ть всегда. Иметь настоящий полет. Легкость полета.
Хочешь знать, как я стал Летящим?
   Лэн, как загипнотизированный, кивнул.
   -- Мне вырвали глаза,-- бесстрастно сказал бывший Ивон.
-- Не сразу, постепенно. Так, чтобы боль превратила их свет
во тьму. Потом из них сделали эликсир для стекол мрака.
   Лэн замотал головой. А Ивон продолжал.
   -- Потом мне вырвали сердце. Тоже очень медленно. Чтобы весь
свет в нем перешел во мрак. Из наших сердец нам делают крылья.
Крылья, способные поднять любого, не только ребенка.
   -- Зачем летать без сердца...-- прошептал Лэн. Ивон его
не слушал.
   -- Мне выпустили всю кровь. Из нее делают Черный огонь,
которым так весело сжигать вас в горах. Если бы Нынешний
позволил, мы давно бы испепелили все ваши города. Кровь тоже
выпускают медленно, из нее должен выйти весь свет.
   -- С тобой им медлить не стоило,-- вдруг очень спокойно
сказал Лэн.-- У тебя не было света -- ни в глазах, ни в
сердце, ни в крови.
   Ай да Лэн! Ивон (я не мог называть его иначе) дернулся, как от
удара. Но продолжил с прежним равнодушием.
   -- Тебе досказать всю процедуру? Мы от многого тебя избавим,
чтобы ты легче летал. И много чего получим -- и на продажу
торговцам, и для тебя самого. Или тебе уже стало спокойнее?
   Я мог бы подумать, что он на самом деле считает, что успокоил
Лэна. С этих придурков станется. Но Ивон разразился хриплым
каркающим смехом, и я понял -- он издевается. Пользуется
лишней возможностью помучить Лэна.
   Он просто садист. Всегда им был, даже когда назывался Крылатым.
   Почему я его не убил?
   -- Ты много говоришь,-- неожиданно произнес другой
Летящий.-- Сразу видно -- недавно был человеком. Не
нужно.
   -- Нужно,-- огрызнулся Ивон.-- Я лучше знаю людей.
Уже сейчас в нем рождается мрак. От страха. От предчувствия
боли. Я знаю.
   -- Не будет во мне никакого мрака! -- крикнул Лэн.-- Я
просто умру от ваших пыток!
   -- Не умрешь. Нельзя умереть полностью,-- сказал Ивон.
-- Видишь?
   Он поднял черную колбу, которую держал в руках.
   -- Это Черный огонь. Слабенький, разведенный. Он не сожжет
тебя, когда мы вольем его в твое горло. Он выжжет в тебе
человеческую смерть и человеческие чувства. Это будет началом.
Видишь колбу?
   Ивон протянул руку и сорвал с лица Лэна очки.
   -- А теперь ты ничего не увидишь,-- торжественно сказал
он.-- До тех пор, пока Тьма не даст тебе новые глаза.
   Я еще раз тщетно попытался выломать решетку. Не смог и
соскользнул на пол, уже не заботясь, услышат меня или нет.
Подбежал к двери, подергал ее. Господи, что же мне делать?
Биться о стены, пока за ними будут... нет, даже не убивать или
пытать, а превращать в чудовище моего друга?
   -- Думай о том, кого ты любишь,-- донеслось из-за стены.
-- Думай, что Черный огонь превратил человеческую любовь
-- в нашу. Чтобы легче было искать своих друзей и приводить
их к нам.
   -- Я не буду о тебе думать, Данька! -- закричал Лэн так,
что у меня на мгновение замерло сердце.-- Не буду!
   Он замолчал, словно ему зажали рот. И я, что-то закричав,
прыгнул на каменную стену, готовый или проломить ее, или
разбиться насмерть.
   Мгновения словно растянулись. Я вдруг увидел всю стену --
каждый камень, каждую крупицу черного раствора, скрепляющего их.
И алые точки, горящие между камней. Их скрепляли Черным огнем,
человеческой кровью.
   Но как ни старайся, весь свет из крови не уйдет.
   Я ударил по алой точке, горящей передо мной. Ударил, не отрывая
от нее Настоящего взгляда. И камни, дрогнув, зашатались, словно
вся стена была сложена из детских кубиков.
   Проломив стену, чудом увернувшись от падающих булыжников, я
влетел в соседнюю камеру.
   Ивон разжимал рот дергающемуся Лэну, вливая туда дымящуюся
черную жидкость. Второй Летящий перебирал лежащие в тазике
крючки и ножи. Когда стена рассыпалась и я оказался перед ними,
оба оцепенели.
   -- Получай! -- крикнул я, выхватывая меч. И ударил
Летящего, который был ближе, перерубая ему шею.
   Это оказалось так легко -- даже без Настоящего зрения. Словно
меч ударил не плоть, а прогнившую изнутри деревяшку. Летящий с
грохотом повалился, окутываясь дымным смрадом. На пол упал уже
не человек, пусть даже бывший, а куски черного камня.
   Ивон молча, не выпуская колбы с Черным огнем, прыгнул к двери.
Распахнул ее и поднял руку, словно собирался метнуть колбу в
меня.
   Наши взгляды встретились. Ивон закричал, как и в прошлый раз,
выпустил колбу и скрылся за дверью. Колба, звякнув, разбилась, и
на пороге заплясали языки черного пламени.
   -- Лэн! -- прошептал я, склоняясь над своим Младшим.--
Лэн, я пришел!
   Лэн мотал головой, отплевываясь. Он был без очков и не видел,
что происходит. Но когда я заговорил, он замер и слабо произнес:

   -- Данька, беги...
   -- Вместе убежим,-- перерубая мечом связывающие его ремни
сказал я.-- У меня Крыло для тебя. Ты в порядке?
   Вместо ответа Лэн перегнулся со стола, и его вырвало черной
дымящейся жидкостью. Опираясь на мою руку, он слез, неуверенно
нащупывая ногами пол, и сказал:
   -- Данька, здесь двое Летящих...
   -- Здесь один труп и один сбежавший трус, а не Летящие.
Надевай Крыло!
   Я помог Лэну забраться в комбинезон и потащил его в пролом.
Потом обернулся, схватил с пола булыжник и, повинуясь порыву,
швырнул его в уставленные склянками полки.
   Камера превратилась в огненный ад. Ревущее Черное пламя лизало
стены, и камни таяли, как воск.
   -- Быстрее! -- крикнул я, подсаживая Лэна в окно.
Выпрыгнул вслед за ним, шлепнувшись в грязь. Лэн стоял на
коленях, его снова рвало.
   -- Сможешь лететь? -- спросил я.
   -- Попробую,-- вяло пообещал Лэн.
   Башня шаталась. Сквозь стены пробивались черные огненные языки.
Струйки огня взбегали по камням, окутывая вершину башни снопом
искр.
   -- Летим! -- крикнул я.-- Летим, Младший!
   Лэн попробовал встать -- и снова упал. Времени уже не было. Я
схватил его за плечи, приподнял...
   -- Держись за меня!
   -- С грузом не взлетишь...-- заплетающимся языком
произнес Лэн. Но все же обхватил меня, замер.
   Расправив Крыло, я тяжело оторвался от земли. Полетел, медленно
набирая высоту. Хороший поток восходящего воздуха шел вверх от
башни, но нырять в него мне не хотелось. Мы летели над болотами,
удаляясь от башни.
   -- Лэн, попробуй лететь сам,-- прошептал я.-- Лэн!
   -- Да, сейчас,-- тихо ответил Лэн. Но никаких попыток
лететь самостоятельно не сделал.
   Башня за нами с грохотом обрушилась. Я почувствовал ударивший в
спину жар, обернулся. Над пылающими руинами кружили трое
Летящих. Остальные, похоже, выбраться не успели. Но уцелевшая
троица гнаться за нами и не думала.
   -- Потерпи, Лэн,-- сказал я.-- Держись. Нам только до
скал добраться...
   -- Держусь,-- согласился Лэн.
   ...Котенок нашел нас минут через двадцать, когда мы укрылись в
скалах. Спрашивать его, как он убежал от Летящих, я не стал.
Какая, в конце концов, разница. Есть дела и поважнее.
   Лэн лежал на камнях, прижимая ноги в животу и тихо постанывая.
Котенок хмуро посмотрел на него, потом, вопросительно,-- на
меня.
   -- Его заставили глотнуть Черного огня.-- Беспомощно
сказал я.-- Он вначале держался, его вырвало несколько раз.
Я думал, все уже в порядке. А потом... потом он расклеился.
   -- Немного выпил?
   -- Чуть-чуть...
   Лэн глухо закашлялся, и я взял его за руку. Что тут еще
сделаешь...
   -- В нем сейчас сгорают человеческие чувства,-- грустно
сказала Солнечный котенок.-- Быть может, Лэн победит и
останется прежним. Быть может, умрет, если не хватит сил, но
останется воля. Или...
   -- Что "или"?
   -- Или Летящим станет. По характеру. Нет, вру. У него
останется человеческое сердце и человеческий взгляд. Его
придется заново учить дружбе и доброте. Это иногда получается.
   Я нагнулся над Лэном. Прошептал:
   -- Младший...
   Взгляд Лэна был мутным и беспомощным. Наверное, ему было очень
больно.
   -- Данька, убей меня. Я не хочу становиться... Летящим.
   -- Глупости,-- твердо, как только мог, сказал я.--
Дерись, Лэн! Ты сможешь!
   -- Нет, Данька... Вначале был жар, это очень больно, но
ничего... А теперь внутри холод. Все замерзает... Данька...
   -- Котенок, что делать?
   -- Верить,-- мгновенно ответил Котенок.-- Верить и
любить его. Даже если Черный огонь победит. У нас нет ничего,
кроме веры и любви. Но это очень много, когда вокруг только
ненависть и отчаянье.
   Солнечный котенок осторожно подошел к Лэну, прижался к его
груди, свернулся клубочком и замурлыкал. Поколебавшись секунду,
я лег рядом и обнял Лэна со спины.
   Холод. Холод отовсюду. От камней под нами, от неба, затянутого
серой пеленой, от дрожащего в ознобе Лэна. Холод и тьма.
   У нас нет ничего, кроме любви и веры. Но, может, и это немало?
   -- Лэн, держись,-- прошептал я, не ожидая ответа.--
Держись и дерись. Мы любим тебя. Ты победишь.
   Холод и тьма отовсюду. Я всегда буду с ними драться, даже когда
вернусь домой. Всегда.
   Даже сквозь закрытые веки я видел, как мерцает в Лэне Черный
огонь. Но и в Черном огне есть искры добра, которые не погасишь.

   Я не помню, сколько мы так лежали, согревая Лэна своим теплом. Я
заснул, как это ни странно. А проснулся от того, что Лэн
шевельнулся и встал.
   Мы с Котенком переглянулись. Потом посмотрели на Лэна. Тот
озирался, потом стал разглядывать свои руки, словно впервые их
видел. Сердце у меня сжалось.
   -- Как ты, Лэн? -- спросил я, с ужасом ожидая ответа.
   Лэн вдруг поморщился, под прозрачным щитком очков блеснули
слезы.
   -- Данька, я теперь Летящий? Да? Все, да?
   -- Дурак! -- заорал я, мгновенно переходя от страха к
радости.-- Ты победил! Летящий такого вопроса не задал бы!
   -- И уж точно не плакал бы,-- добавил Котенок.-- Ты и
вправду победил, Лэн.
   Лэн бессильно опустился на камни рядом с нами. Тихо сказал:
   -- Это вы победили. Вы меня спасли.
   -- Глупости, ты боролся как герой! -- возбужденно сказал
я.-- Есть хочешь?
   -- Ужасно,-- смущенно признался Лэн. Я достал из карманов
два свертка из блестящей фольги, гордо спросил:
   -- Любишь шоколад?
   -- А что это?
   -- Так я и думал, что гады-торговцы вам его не привозят,
-- без всякой злобы сказал я.-- Попробуй, это здорово.
   -- Торговец расщедрился на прощание,-- пояснил Лэну
Котенок.-- Дал из своих запасов.
   -- Фиг бы он дал,-- возразил я.-- Это дочка его
противная, Реата, заставила.
   -- Еще бы,-- развертывая фольгу, запетушился Лэн.-- Я
ее от Летящих спас! За такое всю жизнь надо быть благодарным...
   Он смущенно посмотрел на меня и тихо добавил:
   -- Данька, я даже не знаю, что тебе сказать...
   -- Ну и не надо говорить,-- согласился я, откусывая
шоколад. Он был не такой, как наш: не плитка, а, скорее, еловая
шишка, очень горький и твердый. Но все равно вкусный.
   -- Котенок, а ты будешь? -- робко предложил Лэн.
   -- Котята не едят шоколад даже в Данькином мире,-- гордо
отказался Солнечный котенок.
   -- Они бы, может, и ели, да кто ж им даст,-- возразил я,
отламывая кусочек от своей порции.-- Попробуй.
   Лэн тоже поделился с Котенком, и мы принялись за свой скромный
завтрак. Я с удивлением понял, что двести грамм шоколада --
это, наверное, максимум, который можно с®есть за один присест.
   -- А что теперь будем делать? -- поинтересовался Лэн, доев
свой кусок и бесцеремонно отстегивая с моего пояса фляжку. И я в
очередной раз облегченно вздохнул, уверившись, что с ним все в
порядке.
   -- Как что? Двинемся в город,-- мусоля лапкой мордочку,
заявил котенок.
   -- В наш? -- с облегчением, но и разочарованно спросил
Лэн.
   -- Нет, в город торговцев,-- сказал я.-- Мы еще
ничего не выяснили. Может, караван по пути догоним.
   -- Думаю, это будет трудновато,-- заявил Котенок.--
Но попробуем.
   К счастью, Солнечный котенок ошибся. Он забрался за пазуху к
Лэну, и мы взлетели. Караванная тропа была как на ладони, ветер
оказался попутным, и часа через три мы увидели под собой
медленно бредущих животных. Караван так спешил удалиться от
башни, что о маскировке не заботились. При нашем появлении все
остановились, а охранники подняли арбалеты.
   -- Это мы! -- крикнул я, снижаясь.
   -- Кто с тобой? -- словно не слыша моих слов, спросил
торговец.
   -- Лэн! -- не понимая, в чем дело, ответил я.-- Мы
садимся!
   Торговец промолчал, и мы приземлились возле него. Я заметил, что
дочка торговца прячется за его спину.
   -- Это же мы! -- снова повторил я, складывая Крыло.--
Вы чего?
   -- Лэн -- Летящий,-- не совсем уверенно заявил
торговец.
   -- Никакой я не Летящий! -- возмутился Лэн.-- Данька
меня спас!
   Вокруг нас медленно сошлось кольцо охранников. И я сообразил,
что если они решат выстрелить из своих арбалетов, то увернуться
не удастся.
   -- Как ты мог его спасти? -- обращаясь ко мне,
поинтересовался торговец.-- Мальчика утащили в башню. Оттуда
еще никто не убегал.
   -- Он и не убегал,-- сообразив, что переспорить торговца
не получится, сказал я.-- Мне пришлось разрушить башню.
   Кто-то засмеялся. Но торговец молча разглядывал меня, потом
достал из кармана черные очки, надел их. Я вспомнил, из чего
делают стекла тьмы, и мне стало противно.
   -- Ты не врешь,-- сказал наконец торговец, и я отметил,
что он сказал именно "не врешь", а не "говоришь
правду".-- Как ни странно...
   Он долго смотрел на Лэна, потом, сняв очки,-- вновь на меня.
Задумчиво, словно колебался, сказать что-то или не стоит.
   -- Уберите оружие,-- приказал он наконец.-- Они --
люди.
   Охранники повиновались не сразу. И еще постояли, разглядывая
нас, как диковинку, но не подходя. Потом между ними протиснулся
мужчина из нашего города, взял Лэна за подбородок, посмотрел в
глаза. Удивленно сказал:
   -- А ведь правда, Лэн... Тебе повезло, парень.
   -- Я знаю,-- серьезно ответил Лэн.
   Охранники зашумели, подходя к нам. Казалось, что каждый имел
цель потрогать нас, пихнуть или сказать какую-нибудь глупость.
Прервал этот митинг торговец.
   -- Так, если двоим мальчишкам повезло, это еще не значит, что
у нас не будет неприятностей в дороге. Охрана!
   Люди стали быстро расходиться по своим местам.
   -- Я хочу поговорить с тобой,-- обратился ко мне
торговец.-- Отойдем.
   Мы отошли в сторону. Мимо тащились буйволы, навьюченные товаром
Летящих.
   -- Ты действительно разрушил башню? -- спросил, помолчав,
торговец.
   -- Да.
   -- Хотел бы я знать, как ты стал таким, какой ты есть,--
задумчиво продолжил торговец. Я отвернулся.
   -- Это было не слишком приятно.
   -- Верю. Данька, ты уверен, что с твоим другом все в порядке?

   -- конечно.-- Я посмотрел на торговца. Тот был без очков,
но пробовать Настоящий взгляд мне не хотелось.-- А в чем
дело?
   -- В нем тьма, мальчик. Я вижу ее сквозь очки Летящих. В нем
тьма, она сжалась, затаилась, но она жива.
   -- Его... пытались сделать Летящим...-- с трудом произнес
я.
   -- Они почти успели. Ты можешь поручиться за своего друга?
   -- Да,-- не раздумывая ответил я.
   С минуту торговец молчал. Караван уже медленно удалялся по
тропе.
   -- Хорошо. Вы продолжаете работать на меня. До города.
   Я кивнул и спросил:
   -- Приказания будут?
   -- Воздушный дозор, разведка дороги. Как и раньше.
   Расправив Крыло, я приготовился взлететь. Пусть торговец идет
пешком, я все-таки Крылатый...
   -- Данька, постой...
   Я обернулся.
   -- Меня зовут Габор. Запомнишь?
   -- конечно, Габор,-- ответил я.-- Запомню.
   И взмыл в темное небо.

        4. Город у моря

   До города торговцев мы добрались через неделю. Без всяких
приключений, даже вспомнить нечего. Единственное, что
изменилось,-- это отношение к нам взрослых. Нас не то чтобы
боялись или невзлюбили, но при нашем появлении разговоры
стихали, лица у всех делались кислыми и скучными.
   Тяжело выделяться из толпы и при этом продолжать с ней общаться.

   Только Габор со своей семьей относился к нам по-прежнему. Даже
подчеркнуто по-прежнему, словно ничего и не произошло. О тьме,
которая затаилась в Лэне, он больше не говорил. А я, как ни
старался, разглядеть ее не мог. Не те способности, наверное.
Спросить совета у котенка я не рискнул. Мало ли что он мог
посоветовать...
   Поздно вечером, хотя время никакой роли не играло, мы перевалили
через горы и увидели город. Караван остановился без всяких
приказов, и Габор даже не стал этим возмущаться.
   Посмотреть действительно было на что.
   Город был освещен. В городе Крылатых никто и не додумался
поставить на улицах фонари, а окна закрывали так плотно, словно
боялись воздушного налета.
   Торговцы не боялись никого. Или делали вид, что не боятся. Из
окон лились на улицу потоки света, на перекрестках и площадях
стояли фонари -- чаши, в которых горело белое пламя.
   Город оказался не таким уж и большим, занимал побережье вдоль
моря и холмы вокруг. Сразу было видно, что он вырос вокруг
порта. Там стояло десятка два кораблей, еще один медленно
выходил из гавани.
   Ко мне тихонько подошел Лэн, болтавший о чем-то с дочкой
торговца. С кислым видом спросил:
   -- Чего они так восхищаются? Город как город, только фонарей
на улицах натыкали... Глазам от них больно.
   -- А ты очки сними,-- посоветовал я. И почувствовал, как
во мне тоже что-то меняется. Словно я переключился с Настоящего
зрения на обычное.
   На меня упала тьма. Но сквозь нее пылали фонари на улицах, и
падал теплый свет из окон, и перемигивались огоньки на
парусниках, а море отражало весь этот свет, превращало его в
мягкое разноцветное мерцание, дрожащее на волнах.
   -- Ух ты...-- прошептал Лэн.-- Ух ты...
   И я подумал, что он ведь никогда не видел звездного неба или
ярко освещенных улиц. Тьма заставляла его носить очки, бороться
с собой. А ведь темнота тоже бывает красивой -- когда в ней
прячется свет.
   -- Почему у нас не так? -- прошептал Лэн.-- Почему?
   У него из-за пазухи высунулся Котенок. Наставительно мяукнул:
   -- Потому что вы боитесь тьмы.
   -- Но это ведь правильно! Ты сам -- из света!
   -- И свету нужна темнота,-- непонятно ответил Котенок.
-- Глупые мальчишки, когда же вы поймете, с чем вам надо
бороться...
   И он снова нырнул Лэну за пазуху.
   -- Не царапайся,-- обиженно сказал Лэн.-- Данька, как
ты думаешь, мы уже пришли?
   "А это мысль",-- подумал я. И поискал глазами
Габора. Тот как раз давал разгон охранникам, и те, бросив
любоваться городом, пихали меланхоличных буйволов.
   -- Габор...-- начал я. Торговец ухмыльнулся, махнул
рукой:
   -- Ладно. Нечего вам плестись всю ночь. Забирайте свои
пожитки и проваливайте.
   На мгновение мне показалось, что торговец собирается полезть в
карман и дать мне еще пару монет. И, честно говоря, на этот раз
я бы не обиделся.
   Но Габор все-таки обошелся без лишних сантиментов.
   -- Летите,-- повторил он.
   И я не стал с ним прощаться. Махнул рукой его жене --
все-таки мы с ней вместе дрались, подошел к краю откоса,
расправил Крыло. Лэн стоял рядом, приплясывая от нетерпения.
   -- Давай?
   -- Давай,-- согласился я.-- Кто быстрее...
   И темнота, в которой светились огни города торговцев, мягко
обняла нас. Я не стал пользоваться Настоящим зрением -- это
убило бы ночь, которая впервые показалась мне настоящей, доброй,
как дома. И конечно же, проиграл Лэну. Он кружил над центром
города, когда я только-только подлетал к окраине. Подо мной
проплывали двух-трехэтажные дома, приземистые и крепкие, в них
явно не только жили, но и хранили товары. Люди, идущие по
улицам, задирали головы, провожая меня взглядом.
   -- Курица! -- в полном восторге вопил мне Лэн.--
Сонное Крыло! Я тебя обогнал!
   Но настроения мне то не портило.
   -- Давай сядем на площадь,-- предложил Лэн, когда я
приблизился.-- Там какие-то лавки... Я есть хочу ужасно!
   -- Давай лучше в порту,-- попросил я. И Лэн тут же
согласился. Наверное, ему тоже было интересно посмотреть на
корабли, вряд ли он раньше их видел. Я-то хоть по фильмам знал,
что такое парусники.
   И мы, расправив Крылья, стали планировать к морю.