истов и молодую женщину,
Сусанну, или просто Жужу.
   В маленьком скученном Темпограде Лев  не  раз  встречал  ее  раньше:  в
парке, на концертах, праздничных вечерах; давно уже обратил внимание на ее
пышные черные волосы, широко открытые темные глаза, на выпуклые губы, тоже
казавшиеся темными на бледном, скульптурно очерченном лице. Конечно,  Жужа
была одной из самых красивых женщин Темпограда. Впрочем, в этом городе  не
так уж много было женщин.
   Но ослепительные красавицы редко бывают прилежными. Лев без  энтузиазма
принял чернокудрую ученицу и был приятно  разочарован.  У  Жужи  оказалась
превосходная  память   и   абсолютный   музыкальный   слух   (немаловажное
достоинство для языковеда). Кроме того, она старалась: упражнялась гораздо
больше и вела записи аккуратнее, чем аспиранты, для которых тоитский  язык
был добавочной, побочной нагрузкой. Со временем Жужа даже превзошла своего
учителя. Лев не слишком  доверял  своему  слуху  и  голосу  и  предпочитал
из®ясняться с помощью магнитных лент.
   Жужа жила чувствами, не рассудком. О проблемах и  принципах  размышляла
редко. Как и все современники Льва, в  школе  твердо  усвоила,  что  смысл
жизни в труде, в том, чтобы делать подарки. Слыхала, что  самый  радостный
труд - творческий, но в  силу  пассивности  своего  ума  не  склонна  была
творить и всякую работу считала творчеством. Училась  прилежно,  поскольку
полагалось учиться, но до конца года  не  заглядывала  в  последние  главы
учебника. Знала, что все люди друзья, но любовь выше дружбы. С нетерпением
ждала, чтобы настоящая любовь пришла к ней.
   Все эти истины о любви,  дружбе,  творчестве  и  труде  она  принимала,
считала неоспоримыми и потому не требующими  внимания.  Истины  были,  как
небо над головой, нечто великолепное, но слишком  далекое,  недоступное...
Образно говоря, Жужа не рвалась в космос, предпочитала  ходить  по  земле.
Разумные принципы  она  признавала,  но  жила  все  же  чувствами.  И  они
управляли ею...
   Да, Жужа старалась привлечь к себе внимание.  Жаждала  любви,  торопила
любовь,  в  19  лет   влюбилась   в   своего   профессора   -   47-летнего
темпераментного перуанца, блестящего лектора, кумира студенток, и... вышла
за него замуж. Была ли это настоящая любовь? Да кто же знает  точную  меру
любви?.. Жужу привлекали умные и красноречивые мужчины. И льстила  зависть
подруг, и нравилось, что муж собирается в Темпоград, возьмет и ее с  собой
в этот город из легенды. Жужа была влюблена, сомнений у нее не было.
   О  своем  решении  Жужа  не  пожалела.  Жизнь  в  научном  микрогородке
оказалась приятной... Она была  в  центре  внимания.  За  это  приходилось
платить стеснениями: не выезжать за  пределы  Темпограда,  не  купаться  в
море, не путешествовать, гулять только в парке у Часов. Но Жужа  и  раньше
предпочитала многолюдное общество сентиментально-романтическим ручейкам  и
гротам.
   Потом муж умер. Внезапно. Лег и не проснулся.
   Она плакала безутешно и искренне. Ей было жалко его и страшно за  себя.
Страшно быть одинокой, страшно оставаться  в  Темпограде  и  еще  страшнее
уезжать в  другой,  Большой  мир.  Кому  она  нужна  там,  бывшая  подруга
девятнадцатилетних  девчонок?  Здесь  по  крайней  мере   ее   знают,   ее
поддерживают...
   Кроме того, Жужа говорила себе, что  обязана  довести  до  конца  труды
мужа.
   Конечно, довести не смогла бы. Супруг ее был историком, специалистом по
культуре инков. Доводили  ученики.  Жужа  напоминала,  торопила,  готовила
материалы.
   Так прошел темпогод, другой. В  очередной  кабине  МВТ  в  Большой  мир
отплыл труд покойного инковеда. Труд  отплыл,  Жужа  сумела  остаться.  Не
захотела переселяться в страну бывших сверстниц. И вот подвернулась работа
переводчицы с тоитского, и Жужа пошла в ученицы. Занималась добросовестно,
как занимаются взрослые люди, которым нужна  профессия,  а  не  диплом.  И
вообще,  лестно  было  заниматься  у   "этого   молодого   многообещающего
Январцева, с которым сам Гранатов  носится".  Жужа  старалась  понравиться
своему учителю, заслужить его одобрение.
   И понравилась.
   Не  вижу  оснований  упрекать  Жужу.   К   пожизненному   монастырскому
оплакиванию умершего в XXI веке не призывали. Лев и сам нравился Жуже (она
всегда восхищалась умными мужчинами). К тому  же  он  высок  и  строен,  с
чистым высоким лбом и вдумчивыми глазами. Был он на  два  года  моложе  ее
(имеется в виду, разумеется, биологический возраст). Год  рождения  у  них
совпадал, но Жужа прибыла в Темпоград  на  два  дня  раньше,  стало  быть,
прожила на два года больше.
   Тогда Январцев не знал еще, что люди по-разному любят в 19 лет и в  24.
Будь Винета рядом, и чувства, наверное, были бы иные.  А  получилось  так,
что у Льва в жизни были две первых любви: первая юношеская -  к  Винете  и
первая взрослая -  к  Жуже.  Одна,  как  цветочные  лепестки  -  нежная  и
непрочная, другая, как виноградный сок - знойная, хмельная. Супружество.
   ...Были медовые секунды, медовые минуты  и  часы,  был  медовый  год  -
вторник 29 мая.
   Но не любовью единой жив человек.  Лев  не  мог  пренебрегать  работой.
Приходили послания от тоитов, их требовалось перевести, а Жужа  так  и  не
сделалась переводчицей. Кроме того. Лев все еще был референтом. И Гранатов
давал Льву задания. И преинтересные, крупномасштабные.  Лев  был  в  курсе
главных работ Темпограда, принимал участие во всех заседаниях  президиума,
почти на каждом выступал.
   В результате он все чаще пропускал семейные обеды, а то и ужины, вообще
не являлся ночевать, жену оставлял в одиночестве, в одиночестве  отправлял
на концерты и в гости. А вокруг  все  такие  же  одержимые,  влюбленные  в
формулы и графики, живых жен забывающие ради невыразительной техники.
   Жужа захотела ребенка.
   Какие могут быть возражения? В третьем тысячелетии, как во втором,  как
и в первом и во всех предыдущих, женщина  не  чувствовала,  что  ее  жизнь
полноценна,  если  не  удалось  понянчить  живую  куклу,   которую   можно
раздевать, одевать, укладывать и будить, кормить, мыть, следить,  как  она
совершенствуется,  учится  держать  головку,  садиться,  стоять,  кроватку
трясти, ножки переставлять,  произносить  слова,  орудовать  ложкой,  щеки
мазать  манной  кашей.  Допускаю,  что  некоторую  роль   играла   тут   и
неосознанная ревность  к  работе  мужа.  Возможно,  что  в  глубине  души,
подсознательно, Жужа хотела стать снова центром внимания, стержнем  семьи,
предметом главных забот, а не безликим спутником умного мужа.
   Так оно и полагается по проектам природы. Но, увы, мужчины и в  прошлые
тысячелетия  иногда  разочаровывали  своих  жен.  Они  уходили   в   себя,
предпочитая насущным заботам о маленьком человечке  игры  для  мускулов  и
тренированного ума, гонялись за журавлями  в  небе,  забывая  о  синице  в
колыбели.
   Узнав, что он скоро будет отцом, Лев всплеснул руками, расцеловал Жужу,
воскликнул: "Вот и хорошо, теперь ты не будешь скучать", -  и  побежал  на
очередную дискуссию. Жужа осталась в пустой, тихой квартире... и подумала,
что надо уезжать из Темпограда.
   От минуты к минуте решение крепло, тем более что в Темпограде вообще не
рекомендовалось растить детей. Атмосфера безвредная, но  запыленная,  даже
чуть затхлая из-за полнейшего безветрия. Ни солнца, ни воды,  ни  рек,  ни
лесов, лифты вместо гор, искусственная гравитация, пониженная, впрочем,  -
не лучшие условия для нормального роста. Увозить же ребенка после родов  в
первые дни было бы просто опасно. Новый транспорт с  золотыми  ленточками,
как    в    Межзвездной    передаче,    все    еще    проектировался,    а
однопространственность и взрослые люди переносят нелегко.
   Врачи настойчиво советовали Жуже  вернуться  в  естественное,  реальное
время. Жужа потребовала, чтобы и муж сопровождал ее.
   Но как раз именно в эти часы  и  развернулись  события,  которые  будут
изложены в следующей главе. Лев никак не мог покинуть Темпоград, это  было
бы неуместно,  некрасиво,  даже  неприлично  для  ученого,  для  референта
Гранатова тем более. Лев обещал приехать через день-два. Он завершит  дела
и  поспешит  к  жене.  Опасаться  ей  нечего.  Она  будет  у   родных,   в
благоустроенной Москве.
   Жужа обиженно напоминала, что кабина МВТ -  сама  по  себе  -  нелегкое
испытание, а женщине в ее положении требуется постоянный уход и забота.
   - Потерпи немного, -  говорил  Лев.  -  Через  полтора  часа  в  Москву
отправится группа медиков. Это идеальные спутники, куда полезнее  мужа.  В
сущности, что может сделать муж? Разве что врача позвать?
   - Ты просто разлюбил. Хочешь от меня избавиться.
   - Но пойми: у меня обязанности.
   - У тебя есть обязанности по  отношению  к  жене  и  будущему  ребенку.
Решай: служба или семья?
   - Жужа, милая,  нельзя  так  ставить  вопрос.  Для  тебя  речь  идет  о
двух-трех днях, а здесь за два-три темпогода я переделаю кучу дел.
   В конце концов все  решилось  как-то  случайно.  Уезжал  врач,  и  было
свободное место... Не стоило упускать оказии, на семейные об®яснения  даже
не хватило времени. Лев позвонил с работы, чтобы Жужа  собирала  чемоданы,
через три секунды прикатил сам.
   - А ты?
   - Я даю тебе самое честное слово,  что  через  полдня,  максимум  через
сутки...
   - Можешь не приезжать вообще, - отрезала Жужа и отвернулась.
   Они даже не поцеловались на прощание.


   И семья разделилась. Жужа ушла в нормальный неторопливый  мир,  где  за
сутки проходят  сутки.  Стрелецкий  и  Скорсби  все  еще  играют  матч  на
первенство мира, умирает, но не умер пока попавший в  аварию  аргентинский
композитор, сдает, но не сдала весеннюю сессию хлопотливая Винета. Лев  же
остался  в  Темпограде,  городе  содержательных   секунд,   емких   минут,
результативных часов, складывающихся в очень  существенные  дни,  где  так
важно для дела задержаться на часок, на денек и еще на денек и еще...
   Но много ли темпоградских дней в молодости, много ли во всей жизни!



        16. ТЕМПОСКАФ. 31 мая. 6 часов 9 минут

   Милости просим в корабль!
   Конструктор, похожий на врача в своем белоснежном халате, посторонился,
пропуская на лестницу гостей. Впрочем, и корабль не был похож на  корабль,
ни на океанский, ни на космический.  Громоздкий  трехэтажный  резервуар  с
чугунными решетками, весь обмотанный  проводами,  медными  и  цветными,  и
установленный на пьедестале в темпоградском парке, скорее наводил на мысли
о кафе или аттракционе "Испытайте ваши нервы".
   Снаружи громоздкий бак, а внутри  -  теснота.  Заставлено  все,  каждый
сантиметр использован, словно в подводной лодке. Шкафы,  шкафчики,  ящики,
ящички, все позолоченные.  (И  тут  золото  -  обязательный  материал  для
пополнения потерь при ретрансляции. "Потеряешь голову  -  восстановим",  -
шутил  некогда  диспетчер  межзвездного  космодрома.)  На  ящиках  броские
наклейки всех цветов радуги, вдоль стен золотые  или  позолоченные  трубы,
белые щиты с цветными  кнопками,  подрагивающие  стрелки  на  циферблатах,
панно с бегающими цифрами.
   - Средний этаж - это служба жизнеобеспечения, - сказал  конструктор.  -
Ведомство Марины. Об®ясняйте, Марина, вы тут разбираетесь лучше всех.
   - Служба обеспечения предназначена для сохранения здоровья  и  создания
условий для нормальной  деятельности  экипажа,  -  затараторила  тоненькая
светловолосая девушка в халате, туго перехваченном пояском. Она  выглядела
совсем девчонкой, сыпала слова как  школьница,  вызубрившая  длинный  стих
наизусть и старающаяся досказать,  пока  не  вылетело  из  головы.  Сыпала
словами, чуть заикаясь от волнения  и  встряхивая  головой,  чтобы  убрать
волосы, лезущие в глаза. Почему-то ей никак не удавалось  запрятать  челку
под косынку.
   "Совсем девчонку выбрали", - подумал Лев снисходительно и  с  завистью.
(Его-то  Гранатов  не  захотел  взять.)  Но  Марина  была  обязательным  и
необходимым членом экипажа - врачом.  Молодой  врач,  не  слишком  опытный
врач, но Гранатов предпочел взять старательную, исполнительную девушку,  а
не опытную и требовательную знаменитость.
   - Жизнеобеспечение, - продолжала об®яснять Марина,  -  включает  отсеки
дыхания, питания, сна,  личной  гигиены,  переработки  отходов.  В  данный
момент мы находимся в отсеке  дыхания.  В  баллонах  запасы  кислорода  из
расчета суточной нормы 0,9 килограмма на  человека.  Кислород  хранится  в
жидкой фазе под давлением в 60 атмосфер и при температуре минус 200. Запас
рассчитан  только  на  15  биологических  суток,  но,  поскольку   система
жизнеобеспечения построена  по  замкнутому  типу  с  полной  регенерацией,
возможно продлить путешествие до десяти биологических лет.
   В основу проекта положен принцип: экономия  вещества  за  счет  расхода
энергии. Затрачивая энергию, мы получаем необходимый для дыхания  кислород
из выдыхаемого углекислого газа. Для регенерации весь воздух,  находящийся
в  корабле,  раз  в  сутки  пропускается  через  фильтры.  Первый  из  них
улавливает пыль, второй - влагу, третий  -  сероводород  и  ему  подобные,
вредные, дурно пахнущие газы, четвертый - поглощает угарный  и  углекислый
газы. Последний и разделяется  на  углерод  и  кислород  электролитически,
причем кислород возвращается  в  помещения.  В  качестве  газа-заполнителя
используется азот. В дальнейшем, если возникнут явления невесомости, азот,
легко вскипающий в крови и вызывающий подобие  кессонной  болезни,  как  у
водолазов, может быть заменен гелием.
   Теперь перейдем в отсек питания...
   Гости бочком-бочком продвигались по коридорчикам, рассматривая  коробки
с тюбиками: пасты мясные, рыбные, овощные, белковые, витаминные, бульонные
кубики  и  прессованные  порошки,  одинаково  серо-коричневые,   одинаково
неаппетитные на вид, но способные, если верить  надписям,  превратиться  в
превкусные рагу, котлеты, солянки и отбивные, как только польешь их  водой
и поставишь в печь.  Инфрапечи  тоже  были  здесь,  сковородки,  кастрюли,
чайники, тарелки, ложки, посудомоечные машины, приемники  для  очистков  и
об®едков, а  также  пресс  для  упаковки  этих  об®едков.  В  корабле  все
приходилось утилизировать. Отбросы служили для  освещения  внешнего  мира.
Атомы их, выброшенные наружу, превращались в снопы лучей.
   Отсек водоснабжения. Снова нормы питья, мытья посуды, умывания, стирки.
Снова фильтры: сложнейшая система утилизации воды. На Земле идет такой  же
круговорот. Правда, в масштабе планеты, океана,  реки,  поля  орошения  на
худой конец.
   Планета Земля тоже космический корабль  и  не  может  существовать  без
круговорота с полной очисткой.
   Битый час вела экскурсию девушка, не снижая темпа своей скороговорки.
   Отсек гигиены...
   Отсек сна...
   Отсек умственного отдыха...
   Освещение...
   Отопление...
   Лечение...
   Лев уже не  слушал,  устал  слушать.  Только  думал  про  себя:  "Ох  и
требовательное существо человек, трудно его  обеспечить!"  В  повседневной
жизни это не замечается. Что-то делается само собой в  природе,  остальное
берет на  себя  коммунальное  хозяйство,  и  возвышенные  мыслители  имеют
возможность не думать об этом. Но как только они выходят на природу или за
пределы  земной  природы  -  в  космос  или  же  в   изолированный   мирок
гранатовского корабля, - приходится каждый вход-выдох подсчитывать.
   Марину сменил инженер экспедиции  -  широкогрудый  негр  в  коротеньком
халате. Из среднего этажа он повел гостей в нижний - технический.  Так  же
подробно рассказывал о силовых установках -  получении  энергии,  хранении
энергии, про двигатель и движители - гусеничные  и  реактивные  (поскольку
внешняя среда могла быть самой разнообразной - квазигазовой, квазижидкой и
даже твердой). Хотя Гранатов бывал  здесь  несчетное  число  раз,  он  все
включал и выключал, доискивался, нет ли где недосмотра. А  Лев,  вспоминая
хлопоты подготовки, вздыхал: "Требовательное существо человек!"
   - Теперь прошу наверх, в рубку-лабораторию.
   Верхний этаж, к удивлению, оказался совсем просторным. Круглая открытая
площадка  без  потолка,  огороженная  со   всех   сторон   шкафами,   тоже
позолоченными.  Шкафы  были  выше  человеческого  роста,  со  всех  сторон
загораживали парк, только Дворец Часов" виднелся на фоне красноватого неба
- символ и украшение города.
   Хозяин этой площадки физик Чанг - приземистый,  узкоглазый,  с  тонким,
детским голосом, произнес одну фразу:
   - Отсюда ведутся наблюдения. - И замолк, остановившись  у  столика,  на
котором  стоял  один-единственный  стаканчик,   тоже   с   решеточками   и
тонюсенькими проводами - миниатюрная копия корабля.
   Оттеснив  немногословного  физика,   Гранатов   взял   на   себя   роль
экскурсовода. Впрочем, здесь показывать было почти нечего.
   Обвитые кабелем цилиндры в шкафах - скафандры  для  вылазок.  Амбразуры
для наблюдения и освещения - в них телескопы  и  прожекторы.  В  некоторых
оружие - лучеметы  на  случай  встречи  с  живыми  чудовищами  и  неживыми
снарядами.
   - А это наше копье,  -  сказал  Гранатов  и  потряс  аппаратом,  больше
похожим на отбойный молоток, чем на копье.
   -  А  это  наиважнейшее...  -  Он  бережно  взял  со  стола  стаканчик,
оплетенный  золотой  паутинкой.  -   Рекомендую:   наша   первая   станция
назначения. Сейчас мы ее водрузим на место.
   Бережно держа стаканчик в вытянутых руках, словно боясь расплескать, он
стал спускаться по лестнице. За ним  потянулись  члены  экипажа  и  гости,
уставшие от долгой лекции. Так и шли гуськом  Марина,  Джон,  Чанг,  члены
ученой семерки во  главе  с  квадратным  Баумгольцем,  Вильянова  в  белом
лабораторном халате, небрежно шаркающий ногами Ганцевич, Бхакти,  Катаяма,
а также Лев и многие другие, кого не приходилось  упоминать  в  предыдущих
главах.
   Медлительно, размеренным шагом  Гранатов  пересек  лужайку,  где  стоял
корабль, похожий на  парковый  павильон,  свернув  с  аллеи,  спустился  в
сыроватый ложок, видимо, выбранный заранее,  поскольку  вокруг  него  были
поставлены несколько скамеек и  экраны  с  отражателями,  нацелившиеся  на
кочки. Гранатов осмотрелся и осторожно вдавил стаканчик во влажный песок.
   - Мурашки не наползут? -  озабоченно  спросил  Баумгольц,  указывая  на
ближайший муравейник.
   - Заслон поставим немедленно. - Гранатов что-то сказал  своему  ручному
видеофону; команда была принята, отдан радиоприказ, и пустой стаканчик тут
же стал матовым, словно его заполнили молочным киселем. И  на  поверхности
его заплясали искорки.
   - Видишь, пылинки аннигилируют. И чудовища будут  аннигилировать,  если
сунутся.
   Кто-то из гостей, самый неразумный, потянулся к стаканчику с травинкой.
Гранатов проворно схватил его за локоть.
   - С ума сошли. Вырвет руку из плеча. С мини-полем шутки плохи.
   Обернувшись, об®явил:
   - Товарищи, всех прошу, очень прошу, даже приказываю, отойти на  десять
шагов. Понимаю ваш интерес, но для исследования нам нужна  природа,  а  не
утоптанная танцплощадка.
   Тотчас же все отступили. Любители  защелкали  фотоаппаратами,  загудели
кинокамерами. Рядом с Гранатовым на скамейке  оказался  только  Баумгольц,
старший по должности.
   Гранатов понизил голос:
   - Ну что ж, Гельмут, поговорим. Всегда мы с тобой на людях, не улучил я
времени для откровенного разговора. Слушай, если я не вернусь...
   Баумгольц вскинулся. Даже удивительно, сколько  волнения  выразило  его
обычно неподвижное лицо.
   - Что за глупости? Я уверен, что ты вернешься. Зачем впадать  в  панику
заранее?
   - Гельмут, ты знаешь, что мы идем в неведомое. Еще  никто,  никогда  не
погружался так глубоко. Всякие могут  быть  неожиданности.  Конечно,  наша
экспедиция небезопасна. Не будем обманывать друг друга.
   - Юлий, с таким настроением  нельзя  стартовать.  Ты  с  самого  начала
настроился на гибель. Тогда откажись, пусть молодые рискуют. Останься.  Ты
же президент Темпограда. Ты незаменим. Ты здесь нужнее в