епригодность  вследствие  непрозрачности
     личности. Считаю своим долгом напомнить Вам  о  чрезвычайной
     опасности суб®ективного подхода к селекции кандидатов. Павел
     Фомич, я не могу молчать...

                                              Секретарь НС Школы,
                                           В.С. Культя 11.07.2020


        1

   - Откройте, нам надо поговорить.
   Ответа опять не последовало. Я стоял  на  лестничной  площадке  уже
минут пять,  время  от  времени  произнося  сакраментальную  фразу  из
мыльной оперы, и уговаривал себя не злиться. Очень уговаривал.  Звонок
свистел жаворонком. Всякого другого человека, кроме того, что стоял по
ту сторону двери, давно бы вывели из себя  безостановочные  рулады,  а
этому хоть бы хны. Палец, до  упора  вдавивший  кнопку  звонка,  начал
неметь.
   - Откройте.
   За дверью точно кто-то был. Если бы он даже не  заглянул  дважды  в
глазок, я бы не усомнился -  не  так  уж  трудно  ощутить  присутствие
человека в метре от себя. Труднее не ощутить.
   С третьего этажа спускалась тетка с тощим хозяйственным  баулом,  в
модной нелепой шапочке а-ля хан Кончак над краснолицым блином. Этого я
не учел. Не шапочки,  а  того,  что  квартира  Кручковича  окажется  в
четырехэтажке  без  лифта.  Памятник   исторической   застройки,   что
поделаешь. Тола на него пожалели. Непривередлив  в  жилье  этот  Эраст
Христофорович, ничего не скажешь.
   Тетка с настороженным любопытством обшарила меня взглядом.
   - И чего звонить зазря? Нету человека дома, не видишь  разве?  Нет,
звонит...
   Оторвав палец от кнопки, я улыбнулся как можно обаятельнее.
   - Да дома Растик, это точно. Спит, должно быть. Мы с ним вчера... -
И я выразительно щелкнул по горлу.
   - А-а, - сказала она. - Ну звони, звони.
   Дождавшись, когда внизу хлопнет  дверь,  я  побарабанил  костяшками
пальцев.
   - Может, все-таки откроете, Эраст Христофорович? У меня к вам дело.
   Теперь я услышал дыхание - тип, что стоял за дверью, даже не  очень
старался вести себя тихо.
   - Мне очень жаль, но если вы не откроете, я  буду  вынужден  выбить
дверь. - Я не был уверен, что у меня это получится.
   Пауза - и первый приглушенный ответ:
   - Попробуйте...
   Наконец-то.
   - Может, лучше добром, Эраст Христофорович? Я не отниму у вас много
времени.
   - Что вы знаете о добре такого, чего не знаю я? Вы кто?
   Я распахнул куртку и показал  "пайцзу".  Несколько  секунд  длилось
молчание - он смотрел в глазок.
   - Мне с вами не о чем разговаривать. - Сказано было ровно,  но  мне
почудилось, что он едва заметно подчеркнул "с вами".
   - А я думаю, мы с вами найдем общую тему. Не так ли? Зачем вам шум,
гам и выломанная дверь? Вы ведь не мальчик,  понимаете,  что  разговор
все равно состоится, а вот где и как - зависит только от вас. Отоприте
по-хорошему, и к вам войду только я...
   - Вы не один?
   Я ухмыльнулся так, чтобы сквозь стекляшку глазка он мог видеть  мою
ухмылку в наиболее выгодном ракурсе.
   - Разве функционер бывает когда-нибудь один?
   Я нагло врал. Час назад, чтобы оторваться от охраны,  мне  пришлось
применить совершенно новый  трюк,  специально  сберегаемый  на  черный
день. Так хотел  "демоний",  а  охрана  тоже  умеет  учиться.  Тяжелое
дыхание за дверью.
   - Все равно. Я буду стрелять.
   Ого.
   Он смотрел в глазок. Я остался  на  месте,  решив  не  суетиться  -
"демоний" предупредит, когда станет по-настоящему опасно.
   - Не будьте ребенком, Эраст Христофорович, зачем тревожить  соседей
и полицию? Кстати, включите переговорник, я вас плохо слышу.
   - Зато я вас хорошо.
   - Напрасно вы так. Я не причиню вам вреда, обещаю вам.
   За дверью послышались странные звуки - как будто ухала лесная сова.
Я понял: Кручкович смеялся.
   Резко, с оттяжкой щелкнули дверные запоры.
   - Входите.
   Он был мал и плотен, с ежиком седеющих волос, низким лбом и  далеко
выступающими  надбровными  дугами,   заросшими   кустистыми   бровями.
Типичный  неандерталоид,  связующее  звено.  Что  скажут  антропологи,
уверяющие, что кроманьонцы не брачились с неандертальцами, а  питались
ими по праздникам?
   Я захлопнул за собой дверь, демонстративно показывая: я один, слово
держу. Куртку снимать не стал.
   - Вон там ручка. Поверните.
   Я повернул. Лязгнуло, толстые стальные полосы  вошли  в  пазы.  Да,
выбить такую дверь плечом с разбега не удалось бы и слону.
   - Можно пройти в комнату?
   - Можно.
   - Тогда позвольте. Вы загораживаете проход.
   Он потоптался в недоумении, как бы пытаясь понять, что  тут  вообще
происходит,  и  косолапо  вышел  из  прихожей.  Что-то  в   нем   было
любопытное, и я терялся в догадках, что бы это могло быть, пока -  уже
в комнате - не рассмотрел его внимательно.
   Он был _отмеченный_.
   Сомнений быть не могло. Третья стадия. Последняя.
   К такому повороту я не был готов.
   - Вы не удивлены, что к вам пришел функционер? - спросил  я,  чтобы
как-то начать.
   - Не удивлен. О чем вы хотите со мной говорить?
   - О Филине. Матвее Вениаминовиче.
   - Ах, о Моте? В первый раз слышу.
   - Простите?
   - Не знаю никакого Матвея, говорю вам.
   Я вздохнул.
   -  Во-первых,  можно  сесть?  Спасибо.  -  Я  сел,   не   дожидаясь
приглашения.  -  А  во-вторых,  зачем   вы   пытаетесь   упорствовать?
Установлено, что вы имели с  Филиным  регулярные  контакты  в  течение
длительного  времени.  Может  быть,   вам   это   безразлично,   Эраст
Христофорович, зато далеко не безразлично мне.
   Он молчал. Стоял, ссутулившись, и  смотрел  в  никуда.  Отсвечивала
белая склера над радужкой глаз.
   - Да вы  присядьте,  в  ногах  правды  нет.  Если  у  вас  какие-то
проблемы, я помогу вам,  обещаю.  Само  собой,  при  условии,  что  вы
поможете мне.
   Правую руку он держал в кармане, и чувствовалось, что там не просто
кукиш. Не нравилось мне это.
   - Выпить хотите? - спросил он.
   Бутылка водки была весьма початая.  И  никаких  признаков  закуски,
вообще ничего постороннего не было на этом столе  по  правую  руку  от
меня, кроме глубоко в®евшихся в полировку следов от стакана.
   - Нет, не хочу.
   - Я уже тоже. - Он все-таки сел. - Что  ж,  рано  или  поздно...  А
лучше бы никогда.  Право  слово,  лучше.  Вы  откуда  -  из  Духовного
здоровья?
   - Из Санитарной службы.
   - Один черт. - Но тон его несколько изменился.  Как  видно,  сильно
его допекла СДЗН. - Все вы из одного инкубатора. Дети малые  в  "живом
уголке",  один  ежика  принесет,  другой  птенчика  -   живите,   мол,
зверюшки... А если зверюшки не хотят? Птенчик подбитый, чахленький, из
естественного отхода, а ему червяка  силой  в  клюв  пихают  -  кушай,
пушистик, не огорчай деточек...
   Кручкович помотал головой и опять надолго замолчал. Мои надежды  на
то, что мне удастся разговорить его, таяли.
   - Когда вы в последний раз видели Филина?
   - Вчера.
   - Не мелите чепухи.
   - Каков вопрос, таков ответ.
   Я сосчитал про себя до десяти.
   - Напрасно вы не желаете сотрудничать, Эраст Христофорович.  Только
зря теряем время, а времени у меня мало.  Бели  вы  думаете,  что  вас
оставят в покое, то очень сильно заблуждаетесь.  Я  хочу  вам  помочь.
Никто, кроме вас, не будет виноват, если мне придется сейчас уйти.
   - Что ж, уходите. _Вы_ хотите  мне  помочь?!  _Вы?!!_  -  Он  снова
заухал. - Глупо. Мне ничто не поможет.
   - Почему?
   - Поздно. И не хочу.
   Можно было не сомневаться, что он вполне адекватно  оценивает  свое
состояние. Одной ногой он был уже _там_. По ту сторону.
   - Пить точно не будете? - спросил он. - Тогда я вылью.
   Вместо ответа я налил себе полный стакан  с  мениском  и  ухитрился
донести его до рта не расплескав.  Водка  была  плебейская,  с  резким
вкусом - как раз то, что мне сейчас было нужно. Можно и без закуски, с
одного стакана не развезет.
   - А вы храбрый, - заметил он. - Нервы в порядке,  как  будто  и  не
функционер. Странно, что о совести еще не  заговорили,  проникновенным
таким голосом, из чрева... Только зря вы старались, никакого разговора
у нас с вами не будет.
   - Какие дела у вас были с Филиным? - спросил я.
   - Не знаю ни филина, ни сыча. Уходите.
   Уйти действительно хотелось страшно - пусть сюда придут люди Штейна
и  займутся  тем,  что  они  лучше  всего  умеют.  Команда  взломщиков
человеческих душ. А я рвану в Коломну. Никто не обещал, что сын придет
в сознание раньше чем через несколько дней,  но  я  хоть  посмотрю  на
него, постою на пороге палаты...
   Затылок кольнуло: сиди, не рыпайся. А  кроме  того,  Кручкович  мог
покончить с собой до появления опергруппы.
   - Постарайтесь меня понять, прошу вас. Кстати, меня  интересуют  не
столько   ваши   воспоминания   о   работе    с    Филиным,    сколько
задокументированные материалы. Может  быть,  у  вас  что-то  отыщется,
Эраст Христофорович? Если поискать?
   Внезапный рев показал, что я попал в точку. Такая удача мне даже не
снилась.
   - Убирайся вон, подонок! Застрелю.
   Пистолет оказался неуклюжим "ТТ" - излюбленное оружие комсостава  в
середине прошлого века и бандитов - в конце его. Я такие штуки  только
в музее видел, в  одном  зале  с  седельными  пистолетами.  Теперешние
мокрушники предпочитают бронебойную "гюрзу" или новомодный "тарантул".
   - У вас и патроны к нему имеются? - спросил я.
   - Не беспокойся. Вынь руки из карманов. Медленно.
   Пришлось  чуть  помешкать,  изобразив,  будто  рука  зацепилась  за
подкладку,  -  поисковая  головка  мозгокрута  не  сразу  взяла  моего
собеседника. Режим воздействия я настроил заранее.
   - Положите пистолет на пол, - сказал я. Он положил.
   - Подтолкните его ногой ко мне.
   Он повиновался,  словно  заводной  болванчик.  Оружие  оказалось  в
приличном   состоянии.   Тусклая   табличка   на   рукоятке   гласила:
"Батальонному комиссару В.В.  Кручковичу  от  командования.  1941  г".
Трижды передернул затвор - два желтых бочоночка покатились по давно не
чищенному ковру. В третий раз затвор щелкнул вхолостую.
   Не  пугал,  отметил  я  с  мрачным  удовлетворением.  Будь   патрон
последним - другое дело. Последний он хотел оставить для себя,  или  я
уже совсем ничего не понимаю, зато  предпоследним  запросто  -  нечего
терять! - мог уложить любителя соваться в чужие дела.
   В чужие?.. Ну-ну.
   - Где комп?
   Он молчал, как "болван" для битья в камере  психоразгрузки.  Хорошо
еще, что дышал. Неслышно обругав себя  кретином,  я  изменил  режим  с
полного подавления на частичное.
   - Где комп?
   Говорить он все еще не мог - после шоковой дозы редко кому  удается
это сразу. Показал глазами. Дрожали бескровные губы.  Комп  карманного
формата  отыскался  в  шкафу   между   книгами.   Самый   обыкновенный
ширпотребовский комп для невзыскательных  пользователей.  Наверное,  у
меня здорово горели глаза, когда я раскрыл его  и  включил.  Мозгокрут
аккуратненько лежал на стуле, где я только что  сидел,  и  я  старался
держаться подальше от прямой линии между ним и Кручковичем,  чтобы  не
произошло перехвата об®екта. Такие казусы иногда случаются.
   Пусто. Ничего, кроме операционной системы и довольно убогого набора
оболочек.
   Не страшно. Нашелся подсолнух - найдутся и семечки.
   - Где остальное?
   Он  по-прежнему  молчал.  Я  осторожно  уменьшил  интенсивность  до
минимальной.
   - Теперь вы можете говорить?
   - Могу, - сказал он деревянно. - Да. Говорить.
   - Где то, что вы от меня прячете?
   Он молчал. Я знал, что  с  ним  происходит:  мучительная,  отчаянно
безнадежная борьба человека, неумолимо затягиваемого в зыбучий  песок.
Отменно ясное сознание и понимание невозможности изменить хоть что-то.
Наверное, нечто похожее должны чувствовать летаргически спящие, слыша,
как безутешные родственники  заказывают  похоронной  конторе  кремацию
мертвого, по их мнению, тела... Под  мозгокрутом  некоторые  седеют  в
пять минут. Но он виноват сам, подумал я с ожесточением. Он, а  не  я.
Это я выполняю свой долг, а он просто трус. Подонок.  Дерьмо.  Отрыжка
человечества.  И  подумать  только,  я,  именно  я,  лично,  занимаюсь
разговорами с этой подлой, выжившей из ума мокрицей, вместо того чтобы
быть сейчас с моим сыном!..
   Не сдержи я себя - и его зубы врачам пришлось  бы  выковыривать  из
гланд.
   Все-таки было немного не по себе...
   - Зря вы не согласились  помочь  мне  добровольно,  а  ведь  я  вас
предупреждал...  Простите,  мне  некогда  делать  у  вас  обыск.  -  Я
выразительно указал на мозгокрут. - Это мультирежимный прибор,  видели
такие?  Ну  не  видели,  так  слышали.  Если  я  снова  включу  полное
подавление, минуты через полторы вы  умрете  от  спонтанной  остановки
сердца. Не страшно вам умирать по чужой воле, не по своей?
   Он молчал. Я и не собирался выполнять свою угрозу - просто увеличил
интенсивность воздействия на одно деление.
   Теперь он был готов отвечать, но опять утратил дар речи.
   - Вон там?
   Оторвать  плинтус  руками  мне  не   удалось,   пришлось   поискать
инструмент. Гвоздодер сделал дело в минуту.
   Разгибаясь и сдувая с находки пыль, я подумал, что Кручкович не был
так уж неосторожен, храня дискетку дома.  Понимал,  сколь  малы  шансы
попасть под качественное следствие после самоубийства. На общем  фоне.
А может быть, рассчитывал уничтожить запись позднее.
   Не успел... А возможно - не захотел. Хорошо, что психика  самоубийц
устроена иррационально!
   Дискеточка-монетка при ближайшем рассмотрении оказалась занятная  -
с явно и  грубо  сцарапанным  "ахтунгом".  Разрушающаяся  при  попытке
копирования  спецдискета!  Наверняка  из  хозяйства   Филина,   больше
неоткуда... Я жадно затолкнул ее в дисковод.
   В затылке внятно укололо.
   - Ах ты!..
   Кручкович полз. Черт знает, как это ему удавалось,  но  он  полз  к
мозгокруту - медленнее, чем ленивец, мучительно оскалившись - десны на
виду, - со страшным трудом отвоевывая каждый сантиметр. Он  был  похож
на погибающего в пустыне, стремящегося на грани потери разума  во  что
бы  то  ни   стало   выбраться   к   людям,   забывшего   все,   кроме
одного-единственного: ползти, ползти, ползти...
   Я даже не  ударил  его  -  настолько  был  поражен.  Сильный  враг.
Обыкновенно  даже  минимального  воздействия   мозгокрута   в   режиме
подавления воли  хватает,  чтобы  об®ект  не  посмел  и  моргнуть  без
приказа. Все-таки люди очень различны. Как  любил  говорить  один  мой
знакомый патологоанатом с призванием инженера,  человеческий  организм
являет собой классический пример не  доведенной  до  ума  конструкции,
впопыхах пущенной в серию на кое-как отлаженном конвейере. Разброс  по
параметрам  прочности  колоссальный.  Одному  для   остановки   сердца
достаточно резкого чиха над ухом - другого пуля  в  висок  всего  лишь
укладывает на больничную койку сроком месяца на два. Но никогда еще  я
не видел человека, пытающегося по собственной  воле  ползти  даже  при
минимальной интенсивности подавления.
   Этот - полз...
   Пришлось слегка форсировать режим.
   - Встать. Кругом. Шагом - арш! Стоп. Сесть.
   Он выполнил требуемое. Я выждал секунд  двадцать  и  вновь  перевел
прибор  на  минимум.  Второй  попытки  неповиновения  можно  было   не
опасаться, ни у какого супермена на такое пороху не хватит.
   И в этот момент на меня нашло затмение: я решил не умыкать дискетку
у  Кручковича,  а  переписать  ее  содержимое,  осознав  свою   ошибку
мгновением после того, как, дрожа  от  понятного  возбуждения,  выбрал
соответствующую команду...
   Вот примерно так и случаются мировые  катастрофы  -  иногда  оттого
только, что какому-то идиоту  взбрело  на  ум  шевельнуть  не  вовремя
пальцем.
   Самым удивительным было  то,  что,  услышав  шипение  потревоженной
гадюки, я не кинулся ничком на  пол,  как  подсказывали  мне  здоровые
инстинкты. Я ударил по кнопке, вышвырнув дискетку из дисковода, и лишь
тогда упал, группируясь в прыжке, когда в этом  уже  не  было  никакой
необходимости. Подлый "демоний" не подсказал вообще  ничего.  Подобрав
дискетку, я понял причину и перевел дух. Верил бы в чудеса  -  дал  бы
себе зарок поставить свечку.  Дискетка  была  горячей  на  ощупь  -  я
заплясал, дуя на пальцы, - но быстро остывала, меняя цвет; можно  было
только поражаться тому, как мне повезло. Дискеточке этой было сто  лет
в обед, явно изделие первых выпусков, иначе не скисла бы  от  времени.
Тесно и шумно стало бы в комнате. Визжали бы  рикошетирующие  осколки,
меняя тональность визга по мере превращения их в облачка пыли...
   Кручкович сидел смирно,  хотя  мне  показалось,  что  на  его  лице
мелькнуло сначала злорадство, а затем горькое разочарование.  Но  мало
ли что может показаться в такую минуту!
   Того, чего я опасался, не произошло - остывшая  дискетка  оказалась
работоспособной.   Экран   высветил   куцый   список   файлов,    явно
взаимозавязанных. Запустить?.. Нет, после.
   - Как этим пользоваться? - спросил я.
   - Смотреть. Играть.
   Вот как. Игрушка.
   - Как часто?
   - Один раз в месяц по пять-семь минут.
   - Это и есть лекарство? - решил я уточнить на всякий случай.
   - Лекарство. Да.
   - Принцип действия?
   - Мерцание. Резонансная последовательность  на  основе  тэта-ритма.
Ноу-хау.
   - Ловушки для чрезмерно любопытных есть?
   - Нет.
   - Это ваше средство в самом деле дает какой-то полезный эффект?
   - Да.
   Я прошелся по комнате, обдумывая.
   - Почему вы скрывали это?
   Он молчал. Я  повторил  вопрос,  но  и  тогда  не  услышал  ответа.
Кручкович страшно мучился, лицо его дергалось гримасами, струйка слюны
стекала из угла рта - он пытался сказать мне что-то  и  не  мог.  Я  и
забыл, что человек, находящийся под подавлением,  способен  только  на
самые простые ответы.
   - Филин участвовал в вашем заговоре молчания?
   - Да.
   - Почему он покончил с собой?
   Молчание. Новая серия гримас. Черт с ним,  с  Филиным.  Покончил  с
собой - и покончил. В сущности,  сапожник  всегда  без  сапог.  Вот  и
Кручкович тоже - отмеченный. Поделом.
   - Счастливо оставаться, - пожелал ему я. - К  сожалению,  я  обещал
вам помочь, и мне  придется  сдержать  слово.  Своим  бездействием  вы
совершили преступление против человечества и, следовательно, попадаете
под статью Уголовного уложения. Но  я  избавлю  вас  от  знакомства  с
Трибуналом по делам государственной важности. Вы умрете сами. Тихо.
   Он казался маленьким и жалким, как перебитая мышеловкой мышь.
   Я положил дискетку в карман.
   - Копию я вам не оставлю, уж не взыщите. Да вам  она  и  не  нужна,
коли вы решились. Пистолет, простите, тоже не отдам - я не уверен, что
вы не выстрелите мне в спину. Лечить вас  принудительно  мы  не  имеем
права. Сказать по правде, у меня нет никакого желания  спасать  такого
подлеца, как вы. Как врач врачу  дам  совет:  когда  приспичит,  лучше
всего используйте веревку, узел  сделайте  побольше  и  поместите  под
ухом. Перелом шейных позвонков - это безболезненный уход,  гарантирую.
Еще  могу  посоветовать  предварительно  зайти  в  туалет,  если   вас
интересует эстетика. Видите  ли,  при  повешении  кишечник  и  мочевой
пузырь, как правило, опорожняются... - Он  не  отвечал,  и  я,  забрав
мозгокрут, направился к двери. - Всего хорошего пожелать вам не могу и
не хочу. Прощайте.
   У бордюра  набережной  я  остановился  и,  размахнувшись,  запустил
пистолет на самую середину. В феврале в черте города река  никогда  не
замерзает.
   Черная вода тяжело всколыхнулась.
   Затылок не болел.
   Только на полпути к дому я вспомнил,  что  совет,  данный  об®екту,
находящемуся  под  подавлением,  после   снятия   воздействия   обычно
воспринимается об®ектом как приказ.  Но  это  уже  не  имело  никакого
значения.


        2

   Сегодня его, как  никогда,  тянуло  поехать  домой,  сдав  дискетку
Воронину или Штейну, - нате, мол, разбирайтесь, я  свое  дело  сделал,
вынул из шляпы белого кролика, утер носы почитай всей Конторе - полдн