательства.    Это    полицейское
законодательство штата делало уголовно наказуемым  сам образ жизни человека.
Другие штаты стремились превзойти Луизиану в формах  юридических извращений.
Я понимал, что возможность избежать наказания тает для меня с каждым днем по
мере того,  как  анти-джанковские настроения  перерастают в  параноидальную,
навязчивую  идею  национального   масштаба,  сравнимую  с  антисемитизмом  в
нацистской Германии.  Так что я на  все  забил, и  решил постоянно  жить вне
Соединенных Штатов.
     Находясь   в   безопасном   Мехико,  я   с   интересом   наблюдал   как
разворачивается анти-джанковая компания.  Читал о  подростках-наркоманах и о
Сенаторах,  требовавших смертной  казни  для  торговцев наркотиками. Мне это
резало слух.  Какой идиот  хочет видеть молодняк среди своих покупателей?  У
них никогда не хватает денег, они всегда раскалываются на допросах. Когда их
родители  узнают, что  любимые  чада сидят  на джанке, то немедленно бегут в
полицию. Я полагал,  что либо у  всех Штатовских  барыг  коллективно поехала
крыша, либо  подростковая наркомания  выросла  настолько,  что раздула и без
того отрицательное к джанку общественное мнение к принятию новых карательных
законов.
     Хипстеры-беженцы  разрозненными  кучками  прибывали  в  Мехико.  "Шесть
месяцев  за следы  от  уколов, согласно закону  против  бродяг и наркотов  в
Калифорнии".  "Восемь  лет  за  шприц в  Вашингтоне". "От двух  до десяти за
продажу в Нью-Йорке". Каждый  день в мое обиталище покурить траву заваливала
компания молодых хипстеров.
     Кэш  - музыкант, игравший на  трубе. Пэт,  здоровенный блондин, который
мог бы с успехом  позировать на постер образцового "Американского Мальчика".
Джонни Уайт, приехавший с женой и тремя детьми, выглядевший как обыкновенный
средний  молодой американец. И Мартин,  темноволосый, привлекательный парень
итальянского происхождения. Ни одного цивила. Хипстеры стали андеграундом.
     Я  выучил новый  хипстерский жаргон:  "шмаль" вместо травы, "повинтить"
вместо повязать, и "клево", всеоб®емлющее слово, обозначавшее все, что  тебе
нравится,  или  относившееся  к  ситуации  не  сопряженной  столкновением  с
законом. А  все,  что  тебе  не  по  кайфу,  считалось "лажей".  Слушая этих
персонажей, я получил полное  представление  о нынешней  ситуации в  Штатах.
Государство полного хаоса, где никогда не знаешь, кто есть кто, и на чьей ты
стороне. Олдовые джанки, помнится, поучали: "Если хоть раз  увидишь, как тот
или иной  человек  колет себе в вену, можешь быть уверен, он не  Федеральный
агент".
     Теперь  эта  старая  заповедь  сыграла  в ящик.  Мартин  рассказал  мне
следующее: "На них якобы случайно выходит один  мужик, и говорит, что у него
ломка. Называет  имена некоторых друзей из наших во  Фриско. Так что те двое
чуваков сажают  его на Эйч, и он спокойно торчит  с ними  неделю. А потом их
всех берут.  Меня  бог  миловал, когда  это случилось. С  тем  мужиком  было
общаться  в лом, да  я тогда  на  Эйче и не  зависал. А  адвокат  тех двоих,
которых повинтили, выяснил,  что мужик  в натуре Федеральный  наркоагент. Не
стукач, а агент! Даже узнал его имя".
     А Кэш, в свою очередь,  поведал о случаях, когда два  хипа  вмазывались
вместе, а потом один из них пред®являл другому полицейское удостоверение.
     -  И как их можно распознать? -  риторически вопрошал Кэш.  -  Я имею в
виду, что эти парни тоже хипы. Выглядят также, как ты и я, с одной маленькой
разницей - они работают на Дядю.
     И теперь, после того как в "Отделе по Борьбе  с Наркотиками" вбили себе
в  голову, что они  обязаны засадить  всех наркоманов Соединенных Штатов, им
требуется расширение штата  агентов.  И не просто агенты, а  различные  типы
агентов. Тоже самое творилось во времена сухого закона, когда в  Департамент
Государственных Сборов  хлынул нескончаемый поток бродяг и аферистов. Только
теперь в Департаменте  ошиваются  агенты-наркоманы, выбивая для себя даровой
джанк  и юридическую неприкосновенность.  Прикинуться наркоманом практически
невозможно. Наркоманов на  мякине не проведешь. И торчкам-агентам приходится
всячески скрывать  привыкание,  а  возможно,  их  просто  терпят  за хорошие
результаты. Агент, который вынужден покупать или садиться, относится к своей
работе с особым рвением.
     Кэш - трубач, который сидел шесть месяцев по статье за бродяжничество и
наркоманию, был  высокого роста, худющий молодой человек в темных очках и  с
небрежной  эспаньолкой. Он ходил  в  ботинках на  толстой  микропорке, носил
дорогие рубашки из верблюжьей шерсти, и кожаную куртку, подпоясанную ремнем.
При ближайшем рассмотрении его прикид тянул на сто долларов. Деньги добывала
его  старушка,  а Кэш  успешно тратил.  Когда я  с ним  повстречался, он был
практически на нуле. Говорил: " Ну липнут ко мне женщины. А я плевать на них
хотел. Единственное, от чего по- настоящему тащусь, когда дую на трубе".
     Кэш оказался пробивным джанковым  халявщиком. Делал  так, что  ему было
трудно  отказать. Одалживал мне маленькие  суммы  -  не  соизмеримые  с  его
обычными расходами  на  джанк - а  потом  заявлял,  что отдал  мне все  свои
последние деньги, и теперь ему не хватает на кодеиновые пилюли.  Сказал, что
слезает с джанка. Когда он приехал в  Мехико, я  отдал  ему  пол-грана Эмми.
Вмазавшись, он конкретно от®ехал. Я догадываюсь, что продукт, который теперь
продают в Штатах, бодяжат даже ниже уровня Люпитиных пакетиков.
     После  этого он стал заявляться каждый день и клянчил на "полдозы". Или
разводил на джанк  Старого  Айка,  который  патологически не  мог  завернуть
кого-нибудь с ломкой. Я сказал Айку, чтобы тот окончательно его  отвадил,  и
об®яснил Кэшу, что мы с Айком не завязаны в джанковом бизнесе. И уж конечно,
Айк  не  будет  мутить  за просто  так  с первым  встречным.  Короче, мы  не
благотворительное общество  Белого Порошка. С  тех пор Кэша я  видел  только
мельком.

        x x x

     В Штатах пошла мода на пейот, который еще не попал под закон Харрисона.
Его покупают у торговцев лекарственными травами, выписав по почте. Я никогда
пейот не пробовал и спросил Джонни Уайта, можно ли затариться им в Мехико.
     -  Конечно,  -  ответил  тот.  -  Здесь все  это продает один  торговец
травами.  Кстати,  он всех нас приглашал  к  себе  домой  на  пробу. Хочешь,
присоединяйся. Собираюсь выяснить, есть у него достойные продукты, которые я
смогу захватить в Штаты на продажу.
     - А почему не взять с собой пейот?
     -  Не сохранится. Сгниет или  засохнет в  считанные дни и потеряет свою
силу.
     Когда мы  пришли к этому торговцу, он вынес к столу  вазочку с пейотом,
терку и банку с чаем.
     Пейот  - небольшой  кактус, у  которого  годится в  употребление только
верхняя часть, так называемые бутоны. С бутонов  снимают кожицу, размельчают
на  терке, пока растительная масса  не станет  похожа на салат  из  авокадо.
Обычная доза для начинающего - четыре бутона.
     Пейот обильно запили  чаем. Несколько раз  я  чуть  не подавился, но  в
итоге  все доел, и  удобно расселся, ожидая  результатов. Торговец  притащил
какую-то пыль,  заверяя,  что  она  действует  вроде  опия.  Джонни  скрутил
сигарету этой дури и пустил по кругу. Пит с Джонни воскликнули в один голос:
     - Чума! Это нечто!
     Немного   выкурив,  я  почувствовал  легкое   головокружение,  в  горле
запершило.  А  Джонни  купил немного  этой  отвратительно  пахнущей  пыльцы,
намереваясь  впаривать  ее,   в  скором   времени,   отчаявшимся  штатовским
хипстерам.
     Через  десять минут  мне  стало от пейота хреново. Все вокруг говорили:
"Держись,  старый".  Я  продержался еще десять минут, а затем  направился  в
клозет,  надеясь спустить все в унитаз, и не смог сблевать. Мое тело свело в
судорожной  спазме,  но пейот принципиально не вылезал. Или  же окончательно
закрепился в организме.
     В  конце концов, с  неимоверным  трудом, пейот нехотя  вырвало  плотной
массой,  походившей на слипшийся комок  волос в  раковине.  Если  бы  я  мог
представить себе весь этот физиологически неприятный процесс, то не тронулся
бы с места. И тут меня стало медленно накрывать.
     Кайф пейота  чем-то похож  на  бензедрин.  Не  можешь  заснуть,  зрачки
расширяются. И  все становится похожим на сам кактус. На обратном пути я вел
машину,  где сидела еще супружеская чета Уайтов, и Кэш с Питом. Ехали к Кэшу
в Ломас. Джонни неожиданно закричал:
     - Эй, смотрите, там на насыпи, вдоль дороги... Похоже на кактус пейот.
     Я обернулся посмотреть, а в голове мелькнуло: "Что за  чертовски глупая
идея.  Люди могут убедить  себя в чем угодно". Однако предмет  действительно
напоминал кактус. И все, на что я обращал свой взор, его напоминало.
     У  всех  нас под глазами  набухли  мешки,  губы  разнесло, видимо из-за
действия  наркотика.  Мы  стали  внешне  походить  на   настоящих  индейцев.
Остальные  заявляли,  что  чувствуют  себя будто  в  первобытном  состоянии,
валяются  на траве,  и пытались имитировать характерные,  как они  полагали,
индейские   телодвижения   и  артикуляцию.  Я  же   не   чувствовал   ничего
экстраординарного, кроме кайфа, схожего с Бенни.
     Зависнув на  всю ночь у Кэша, трепались и  слушали его  пластинки.  Кэш
рассказал мне  о  нескольких чуваках  из Фриско, которые  с  помощью  пейота
слезли с джанка.
     -  Похоже, после того, как они стали закидываться пейотом,  их к джанку
больше не тянет.
     Один из этих джанки спешно отправился в Мехико, и начал принимать пейот
вместе с индейцами. Он потреблял его постоянно, и в огромных количествах: до
двенадцати бутонов  на дозу. Умер в состоянии, которое  диагностировали  как
полиомиелит.  Мне  пришло  на  ум,  что  возможно  симптомы  полиомиелита  и
отравления пейотом одинаковы.
     Заснуть не смог до рассвета следующего утра, а затем, каждый раз, когда
я погружался в  короткие яркие сны,  меня  преследовали кошмары. В  одном из
них,  я превратился  в  оборотня. Смотрел на  себя  в зеркало,  и  мое  лицо
внезапно  преобразилось.  Я  жутко  завыл.  А  в другом  сне,  у  меня  было
привыкание к хлорофиллу. Я и еще пятеро хлорофилльных торчков ждали товар на
лестничной площадке захудалого мексиканского отеля. Наша кожа зеленела, и ни
один не мог слезть. Один укол хлорофилла и, прощай житуха. Мы превращались в
растения.

        x x x

     Молодым   хипстерам,  на  мой  взгляд,  недоставало  энергии  и  умения
спонтанно  наслаждаться  жизнью.  Упоминание  вскользь о  шмали  или  джанке
возбуждало их  как укол кокаина. Они начинали  скакать и орать:  "Ну,  чума!
Чувак,  давай  замутим!  Давай  удолбимся!"  Но   после  укола,  они  тяжело
опускались  на стул, точно смиренные  дитяти, к которым  возвращается жизнь,
только когда им надо снова потребовать бутылочку с молоком.
     Я обнаружил,  что их интересы  весьма ограничены. Особенно было заметно
их безразличие к сексу, чем они  разительно отличались от моего поколения. А
некоторые утверждали, что не получают от секса вообще никакого удовольствия.
Наблюдая  за равнодушным отношением некоторых молодых  людей  к  женщинам, я
частенько  ошибался,  полагая,  что  они   педики.  Позднее  я  убеждался  в
отсутствии  и намека на  гомосексуальность, просто чуваки были полностью  не
заинтересованы в предмете.

        x x x

     Наконец, спасовал и такой зубр,  как Билл Гейнз, перебравшись в Мехико.
Я встречал его в аэропорту. Перед от®ездом  он основательно загрузился Эйчем
и дураколами.  Штаны Гейнза были  запачканы  кровью  в тех  местах,  куда он
вмазывался  с  помощью  английской  булавки.  Сначала  вы  делаете  булавкой
маленькую дырочку, затем  над ней (а  не  внутри)  пристраиваете пипетку,  и
раствор  попадает  прямо  по  назначению.  При  использовании этого  способа
отпадает надобность в игле,  хотя все грамотно провернуть может лишь матерый
джанки. Пуская раствор, необходимо  ювелирно рассчитать давление на поршень.
Я так однажды облажался, что джанк весь пропал,  разбрызгавшись по сторонам.
Но когда дырочку в своей  плоти вертел Билл Гейнз, она  затягивалась  только
после приема джанка.
     Билл  был  из  "олдовых"  и  знал  в  отрасли  каждого.  Имея  отличную
репутацию, он мог  покупать до тех пор, пока не исчезнут последние барыги. Я
понял, что ситуация  стала просто отчаянной, если и Биллу пришлось  свернуть
дела и покинуть Штаты.
     -  Конечно,  я  могу  брать без  проблем, - заявил он  мне.  -  Но если
останусь в Штатах, то для меня все закончится десятилетней отсидкой.
     Я  укололся  с  ним  за компанию,  и  тут пошла  загрузка на  тему "что
случилось с тем-то и тем-то".
     - Старый Барт умер на Айленде. Коридорный  Луи  скурвился. Тони с Ником
туда  же,  заделались  стукачами.  Германа  досрочно не  выпустили.  "Доход"
получил от пяти до десяти. Марвин, официант, умер от передозняка.
     Я  вспомнил,  как  Марвин каждый раз вырубался после укола.  Представил
себе  его  с посиневшим  лицом  лежащим  на  кровати в какой-нибудь  дешевой
гостинице,  со  шприцом, полным  крови,  торчащим  из вены,  как  стеклянная
пиявка.
     - А что с Роем? -спросил я.
     - Разве ты не слыхал? Он стал стукачом и повесился в "Томбз".
     Похоже, что легавые имели Роя по трем пунктам: двум воровским и  одному
по наркотикам. Они обещали снять все обвинения, если Рой заложит Эдди Крампа
-  старого  пушера. Эдди  обслуживал только тех людей, которых  очень хорошо
знал. Рою он  доверял. А  после того как  легавые  взяли Эдди, Роя  попросту
надули. Они сняли обвинение по наркотикам, но оставили два ограбления. И Рою
засветила  перспектива  составить Эдди  компанию  на Райкер-Айлэнд,  где  он
отбывал непонятный срок,  максимальный в  городской тюрьме - три  года, пять
месяцев и шесть дней. Рой повесился в "Томбз", где ожидал скорого перевода в
Райкер.
     Рой всегда придерживался нетерпимого, пуританского взгляда на стукачей.
     - Не  понимаю,  как  стукач  может жить с таким грузом,- сказал  он мне
однажды.
     Я  спросил Билла  о подростках-наркоманах. Он хитро  кивнул  и злорадно
улыбнулся.
     - Чистая правда, в Лексингтоне теперь полно молодых ребят.

        x x x

     Как-то раз, в буфете оперного театра Мехико-Сити, я столкнулся  с одним
своим знакомым политиком. Он стоял у стойки, с салфеткой за воротником, и ел
бифштекс.  Прожевав кусок,  спросил,  знаю ли я кого-нибудь, кто может  быть
заинтересован в покупке унции героина.
     - Возможно, - ответил я. - Сколько?
     - Они хотят пятьсот долларов.
     Я переговорил с Гейнзом, и он сказал: "Подходяще. Если это все рядом  и
чисто,  то  я  возьму.  Но,  разумеется,  не  кота  в  мешке.  Надо  сначала
попробовать".
     Я  договорился  с  политиком  и  мы  пришли  в   его  ведомство.  Надев
напальчники, он вытащил из ящика  продукт и положил на письменный стол рядом
с автоматическим пистолетом 45-го калибра.
     - Ничего в этом  товаре не понимаю,  - заметил он.- Я употребляю только
кокаин.
     Я  отсыпал немного  на  листок  бумаги.  На вид продукт не  катил. Цвет
темно-серый.  Похоже  "они"  готовили  продукт   на  кухонной  плите.  Гейнз
попробовал, но поскольку  уже закинулся до  этого дураколами  и  "Эмми",  то
ничего не мог разобрать, находясь в полной  прострации. Пришлось вмазаться и
мне,  после чего  я  сказал Биллу: "Это  точно  Эйч,  но  что-то в нем  меня
все-таки настораживает". Тем  време