форме. Это мелочи. Даже то, что
мы на Земле Изначальной -- не важно. Только символ, только знак  истоков...
Сюда  приходят  представители новых рас. И получают Врата. Сами! Мы -- лишь
извозчики.
   Меня передернуло от этого слова.
   --  Получают Врата -- и привозят их в свой мир. Вот и все. Мы помогаем в
этом. Но мы не раздаем места в Тени. Это нам неподвластно.
   --  Почему  же  тогда  мы не получаем Врат? -- воскликнула Маша.-- Крей,
об®ясните! Вы так по-доброму к нам отнеслись... спасибо  вам...  но  сейчас
над нашим миром повисла угроза! Смертельная угроза! Это вам все -- хихоньки
да хахаканьки! Почему?
   --  Дело только в вас. Я не хотел бы  этого  говорить...-- Крей  казался
смущенным.-- Но...  если вы не хотите Тени... если вы просите о ней лишь из
страха, не из любви...
   --  Почему  все  боги  так  жестоки? -- резко  спросил  дед.-- А,  Крей?
Почему  все  они  хотят,  чтобы  их любили, искренне и чисто, бились лбом о
землю, приносили в жертву своих детей, благодарили за страдания? Да, в  нас
нет  любви к Тени! Но мы -- не вся Земля! И даже мы -- готовы принять Тень!
   --  Значит -- не готовы,-- голос  Крея  не  дрогнул.-- Я  не  могу  дать
ответ.  Я  не  знаю,  в  чем  причина.  Может  быть, в том, что вы так и не
собрались вместе...
   --  Двести тысяч  планет!  И  на  каждой  тысячи  Врат!  Как  нам  найти
Данилова? -- Маша   словно   с   цепи   сорвалась.-- Да  вы  что?  Требуете
единодушного поднятия рук? Мы все, как один, умоляем принять нас в  Тень...
Сашка -- он  ведь  может  быть  где  угодно!  Ездить  в повозке с бродячими
актерами! Трахать наложниц  в  гареме!  Воевать  за  какого-нибудь  царька,
учиться управлять вашими звездолетами! Откуда нам знать?
   --  Вам  не  надо  знать,-- тихо  ответил  Крей.-- Не  надо.  В том-то и
дело... Смотрите...
   Он не сделал ни одного движения, ничего не  сказал.  Просто  в  вечернем
воздухе разлился свет -- и мы увидели.
   Скалы. Черные как ночь -- хотя там еще стоял день...
   Изображение  плыло,  скользило  вокруг  нас.  Ощущение  присутствия было
полным -- словно нас перекинули через пространство, подвесили в воздухе над
скалами, над скорчившимися фигурками.
   --  Они  пришли  к  нам  почти месяц назад...-- сказал Крей.-- Они долго
понимали, что происходит, еще дольше собирались вместе. И вот... теперь они
получают Врата. Уверен. Я слишком часто это видел...
   Фигуры,  распластанные  на  черных скалах, были не совсем человеческими.
Да, две руки, две ноги, голова -- два глаза... Больших, фасеточных глаза.
   --  Это ведь самостоятельная ветвь эволюции,-- с легким упреком  сообщил
Крей.-- Они не происходят с Земли Изначальной... как вы...
   Фигуры  то скребли камень длинными, тонкими пальцами, то смотрели вверх,
в небо, на нас -- невидимых наблюдателей.
   Нечеловеческий    взгляд,    ломанные    движения,    и    в    то    же
время -- пронзительная, чужая красота. Кожа существ была иссиня-черной, они
сливались с мертвым камнем и все скребли в него, стучали, просили...
   --  Их поведение... только форма,-- резко пояснил  Крей.-- Выражение  их
стремлений. Им нужна Тень. Нужны Врата.
   Что-то    произошло.    Треснул    камень.    Отвалился   кусок   скалы.
Звук -- пронзительный,  наполненный  чужой  радостью  и  ликованием.  Руки,
протянутые  к  мерцающему  багровым,  крошечному,  как  вишенка,  шарику. И
тишина -- почти священная тишина. Фигуры вставали. Пятеро тонких,  высоких,
нечеловеческих  существ шли по скалам -- и в руках одного из них пламенело,
затмевая день, огненное зерно.
   --  Они получили Врата,-- спокойно  сказал  Крей.-- Вот  и  все.  Теперь
начнется их путь в Тени. Со всеми минусами... но если бы вы видели, как они
живут... что они ухитрились сотворить со своей планетой...  вы  бы  поняли,
что это для них -- благо.
   Изображение  меркло.  Мы снова были в саду... и не знаю, что чувствовали
другие. Я испытывал лишь зависть. Может  быть,  об  этом  я  и  мечтал  всю
жизнь... идти, неся в руках зародыш Врат, дверь в иные миры. И пусть в этих
мирах будет вся боль, весь порок, вся глупость  Вселенной -- но  если  хоть
один  из  тысячи  миров  отзовется добром... даст приют бездомному ребенку,
кусок хлеба нищему поэту, справедливость униженному...
   --  А вы говорите -- как нам получить Врата...
   Идти по Земле -- с пылающим огнем в руках.  Опустить  зерно  в  землю  и
увидеть,  как вспыхивают вокруг бесплотные Врата. Океан возможностей. Океан
свободы.
   --  Ждите. Надейтесь. Если Врата вам нужны -- вы их получите...
   --  Крей! -- голос Кэлоса разорвал мираж. Он встал.-- Опомнись!  Они  не
готовы!  Они  только  дети,  они еще младенцы, их история -- искра света во
тьме! Тысячи лет древние корабли нашей расы  ползли  по  галактике -- чтобы
заронить  семена  жизни.  Они  не  могут принять -- так сразу. Им надо дать
время, надо помочь. Бескомпромиссность молодости, ну как ты  не  понимаешь?
Ты!
   --  Да, я, бессмертный Вождь!
   Крей вскочил, раскланялся в шутовском поклоне.
   Все,  что  я  хотел и мог сказать, мольба и проклятие -- все вылетело из
головы. Перед нами разыгрывался финал древней драмы.
   --  Прощенья просим, Вождь! Лига не пойдет путем Хрустального Альянса!
   --  Крей Заклад, когда я  вытащил  тебя,  сопливого  щенка,  из  чумного
барака, я не думал, прав был или нет, стоит ли твоя жизнь...
   --  А, это и впрямь ты, Вождь!
   Куда  делась  вся  его  вежливость  и  невозмутимость! Два человека, чей
возраст мерился столетьями, сейчас ругались как надравшиеся юнцы!
   --  Спасибо! Когда меня вздергивали на дыбе, Вождь, я не предавал  тебя!
Когда  я  жег  заживо повстанцев -- медленно, Кэлос, очень медленно, как ты
велел -- чтобы и мысли у  них  не  было  вернуться  в  родной  мир -- я  не
колебался! Я знал -- только ты светоч во тьме, только ты вправе решить, где
добро  и  где  зло!  Мы  прошли  твоим  путем -- и  упали  в   грязь.   Так
вот -- теперь  мы  идем  в  другую сторону! Желаю добра этим людям -- но не
осчастливлю их насильно! Извини, Вождь!  Прикажешь  уйти  в  отставку?  Или
застрелиться?
   --  Поздно тебе стреляться!
   Тишина ударила больнее крика. Крей и Кэлос, как по команде, замолчали.
   --  Лига приняла решение,-- тихо сказал Крей.
   --  В тебе не осталось ничего человеческого,-- ответил Кэлос.
   --  Кэлос! Тебе ли говорить об этом?
   --  Ваши планы -- чушь. Вы тоже часть Тени... и не лучшая ее часть.
   --  У них есть возможность...
   Я  не  дослушал.  Встал, отстранил руку деда, вцепившегося мне в колено.
Держись, старик. Держись, прошу. Я побежал.
   Врата сияли сквозь тьму. Рядом, совсем рядом...
   --  Петр!
   Я бежал, ветки колотили по лицу. Врата были все ближе.
   --  Петр! -- толчок в плечо. Кэлос догнал меня.-- Стой!  Ты  никогда  не
вернешься! Вспомни, что я говорил! Петр, я не пойду за тобой!
   Он  едва  не влетел на пространство Врат. Я успел остановиться и ударить
его -- то ли он хотел поддаться, то  ли  и  его  боевые  рефлексы  были  не
всесильны. Кэлос упал на самой грани измененного пространство, за пределами
той линии, где его ждало будущее -- ослепительное и нечеловеческое.
   --  Подожди,-- попросил я.-- Это мой путь.
   Шаг -- и белое сияние в глаза.
   Как больно, когда тебя *постигают*...



   Я очнулся под верещание куалькуа. Уже ставшие привычными вопли.
   _Петр! Петр! Петр_!
   --  Не ори...
   Слова застряли в горле. Рот был  набит  снегом.  Я  валялся  у  подножья
холма,  и  даже  помнилось  смутно, как я катился, кувыркаясь, по сугробам,
налетая на скрытые в снегу камни, крича от боли...
   _Рецепторы заглушены. Восстановление поврежденных тканей проводится_.
   Спокойствия куалькуа хватило ненадолго.
   _Петр! Петр_!
   --  Да заткнись...
   Я  поднялся -- все  тело  ныло.  Если  это  после   подавления   болевых
рецепторов -- то что со мной было?
   Ого.
   Смерив  взглядом  склон,  я  проникся  к куалькуа уважением. Собрать мое
несчастное тело  после  такого  падения -- работка  для  судмедэксперта.  Я
катился-падал  с  двухсотметровой  высоты, по такому крутому склону, что не
осмелился бы штурмовать самый сумасшедший альпинист. По  крайней  мере -- в
такую погоду.
   Начиналась  метель. Нет, неправильно, она не начиналась, она жила здесь.
Ветер был  несильным,  но  неуловимое  ощущение,  что  он  не  прекращается
неделями,  не  оставляло  меня. Мелкая снежная крупка била в глаза. Мутный,
красный солнечный диск уныло висел в небе.
   --  Эй,  куалькуа,  помнишь  "Свежий  ветер"? -- спросил  я.-- Мы  не  у
Геометров случайно?
   _Сила тяжести и состав атмосферы различны_.
   --  Ага. Спасибо.
   Может  быть,  я  полный  идиот.  И  в наказание сейчас получу короткую и
малосодержательную жизнь в снежной пустыне...  на  пару  часов,  вплоть  до
окоченения.
   --  Тогда подскажи, здесь есть что-то живое?
   Куалькуа  ответил не сразу. Вряд ли он пользовался только моими органами
чувств, скорее, смотрел еще и  своими  глазами,  вбирал  информацию  всеми,
недоступными мне, путями...
   _Да.  Повернись  влево.  Еще.  Стоп.  В  этом  направлении, около одного
километра_.
   Сколько я ни смотрел, увидеть ничего не мог.
   Но теперь уже выхода не было. Когда вначале действуешь,  потом  думаешь,
добра не жди.
   Я  побрел  по снегу. Куалькуа, выполнив просьбу, затих. Но работу с моим
телом не  прекращал -- я  чувствовал,  как  возвращается  чувствительность,
одновременно -- уходит куда-то холод. Странное ощущение -- уже бывшее, дежа
вю... Нет, это все-таки не мир Геометров. Конечно же.  Но  вся  Тень,  если
взглянуть  честно,  всего  лишь  бег  по  кругу.  Бесконечная  игра в давно
сыгранной пьесе. Единственный  выход -- перестать  быть  человеком.  А  что
делать,  если  я  не  хочу?  Легко  было  философам,  психологам, писателям
размышлять о  судьбе  человечества.  Отомрет,  перерастет,  пойдет  дальше,
ступит  на новый виток... Не хочу! Я -- не хочу! Но выхода нет, и значит, я
буду биться головой о скалы Земли  Изначальной,  выцарапывать  зерна  Врат,
унижаться и выпрашивать -- пусть даже такое спасение ненавистно мне...
   Впереди,  сквозь  снежные заряды, проглянули темные тени. Я остановился,
растирая онемевшие руки. Кажется -- вышки. Кажется -- бараки. Дежа вю.  Эй,
Гибкие Друзья...
   --  Ой...
   Вздрогнув  от  звука,  раздавшегося  совсем рядом, я присел на корточки.
Стон?
   Да нет.

          --  Ой да моя родина,
          Вольная, привольная...

   Это скорее  походило  на  песню.  Словно  кто-то,  обделенный  слухом  и
голосом, бормотал окаменевшие от мороза слова.

          --  Свободная, великая...

   Я  разглядел  певуна. Скорченная, занесенная снегом фигура в громоздком,
неуклюжем тулупе. Не  похоже  было,  что  человек  замерзал.  Он  сидел  на
каком-то деревянном чурбане, лицом к баракам и вышкам, и бормотал, бормотал
без всякой интонации, переходя от песни к невнятным жалобам...
   --  Холодно... черт... холодно...
   Люди,  разговаривающие  сами  с  собой,  всегда  внушали  мне  странную,
замешанную  на  жалости,  симпатию.  От  хорошей  жизни  не  будешь  искать
собеседника в себе -- страшный это собеседник, беспощадный.
   Ломкий хруст -- словно разворачивают  застывший  на  морозе  полиэтилен.
Сопение -- человек вгрызся в замерзшую пищу. Сопение.
   Я  медленно  подходил к нему со спины. И уже стоя в шаге от него, увидел
блеск    металла.    На    коленях    проголодавшегося    певуна     лежало
оружие -- короткоствольный автомат. Я замер.
   Охранник. Всего-то охранник.
   Окажись  это  Гибкий  Друг -- все  было бы проще. Гораздо проще. Сиди он
молча, или прохаживайся -- и то уже стало бы легче.  А  так...  напасть  со
спины  на  незнакомого  человека,  закутанного в неудобные одежды, тихонько
грызущего кусок застывшего жирного мяса. Не хочу.
   Занеся руку, я помедлил мгновение. Они не  умирают  насовсем.  Надо  это
помнить.  Нельзя -- потому  что  это оправдывает все, все, что только можно
вообразить,   это   самый   страшный   дар   Врат -- вседозволенность.    И
надо -- потому что я должен пройти дальше...
   Охранник   обернулся.   Я   успел   увидеть  растерянное,  грубое  лицо,
открывающийся в крике рот -- и ударил. Меховая шапка смягчила удар,  но  то
ли  я  очень  постарался, то ли противник оказался слабоват. Охранник молча
рухнул в снег.
   --  Спокойных  снов,-- прошептал  я,   подымая   автомат.-- Пусть   тебе
приснится другой мир... теплый, ласковый... и отправляйся туда.
   Шагах в десяти я наткнулся на колючую проволоку. Пять ниток, облепленных
снегом и оттого напоминающих новогодние гирлянды.
   --  Работай, симбионт,-- велел я.-- На том свете рассчитаемся...
   Когда мои пальцы покрылись черной блестящей коркой, я коснулся  ледяного
металла и одну за другой перекусил колючки.
   Хорошо  хоть,  не под напряжением. И никаких датчиков. Все до отвращения
примитивно.
   _Ты веришь, что пришел в нужное место_? -- спросил куалькуа.
   --  Да.
   Я пробирался среди сугробов, но тут, по крайней  мере,  были  протоптаны
тропинки.  Потом  я  заметил  деталь,  отличающую  это  место от санаториев
Геометров.  Чуть  поодаль,  за  колючкой,  возвышались  заводские  корпуса.
Характерные   очертания,  исходящие  паром  трубы,  слабый  солнечный  свет
поблескивает на широких окнах. Нет, похоже, тут не занимались выравниванием
береговой линии и прочим пересыпанием из пустого в порожнее.
   Шел  я наугад и совершенно не таясь. Наверняка меня видели со сторожевых
вышек, но не заподозрили постороннего.
   День. Плохо, что сейчас день. Завод работает. Не хотелось бы  обшаривать
все цеха. Недолго и нарваться на пулю. Возможности куалькуа не безграничны,
а тот запал, что провел меня  через  Врата,  может  и  иссякнуть.  Впрочем,
завод, вероятно, работает круглосуточно...
   Я  вошел  в  первый  же попавшийся барак. Охраны не обнаружилось. Внутри
было тепло, едва теплились желтоватые лампы. Воняло.  Очень  сильно  воняло
немытыми   телами,   табаком   и   гарью,   тяжелой,  мазутной,  словно  на
железнодорожном вокзале.
   Задрав ствол автомата в потолок, я постоял мгновение. С двухэтажных нар,
сколоченных  из  неструганного,  черного от грязи дерева, доносился ровный,
слитный храп.
   Как похоже оружие -- во всех мирах.
   Я надавил спуск, и огненная полоса ударила в потолок. Это  было  пулевое
оружие,  вот  только пули вспыхивали, вонзаясь в преграду. Потолок запылал,
словно звездное небо, что так славно светит над Тенью.
   --  Под®ем! -- закричал я.
   Заключенные  горохом  посыпались   вниз.   Я   скользнул   взглядом   по
перепуганным  лицам -- простые, туповатые, таких без меры на матушке-Земле.
   Почему для нас матушка -- Земля, а для Геометров -- солнце?
   Та грань, что невозможно передать словами...
   --  Данилов! -- закричал я.-- Сашка!
   Зэки отступали от меня, скучивались в углу барака.
   --  Сашка! -- повторил  я,  всаживая  в  потолок   еще   одну   очередь.
Потрескивали сыпавшиеся искры.
   --  Петр?
   Я  прошел  по бараку, засунув автомат под мышку. Присел на край кровати.
Хотя бы нижнюю койку Данилов себе отстоял. Молодец.
   --  Привет, Петр,-- сказал он.
   Данилов валялся  на  грубом  шерстяном  одеяле.  Одетый -- в  серо-синем
комбинезоне, в грубых ботинках.
   --  Вставайте, полковник,-- сказал я.-- Помощь пришла.
   Данилов смотрел мне в глаза.
   --  А где твои эшелоны с керосином, парень?
   --  В  заднице. Вставай. Нет никаких эшелонов, Саша. Я не собираюсь тебя
выкупать.
   --  Это несправедливо, Петр.
   --  Конечно,-- я не стал спорить.-- Справедливости нет  и  не  будет.  Я
забираю  тебя  отсюда. Если потребуется прикончить сотню охранников -- я их
прикончу. Веришь?
   --  Верю. Петр, мы пленники своей судьбы. Понимаешь?
   --  Нет. Мне плевать на твои сны.
   --  Петр... каждый платит по своим счетам...
   Неужели это -- Сашка Данилов? Всеобщий  любимец.  Сердцеед  и  примерный
семьянин. Пример для подражания молодых пилотов. Герой крымской войны...
   --  Каждый отдает свой долг. Вставайте, полковник. Вы нужны родине.
   --  Я знаю свою цену, Петька. Тридцать цистерн керосина.
   --  Мазута.
   --  Керосина, Петя... Истребители заправляют керосином...
   Я приподнял Данилова за воротник, тряхнул.
   --  Очнись, солдат!
   Как  мне  сломать  тебя,  полковник  ФСБ и преуспевающий извозчик, Сашка
Данилов? Как вытащить из кошмара, из мира, где ты и преступник, и герой,  и
палач, и жертва? Как мне сломать тебя -- ради тебя самого?  Ради Земли?
   --  Нам никто не обещал справедливости, Саша...
   --  То-то и оно...
   Он  валялся  на нарах, расслабленный и невозмутимый. Отстоявший право на
свой кошмар. На свою персональную и заслуженную каторгу.
   --  Сашка...
   Я готов был плакать от бессилия и ужаса. Все напрасно. Можно сжечь  себя
дотла.   Превратить   в   одно-единственное   желание -- найти   полковника
Александра Данилова, который мне не сват и не брат. Все можно.  Только  для
него  этот  мир -- единственно  правильный  и  единственно реальный. Мир, в
котором он все еще платит не только  за  гулкий  вздох  вакуумного  заряда,
превращающего в прах "Гетмана Мазепу" -- символ украинских военных амбиций,
но и за тех людей,  одной  с  нами  крови,  которым  никогда  не  откроются
Врата...
   Да,  Сашка,  ты  военный  преступник.  Что уж тут поделать. И я бы таким
стал, родись чуть раньше. И также корчился бы от стыда и отчаянья, не зная,
как   можно  любить  родину -- еще  готовую  платить,  но  уже  не  готовую
защитить...
   --  Сашка...
   Что я могу ему сказать? Он мне в отцы годится,  и  никогда  я  не  смогу
стать  его  другом.  Он  одновременно  и  предатель,  и  соратник.  Боец  и
преступник, кавалер ордена Славы и  несостоявшийся  подсудимый  Лондонского
Трибунала,  где  штатовцы  с  такой  святой  радостью  отправляли на смерть
русских и украинцев...
   Александр, победитель ты несостоявшийся, как об®яснить то, что понял  я?
Как  рассказать, что мир -- хлад и сера, огонь и бич, но его все равно надо
любить, будто елей и розовое благоухание?  Как  поведать,  что  расплата  и
награда -- теперь  навсегда  с нами, что нет нужды заново отыгрывать старые
игры? Он не Кей, а я -- не Герда, пришедшая в чертоги Снежной Королевы...
   --  Сашка, мы все собрались вместе. Все.
   Он молча кивнул.
   --  Дед получил новое тело. Представляешь?
   Легкая искорка удивления в глазах.
   --  Причем молодое тело. Он теперь выглядит младше тебя. Вот будет  жару
его  бедным  оппонентам... дед всегда говорил, что ему не хватает жизни для
победы. Теперь ему хватит времени на все победы в мире.
   --  А Машка?
   --  Виснет на нем,-- радостно подтвердил я.-- Чего и следовало  ожидать.
Думаю, это не надолго, но сейчас она на себя не похожа.
   --  Я тоже.
   --  Ты  похож. Только хватит валяться. Вставай. Врата недалеко, но у нас
очень короткий срок.
   --  На что?
   --  Получить зародыш Врат. И привезти  его  на  Землю.  Сильные  вот-вот
примут решение о ее ликвидации...
   --  Сильные...
   --  Ну    вставай   же!   Вставай,   солдат! -- я   уже   не   требовал,
просил.-- Сашка!  Давай!  Хочешь,  чтобы  я  тут  всех  положил,  пока   ты
расшевелишься?  Так  я положу, не сомневайся! На вышках стоят лишь те, кому
нравится там стоять!
   --  А на нарах лежат те...
   --  Решай,  Сашка!  Ты  должен  сам  захотеть  уйти.  Силой  я  тебя  не
заставлю...
   Он молчал.
   --  Ну! Вспомни Землю! Жену, детей, корабль! Что у тебя есть за душой?
   Не  знаю,  какое  слово  сработало.  Вряд  ли "жена". Скорее "дети". Или
"корабль".
   Данилов с кряхтением приподнялся, сел на нарах. Покосился  на  товарищей
по заключению, отвел взгляд.
   --  Далеко идти?
   --  Доползешь!
   --  У меня симбионта нет, Петя. Я могу и замерзнуть по пути.
   --  Значит, найдем охранника и попросим поделиться одеждой.
   Данилов вздохнул.
   --  Молодой ты, Петя. Молодой...
   В его голосе была легкая зависть. И все