нулся к Лэну, сел рядом и стал неумело
щупать пульс. Стоило глянуть один раз на его рану, чтобы бросить
это занятие.
   Но я все равно искал удары сердца, которое уже не билось.

        7. Я теряю друга

   Я так и сидел возле обвалившейся стены, держа на коленях ножны
Настоящего меча и глядя на неподвижного Лэна, когда ко мне
подбежал Солнечный котенок.
   -- Я знал, что ты не ошибешься,-- только и сказал он.
   -- Ты все знаешь наперед,-- без всякой злобы ответил я.
   -- Нет, Данька! Я не думал, что... что Лэн.
   Он подошел к Лэну, потрогал ему лицо лапкой. Потом потерся
мордочкой о щеку. И где-то в пустоте, которая была внутри меня,
вспыхнула маленькая теплая звездочка.
   -- Котенок, ты же теперь сильнее! Ты вырос! Ты почти
Настоящий волшебник, оживи его!
   -- Мне мешает "почти",-- пробормотал Котенок и
подошел ко мне. Минуту мы смотрели друг на друга, потом я
сказал:
   -- Все нормально, да? Последняя Потаенная дверь на Землю
разрушена, Солнца здесь по-прежнему нет, мой друг погиб. Все
хорошо.
   С гор доносились порывы холодного ветра, словно обрадовавшегося
случаю побывать внутри неприступной прежде башни. У ветра был
запах гари, сладкой гари сгорающих людей.
   "Мы жили,-- вспомнил я слова Шоки.-- Мы привыкли к
равновесию, а ты хочешь его разрушить".
   -- Равновесие Тьмы должно быть разрушено,-- хмуро сказал
Котенок. И я понял, что теперь он может читать мои мысли.
   -- По-твоему, Тьма ушла? -- спросил я и бережно положил
ножны Настоящего меча на пол. Мне они больше не понадобятся...
никогда. Потом я встал, подошел к Лэну, сел рядом и стал
аккуратно разгибать жесткие, холодные пальцы, сжатые в кулак.
Так, чтобы мертвый Лэн не дрался и после смерти.
   -- Что ты делаешь? -- поинтересовался Котенок.
   -- Прощаюсь,-- отрезал я и закрыл глаза. Расплакаться мне
только не хватало.
   -- Данька, но мы победили! Не переживай так, Лэна не
вернешь...
   -- Победили? А где солнце?
   -- Солнцем буду я.
   -- Что? -- Я захохотал, не открывая глаз.-- Ты?
Карманным солнышком?
   -- Нет, довольно большим, - без тени иронии сказал Котенок.
-- Данька, здесь, в подвале, сотни тонн Солнечного камня. Я
выпью его свет, я стану огромным, как эта башня, и буду
светиться очень ярко.
   Я еще ничего не мог понять.
   -- И надолго тебе хватит этого света?
   -- Ненадолго, на пару суток. Но ты же помнишь, любовь --
это тоже Настоящий свет. В этом мире миллионы Крылатых, у
которых теперь не осталось ничего -- только вера, что солнце
вернется в их мир. Они будут любить меня, и этой любви... этого
света мне хватит, чтобы светить им.
   -- А если разлюбят? Если забудут, что такое Тьма... и что
такое Свет?
   -- Тогда я умру,-- просто сказал Котенок.-- Честное
слово, мне этого не хочется.
   -- Лэну тоже не хотелось.
   Котенок замолчал.
   -- И что, ты теперь полетишь на место их старого Солнца?
-- спросил я.
   -- Нет, что ты, Данька. Я для этого буду слишком маленький. Я
стану летать вокруг этого мира. Стану неправильным солнцем... но
это хоть что-то.
   -- Ты молодец,-- сказал я.-- Ты хорошо все придумал.
Иди, питайся.
   Где-то над нами прошелестели крылья. Я даже не поднял голову,
чтобы посмотреть, Крылатый это или Летящий. Разницы, в общем-то,
нет.
   -- Чего ты хочешь больше всего, Данька? -- неожиданно
спросил Котенок.
   -- Домой.
   -- Я смогу тебе помочь.
   -- Да? -- Я посмотрел на Котенка.-- И как же?
   -- Когда я стану солнцем, я ничего не забуду, Данька. Но мне
будет уже не до того, чтобы помочь тебе. Это будет казаться мне
слишком мелким, маленьким. Извини.
   -- Да ладно уж.-- Я невольно усмехнулся. И вспомнил, как
Котенок лежал у меня в руках, умирая от голода. Каким он был
маленьким, несчастным. И как я плакал, не зная, как его спасти.
   -- У меня будет только один миг,-- серьезно сказал
Котенок. Если он и прочитал мои мысли, то никак этого не выдал.
-- Миг, когда я уже буду Настоящим волшебником, но еще не
забуду нашу дружбу. И смогу исполнить любое твое желание.
   -- Можно, я скажу его? -- тихо-тихо попросил я.
   -- Дань, это не поможет. Я исполню Настоящее желание. Не то,
чего ты попросишь, а то, чего ты ХОЧЕШЬ.
   Я вновь посмотрел на Лэна. Тьма стерлась с его лица. Оно было
прежним -- бледным, спокойным, Добрым. Лэн бы меня простил.
Толька я -- не он.
   -- А чего я хочу, Котенок?
   -- Многого,-- поколебавшись, сказал Котенок.-- Чтобы
Лэн ожил, чтобы Настоящий меч вновь был с тобой, чтобы я не
уходил, чтобы солнце появилось. Но домой, кажется, ты хочешь
сильнее всего.
   -- Тогда иди,-- сказал я. И Котенок. Словно ждал этих
слов, побежал вниз по винтовой лестнице. Минуту я слышал топот
его лапок, потом он стих.
   Вот и все. Я погладил Лэна по холодной руке. Я больше не боюсь
друзей, даже мертвых. Друзья или предают, или умирают, но в
любом случае они перестают быть друзьями. Лэн, например, умер.
Котенок -- наоборот.
   Я подошел к проломленной стене, посмотрел вниз. Полкилометра, не
меньше. Можно взять Лэна на руки, спланировать вниз и там
дожидаться, пока башня рухнет и из-под нее взлетит в небо бывший
Котенок. Потом я окажусь дома... а здесь Крылатые будут славить
солнышко, с почестями похоронят Лэна, а про меня сочинят
красивую легенду. Что я погиб в бою... или, наоборот, предал
Свет, решил стать Летящим, был убит Лэном, но и его убил...
   Нет, не буду я удирать из башни. И Лэн пусть останется здесь.
Когда башня рухнет, она станет ему памятник.
   Я долго стоял у пролома, глядя то вниз, то на горы, где
временами полыхал Черный огонь. Крылатым трудно... но ничего.
Сейчас в небе появится солнце, и Летящие в панике разлетятся.
Или окаменеют в полете и осыплются на горы черным песком.
   Потом башня зашаталась, и я понял, что Солнечный котенок начал
превращаться в Солнце. И еще вдруг понял, что не окажусь
внезапно посреди своей комнаты. Просто в стене появится
Потаенная дверь.
   И мне стало легко. Потому что с Настоящим волшебником, который
знает твои тайные желания, не поспоришь, и обмануть его не
получится. Зато от его подарка можно отказаться. Если хватит
смелости.
   А я не боюсь.
   Со стен падали камни; факелы, горящие черным светом, тухли один
за другим, словно откуда-то подул невидимый и неощутимый для
меня ураган. Башня дрожала, по мраморному полу разбегались косые
трещины. С долгим гулом рухнула вниз винтовая лестница, и я
слышал, как у земли грохочет обвал, в то время как верхние
пролеты еще падают сквозь башню.
   Я сел возле мертвого Лэна и положил руку ему на плечо. Тихо
сказал:
   -- Не бойся, я тебя не брошу. Ты же меня не предал.
   Снизу накатывал грохот. Я видел, как задрожала Тьма вокруг --
снизу, из-под черной выжженной земли, начинал пробиваться Свет.
Пелена туч в небе вспыхнула, сгорая,-- вспыхнула обычным
красным пламенем, и мир мгновенно превратился из темного в
кроваво-красный. Башня начала крениться -- медленно,
неотвратимо.
   -- Ты не забыл про меня, Котенок? -- закричал я в
умирающую Тьму.-- Можешь забыть! Я не открою Потаенную
дверь!
   И в этот миг сквозь пол ударил белый луч. Камни вспенились,
исчезая, но когда луч коснулся меня, я не почувствовал боли.
Только тепло, вливающееся в тело. Вот он, Настоящий свет...
   Словно сто Солнечных котят прижались ко мне, согревая своим
теплом.
   Я не думал о том, что делать. Я словно бы знал это. Медленно,
чтобы не расплескать ни капельки Света, я лег на пол рядом с
Лэном. Положил одну руку ему на лицо, а другую на грудь --
туда, куда вонзился меч Тьмы. И почувствовал, как Свет течет
сквозь меня -- в Лэна. А башня все кренилась и кренилась, а
рана под моими пальцами затягивалась так медленно...
   -- Ты чего обнимаешься? -- слабо спросил Лэн; в грохоте я
едва услышал его. Но я ждал еще пару секунд, пока он не
зашевелился, а последние капли Света не вошли в него.
   И вот тогда я вскочил и закричал, уверенный, что все равно уже
поздно...
   -- Бежим, Лэн!
   Я пихнул его к пролому в стене, это было совсем легко, потому
что башня наклонилась на сорок пять градусов и продолжала
заваливаться. Прыгнул следом и, увидев, что Лэн заколебался, не
понимая, что происходит, пнул его пониже спины. Потом прыгнул
сам, в падении расправляя Крыло.
   Башня словно ждала этого мига. Верхние этажи оторвались и плавно
полетели вниз, еще в воздухе разваливаясь на отдельные глыбы
камня. Потом башня переломилась посередине -- там, где я
выбил кусок стены. Я видел, как чуть ниже меня расправил Крыло
Лэн -- на фоне светящейся, вспучивающейся земли его силуэт
был четким, словно нарисованным. А каменный дождь валился на
нас, и я понял, что увернуться невозможно.
   Только в этот миг земля под нами расступилась, и вверх поплыло
Солнце.
   Оно совсем не напоминало Котенка. Обычное солнце... ну
маленькое, километра два в диаметре, и слишком уж пушистое. Мы
падали прямо в него.
   Черные камни, из которых была сложена башня, вспыхнули и
рассыпались в пыль. А мы прошли сквозь Солнце, как две пылинки,
пролетевшие сквозь исполинский солнечный зайчик.
   Я почувствовал тепло -- и только. Ну... еще, словно что-то
шершавое знаком лизнуло меня в щеку. Но, может, мне показалось.
   Мы опустились на землю километрах в трех от башни. Впрочем,
башни уже не было. Только облако пыли, повисшее в воздухе. А в
небе горело солнце, понимающееся в зенит. Пока еще слишком
большое, но я знал -- Котенок остановится на такой высоте,
чтобы казаться Настоящим солнцем. А потом будет кружить вокруг
этого мира. Кружить до тех пор, пока его любят.
   Я стоял, глядя на солнце, и плакал. Лэн подошел, складывая
Крыло, и нерешительно сказал:
   -- Данька, нельзя смотреть на солнце...
   -- Можно,-- глотая застрявший в горле комок, прошептал я.
-- Можно, Лэн. Это наш Котенок.
   -- Я понял.
   Мы долго так стояли, пока солнце не стало совсем-совсем обычным.
Для меня, конечно. А Лэн спросил:
   -- Данька, а что со мной было?
   -- Нас контузило,-- не колеблясь, соврал я.-- А
Котенок нас пас. И стал солнцем для твоего мира.
   -- Ясно, контузило,-- без особой убежденности сказал Лэн.
Потрогал порванное на груди Крыло, но ничего не стал спрашивать.

   -- Теперь у вас будут рассветы и закаты,-- сказал я Лэну.
-- А ночью звезды, это солнца других миров. А еще есть радуга
и... и...
   Я снова заплакал. Лэн обнял меня за плечи. Спросил:
   -- Данька, а мне показалось или нет, что последняя Потаенная
дверь в твой мир...
   -- Была в башне.
   -- А как же ты теперь?
   Я промолчал.
   -- А Котенок... когда стал Солнцем, не мог вернуть тебя
домой?
   Я снова не ответил.
   -- Данька... Спасибо.
   -- Вот еще,-- буркнул я, чувствуя, как пустота внутри
тает -- вся, до конца, заполняясь не то светом, не то теплом.
-- Словно ты бы по другому сделал.
   -- А кто был Настоящим врагом, Данька?
   -- Не спрашивай, ладно?
   -- Хорошо. Пойдем?
   -- Почему "пойдем"? Полетим.
   Я расправил крыло. Ох и досталось же ему... От горячей земли шел
ветер, я поймал его, даже не глядя Настоящим зрением. Следом
поднялся Лэн. Мы мчались вверх, не сговариваясь, все выше и
выше, словно хотели догнать Котенка, попрощаться или просто
поблагодарить -- за все. Но когда земля развернулась под нами
цветным ковром -- пока еще мрачным, черно-серо-бурым, с
редкими пятнами темно-зеленой травы, а воздуха не стало хватать,
Солнце было еще высоко.
   -- Теперь все изменится! -- крикнул я Лэну, жадно глотая
воздух.-- Знаешь, как это красиво -- леса, поля, реки
-- когда летишь над ними!
   -- А ты знаешь?
   -- Я догадываюсь!
   Лэн засмеялся. Холодный ветер гладил нас, что-то тихо шептал,
раскачивал в вышине. И нигде не было Тьмы. Нигде. Я знал, что
даже там, куда Солнце-котенок еще не успел заглянуть, Тьма
сменилась простой ночью. И Крылатые смотрят на звезды, а Летящие
прячутся в самые глубокие норы.
   -- У нас есть Солнце! -- крикнул Лэн.
   -- У нас есть Свет! -- подхватил я.
   -- У нас есть Крылья!
   -- У нас есть мы!
   И снова мы хохотали, планируя к горам -- туда, где Крылатые
сражались с Летящими. Нам не нужно было сговариваться, куда
лететь,-- мы знали это и так.
   Нас ждали.
   Маленькая кучка Крылатых стояла на ровном плато, откуда можно
было видеть башню. Но смотрели они не на ее руины, и даже не на
солнце, а на нас. Я увидел Шоки и обрадовался. Но потом увидел,
сколько Крылатых лежат на камнях вокруг,-- и вся радость
куда-то ушла.
   -- Вы вернули солнце,-- сказал Шоки, когда мы
приземлились. Сказал даже не с радостью, а с изумлением.
   -- Мы все его вернули,-- попытался возразить я, но Шоки
лишь покачал головой.
   -- Что нам делать теперь? -- спросил Шоки. Нормально
спросил, без издевки, а словно ожидая приказаний.
   -- Да что хотите,-- вмешался Лэн.-- Кто хочет, может
наниматься к торговцам. А кто хочет -- просто жить.
   Шоки послушно кивнул.
   -- Многие погибли? -- риторически спросил я.
   -- Особенно среди взрослых,-- кивнул Шоки.-- Им
досталось от Летящих, прежде чем мы смогли ударить.
   -- У кого-нибудь еда есть? -- спросил Лэн. Со всех сторон
к нам протянулись руки -- с остатками полетных рационов.
Крылатые знали, как пьет силы Крыло, и никто не счел вопрос
неуместным. Пока мы ели, Шоки рассказывал, как шел бой, как
Летящие зажали колонну взрослых в ущелье, но почти до конца не
снимали постов. И лишь когда они перестали ожидать атаки и
расслабились, Крылатые набросились на них из засады.
   -- Почти никто не ушел,-- с хмурой ненавистью сказал
Шоки.-- А потом, когда взошло солнце, оставшиеся окаменели
прямо в воздухе.
   Наверное, нам бы еще многое могли рассказать. Про каждую минуту
боя и про то, как погиб каждый из ребят. Только я это все
слушать не хотел. И Лэн, наверное, тоже.
   -- Мы полетим,-- сказал я Шоки.-- Ладно?
   Шоки запнулся на полуслове и с сожалением спросил:
   -- Так скоро? У вас еще есть какие-то дела?
   -- Нет,-- вмешался в разговор Лэн.-- Но мы ужасно
устали. Полетим домой, отдохнуть.
   -- Конечно,-- кивнул Шоки. И, словно осененный
неожиданной мыслью, спросил:
   -- А мне можно с вами? Надо сообщить в город, как дела.
   Я пожал плечами. Почему бы и нет?
   Шоки с видом человека, которому оказали огромную милость,
подозвал к себе кого-то из Старших, смутно знакомого мне по
единственному визиту в Клуб.
   -- Гнат, вы с Алком остаетесь руководить Крылатыми. Я лечу в
город, а вы прочешете окрестности и развалины башни... А где
Алк?
   Гнат поморщился. Неохотно сказал:
   -- У него ранили Младшего. Они там, у обрыва.
   Шоки, не говоря ни слова, зашагал к обрыву. Мы с Лэном двинулись
следом.
   Алка я узнал, он сидел вместе с Шоки за столиком в Клубе, когда
я туда приходил. Наверное, они были друзьями.
   При нашем появлении Алк поднял голову и беспомощно,
неестественно улыбнулся. Он сидел на корточках, держа на коленях
голову совсем еще маленького, лет одиннадцати, мальчишки. Крыло
на груди Младшего было прорвано, и там пузырилась розовая пена.
Меня стало подташнивать.
   -- Вот,-- зачем-то сказал Алк.-- Уже когда солнышко
всходило. Старший Данька, ты не сможешь помочь?
   Я лишь покачал головой. Не было во мне ни капли Настоящего
света, я отдал его Лэну весь, без остатка.
   -- А что делать? -- Алк спросил это с такой надеждой,
словно я был знаменитым врачом или могущественным магом...
Впрочем, они так и думают.
   -- Верить и любить,-- словами Солнечного котенка ответил
я.-- У нас нет ничего, кроме веры и любви, Алк. И не было
никогда ничего другого.

        8. Мы отправляемся в путь

   Мне никогда не доводилось летать с настоящим Старшим. И теперь,
когда мы втроем отправились в наш город, я увидел, как дается
Шоки полет.
   Нет, он летел довольно быстро, а иногда так удачно ловил
воздушные потоки, словно имел Настоящее зрение. Наверное, ему
помогал многолетний опыт. Вот только не было в его полете той
легкости и красоты, которая была у любого Младшего, и лицо было
таким сосредоточенным, словно он выполнял тяжелую работу.
   Предлагать Шоки отдых было неудобно, смотреть, как он летит,
-- неприятно. Мне помог случай.
   На грязно-бурой цепочке холмов, где исходили паром от света
Солнца лужи и зеленели редкие пятна травы, мы увидели караван.
   Самое удивительное было в том, что караван шел по тропе. Солнце
лишь пару часов назад зажглось в небе, и вряд ли сейчас хоть
кто-то в мире Крылатых занимался повседневной работой. А
торговцы продолжали свой путь.
   -- Ты видишь их? -- крикнул я Шоки. Тот кивнул,
распластывая в воздухе крылья и явно радуясь возможности
отдохнуть.
   -- Спускаемся! -- не то приказал, не то просто
СООБЩИЛ я и заскользил вниз. Караван начал медленно
останавливаться; охранники неторопливо разбрелись вокруг быков,
изготовили к стрельбе арбалеты.
   Пусть только посмеют...
   Я опустился метрах в двадцати от замершей колонны, через
мгновение, раскинув черные крылья, рядом сели Лэн и Шоки. Так
втроем мы и двинулись к маленькой группке в голове колонны. Там
было несколько охранников и двое торговцев... торговок...
   -- Привет, Даня,-- помахала мне рукой Гарет. Реата,
стоящая у нее за спиной, подмигнула мне.
   У меня внутри все опустилось, а сердце забухало часто-часто.
Гарет сделала несколько шагов, подходя ко мне, положила руку на
мое плечо. В отличие от дочери она улыбалась.
   -- Я рада, что ты победил,-- продолжила она.-- Сумрак
не воюет со Светом. Этому миру потребуется многое... очень
многое из других миров. И только мы сможем дать ему зерно для
посевов, животных для пастбищ, стекла для окон...-- Гарет
улыбнулась.-- Солнцезащитные очки и крем от загара.
   -- А расплачиваться придется светом?
   -- Нет конечно же. Свет -- вовсе не самый выгодный товар,
Даня. Умелые бойцы стоят куда дороже.
   Я молчал. Не собирался я спорить с торговцами, и единственное,
что хотел сказать, спускаясь к каравану: "Убирайтесь
навсегда!"
   Вот только Гарет я этого сказать не смогу.
   -- Сумрак не воюет со Светом,-- повторила Гарет.-- Он
достаточно силен, чтобы позволить себе мир.
   -- Мы не случайно встретились,-- прошептал я.
   -- Конечно.-- Гарет кивнула.-- А что было случайного
в твоей жизни с тех пор, как ты встретил Котенка? Все
происходило так, как хотел Свет.
   -- Не все,-- очень тихо, чтобы не услышал Лэн, ответил я.
-- Там, в башне, я поступил по-своему...
   -- Да,-- неожиданно легко согласилась Гарет.--
Поэтому ты мне и нравишься, Даня.
   Может быть, мне показалось. А может быть, она и вправду говорила
искренне. Только я отступил назад, словно мне стало страшно.
   Так оно и было -- на самом деле. Сумрак не воюет со Светом, а
Свет -- с Сумраком. Но и мира между ними нет... Не может
быть.
   -- Прощайте,-- не то Гарет, не то всему каравану, не то
своему детству сказал я.
   -- Прощай,-- кивнула Гарет.-- Мы не встретимся больше
под этим небом.
   Крыло отозвалось болью, когда я взмыл в небо -- голубое небо
с пушистым оранжевым Солнышком. Крылу был ножен отдых -- но я
не мог сейчас отдыхать.
   Хорошо, что ни Лэн, ни Шоки не стали ничего спрашивать. Мы
летели домой -- над голыми скалами, над речушками, над
обратившимися в груду щебня башнями Летящих, над городами
Крылатых, где улицы пестрели от высыпавших из домов людей.
   А над городом Лэна небо было пустым, и по улицам носилась лишь
малышня. Отсюда на войну ушли почти все.
   -- Я лечу на площадь,-- сказал мне Шоки, когда мы стали
снижаться.-- Надо все рассказать...
   -- Я туда не полечу. Извини.-- Я глянул на Шоки с
неожиданным даже для себя вызовом. Но он не спорил. Завис в
воздухе -- и я почти физически почувствовал боль, бьющуюся в
его Крыле.
   -- Это был мой последний вылет, Данька,-- как-то очень
строго сказал Шоки.-- Я выложился весь, мне больше не
взлететь. Но я рад, что мы воевали рядом... жаль только, что не
я первым нашел тебя.
   Что я мог ему сказать?
   А Шоки протянул руку -- это очень трудно сделать, когда
паришь на месте, и коснулся моего плеча.
   -- Женщина торговцев сказала, что вы не увидите