твуя
неловкость.
   --  У него кроме меня и друзей-то не было,-- сообщил Снег.
   Все  желание  развивать  эту  тему  исчезло.  Да, если таков лучший друг
Лайда -- можно ему только посочувствовать. Снег с улыбкой поинтересовался:
   --  Помочь чем-нибудь?
   --  Спасибо. Я разберусь.
   --  Ну тогда располагайся. Чистое белье должно в шкафу быть.  Может,  из
одежды  что-то  найдешь,  у  вас  вроде  бы  фигуры  схожие.  Ну, если что,
подгонишь, в конце концов...
   Кажется,  он  предлагал  это  всерьез.  Неужели  здесь  военные,  как  в
захудалом российском гарнизоне, не обеспечены обмундированием?
   --  Зайду через часик. Сходим, пообедаем.
   --  Хорошо.
   Снег   вышел.  Я  постоял,  глядя  в  закрывшуюся  дверь,  потом  сказал
вполголоса:
   --  Можно считать себя утвержденным в должности.
   Интересно, а на  чем  они  воюют?  "Дельты"?  Это  самолеты,  вертолеты,
космические корабли, экранопланы? Бумажные летающие тарелки?
   Да что со мной? Какая мне разница? Я что, собираюсь воевать с маленькими
зелеными человечками, одержимыми идеей слияния с природой?
   Помотав головой, я сбросил наваждение. Прошелся по комнате.  Заглянул  в
окно -- с  живописным  видом  на  бараки, взлетные полосы и плац. Лодки, на
которой мы прибыли, уже не было.  Пусто,  тихо,  ветер  гоняет  пыль.  А  в
общем -- довольно  чистенько, и даже зелено. Наши, земные, экологи при всем
желании не нашли бы  к  чему  придраться...  Так,  что  тут  еще  есть?  За
неприметной  дверью  обнаружилась  душевая  кабина. Лейка на гибком шланге,
кран. В раковине кранов не было, только отверстие под самым обрезом.  Руки,
видимо,   полагалось  мыть  на  немецкий  манер,  в  наполненной  раковине.
Ненавижу.
   На  полочке,  под   зеркалом -- флакон,   я   открыл   его   и   понюхал
бледно-зеленую  жидкость.  Вроде  бы  шампунь. Кусок мыла. Бритву бы найти,
зарос уже изрядно, последний раз брился на  крейсере  Алари...  тысячу  лет
назад...    Выгляжу,    наверное,   как   кавказский   боевик   со   старых
пропагандистских плакатов.
   Ладно, хотя бы  душ...  Я  прикрыл  дверь,  разделся.  Провел  рукой  по
щеке -- да,  и  впрямь  щетина.  Ну  чего стоило куалькуа, возвращая меня к
настоящей внешности, убрать волосы? Неужели, пока я ходил в обличии Римера,
куалькуа скрупулезно отмечал, насколько должна отрасти борода?
   _Тебе мешают волосы на лице_?
   _Куалькуа_!
   Я  не  просто обрадовался, я чуть не подпрыгнул от восторга. Предложение
помощи -- да еще в мелком, не жизненно важном вопросе -- это что-то новое в
поведении симбионта.
   _Да... Можешь убрать щетину_?
   _Усы и бороду_?
   _Да_.
   Я  не  стал  рисковать  и  полагаться на его парикмахерские способности.
Пусть уж "выбреет" начисто.
   _Можешь стряхнуть_.
   Я провел ладонью по лицу -- на пол посыпались мелкие волосы,  словно  из
открывшейся электробритвы.
   _Подбери.  Проведи  по  ним  ладонью.  Мне  необходим эластин_...-- вяло
попросил куалькуа.
   Помедлив, я сгреб в кучку остатки своей бороды и накрыл  ладонью.  Пусть
ест. Он союзник. И у него свои потребности.
   _Я  мог  бы  поглотить  их сквозь тело, но ты бы почувствовал неприятные
ощущения_.
   Странно.
   Очень странно.
   Никогда -- даже    на    краю    гибели,    куалькуа    не     отличался
предупредительностью. Либо мой амебоподобный друг исправляется, либо...
   _Что с тобой_?
   Он  молчал.  Ладонь подрагивала -- симбионт питался. Наверное, он сейчас
стянул большую часть тела в руку.
   Но вряд ли это помеха для разговора!
   --  Когда я ем, я глух и нем... Эй, дружок,  к  тебе  не  относится  это
детское правило! -- негромко сказал я.
   _Я в порядке_.
   _Ложь_.
   Куалькуа молчал.
   Мечта  шизофреника -- разговаривать  с  самим  собой.  И  я  не  намерен
отказываться от права получать ответы!
   _Я боюсь_...
   Голос в моем сознании был тих, едва уловим. Шепот.
   Что?
   _Я -- боюсь_.
   Убрав руку с безупречно вычищенного пола, я постоял, глядясь в  зеркало.
А не наблюдают ли за мной сквозь стекло?.. Чушь. Это уж точно чушь.
   _Чего ты боишься, куалькуа_? -- ласково, как ребенка, спросил я.-- _Тебя
ведь не страшит смерть. Или_...
   Догадка была потрясающе правдоподобной!
   _Ты утратил связь со своей расой? Ты теперь один_?
   Какой шок, наверное, он испытал! Быть частью целого -- и вдруг оказаться
отрезанным от мира!
   _Не   надо   сочувствия.   Ты   ошибаешься.   Если   часть  меня  станет
функционировать автономно -- она не удержит разум и погибнет. И ты  бы  при
этом погиб_.
   Жалость  моментально  сменилась  ужасом и ненавистью. Значит -- куалькуа
допускал  такую  возможность?  И  если  бы  при   полете   к   Ядру   связь
прервалось -- обезумевшая амеба разнесла бы мое тело изнутри?
   _Да.  Прости. Но вероятность такого исхода минимальна. То, что связывает
меня воедино -- невозможно экранировать_.
   Я поймал себя на том, что скрюченные пальцы до  боли  впились  в  грудь.
Найти, нащупать, выдрать комок чужой плоти...
   _Успокойся_...
   --  Что  тебе  надо?  Почему ты боишься? -- закричал я.-- Говори! Я имею
право знать!
   _Врата_.
   Я замолчал.  Кажется,  он  решил  рассказать...  Часто-часто  колотилось
сердце.
   _Когда мы вошли во Врата... Это было ошибкой_.
   _Почему_?
   _Я_...
   Пауза.  Неужели  это,  почти всемогущее, существо испытывает сложности с
об®яснениями? В его распоряжении -- сознание такой мощи, какое и не снилось
прочим  расам.  Он  ведь  и  соврать  может  так  ловко,  что  я никогда не
почувствую фальши. Мы не просто на разных  ступенях  развития,  между  нами
непредставимая бездна.
   _Я  не  буду лгать. Я никогда этого не делаю. Я либо молчу, либо говорю.
Трудности с формулировкой_.
   --  Ты уж постарайся,-- попросил я.-- И я постараюсь.
   _Когда ты вошел во Врата, это было не переносом тебя в пространстве, как
поступает раса Геометров_.
   --  Так.
   _Это  было...  я  предупреждал  о  трудностях  формулирования.  Когда ты
вошел -- это было *постижение*. Нечто *постигло* тебя. Вот так_...
   Ощущение оказалось  непередаваемым.  Будто  я  издал  крик -- беззвучный
вопль,  вместивший  в себя все, от смутных детских воспоминаний до бритья с
помощью  куалькуа.  На  какой-то  миг  я  вспомнил  такие   вещи,   которые
давным-давно укрыла милосердная злодейка память. То, что рад был вспомнить.
То, что я вспоминать бы не хотел...
   Рухнув на пол, больно отбив колени, я жадно втягивал воздух. Нет...


        Глава 2


        Все -- большое. Очень большое. Мир -- для великанов. Вот  один
     из них стоит надо мной и протягивает руки.
        --  Пойдешь со мной?
        Кажется -- я   думаю.   Даже   трудно  понять,  о  чем,  мысли
     неправильные, непривычные -- я  думаю  не  словами,  а  образами,
     клочками  эмоций,  ярких  и  простых.  Видимо,  хочу пойти. Очень
     сильно. До рева. Вот только сказать боюсь. Или стесняюсь.  Потому
     поступаю  проще -- одной  ладошкой хватаюсь за протянутую руку, а
     другой -- за  ногу  женщины  в  халате,  стоящей  рядом.  У   нее
     морщинистое,   старое   уже  лицо,  в  глазах  слезинки,  но  она
     улыбается. Словно рада за меня. Она хорошая, я  ее  очень  люблю.
     Только еще больше хочу пойти с тем, кто протянул мне руку. Да я с
     ним и пойду, никуда не денусь. Когда большие чего-то хотят, можно
     плакать,   прятаться,  все  равно  будет  по-ихнему.  Так  всегда
     бывает...

   Пол вроде тоже бумажный. А все равно -- холодный... и твердый...
   Какой ты был тогда молодой, дед. Я тебя помню уже другим. Как сильно  ты
сдал. Неужели из-за малыша, свалившегося на голову в шестьдесят лет?

        "В  апреле  1661  г.  два  иезуита,  австриец  Иоганн Грюбер и
     бельгиец Альбер Орвиль направились сухим путем из Пекина в Рим  с
     тайным поручением"...
        Зазвонил  телефон.  Не  отрываясь от книжки, я схватил трубку,
     надавил кнопку.
        --  Алло!
        --  Петь?
        У меня сразу екнуло в груди.
        --  Ром?
        --  Ага. Ты... что делаешь?
        Я поджал ноги, втягиваясь в кресло. Отпихнул книжку.
        --  Ничего. Книжку читаю.
        --  Интересную? -- помолчав, спросил Ромка.
        --  Угу. Про путешествия.
        Нет, неправда, не мог он мне позвонить! Это  он  был  прав,  а
     я -- нет.  Мне  надо  было  мириться, и звонить Ромке, и сопеть в
     трубку, стараясь забыть, что расквасил нос своему лучшему...  что
     там лучшему -- единственному другу!
        --  Хочешь   почитать? -- завопил   я.-- Заходи!   Или  вместе
     почитаем!
        --  Не,   я   не   могу,-- Ромка   чуть    повеселел.-- Тут...
     понимаешь... мы с Данилой собрались...
        Он понизил голос:
        --  В  тот  подвал  забраться! Пошли? Данила говорит, что надо
     втроем...
        Как будто больше некому было позвонить! Да знаю я, знаю, я сам
     хочу помириться!
        --  Давай! Только завтра!
        --  А почему?
        --  Ну,   мы   с   дедом   поспорили,   кто  больше  знает  об
     исследованиях Тибета... ну, мне еще надо столько всего прочитать,
     мы вечером дуэль устраиваем.
        Я  уже  и не рад был, что начал про это говорить. Подумаешь...
     ну, проиграл бы я деду, высмеял бы он меня...
        --  Трусишь просто,-- вдруг сказал Ромка.
        И что-то во мне, колючее и быстрое,  выпалило,  прежде  чем  я
     успел его поймать:
        --  Кто бы говорил... плакса...
        --  А  ты  сволочь!  Сам  трус! -- выкрикнул  Ромка.-- Мы Юрку
     позовем! А ты мне лучше не попадайся!..
        Я кинул бибикающую трубку на  стол.  Потом  схватил  проклятую
     книжку и запустил о стену.
        Вот и все. Нет у меня больше друга. И не будет никогда.

   А  вот валяться не надо. Зачем я лежу на полу, в чужой комнате, на чужой
планете...
   Так и получилось, Ромка. Ты у меня был единственным другом.  Может,  дед
про  то  и  не  знал.  И  не  хотел,  чтобы  мы  рассорились. Только... так
получилось.

        Стыдно-то как... И ведь ожидал я этого. Знал прекрасно, что  в
     первый  раз  толком  не  получится.  Во всех книгах написано, что
     вначале мужчина плохо процесс контролирует,  этому  тоже  учиться
     надо. А такого ловеласа из себя строил...
        --  Ты  меня  так  хотел? -- спросила Ната. Провела ладонью по
     спине. Она казалась разочарованной, но несильно.
        --  Да,-- хватаясь   за   спасительную   соломинку,    ответил
     я.-- Наташка, прости...
        --  Ой, ну брось, даже приятно, когда парень так тебя хочет. А
     спорим, я тебя сейчас...
        Она засмеялась, навалилась на меня сверху, и неловкость  сразу
     куда-то  делась, вновь вернулось желание, почему-то замешанное на
     мысли -- каким теперь будет мир, он ведь изменится, не  может  не
     измениться  после  такого,  у  меня,  наверное, на лице все будет
     написано... и Лида тоже все поймет... не должен я  сейчас  о  ней
     думать, это нечестно...

   Встать.  Нет,  надо  встать. Двигаться, смотреть на мир, а не на блеклые
тени прошлого...
   Наташка, прости, я и впрямь забыл. Тебе, конечно, все равно. Ты уж точно
меня  забыла...  знаю  я  твою  любвеобильность. Но я тебя и правда немного
люблю. Как первую свою женщину. Ты уж прости.  На  первых  не  женятся.  Им
просто благодарны. Но это ведь тоже немало...

        --  Итак, твои действия, курсант?
        --  Предупредительный выстрел по курсу.
        --  Так.   Неопознанный  самолет  не  реагирует  и  продолжает
     движение в сторону государственной границы.
        --  Еще раз потребую следовать за мной...  повторно  произведу
     выстрелы по курсу.
        --  А не зацепишь самолет-то?
        Майор  смеется.  Ему  нравится  загонять  меня в тупик. Не то,
     чтобы он меня не любил -- он со всеми так  поступает.  А  уж  тем
     более с лучшими курсантами.
        --  Не зацеплю.
        Вокруг    качается    небо.    Старенькая   спарка   идет   на
     десятикилометровой  высоте.  Управлять  положено  мне,  но  майор
     отобрал  штурвал.  Ему нечасто удается полетать. А у меня еще все
     впереди.
        --  Кстати, на "шестьдесят седьмом" пушечного вооружения  нет.
     Ты  не  пробовал  делать  предупреждающие  залпы самонаводящимися
     ракетами?
        Я молчу.
        --  Хорошо. Ты все сделал по  инструкции.  Самолет  следует  в
     сторону границы.
        --  Запрашиваю землю.
        --  Тебе  отвечают  "действуйте по обстановке". Они всегда так
     отвечают, курсант. Запомни -- ты стрелочник,  и  отвечать  только
     тебе.  Ну,  иногда  еще  тому  вспотевшему от страха офицеру, что
     сидит на микрофоне...
        --  Приближаюсь к самолету, чтобы установить тип.
        --  С  равной  вероятностью -- пассажирский  "Боинг",  самолет
     радиолокационной разведки или десантный.
        --  Я определю.
        --  Нет,  курсант.  Ночью,  в  старой  машине...  ничего ты не
     поймешь. Твои  действия!  Десять  секунд!  Об®ект  у  нейтральной
     территории! Бери управление.
        Ну  почему  он разыгрывает древнюю историю корейского "Боинга"
     именно со мной? Почему? Именно со мной, чьи родители разбились...
     и  никому  не известно, была ли это простая усталость металла или
     не в меру старательный пэвэошник... Затерявшийся в небе на старой
     машине,    измотанный   нерешительностью   земли,   помнящий   об
     американском "карантинном поясе", установленном в годы  правления
     хунты, об осмелевших китайцах...
        --  Время!
        --  Огонь.
        Я  даже  нажимаю кнопку пуска. Непроизвольно, успевая откинуть
     предохранитель,  качнуть   самолет -- носом   к   несуществующему
     нарушителю, и вдавить красную кнопку до отказа...
        Разумеется,  ничего  не происходит. Кнопка светится, но толчка
     от  стартующих  ракет  нет.  Никто  не  подвешивает  к  спарке  в
     пилотажном полете боевые ракеты.
        Майор отвечает не сразу. И в голосе легкое удивление.
        --  Цель поражена, курсант. Самолет падает. Твои действия?
        --  Сопровождаю цель до контакта с землей.
        --  Не боишься увидеть, что это было?
        --  Боюсь.
        Майор вздыхает:
        --  Извини дурака, Петя. Веди на точку.
        Я  закладываю разворот, неуверенно, руки будто чужие, но майор
     не поправляет. Вокруг -- только небо.
        --  Я   обычно    говорю,    что    это    был    пассажирский
     самолет,-- вполголоса произносит майор.-- Нам... нам положено так
     говорить. Пыл охлаждать загодя. Стране не нужны инциденты...
        Я молчу.
        --  Но  тебе  я  скажу   правду,-- сухо   и   четко   сообщает
     майор.-- Это был американский бомбардировщик.

   Встаю. Уже встал.
   Какой  смысл  сбивать  бомбардировщик,  уносящий  свой смертоносный груз
обратно?
   Прямой.
   В назидание.
   _Ты понял, Петр_?
   Я еще не совсем пришел в  себя.  Оглядел  тесную  душевую.  Никого  нет,
только  голос  куалькуа  в  глубине  мозга.  Внятный  и тихий шепоток. Я на
планете Тени. Земля с ее игрушечными проблемами -- невообразимо далеко.
   --  Кажется. Что это было?
   _*Постижение*. Когда ты вошел во Врата -- произошло то же самое.  Только
ты этого не почувствовал. Я сделал все грубее. Нарочито грубее_.
   Голова  кружилась.  И  кружились,  метались, заставляя сжиматься сердце,
воспоминания. Тени воспоминаний...
   _Теперь я знаю тебя гораздо ближе. Я тебя *постиг*--  и смогу об®яснить.
Представь,  что  ты  взял в руки бумажный самолетик. Размахнулся и отправил
лететь... Так действуют кабины Геометров. А теперь представь,  что  вначале
ты развернул сложенный лист бумаги. Прочитал все, что было на нем написано.
Сложил заново. Это -- Врата Тени_.
   --  И ты испугался, что кто-то прочел все мои мысли?
   _Нет. Это не удивительно. Любой разум, превосходящий тебя как минимум на
порядок, мог совершить *постижение*_.
   _Значит_?
   _Да. *Постигли* и меня_.
   Как  интересно. Куалькуа привык взирать на мир, ничего не требуя взамен,
но и ничего не отдавая... ничего настоящего, отдельные особи-клеточки -- не
в счет.
   _На порядок, Петр! Пойми. Есть грубая сила -- Даэнло, Хикси, Торпп. Есть
гениально организованная раса -- Счетчики.  Но  они  слишком  цепляются  за
индивидуальность. Они не пошли по пути слияния разумов. Среди всех рас есть
отдельные индивидуумы с огромным мыслительным потенциалом. Их запас  знаний
может  быть  ничтожен,  зато они наделены способностью к синтезу нового. Но
меня *постиг* цельный разум -- подобный моему, но неизмеримо превосходящий.
Вывернул,  поглотил и отпустил. Предпринимать что-либо было поздно. Если бы
я знал заранее_...
   --  Ты бы убил себя. Тот кусочек, что живет в моем  теле.  И  вместе  со
мной, вероятно.
   Я засмеялся. Нет, я действительно был доволен.
   --  Привык  отсиживаться  в  чужих  телах, куалькуа? Поглядывать на мир,
копить  знания?  Бездействовать,  наслаждаться  покоем...  Кончился  покой,
дружок. Мы теперь на равных... одинаково ничтожны.
   _Тебя это не пугает_?
   --  С чего бы? Я привык быть слабым.
   Покрутив  рукоятку  крана,  я  извлек из душа тугую струю теплой воды. С
наслаждением окатил себя.
   _Что ты собираешься делать_?
   --  Мыться.
   _А дальше_?
   --  Искать хозяина театра.
   _Мне  кажется,  что  это -- не  театр_,-- ответил  куалькуа.   И   снова
замолчал, спрятался в глубине, откуда так неохотно показывался на свет.
   Что  ж,  посмотрим...  Я  налил в ладонь шампуня, намылился. Не театр? Я
думаю иначе. Если всю мою жизнь  прочитали  в  краткий  миг  гиперперехода,
поняли,  кто  я  и  откуда,  то происходящее может быть лишь экспериментом.
Наверное, дед об этом догадался.
   А Геометры, видимо, бежали в страхе  перед  чужой  силой.  Тоже  ощутили
ее -- и  не  рискнули  связываться.  Как  известно, против лома нет приема,
окромя другого лома. Весь вопрос в том, могу ли я рассчитывать на помощь?
   Разум, превосходящий  куалькуа.  Он  не  может  быть  человеческим,  это
придется   признать.   Так   что   же -- какой-нибудь  исполинский  мозг  в
хрустальной  цистерне?  Компьютер,  погруженный  в  озеро  жидкого   гелия?
Плазменно-нейронная система... что-то вроде искусственно созданного Торппа?
Разберемся. Если меня не вышвырнули вон, не  уничтожили -- значит,  во  мне
нуждаются. Ну... хотя бы как в игрушке. В любопытном зверьке, ради которого
можно построить клетку-планету с куклами-людьми.
   _Ты ошибаешься. Эти люди ничем не отличаются от тебя. Они настоящие_.
   Наверное, стоило отнестись к мнению  куалькуа  внимательнее.  Он  был  в
панике -- и все же, по самой своей природе, оценивал ситуацию об®ективно.
   Но  я  не  мог  простить  ему...  нет,  не  признание,  что  он способен
уничтожить меня, лишь бы не раскрыться перед неведомой силой. Как раз это я
понимал. И готов был признать разумным, даже этичным решением.
   А вот *постижение*--  дело другое.
   Амебе  куалькуа  все безразлично. Мои детские страхи и ссоры, комплексы,
преодоление  себя.  Все  равно,  что  мне  проблемы  линьки  рептилоидов  и
почкования  Даэнло.  Чужому  не стыдно излить душу -- у них-то ее все равно
нет.
   Неприятно вспоминать себя самого. *Постигать*.
   Неужто там, на донце души, всего-то и  есть,  что  страх  одиночества  и
бесприютности,  боязнь показаться таким, каков есть, готовность переступить
через себя -- и убить? Неужели я -- такой?
   Не хочу.
   _Мне тоже было тяжело. Не забывай. У меня есть свои проблемы_.
   Я запрокинул голову, глотнул теплой воды.
   --  Ладно. Мир. _Продвижение-к-миру_, как говорят Геометры. Давай только
договоримся...
   _Куалькуа  согласен.  Как  только  тебе  потребуется  помощь,  она будет
оказана_.
   С чего вдруг симбионт заговорил о себе в третьем лице -- не знаю.  Может
быть, для большей торжественности? Покопался как следует в моей душе, а это
даром не проходит.
   --  И Петр Хрумов согла