ьев, всеобщим оживлением в фойе,  ты  смотришь,  на  тебя  смотрят.  И
главное: во втором отделении должен был выступать самолично Олег Русанов -
ее любимый поэт.
   Второе  отделение  начиналось  как  раз  тогда,  когда  Лев  прибыл   в
Темпоград.
   Поэт вышел на сцену с  гитарой,  инструмент  положил  на  стул,  а  сам
подошел к микрофону, постучал ногтем, кашлянул  и,  глядя  прямо  в  глаза
Винете, сидевшей в первом ряду, сказал:
   - Я прочту стихи из  нового  цикла.  Вероятно,  я  назову  его  "Стекла
вдребезги" - в таком роде. Почему? Я полагаю, что в  нашей  жизни  слишком
много  стекол  -  микроскопы,  телескопы,  очки,  окна,   витрины,   шкафы
стеклянные, зеркала, всякие приборы с  циферблатами.  Мы  смотрим  на  мир
через  стекло.  Мысли  наши   витают   в   зателескопном,   замикроскопном
Зазеркалье. Сами себя загнали в стеклянную клетку.  Без  стекла  не  умеем
видеть... не замечаем самого интересного.
   "Стекла вдребезги" - так и называлось первое программное стихотворение.
   Предгрозовой порыв ветра вырвал ставню из  рук,  стекла  посыпались  на
пол, и в душную комнату  ворвался  аромат  сада:  запах  свежести,  мокрой
листвы, мокрой зелени и бодрящего озона.
   ..."Капельки крови" - о том, как сверкает красное на зеленом. На  листе
подорожника капля крови из порезанного пальца.  И  не  капельки  ли  крови
живой природы превратились в бусинки  смородины,  в  искорки  земляники  в
густой траве?..
   ..."Гимн сойке" - песнь о хлопотливо крикливой мамаше-наседке,  отважно
налетающей на вороватого кота, который улепетывает по дорожке, прижав уши.
   И  опять  о  грозе   -   ночной,   зловещей,   когда   деревья   качают
головами-кронами, хлопают крыльями-ветвями и  мрачно  гудят.  Деревья  или
лесные демоны?
   Стих о шиповнике. О душистом горошке. О рябине, до зимы доносящей  алые
блики летнего солнца. О первом снеге. Об оттепели. О белозубой девушке.  О
курносой девушке. О кудрявой девушке. О быстроглазой девушке. О  любви,  о
любви, о любви...
   Из затемненного зала сыпались на сцену записки. Русанов развернул одну:
   - Меня тут просят спеть. Что именно?
   - "Не понимают", - чей-то голос из тьмы...
   Поэт взял гитару со стула, прошелся пальцами  по  струнам  и,  наклонив
голову, как бы прислушиваясь к мелодии, запел хрипловатым тенором:

   Он говорил: "Меня не понимают,
   Я окружен холодными людьми,
   Они меня за цифру принимают,
   О милая, пойми меня, пойми..."

   И вздыхали  в  зале  непонятые  юноши,  достойные  любви  и  угнетенные
экзаменами. Утирали слезы растроганные девушки, готовые понять и  оценить.
Винета тоже шмыгала носиком и качала головой сочувственно: "Да-да,  именно
так, Льва тоже трудно понять, но она приложит усилия, постарается. Кстати,
кажется, пора, как бы не опоздать. Но очень хочется  послушать  до  конца.
Пусть подождет немножко, пусть помучится, радостней будет встреча".
   Пока Русанов  выступал,  Лев  знакомился  с  Темпоградом,  составлял  с
Клактлом списки жрецов первой очереди и додумался до идеи охотника.
   В раздевалке после концерта Катя призналась,  что  у  нее  не  случайно
оказался лишний билетик. Неожиданно Он  не  захотел  пойти.  И  надо  было
всесторонне   обсудить,   почему   Он   ведет   себя   так    странно    и
непоследовательно.  Винета  советовала   спросить   напрямую.   Она   была
решительным   человеком,   сторонницей   активных   действий,    презирала
выжидательную политику, тогда как рослая Катя, звезда  стадиона,  королева
баскетбольной корзины, проявляла робость и плаксивую пассивность. В  конце
концов Винета сама вступила с Ним в переговоры; Катя же смотрела через  ее
плечо на экранчик. После этого надо было еще обсудить  Его  неопределенные
слова и странную мимику, найти оправдания Его  уклончивости.  Винете  было
ясно, что Он не любит Катю,  но  нельзя  же  было  повергнуть  в  отчаяние
королеву баскетбола, все искавшую намеки  на  чувство  там,  где  не  было
ничего. И счастливая Винета стеснялась торопить неудачницу, тратила время,
урезая часы собственной любви. Наконец, простившись, примчалась домой  уже
в одиннадцатом часу. (Лев был в это время в кабинете Гранатова. А  в  саду
под сиренью его не было.)
   Но Винета не волновалась. Договорились неопределенно - "вечером".  Даже
хорошо, что Лев придет позднее:  есть  возможность  умыться,  переодеться,
перекусить не мешало бы тоже. Винета умылась и  переоделась  с  редкостной
для девушки быстротой - за каких-нибудь четверть  часа.  Поужинала  -  еще
четверть часа. Что же Лев  опаздывает?  Если  не  мог  прийти,  надо  было
предупредить. Винета схватилась за видеофон. Да он  у  нее  выключен!  Как
села в кресло в концертном зале, так и выключила. Наверное, бедняга звонил
тысячу раз. Винета сама попыталась вызвать Льва, безуспешно, разумеется. С
Темпоградом не было прямой связи, да  и  все  равно,  при  разнице  темпов
разговора не получилось бы.
   И усталая Винета почти с облегчением легла в постель. Засыпая, мысленно
послала Льву тысячу поцелуев. Подумала: "Я виновата, может быть, но  ты  у
меня  хороший,  не  станешь  дуться  по  пустякам.  Завтра  я  увижу  тебя
обязательно".
   Назавтра продолжалось то же  коловращение.  Конечно,  Винета  проспала,
пренебрегая завтраком, помчалась в клинику. Потом в  общежитии  готовились
большой компанией, натаскивали друг друга по  анатомии.  Потом  надо  было
навестить Геруту в родильном доме, а для Саны подобрать иллюстрации. Такая
дуреха эта Сана, потеряла курсовую работу по  дороге  в  типографию,  всей
группой ее выручали. Винета распределяла, кому что сделать, на себя  взяла
самое трудоемкое. Только перед сном вспомнила  о  Льве  и  даже  обиделась
немножко. Да, она виновата, не подумала о нем, не позвонила, но ведь ее-то
видеофон  не  выключался.  Почему  негодный  мальчишка  молчал?  Зазнался,
понравилось, что к нему бегают с извинениями. На  этот  раз  не  дождется.
Надо его проучить. Пусть помучится, авось догадается набрать номер.
   Винета решила не притрагиваться к видеофону. И  не  притрагивалась  два
дня - весь четверг и пятницу - до позднего вечера.
   Ей нетрудно было выдержать характер.  Дел  невпроворот,  зовут  туда  и
сюда, некогда задумываться и терзаться. Да и не терзалась она никогда, как
Катерина. Винета и представить себе не могла, что кто-нибудь, полюбив  ее,
потом разлюбит.
   К вечеру пятницы, сдав анатомию, Винета  забеспокоилась.  Почему  такая
упорная невнимательность? Может быть, Лев нездоров. Набрала номер.  Ручной
видеофон Льва все еще был  выключен.  Поколебавшись,  Винета  запросила  в
справочной номер матери Льва. Мама долго выспрашивала, зачем нужен Лев, по
каким делам - служебным, учебным,  личным,  просила  стать  против  света,
чтобы рассмотреть лицо знакомой сына. Одинокая женщина ревниво  относилась
к сверстницам сына, в  каждой  девушке  видела  потенциальную  разлучницу.
Нехотя выдавила наконец, что Левушка в научной  командировке,  где-то  под
Москвой, вернется, вероятно, в воскресенье. О том,  что  Лев  находится  в
Темпограде, она не знала сама, сын предпочел ее не беспокоить.
   В командировке? И не  сообщил  об  от®езде?  Ах,  нехороший  ты,  Лева,
заслуживаешь сурового наказания.  Когда  вернешься,  окатят  тебя  ледяным
душем. Впрочем, может быть, ты и пробовал сообщить, легко ли  связаться  с
Винетой? Главное, что жив и здоров, а чувства выяснятся при встрече.
   И успокоенная Винета улеглась в постель с томиком Русанова. Она  любила
почитать на сон грядущий.
   Лев в это время уже приступал к своей дипломной работе. Она  называлась
"К вопросу о перспективных открытиях на оси малых размеров". Гранатов  сам
утвердил эту тему. Все время направлял его на общий обзор,  прогноз  путей
развития науки. Лев трудился с охотой и усердием. В сущности, он  дополнял
свои  любимые  тетрадки  и  графики  с  осями  Жерома.  В  данном   случае
продолжение оси размеров - самой интересной для  Темпограда  -  на  ней  и
уменьшение и ускорение времени. На оси всякая  мелюзга  -  мышки,  птички,
жучки, червячки, инфузории,  бактерии,  вирусы,  молекулы.  За  молекулами
атомы - достижения XIX века, XX век пошел глубже - открыл атомные  ядра  и
оболочки, затем частицы атомного ядра. Из чего состоят  частицы?  XXI  век
добавил невыразительные цифры: сотые, тысячные, миллионные доли электрона.
А доля минус двадцать четвертого  порядка  была  получена  в  лабораториях
Темпограда.  А  еще  глубже?  Ничего  устойчивого,  ничего  определенного,
утверждали теоретики. Не имеет смысла копать дальше.
   Конечно, Лев ратовал за  продолжение  опытов.  От  этих  опытов  теперь
тянулась ниточка к планете тоитов. "У окна  стоящий"  всегда  уверен,  что
самое интересное за горизонтом впереди.
   В Темпограде было мало развлечений и много  времени  для  работы.  Хотя
Льву пришлось вернуться на первый курс и начать заново, все равно  за  три
дня - за три темпогода - он прошел весь  курс  омнеологии  и  благополучно
защитил диплом в ночь с субботы на воскресенье,  в  4  часа  22  минуты  с
секундами. Винета в это время сладко спала, свернувшись  калачиком.  Томик
Русанова - рядом, на полу. И Винете снился Лев. Будто бы стоит в дверях, в
синем с белым вязаном костюме и  торопит:  "Скорей,  скорей,  уже  гребной
сезон, лодки надо захватить получше". А у Винеты, как назло, именно в этот
момент что-то случилось с блузкой... Она суетится, а Лев торопит:  "Скорей
же, я так спешил к тебе..."
   Не в руку сон.
   Отложил Лев свой приезд. Решил задержаться на все воскресенье,  еще  на
темпогод.
   Вообще-то не полагалось превышать трехгодичную норму. Медики возражали,
они еще не проверили, как скажется на  здоровье  длительное  пребывание  в
быстром времени. Но Гранатов имел право в  исключительных  случаях  давать
отсрочку самым нужным, оставлять еще на  три  темпогода  не  более  одного
процента ученых. Имел такое право. Не обращаться же каждый раз в  Академию
Времени. Там прочтут через полгода, а ответят через полтора. Вот  время  и
прошло.
   Конечно,  Гранатов  очень  был  доволен,  что  его  протеже  не   хочет
расставаться с Темпоградом.
   - И чего  они  угнетают  нас,  в  сущности?  -  ворчал  он,  подписывая
разрешение. - В космосе испокон веков люди  работают  месяцами  и  годами.
Сколько нужно, столько работают. Крутятся на околопланетных орбитах, сидят
на станциях, к звездам летят-летят-летят. По двадцать лет летали, пока  не
появился МЗТ. У нас же условия куда легче - город, а не каюта. А надоело -
уходи,  отправляйся  домой  в  любую  минуту.  У  астронавтов  нет   такой
возможности. Из корабля не выскочишь, как бы  ни  тосковал  по  Земле,  по
дому.
   Темпоградцы  сами  заваливали  Гранатова   заявлениями   об   отсрочке.
Увлеченному исследователю  трудно  было  расстаться  с  быстрым  временем.
Отсюда уезжать приходилось навсегда, бросать  работу,  не  рассчитывая  на
продолжение. Невозможно  было  отлучиться  на  месяц  в  отпуск,  даже  на
недельку для лечения. "Неделька" - это семь дней, семь лет  темпоградских,
а семь лет - эпоха в науке. Погулявший семь лет  дисквалифицировался,  ему
приходилось учиться заново. На свое место уже не  вернешься;  твои  задачи
давно решены, появились новые задачи, новые  методы,  новое  оборудование;
все надо  осваивать  заново.  Отлучиться  же  на  полдня  было  невозможно
практически. Межвременное перемещение выматывало;  Лев  на  себе  испытал.
Дорога в Темпоград выпаривала, возвращение в  Большой  мир  промораживало.
После такой экскурсии отсыпаться надо было двое суток. Ты отсыпался,  а  в
Темпограде шли годы. Вот и отстал, выбыл из дела. И темпоградцы знали, что
туда-обратно из одного времени в другое не покатаешься. И если  ты  нужен,
если не завершил дело, если у тебя совесть настоящего ученого -  повремени
с отдыхом. Соскучился, надоело, устал, рвешься к родным или на  природу  -
потерпи, поступись своим нетерпением. В Т-граде от  твоего  бегства  будет
явный ущерб, а в Большом мире ничего не  изменится.  Ждут  тебя  три  дня,
подождут четвертый.
   И тут еще припутывалась суточная  инерция.  Не  во  всякий  час  удобно
возвращаться. К чему спешить, если снаружи середина ночи,  или  же  раннее
утро, или начало дня, когда близкие на работе. Все  равно  придется  ждать
их, сидя в пустой квартире. Прямой смысл отложить от®езд часика на четыре,
на шесть или на восемь. А восемь часов - это четыре темпоградских  месяца;
четыре  месяца  не  будешь  сидеть  сложа  руки,  начнешь  какое-то  дело,
втянешься. И окажется, что в назначенную минуту нельзя уезжать,  товарищей
подводишь. Провозишься час-другой-третий, а в Большом мире уже ночь. Стоит
ли торопиться на ночь глядя?
   Оттягивались  свидания,  откладывалась  и  переписка.   Из   Темпограда
посылали письма, поскольку  прямой  связи  не  было  -  ни  видеофона,  ни
телефона. Говорилось уже, что, живя в разных временах,  нельзя  беседовать
друг с другом. И темпоградцы вынуждены были, как в прошлом веке,  садиться
за   стол   или   магнитофону   диктовать   отчеты   о   своем   здоровье,
времяпрепровождении, делах, планах, намерениях, любви и тоске...
   Но и письма откладывались из-за суточной инерции. Стоит ли садиться  за
стол именно сейчас, на ночь глядя? Все равно почта доставит отчет к  утру,
читать будут утром, часов через  восемь.  А  восемь  часов  -  это  четыре
темпомесяца, до той поры столько событий произойдет, столько раз изменится
самочувствие и настроение.
   Лев прибыл в Темпоград в среду после  семи  вечера,  рассчитывал  через
два-три часа  вернуться  в  Москву,  примчаться  к  Винете,  огорошить  ее
сенсацией: "А ты знаешь, где я был? Угадай попробуй!" Не хотел  он  ничего
сообщать, сюрприз портить. Решающий  разговор  с  Гранатовым  состоялся  в
одиннадцатом часу по московскому времени. Пожалуй, о трехсуточной задержке
имело смысл известить, но телеграмму доставили бы к часу  ночи,  разбудили
бы Винету. Нет, пускай она поспит спокойно: К утру там видно будет, может,
и сорвется этот удивительный трюк с превращением студента в специалиста за
три дня. К утру, однако, оказалось, что ученье идет успешно, к воскресенью
у Льва будет диплом. Сцена с сюрпризом казалась все заманчивее. Лев  решил
ничего не писать, явиться неожиданно. "В самом деле, не разлюбит же за три
дня", - думал он.
   Он  защитил  диплом  своевременно,  как  выше  сказано:   в   ночь   на
воскресенье, в 4 часа 22 минуты с секундами. Защитил, отпраздновал, мог бы
вырваться из Темпограда... но не вырвался. Очень уж волнующий был  момент.
Как раз в это время разгорелась дискуссия: "Зонт против Меча".  "Зонтиком"
назвали идею, предложенную Анджеем  Ганцевичем  -  создание  непроницаемой
крыши над планетой Той, а "Меч" подсказал Лев: рассечение звезды или  поля
ее тяготения. Технически они оказались сходны,  даже  аппаратура  сходная,
хотя Зонт требовал уплотнить вакуум, а Меч  -  рассечь.  Но  все  же  идеи
соперничали,  потому  что  технику,  достаточно  громоздкую,   надо   было
изготовлять на тех же заводах и пересылать по  одной-единственной  ниточке
МЗТ. Что же лучше? Яростные споры не прекращались в  кабинетах  и  аллеях.
Лев, инициатор и вдохновитель Меча, не мог остаться в сторонке. Он  рвался
в бой даже с самим Гранатовым. И решил задержаться до вечера или  даже  до
утра понедельника. Вероятно, Винета ждала его в воскресенье, можно было бы
известить о задержке. Но Лев не стал извещать. И не только ради сюрприза.
   В  школьные   годы,   увлекаясь   фантастикой,   Лев   не   раз   читал
героически-сентиментальные истории о космонавтах, умчавшихся к  звездам  с
субсветовой скоростью, проживших  в  замедленном  времени  ракеты  десятки
земных лет за несколько суток, и об  их  долготерпеливых  невестах,  верно
ожидавших суженого десятки  лет.  Впрочем,  чаще  космонавты  женились  на
молоденьких внучках своих бывших невест, на девушках, как две  капли  воды
похожих на бабушек в юности.
   Темпоград  вывернул  этот  сюжет  наизнанку.  От   девушек   Земли   не
требовалось никакого геройства, им ничего не стоило дождаться. Вся тяжесть
- и труд и ожидания - ложилась на путешественника во времени - темпонавта.
Ему доставались годы и годы ожидания, его  долготерпение  испытывалось.  И
хотя соблазнов было не так уж много в Темпограде, своим чередом шло время,
выветривающее горы и чувства.  Сам  Лев  изменялся,  взрослел,  становился
рассудительнее. Робкий и восторженный  студент  превратился  в  уверенного
специалиста, влиятельного референта самого Гранатова. Президенту он  писал
докладные записки, для президента составлял обзорные таблицы  с  выводами,
мысленные  отчеты  о  виденном,  прочитанном  и  продуманном  готовил  для
президента, не для Винеты. И не так уж часто, не каждую  минуту,  даже  не
каждый день, вспоминал о девушке. Не без труда вызывал в памяти  загорелые
щеки с персиковым пушком, прищуренные смеющиеся глаза. Ведь  фотографии  у
него не было с собой. Прежнее чувство  казалось  теперь  таким  детским  и
наивным, немного надуманным. Была ли это настоящая любовь?  Льву  хотелось
проверить сердце, встретиться, посмотреть  на  Винету  взрослыми  глазами.
Вспыхнет ли прежнее волнение? Встреча покажет. И незачем оповещать  Винету
заранее, не надо ни обещать, ни отпугивать, решая свою судьбу заочно.  Все
решит встреча. А состоится она в воскресенье или в понедельник, для Винеты
не составляет разницы.
   Меч или Зонт, Зонт или Меч? - только об этом и шли споры  всю  ночь  на
понедельник. Либо Меч, либо Зонт.  Казалось,  безнадежно  забракованы  все
другие  проекты:  "Камбала"  -  подводные  убежища,  "Крот"  -  подземные,
"Мини-норка" - гранатовское  бегство  внутрь  секунды,  не  говоря  уже  о
"Дилижансе" -  перевозке  тоитов  на  Землю,  которую  все  еще  отстаивал
несговорчивый Баумгольц.
   Но в понедельник утром вдруг, неожиданно для  всех,  группа  Баумгольца
вырвалась вперед. Ей удалось сочетать МЗТ и МВТ. Что это означало?  Отныне
отменялись изнурительные, для пожилых ученых  небезопасные  путешествия  в
однопространственном безвременье. Теперь можно было перебираться мгновенно
из Темпограда в Москву, в Америку, на Луну или на Той, а с планеты Той - в
Темпоград. И можно было хоть сейчас начать эвакуацию, превратив  Темпоград
в перевалочный пункт.
   Однако случилось - бывают этакие парадоксы в технике - что  изобретение
Баумгольца помогло не ему, а его соперникам. Ведь  об®единенный  транспорт
при всех своих достоинствах облегчал только перевозку, но не  снимал  всех
прочих трудностей эвакуации: сбор рассеянных племен, расставание с  родной
планетой,  расселение   на   чужой,   непривычная   жизнь,   шероховатости
несовместимости. Перевозка  облегчалась  технически,  оставалось  нелегкое
вмешательство  в   двадцать   миллионов   тоитских   судеб   и   миллиарды
человеческих.
   Зато отменялось соперничество  Меча  и  Зонта.  Транспортировка  грузов
перестала быть проблемой. Можно было переправить  на  Той  аппаратуру  для
обоих проектов. Так и было решено: и Меч и Зонт для верности.
   Рабочие чертежи были изготовлены, размножены, ушли на  заводы  Большого
мира. Начали  подбираться  бригады  монтажников  и  группы  действия.  Лев
попросился в группу Меч, конечно.
   - Жалко отпускать тебя, - сказал Гранатов. - Честно говоря,  готовил  я
тебя в помощники Гельмуту. Ему нужны люди с идеями. Сам он может придумать
что угодно, но не решается придумывать. Однако насильно держать  не  буду.
Отпущу. Но подготовь  себе  смену.  Нам  необходим  хороший  переводчик  с
тоитского. Сам знаешь: равного тебе нет на Земле.
   Лев знал и не гордился. Земля третью неделю изучала тоитские  языки,  а
он уже четвертый год возился  с  фонограммами,  поступавшими  в  ответ  на
запросы Темпограда. Без сомнения, он обязан был подготовить  смену.  Из-за
смены и вышла новая задержка.



        15. ЖУЖА. 29 мая - 1 июня

   Льву дали трех учеников - двух аспирантов-лингв