испугался. Чего дрожать? Пожил достаточно, знаю, на что иду. Но  последнее
слово должно быть очень весомым. Это как бы итог жизни. И я спросил  себя:
"А каковы итоги моей жизни? Что я понял, прожив на свете  более  полусотни
биолет? Что могу сказать полезного тем, кто прожил  меньше,  в  частности,
тебе, моя хорошая, если на разговоры осталось..."
   - Сколько у меня осталось, товарищи? Десять минут еще?
   "И вот что я понял, вот что прочувствовал, Винета: все сложно - природа
сложна, сложны техника и экономика, человек сложен невероятно.
   Даже ты, милая девушка, с  уважением  запоминающая  каждое  мое  слово,
пожимаешь плечами: "Все сложно! Подумаешь, открытие! Да кто  же  этого  не
знает?"
   Знают, девочка, все знают, но забывают, упускают из виду. Дело  в  том,
что, зная о сложности мира, мы  мыслим  прямолинейно,  как  бы  отрезками,
касательными к истине. Истина, увы, бесконечна и бесконечно сложна, она не
вмещается в человеческий череп. Экономя время и нервные клетки, мы  мыслим
упрощенно и искажаем. Мы жаждем  простоты  и  любим  повторять  простые  и
броские  афоризмы:  "Человек  -  это  звучит  гордо",  "Человек  -   самое
кровожадное из животных", "Человек - мера всех вещей",  "Человек  человеку
волк", "Человек - венец творения..."
   Да ничего подобного - не волк и не венец. Человек - это человек. Да кто
же из нас бывает хорош всегда и для всех?
   Вот я  был  женат.  Кажется,  говорил  об  этом  мельком,  не  хотелось
распространяться. С раздражением думаю о жене, надо  контролировать  себя,
подавлять  нехорошие  чувства,  а  это  утомительно.  Почему  же  возникло
раздражение? Сейчас понимаю так: жили вместе  два  нормальных  человека  -
мужчина и женщина. Для Жужи, моей жены - нормальной женщины -  самое-самое
главное в жизни - любовь, семья и ребенок. Она и требовала,  чтобы  я  все
подчинил интересам ребенка. Для меня - нормального мужчины  -  самое-самое
главное - дело. У разных мужчин дело имеет разный смысл. У некоторых дом и
семья -  главное  дело.  С  такими  женщинам  легче  жить.  Но  у  других,
"непутевых", дело - это разные забавы, наука в  том  числе.  Для  меня  же
наиважнейшее - поиски открытий. Вот и возникла проблема, уравнение с двумя
неизвестными. Дано "a" и "b" - интересы жены, интересы мужа. В чью  пользу
решать уравнение? Я понимаю, ты, Винета, поступилась бы своими интересами.
Но ведь ты сильная, ты всегда  кидаешься  на  помощь.  Моя  жена  не  была
сильным человеком, она требовала, чтобы я помогал. Вот и я не проявил себя
сильным, не поступился своим делом... Но надо ли  было  поступаться?  Если
все будет жертвовать делом, кто будет делать дело тогда?
   Уравнение с двумя неизвестными!
   Может, нужно  было  искать  компромисс,  некое  приемлемое  соотношение
сговорчивости, скажем 0,5a + 0,5b, или же: 0,6a + 0,4b - формула семейного
счастья.   Урезанное,   конечно,   счастье,    обе    стороны    ущемлены,
разочарованы...
   Полурешение. Надо, чтобы обе были довольны.
   Возможно, виноват я, не сумел обеспечить оптимум -  100  процентов  для
"а" и 100 процентов для "b". Но Темпоград затруднял решение, не  мог  я  и
уехать и остаться.
   Вот и еще одно уравнение с двумя неизвестными, не до конца  известными:
А и В, Урби и Орби: Город и Мир.
   Дано; А - Темпоград, город  научной  разведки,  способный  найти  новую
дорогу и указать ее миру.
   И имеется В - Мир, который не желает принять новые темпы, говорит,  что
они ему не нужны.
   Можно и Нужно! Древнейшая проблема - историческая, доисторическая, даже
биологическая.
   У зверя Можно - это организм. Нужно - среда. Можно  -  наследственность
по Менделю, Нужно - отбор по Дарвину.
   У человека Можно - это  техника.  Нужно  -  экономика,  кроме  того,  и
психология - строй жизни, привычки. Во всей  истории  прослеживается  игра
Можно  и  Нужно.  Когда  отставало  Можно,  люди  голодали,  когда   Можно
опережало, новшества осуждали.
   Классический пример: паровую машину можно было  сделать  и  в  античной
Греции на основе механизмов Герона, но она не нужна была; рабы справлялись
со всеми делами, вручную раздували  мехи,  вручную  ковали  щиты  и  мечи,
вручную на гребных галерах доставляли эти товары варварам.
   - Неужели, - думаю я, - и Темпоград - разновидность Героновых  сифонов?
Ведь его же создала неотложнейшая нужда: заявки на  новые  проекты,  новые
заводы,  новые  породы,  новые  учебники,  новые  лекарства,  нежелание  и
невозможность ждать три года обещанного. Темпоград все выполнил с  лихвой,
он и был запроектирован с резервом, чтобы быть наготове всегда. И  что  же
делать теперь: так и держать мощности и умы наготове и в  бездействии?  Но
мощности и умы в бездействии ржавеют.
   Может быть, темп снизить? Но тогда мы в трудный момент  не  сумеем,  не
успеем.
   Ликвидировать? Но Темпоград необходим. Может больше  пользы  приносить,
вот в чем суть.
   Нет однозначного решения. Нет у этого уравнения простых  действительных
корней.
   Правда, и об этом напоминает история, ненужное сегодня становится остро
необходимым завтра. Паровая игрушка древних эллинов совершила промышленную
революцию в XVIII веке. Ракета - праздничная забава китайских  императоров
- вынесла человечество в космос. Америка, заброшенная викингами и забытая,
оказалась важнейшим открытием XV века. Атомматерик тоже понадобится  людям
когда-нибудь. Мир еще вернется к обсуждению теградизации.
   Когда будет Нужно.
   Золотая  обмотка  дошла  уже  до  подбородка,  пора  заканчивать  речи.
Последнее слово тебе, Винета. Дорогая моя девочка, я  думаю,  мы  были  бы
очень счастливы вместе. Во всяком случае,  я  был  бы  счастлив,  если  бы
не-свалял дурака. И я очень хочу, ужасно хочу, чтобы ты не упустила  свое.
Пусть будет для  тебя  своевременная  молодая  любовь,  и  материнство,  и
надежный спутник на всю жизнь! Никогда не думал, что  можно  так  страстно
желать любви  не  своей  невесте,  неизвестно  чьей.  Может,  это  и  есть
настоящая любовь?
   Не упускай своего  счастья,  девочка...  Но  не  упусти  и  моего.  Мне
досталось  почетное  место  рядом   с   самыми   передовыми   разведчиками
предварительной разведки человечества. На самом острие клина штурмующих  я
мог стоять с биноклем, направленным на горизонт. Я видел будущее, я прожил
гордую жизнь, девочка, и жалею  об  одном:  коротковата  была  эта  гордая
жизнь, и Темпоград не  помог  нисколько.  В  быстром  времени  для  других
успеваешь больше, а свои годы тратишь сполна. Но если бы мне  дали  вторую
жизнь, такую же короткую, я снова в 19 лет просился бы в Темпоград.
   Может, и тебе стоит последовать  моему  примеру.  Не  сейчас,  конечно,
после сорока, когда дети подрастут, перестанут нуждаться в маме Винете..."
   - Лев Мальвинич! Лев Мальвинич!
   - А, что? Кончать пора! Еще несколько слов...
   - Лев Мальвинич, вам письмо. Прочесть или отложить до возвращения?
   - Ну, прочтите. Или лучше покажите. Поднесите к глазам!
   "Уважаемый президент!
   (Иначе не могу вас называть, не получается.)
   Когда вы получите это письмо, я уже буду в  Т-граде.  Шеф  решил  ехать
срочно, и он берет меня с собой. Он прав: нельзя допускать,  чтобы  каждый
старик на Земле не  мог  бы  стать  молодым,  когда  захочется.  И  нельзя
допускать, чтобы люди, потратившие молодость для других, не  могли  бы  ее
вернуть. Шеф считает, что лет  за  двадцать  можно  решить  эту  проблему.
Значит, для вас я вернусь через три недели. Если шеф прав, может быть,  мы
попробуем начать жизнь заново. Если не прав, наши годы сравняются,  будет,
что вспомнить обоим. Три недели - не так долго. Я ждала месяц..."



        24. ВЗОРВЕТСЯ ИЛИ НЕ ВЗОРВЕТСЯ?. 13-16 июля

   И стала тьма.
   Окутала всю планету Той, океаны и  материки,  шалаши  и  дворцы.  Всюду
стало черно, как в запертом чулане, как  в  сыром  погребе,  как  в  самой
глубокой шахте. Черным лаком заплыли города, горы  и  воды.  Даже  воздух,
казалось, превратился в смоляной студень, густой и  плотный,  хоть  руками
его разгребай.
   Тьма наступила не сразу, не в единый миг, не  божественным  произволом,
как ожидали тоиты. Земные "волшебники" разворачивали свой Зонт постепенно,
как бы натягивали ночь  на  небо.  Ведь  так  называемый  Зонт  был  слоем
уплотненного  вакуума,  отражающего  и  атомы  и  лучи,  "зеркализованным"
называли его физики. Зеркализацию же производили ракеты,  летя  попарно  с
ракетной скоростью - десятки километров в секунду.  Почему  ракеты,  такой
устаревший транспорт, применялись в XXI веке, давно освоившим МЗТ?  Потому
что  разрушать  можно  и  мимолетом,  а  сооружение  требует  неторопливой
обстоятельности.  Поле  пашут  трактором,   пахать   ракетой   невозможно.
Межпланетное поле надо было вспахивать ракетами, тут МЗТ был бы неуместен.
Миг - и пролетел всю планетную систему насквозь,  ничего  и  разобрать  не
успел.
   Итак,  ракеты  Зонта  летели  попарно,  зеркализуя   пространство,   и,
отражаясь от зеркала, лучи двух солнц перестали доходить до  планеты  Той.
Снизу это выглядело так, будто некто невидимый распорол  дневное  небо  по
шву и скатал голубизну в рулон. Еще минут двадцать половина  неба  пылала,
багровея, бурея, сужаясь, затем на горизонте сомкнулась темно-бурая  щель,
и мир погрузился в черноту. И с  жалобными  стонами  тоиты  повалились  на
спину, протягивая вверх растопыренные ладони. У них принято было молиться,
лежа на спине, как бы на обеих лопатках под коленкой  победоносного  бога.
Даже владыка Низа откинулся на спинку трона и протянул к  потолку  ладони,
отослав предварительно приближенных, чтобы никто  не  видел  его  в  такой
унизительной позе.
   К сожалению, не обошлось  без  жертв.  Кого-то  тьма  застала  в  море,
кого-то в пустыне, кто-то умер от страха и  отчаяния.  Так  и  не  удалось
предупредить всех тоитов  поголовно  и  не  всех  предупрежденных  удалось
убедить. И вдруг тьма! Светопреставление!
   Даже владыка Низа, уж он-то знал раньше всех,  сам  рассылал  гонцов  с
вестью о тьме, и то не очень верил. Полежав минуты  две  с  растопыренными
ладонями, чтобы ублаготворить небожителей, распорядился повелительно:
   - Уста богов ко мне!
   Верховный жрец понимал, зачем его вызывают, захватил с собой Клактла.
   - Не страшись, посвященный, скажи  слово  в  слово,  что  говорят  тебе
тонконогие, долго ли продлится ночь над Рекой?
   Пребывание в Темпограде не прошло бесследно  для  Клактла.  Почтения  к
верховному поубавилось у него, даже склоняясь перед властелином  Низа,  он
произносил лишние слова:
   - Позавчера, божественный, я спрашивал переводчика по имени Левтл. Уста
богов, всеслышащий и всевидящий, выбрал для меня этого переводчика за  его
юность, но сейчас он  совсем  старик,  за  месяц  состарился.  Убийственно
вредный воздух в городах чужеземцев. Левтл дал слово,  что  свет  вернется
через  три  дня...  если  все  будет  благополучно.  Если  же   не   будет
благополучно... тьму продлят на много-много  дней.  Тогда  чужеземцы  сами
принесут свет во все дома и  муки  вдоволь,  так  они  обещали.  Но  Левтл
сказал: неудача, как самый плохой бросок в кости; все остальные  броски  -
удача.
   Верховный жрец поднял ладони к небу:
   - Жалкие смертные суетятся,  сами  ничего  не  ведают,  игрой  в  кости
называют волю богов. Молись, Властелин, и  я  буду  молиться,  чтобы  боги
явили милость.  Тонконогие  ничем  не  помогут,  они  только  притворяются
могучими.


   Группа Астромеч вылетела заблаговременно, прежде, чем над планетой  Той
раскинулся Астрозонт.
   Вылетела на четырех ракетах, по четыре человека  на  каждой:  командир,
пилот, инженер и радист, он же электрик, фельдшер и повар. Как  обычно,  в
космосе у каждого было по нескольку профессий. На  ракете  N_1  командиром
был Лев Январцев, а пилотом - Свен, спутник Юстуса и начальник вокзала МЗТ
все эти беспокойные недели. Но очень уж ему надоел вокзал, Свен напросился
в космический полет.
   Ракеты были ядерные, "тихоходные", развивали скорость не  более  тысячи
километров в секунду. Но "тихоходки" эти без труда настигли опасное солнце
В, падающее на доброе А со  скоростью  около  ста  двадцати  километров  в
секунду. Злое падало на А, как орел на зайца, а ракета настигала его,  как
стрела настигает орла. Впрочем, это  сравнение  только  для  схемы.  Перед
глазами у президента было нечто потрясающее: пылающий дом, пылающая  гора,
пылающее небо.  Для  впечатления  нужен  масштаб.  Гора,  планета,  солнце
одинаково миниатюрны на книжной странице. Океан  велик  не  на  карте,  он
велик для того, кто плывет по нему день за днем. Ракета президента  часами
плыла мимо огненного океана.
   Протуберанцы были  внушительнее  всего.  Даже  на  нашем  земном  очень
спокойном  солнце  эти  пламенные  вихри  взлетают  иной  раз  на  миллион
километров, на  высоту  диаметра  солнца.  Представьте  себе  на  экваторе
вулкан, столб огня от которого виден с обоих полюсов  и  еще  на  половину
неба. Здесь же протуберанцы превосходили диаметры  солнц  -  и  доброго  и
злого - раз в пять. Не шары виднелись на экранах, а этакие круглые  вазоны
с огненными букетами. Сначала букеты были фотографически неподвижны, но по
мере приближения начали  пошевеливаться,  перебирать  лепесточками,  алыми
ниточками, вспыхивать, меркнуть, ветвиться. И постепенно потеряли сходство
с букетами, превратились в щупальца. Два огненных  спрута  протягивали  их
друг к другу, стремясь сплестись, весь космос зажечь.
   - Как будто обняться тянутся, - сказал юный радист, радостно улыбаясь.
   - Пальцы скрючили, вот-вот в  горло  вцепятся.  -  Инженер  воспринимал
мрачнее.
   - А мы им пальчики пообрежем, - усмехнулся президент.
   Он был в прекрасном настроении с момента вылета, даже раньше того  -  с
прибытия на Той. И даже не из-за письма Винеты.  Винету  он  предпочел  бы
отговорить от немедленного переселения в Темпоград. Винету он  жалел:  так
старые солдаты жалели безусых новобранцев: "Мы-то  свое  отжили,  а  зачем
дитя под пули?" Но на планете Той  президент  оказался  в  обществе  одних
только "старых солдат".
   Были здесь и близкие друзья: Вильянова  -  конструктор  с  талантливыми
пальцами, и  Анджей  -  генератор  идей  в  порядке  бреда.  Земля  охотно
командировала темпоградцев на Той, ведь  они  проектировали  Меч  и  Зонт,
возились с каждой деталью  годами,  не  три  недели,  как  изготовители  и
испытатели. Да и не только темпоградцы были "старыми солдатами". В  каждом
астронавте президент чувствовал родственную  душу.  Звездопроходчики  были
для  него  как  бы  соперниками  в  беге,  но  тоже  бегунами  в  будущее.
Темпоградцы покоряли время, астронавты  -  пространство;  те  и  другие  -
покорители. Все было сходно, и все несходно. Все разговоры превращались  в
сравнение: "А у нас, а у вас..."
   - У нас в Темпограде на старте была чистейшая баня: плюс  60,  80,  100
градусов - сколько вытерпишь. И терпишь, потому что спешка.
   - У вас перегрев, а у нас перегрузка. На взлете и посадке вес больше  в
шесть, восемь, десять раз, сколько вытерпишь. И терпишь, потому что  иначе
не долетишь. А нетренированные сознание теряют.
   - Правда, МВТ сейчас все это отменил. Опалит, кольнет... и там.
   - И у нас МЗТ отменил перегрузки. Но ведь техника,  она  портится.  Вот
случай был на Эпсилоне. Землетрясение... и опрокинулся  вокзал.  Три  года
строили ракету, пять лет добирались до соседней звезды.
   - И у нас годы не в счет. Конечно, Темпоград -  город  благоустроенный,
но все-таки город. Ни лесов, ни  полей,  ни  озера  порядочного.  Деваться
некуда в свободный час. Размялся на садовой дорожке - и  за  стол.  Хочешь
дело сделать, терпишь.
   - У вас хоть город, а у  нас  корабль:  две  каюты,  рубка  и  коридор.
Выведут на орбиту - и сиди. Деваться некуда в свободный час.  Размялся  на
тренажере - и к телескопу. Наблюдения, фото,  записи.  Программу  надо  же
выполнять. Никто тебя не тянул, сам просился.
   - Конечно, у нас можно уйти в любой момент. Но беглецы - редкость. Свои
три года используешь до последней минуты.
   - А с орбиты и уйти нельзя. Прибыл, сиди, жене посылай радиопоцелуи.
   Нет, они не жаловались на судьбу друг другу, они  гордились  пережитыми
трудностями - бывшие мальчики, воспитанные на мечте  о  трудно  добываемых
подарках. Мужчина  должен  принести  самое  трудное.  Подарки  из  космоса
доставались тяжко. Темпоградцы  доказывали,  что  и  подарки  из  быстрого
времени не так легки.
   Наверное, все-таки легче немного. Город  не  корабль,  и  покинуть  его
можно в любую минуту.
   В общем, они сговаривались: астронавты и темпонавты. И президент охотно
взял на свою ракету  капитаном  немногословного  Свена,  разглядел  в  нем
искателя невиданных трудностей. И инженер, и молоденький радист  вписались
в экипаж, все они были добытчиками подарков.
   "Не одинок я. Есть рвущиеся за горизонт, - думал Январцев.  -  С  таким
народом мы раскачаем вантромповцев".
   Но  все  это  были  мысли  подспудные,  они  только  создавали  фон   -
приподнятое настроение. Главные думы сегодня были о Зонте и Мече.
   Идея  Зонта   понятна   и   для   XX   века.   Создавался   напряженный
зеркализованный  слой  вакуума  вокруг  планеты  Той.   Напряженные   слои
существуют и возле каждого атома. Именно поэтому твердые тела отражают или
рассеивают лучи.
   Идея Меча несколько новее, пожалуй, в наше время ее не все признали бы.
Заключалась  она  в  том,  чтобы  разрезать  вакуум.  Поскольку  тяготение
передается через пространство (через физический  вакуум),  предполагалось,
что притяжение будет парализовано, и два солнца разойдутся,  не  сближаясь
до опасного уровня.
   Заслуга Темпограда в том и заключалась, что он выковал меч, рассекающий
пространство.
   А заслуга молодого Льва в том, что он задал вопрос: а нельзя ли сделать
такой меч?
   Теперь предстояло пустить его в ход.
   Четыре ракеты, четыре космические козявки,  против  огненного  дракона,
лавины, вулкана, против пылающего неба!.. Ничего больше неба мы  не  можем
себе представить.
   Приборы показали, что Меч вступил в действие. Даже и без  приборов  это
почувствовалось. Ракета как бы наткнулась на вязкую  массу,  вздрогнула  и
пошла медленнее. Сразу же в ней появился  и  вес.  Сопротивление  вакуума,
падение скорости - все было предвидено, все говорило, что работа  идет.  К
сожалению, сами космонавты не могли видеть разрез. Только  наблюдатели  со
стороны могли бы заметить искажение созвездий.
   Отчасти поэтому президент предложил направить ракету  на  протуберанец.
"Обрежем язычок, будет заметно", - сказал он.
   Да, это было внушительно, когда ракета вошла в пламя. Рев, вой,  свист,
верещанье, гул, грохот! Словно раз®яренные быки ломятся в запертые ворота.
В первый  момент  астронавты  были  потрясены,  даже  напуганы.  Ведь  они
привыкли к безмолвию.  Когда  двигатели  выключены,  кажется,  что  ракета
вообще  неподвижна:  поплавок  в  спящем  звездном  море.  Но  тут  космос
заговорил, загремел, загрохотал, забарабанил на разные голоса. Все  знали,
что облицовка надежна, испытывалась  при  температуре  вольтовой  дуги,  а
все-таки не по себе. И все вздохнули  с  облегчением,  когда  протуберанец
остался позади. Злое солнце перестало скандалить и браниться.
   Как браниться, когда тебе язык режут?
   Солнце  В  смолкло  и  отстало.  Протуберанцы  тоже  отстали.  Январцев
распорядился  выключить  двигатели,  чтобы  направить  перископы  в   тыл.
Интересно  было   посмотреть,   как   упирается   в   разрез   укороченный
протуберанец.
   Но что это?
   Огненные  языки  были  и  остались.  И  ближайший,  и   все   остальные
благополучно пересекают борозду.
   Почему пересекают? Разрез не удался?
   - Были испытания на протуберанцах? - спросил Свен у инженера.
   Оказывается, не было. Меч испытывали на астероидах и  резали  никчемные
луны Сатурна. Но к нашему Солнцу  близко  не  подходили,  к  хромосфере  и
протубер