я все еще тянулся постлечебный отходняк. Ни
аппетита, ни энергии. Единственное, чего хотелось, так это спать... Я и дрых
-  12-14  часов  в  сутки.  Совершенно  случайно  удалось купить  две  унции
парегорика...  Запив  их  парочкой  дураколов,  чувствовал  себя   нормально
несколько  часов.  Когда  покупаешь  Пи  Джи,  приходится  расписываться  за
покупку, а засвечивать аптеку мне ой  как не хотелось. Прежде  чем  аптекарь
просечет фишку, нужно успеть купить как можно больше.  В противном случае он
пошлет тебя или взвинтит цену.
     У меня появился компаньон -  приятель по имени Эванс. Надо было  купить
машинное оборудование, нанять фермера и приступить к сбору хлопка. Под  него
у нас было на двоих сто пятьдесят  акров.  Если поле  хорошее,  то с каждого
акра  можно  собрать кипу  хлопка,  а  каждая,  судя  по  штатовским  ценам,
оценивалась в сто пятьдесят долларов. Таким образом, гросс тянул на двадцать
два куска.  Всю, собственно  работу,  делал  фермер. Мы же с  Эвансом  через
каждые несколько дней приезжали посмотреть, как там наш хлопок.  На просмотр
уходило около часа - поля были разбросаны вокруг Эдинбурга  в низинах, почти
у  самой реки. Особого  смысла в инспекции не было, поскольку ни один из нас
не знал азов этого дела. Мы просто катались по округе, чтобы убить  время до
пяти часов, когда начинали пить.
     Каждый день в доме Эванса собирались пять или шесть завсегдатаев. Ровно
в  пять  кто-нибудь  бил  в жестяную кастрюлю  и  орал: "Пора  выпить!" -  и
остальные подскакивали как кулачные бойцы при звуке гонга. В целях экономии,
мы сами делали  джин из  мексиканского спирта. Смесь этого джина  с  Мартини
была на вкус ужасна, и в коктейль добавляли  кусочки льда, иначе бы пришлось
пропускать его теплым. В жару я не могу пить  даже  хороший мартини, так что
готовя   напиток-тянучку   приходилось   изголяться   с  сахаром,  лимонами,
сельтеркой,  добавляя еще щепотку хинина, дабы  создать  отдаленный прообраз
джина с тоником. Здесь, в долине, о хинной воде вообще никто не слыхивал.
     Все лето стояла  превосходная  погода для хлопка. Жарко и сухо, день за
днем. Сбор начали  после четвертого июля и к первому сентября (крайний срок)
- все было  готово.  Вопреки  правилам, мы особенно  не  прогорели.  Крупные
производственные  расходы  и траты на  оправдание собственного существования
(по моим подсчетам, каждый месяц в этой Долине обходился мне в семь сотен; и
это  без машины  и  прислуги) с®ели  большую часть прибыли. Тут я решил, что
пора отсюда сваливать.
     В начале  октября  пришло письмо  от  моих  поручителей,  извещающее  о
предстоящем, через четыре дня, рассмотрении моего дела. Я звякнул Тайджу:
     - Не обращай внимания. Я добьюсь отсрочки,- заверил он.
     Спустя несколько  дней я получил  его письмо,  где  говорилось, что  он
получил  трехнедельную  отсрочку,  но  сильно сомневается в возможности  еще
одной. Я дозвонился до него и сказал, что собираюсь в Мексику.
     - Отлично, - голос Тайджа звучал неестественно бодро. - Развлекайся эти
три недели на полную катушку, только к началу суда поспей.
     Я поинтересовался насчет дополнительной отсрочки.
     - По правде  говоря, вряд ли. Не  получается  у меня  с судьей сойтись.
Язва его замучила.
     Я решил по приезде в Мексику искать зацепки, чтобы там и остаться.

        x x x

     Как  только я очутился в Мехико,  сразу принялся искать джанковые мазы.
По крайней  мере, всегда был  насчет этого  начеку. Я уже  говорил, что умею
вычислять джанк-ареалы. В первую же ночь, бродя по  Долорес-стрит, наткнулся
на компанию китайцев-джанки, стоявших напротив кабака "Эксквизито Чоп Сьюи".
С китайцами  трудно  иметь дело. В бизнесе они по-настоящему признают только
другого  китайца. Я  прекрасно  знал,  что завязываться  с  этими типами  на
купле-продаже значит попросту терять время.
     Однажды, выгуливаясь на Сан-Хуан-Летрэн,  я прошел  мимо кафе, наружные
стены  которого,  как и  пол, покрывал цветной  кафель.  В  этой забегаловке
несомненно было  что-то ближне-восточное. Походя к ней, увидел  вышедшего на
улицу суб®екта. Типичный  хмырь,  встречающийся только  на  опушках  лесного
джанк-массива.
     Как геолог в поисках нефти руководствуется выходом определенной породы,
так итак  и джанки чувствует близкое соседство джанка по некоторыи признакам
близкое  соседство  джанка  по  некоторым  признакам.  Чаще  всего  джанк  -
неот®емлемая часть сомнительных  и  "перевалочных"  районов:  14-я Восточная
рядом  с  Третьей  в  Нью-Йорке,  Сент Чарльз  и  Пойдрас в  Новом  Орлеане,
Сан-Хуан-Летрэн  в Мехико.  Магазины, торгующие искусственными конечностями,
париками,  зубными протезами,  где  на верхних этажах  залежи  духов, помад,
эфирных масел, всяких модных штуковин. Места, напоминающие  "Скид Роу" своим
сомнительным бизнесом.
     В таких районах как бы случайно замечаешь типов, которые, хотя  сами не
торгуют и не  потребляют, всегда в курсе, что, у кого и  почем. Когда видишь
таких, прутик  лозоискателя  дергается -  Джанк рядом. Родом он  с  Ближнего
Востока,   возможно   из  Египта.   Большой   прямой   нос,   губы   тонкие,
лиловато-розовые, словно  пенис.  Кожа лица упругая  и  гладкая.  По  сути -
непристоен. В  этом отношении отдыхает  рядом  с  ним любой обычный  грязный
поступок и образ жизни. Он  отмечен  печатью  особого занятия или профессии,
коей  больше  не существует.  Если  джанк  вообще  исчезнет  с  лица  земли,
наверняка  останутся джанки, которые,  собираясь в свои тусовки, коллективно
мучились бы от неопределенной, но невосполнимой утраты  -  бледного призрака
надвигающейся ломки.
     И вот этот человек  шляется по местам, где однажды пользовался навыками
своего  устаревшего  и  неправдоподобного   для  остальных  ремесла.  Но  он
невозмутим. Глаза черные,  в них невидимое  спокойствие насекомого. Выглядит
так,  как  будто питается медом  и  левантийским  сиропом, которые всасывает
через подобие хоботка.
     Что  же  это за  утраченное  ремесло? Определенно  что-то  лакейское  и
связанное с мертвецами, хотя он и не  бальзамировщик трупов.  Наверное копит
нечто в своем теле - вещество для продления жизни, периодически высасываемое
его  хозяевами. Он,  как  насекомое,  предназначен для осуществления некоего
непостижимого, отвратительного действа.

        x x x

     Снаружи бар Чиму ничем не отличается от  обычной забегаловки,  но стоит
только войти, и сразу понимаешь - заведение для голубых.
     Я заказал выпивку и огляделся. Три педика-мексиканца выламывались перед
вертушкой.  Один  из  них,  стилизованным  движением   ритуального  танцора,
скользнул ко мне и спросил  сигарету. В этом движении было что-то архаичное;
развращенная животная  грация,  прекрасная и отталкивающая  одновременно.  Я
смотрел ему вслед: он удалялся в отблеске уличных огней, и его двусмысленные
жесты  таяли в темноте. Содомия стара как человеческий род. Один из геев сел
в  кабинку  перед  вертушкой   и  совершенно  застыл  в  глубокой   животной
безмятежности.
     Я наклонился, чтобы поближе  рассмотреть парня, стоявшего в сторонке со
стрельнутой сигаретой. Тот сразу как-то притух.
     - Por que'triste? (Что приуныл?), - спросил я.
     Не  бог  весть какое  начало,  но  я ведь не  лясы пришел сюда  точить.
Парнишка  заулыбался,  обнажив чересчур красные десны  и острые, через один,
зубы.  Пожал плечами  и сказал  типа  того, что ему не грустно или не так уж
грустно. Я огляделся по сторонам.
     -  Vamanos  a  otro  lugar.  (  Пойдем  куда-нибудь  в другое  место),-
предложил я ему.
     Парень  кивнул.  Двинулись  в ночной ресторан, сели  за  столик. Он под
столом,  положил  мне руку  на бедро. От волнения засосало  под  ложечкой. Я
залпом  проглотил  свой кофе и  стал с нетерпением ждать, пока он покончит с
пивом и выкурит сигарету.
     Мальчишка знал один отель. Я пропихнул пять песо через  решетку. Старик
отпер какой-то номер, бросил на стул потрепанное полотенце.
     - Llevas  pistola? (Ты  пистолет  с собой  носишь?), - спросил  парень,
заметив краем глаза пушку.
     - Да, ношу.
     Я  стащил с  себя  брюки и бросил  на стул,  сверху  положил  пистолет,
прикрыв  его  трусами и рубашкой.  Голый,  уселся на край  постели,  и  стал
смотреть  как  тот  раздевается. Он  аккуратно снял поношеный  синий костюм,
стащил  рубашку,  повесив  с  пиджаком  на  спинку стула.  Его гладкая  кожа
отливала  медью. Перешагнул через трусики, повернулся,  улыбаясь мне.  Затем
подошел и сел рядом.  Я медленно, слегка касаясь, провел  одной рукой по его
спине,  другая описала кривую  на груди, постепенно опускаясь по  вытянутому
животу. Парнишка улыбнулся и растянулся на кровати.
     Потом мы выкурили по сигарете, касаясь плечами друг  друга под одеялом.
Парень сказал, что ему надо  идти. Оделись. Мне было интересно,  надеется он
на деньги или нет. Решил,  что нет. Выйдя на улицу, мы  расстались  на углу,
обменявшись крепким рукопажатием.

        x x x

     Спустя некоторое время, в  том же баре, я сошелся с  мальчиком по имени
Анхело. На протяжении  двух  лет его лицо периодически мелькало передо мной.
Когда  я  торчал,  Анхело  не  попадался  мне  месяцами,  но  когда  слезал,
обязательно натыкался на  него где-нибудь на улице.  В Мехико  твои  желания
обретают магическую силу. Хочешь кого-нибудь увидеть, и он тут как тут.
     Однажды я искал себе мальчика,  утомился и присел на каменную скамью  в
Аламеде. Почувствовал  сквозь  штанину  гладкий  камень,  боль  в  пояснице,
равносильную  зубной,  отчетливой и совершенно отличной от  жалких подобий в
других частях тела. Сидя там,  сверля  глазами  близлежащий  парк,  я  вдруг
почувствовал себя  умиротворенным  и  счастливым,  узрев  в  полугрезе  свои
пересечения с Городом и узнав, что сегодня ночью обязательно сниму мальчика.
Так и вышло.
     Лицо Анхело восточное, сродни японскому, если бы не медного цвета кожа.
Он вовсе не был  пидором, и я давал ему деньги,  всегда одну и ту же сумму -
двадцать песо. Иногда вышеуказанной суммы не получалось и  он тогда говорил:
"No  importa"( Неважно), -  и всякий раз  настаивал на  уборке комнаты после
проведенной там  ночи.  Связавшись с Анхело, в Чиму я  больше не заглядывал.
Мексика или Штаты, голубые бары нагоняли на меня тоску.

        x x x

     "Manana"  означает   "ждать,  пока  слухи  не  подтвердятся".  Если  ты
торопишься  затариться  джанком  и  забиваешься с незнакомцами,  тебя просто
кинут на деньги, да  еще и  с полицией, наверняка, геморрой будет.  Но когда
терпеливо ждешь,  джанк сам к тебе  придет, если ты, конечно,  действительно
этого хочешь.
     В   Мехико  я  пробыл  несколько  месяцев.  Как-то  раз,  между  делом,
отправился  повидать адвоката,  нанятого  мной  для  оформления  в®ездных  и
рабочих документов. У офиса топтался оборванный, в уходящем соку, мужчина.
     - Еще не приходил, - заметил он.
     Я взглянул на него. Старый джанки, без тени сомнений. Я просек - у него
насчет меня тоже не было и тени... Болтали, пока не заявился адвокат. Джанки
собирался продать несколько  церковных медалей и адвокат велел ему притащить
около дюжины в контору.
     Разобравшись  с  юридической мотней,  я  предложил этому джанки  вместе
поужинать и мы отправились в ресторанчик на Сан-Хуан-Летран. По заказу моего
собеседника рассказал свою  историю.  Выслушав, он отвернул лацкан пиджака и
показал машинку, воткнутую в подкладку.
     - Я сижу двадцать восемь  лет, - молвил мой неожиданный новый знакомый.
- Купить не хочешь?

        x x x

     В  Мехико  только  один  пушер  - Люпита, занимавшаяся  этим уже  около
двадцатника.  Начала с одного грамма  и  доросла,  в результате,  до местной
монополии  на  торговлю  джанком.  Весила  фунтов   триста...   Джанк  стала
потреблять,  чтобы  похудеть.   Никаких  признаков  улучшений,  лицо  только
осунулось. Примерно каждый месяц нанимала  себе нового любовника, дарила ему
рубашки, костюмы, наручные часы, а когда пресыщалась, то давала хахалю пинка
под зад.
     Чтобы работать  в открытую, Люпита  остегивала  сполна,  будто  открыла
бакалейную  лавку. Ей  не  приходилось опасаться  стукачей, поскольку каждый
фараон в Федеральном округе  знал, что  она торгует.  Джентельменский  набор
выдавала в стаканах из-под алкоголя, так что джанки могли вмазываться  прямо
в  кабаке  и уходить  порожняком. Всякий раз,  когда  какому-нибудь легавому
требовались   деньги  на  опохмел,  он   шатался  около   заведения  Люпиты,
подлавливая  персонажей  с дозняками.  В случае удачного  шмона,  легавый за
десять  песо(  1,25 дол.) отпускал  жертву восвояси. За двадцать,  возвращал
джанк обратно. Время  от времени, некоторые неблагоразумные обитатели Мехико
начинали  торговать  гораздо  лучшим  продуктом  по более  низкой  цене,  но
протягивали недолго.  У  Люпиты  была твердая такса -  десять  доз тому, кто
укажет ей в Федеральном  округе другого пушера. Затем она  звонила одному из
своих друзей  в  отделе по  борьбе с наркотиками и незадачливого  конкурента
заметали.
     Попутно Люпита приторговывала краденым. Если  кто-нибудь срывал большой
куш,  она  наводила справки, устанавливала  контакт с  тем, чьих лапок  было
дело.  Воры  продавали  ей  краденое по ее же  расценкам, иначе она наводила
полицию. Люпита была в курсе всех  событий многослойного дна Мехико, надежно
пустив корни, распределяя свои дозняки словно ацтекская Богиня.
     Дозняки она строго  продавала  в  "пакетиках". Предполагалось, что  это
героин. На самом деле это был пантопон, разбодяженный молочным сахаром и еще
какой-то  дрянью, походившей  на песок, остававшейся после готовки на  ложке
нерастворенной.
     Я  стал брать  Люпитины  пакетики  через Айка, того старого  джанки,  с
которым мы встретились у  адвоката. К тому времени моя завязка  продолжалась
уже  три месяца.  Вернуться в  исходное подсевшее состояние понадобилось три
дня. Наркоман может быть на чистяке хоть десять лет и сесть по новой меньше,
чем за  неделю,  тогда как  человеку никогда  не  употреблявшему  необходимо
ширяться дважды в  день в течение двух месяцев, чтобы приобрести привычку. Я
вмазывался четыре  месяца  ежедневно,  и только  тогда стал замечать подобие
ломки.  Можно  составить  длинный перечень ее  симптомов, но  само  ощущение
абсолютно  ни на  что  не похоже,  словами  это не выразить. Такой джанковой
ломки  я  не испытывал, пока не сел вторично.  Почему  же  наркоман  садится
намного  быстрее,  чем  неискушенный пионер джанка, даже если провел  долгие
годы на чистяке? Я не сторонник теории, согласно которой джанк все это время
таится  в  твоем  теле  -  обычно в качестве такого  хранилища рассматривают
позвоночник  -  я  не  принимаю всех  этих психологических  толкований.  Мне
кажется,  что употребление джанка вызывает  необратимое изменение в клетках.
Если  ты  был джанки хоть раз, - останешься таким навсегда. Можно прекратить
ширяться, но никогда, после первой подсадки, ты уже не слезешь.
     Когда моя жена просекла, что все пошло по новой, то сделала так, как не
поступала  еще ни  разу в  своей  жизни.  Спустя два дня после знакомства со
стариной Айком я готовил продукт. Жена вырвала ложку и  выплеснула  джанк на
пол. Я закатил ей пару  пощечин, и она, рыдая, бросилась на кровать, а потом
обернулась ко мне:
     - Ты  что,  вообще  уже  ничего не хочешь?  Ты не представляешь,  каким
становишься невыносимым, когда сидишь. Как будто все меркнет...Ладно, делай,
что хочешь. Думаю, у тебя все равно есть заначка.
     Никакой заначки у меня не было.
     Люпитины пакетики стоили пятнадцать песо каждый  - около двух долларов.
По силе  доза была  равна половине  штатовской  двухдолларовой капсулы. Если
просто сидишь, двух пакетиков хватит, чтобы быть в порядке, а это мне и было
нужно. Чтобы по-настоящему удолбаться, необходимо пакетика четыре. Учитывая,
что в  Мексике все дешевле, я надеялся  и джанк покупать по дешевке, поэтому
счел  такую расценку  возмутительной.  Приехал, и  на  тебе, плачу за  джанк
худшего качества больше,  чем в Штатах.  Просветил меня Айк:  "Ей приходится
вздувать цены, ведь она еще фараонам платит".
     - А как насчет рецептов?
     Он  рассказал,  что   коновалы  выписывают  Эмми  только  в  растворах.
Максимальное  количество для  одного  рецепта - пятнадцать  сантиграммов.  Я
подсчитал, что  это будет обходиться гораздо  дешевле покупки у Люпиты,  так
что  стали  выцеплять   коновалов.  Нарыли  нескольких...За  пять  песо  они
выписывали рецепт, еще за пять по нему же выдавали.
     Если привычка в целостности и сохранности, аптечная доза  держит сутки.
Беда в том, что  достать  рецепт  проще, чем продукт,  и даже если  находишь
аптеку,  где по нему  могут  дать, нет  никакой  гарантии,  что аптекарь  не
прикарманит  джанк, а тебе  не впарит дистиллированную воду. Или у  него нет
морфы, а он возьмет с  полки, что  попало,  и сунет  в склянку. Были случаи,
когда  я  расплачивался   за  рецепт,  а  получал  на  руки   хуйню,  полную
нерастворимого порошка.  Пытаться  вмазаться  этой дрянью  тоже  самое,  что
кончить жизнь самоубийством.
     Мексиканские  коновалы  не  похожи  на  штатовских.  Никогда  не  будут
загружать тебя профессиональным подходом, ответственным отношением к  делу и
т.д. Если они вообще  выписывают, то без выслушивания  всяких там историй. В
Мехико так много  докторов, что большинство практикующих едва сводит концы с
концами.  Я  знавал  медиков,  которые  подохли  бы  с  голоду, если  бы  не
выписывали морфий.  У них нет ни одного пациента, если, конечно, не включать
в эту категорию джанки.
     Айка я поддерживал как себя самого, деньги быстро вылетали. Спросил его
насчет мазы заделаться пушерами. Он заявил, что это невозможно.
     - Ты и недели  не продержишься. Покупателей, которые будут платить тебе
пятнадцать песо за вмазку качественным аптечным продуктом, естественно, хоть
отбавляй.  Но  как только их начнет ломать и не окажется денег, они прямиком
направятся  к  Люпите и  заложат  тебя  за несколько  пакетиков.  Или другой
вариант - их сцапает полиция, и у них быстренько развяжутся языки. Некоторых
даже уговаривать не придется. Сразу скажут: "Отпустите меня, я расскажу, кто
торгует джанком". Фараоны подсылают его к тебе с мечеными деньгами, он якобы
покупает,  и дело сделано. Тебя зажопят на месте.  А за торговлю дают восемь
лет, без всяких  залогов... Ко  мне  заявлялись такие: "Мы  знаем,  Айк,  ты
продукт  по рецептам берешь. Здесь пятьдесят песо. Достань мне один". Иногда
притаскивают дорогие часы или  пиджаки. Я говорю  таким, что завязал. Можешь
быть уверен, я  делал бы  двести  песо  в  день, но и не продержался  дольше
недели.
     - Неужели ты не можешь найти пять-шесть нормальных покупателей?
     - Я  знаю каждого  хипстера в  Мехико.  И  никому бы не  доверился.  Ни
одному.

        x x x

     Поначалу мы получали  джанк  по  рецептам без  особых проблем. Но через
несколько недель в аптеках, где выдавали морфу, начали скапливаться рецепты,
и  они  стали сокращать выдачу.  Дело шло к  тому, чтобы вернуться к Люпите.
Один или два раза нам не хватало на  дозу и приходилось  затариваться у нее.
Практикуя добротный  аптечный  морфий мы здорово подсели  и, чтобы  держало,
требовались  два  пятнадцатипесовых пакетика в стиле Люпиты. Теперь я уже не
мог  позволить себе дозу за тридцать  песо.  Надо было завязывать, сокращать
"рацион" до уровня этих двух пакетиков в день, или находить новый источник.
     Один  из  врачей,  который  выписывал  нам  рецепты,  посоветовал  Айку
обратиться  за   правительственным  разрешением.  Айк  об®яснил   мне,   что
мексиканское  правительство выдает хипстерам-торчкам разрешения на получение
определенного количества морфия в месяц по доступной цене. Врач мог оформить
для Айка прошение  за сто песо. "Сейчас же иди и договаривайся", -  сказал я
ему и  выдал требуемую  сумму. Я не при