ть,  а  три
часа назад казалось хуже: убью того следующего, кто сунется  со  своей
проблемой... И страшно не хотелось вновь включать  иную  связь,  кроме
"шухерной", после ухода Ольги, после ожесточенных топорных  упражнений
в смятой постели, без всякого удовольствия и только  с  одной  мыслью:
"поскорее бы", и обязательного душа на  двоих,  и  поцелуя  в  нос  на
пороге.
   Все-таки обошлось без неловких разговоров - ушла сама.  Догадалась,
умница...
   И ведь понимал я, что мое раздражение - ненадолго, что уже завтра я
начну жалеть, что Ольга ушла  так  быстро,  и  клясть  паскудный  свой
"демоний". Зачем она мне нужна - не тот  вопрос,  на  который  я  хочу
отвечать. Потому что уже ответил. Настоящий вопрос звучит  иначе:  для
чего она мне пригодится впоследствии и чем для нее это обернется?  Еще
одна живая душа, готовая лечь гатью в болото, по которому  я  иду,  не
зная куда? Тошно как.
   И Виталька...
   Личные проблемы вроде ворон - налетают стаей.  Я  открыл  дверь  на
требовательный мяв и впустил Бомжа, имевшего  вид  Пирра-победителя  и
немедленно  принявшегося  вылизываться.   Практических   выходов   мне
виделось два: сварить кофе и сесть работать с той головой, какая есть,
или сглотнуть снотворную дрянь, потому что  аутотренинг  хорош  тогда,
когда  есть  настроение  им  заниматься.  "Демоний"  молчал.   То   ли
завтрашний мой Кручкович не настолько важная фигура, чтобы мне для нее
понадобилась голова вместо кочана, то ли вообще непонятно что.  Ладно.
Не вкручивается поминутно в мозги шуруп, и на том пока спасибо.
   Все-таки гадко мне было от моего педагогического экзерсиса  -  хоть
вой, хоть казни себя казнью египетской. Подлец я, никчемный  родитель,
функционер. Любое плацентарное млекопитающее, говорил я себе,  защитит
детеныша, закроет его собой - а я?..
   Некоторое время мои мысли скользили юзом по случайно впрыгнувшему в
голову слову. Плацентарное? Дудки. Я не плацентарное млекопитающее,  у
меня нет плаценты. Не  приобрел  почему-то  в  ходе  эволюции.  Строго
говоря, я вообще  не  очень-то  млекопитающее,  хотя  когда-то  кормил
молоком Витальку, если Юлии было недосуг это сделать.
   Из бутылочки, само собой. А вы что подумали?
   Так что дудки, тупо думал я. В млекопитающие вы меня  не  загоните,
разве что с натужным скрипом. Я туда не очень-то и  стремлюсь,  однако
любопытство гложет: кто я такой есть на самом деле?
   Проехали.  Безумные  мысли  пассажира  у  окна  поезда   скоростной
надземки...
   Хомо демониус?
   Проехали, сказано тебе!
   Я уже начал склоняться ко второму варианту - переменить  постельное
белье и лечь спать, только в качестве  снотворного  снадобья  высосать
стакан коньяку, - как вдруг ожил телефон. Обыкновенный. Не  браслет  и
не "шухер".
   Звонил некий капитан Костюк  из  коломенской  уголовной  полиции  и
голосом, полным участия, интересовался, не имеется ли у  меня  сына  -
Малахова Виталия Михайловича, приблизительно пятнадцати  лет,  который
находится в настоящий момент в  бессознательном  состоянии  в  третьей
городской...
   - Еду!!!
   Ох, как страшно я гнал по обледенелому шоссе - до упора давя на газ
и молясь о том, чтобы никого не  сбить!  Фары  автомобиля  с  дежурным
нарядом охраны поначалу хорошо были  видны  в  зеркале  заднего  вида,
затем куда-то пропали. Плевать. Виталька... Будь трижды  проклята  вся
педагогика и все педагоги на свете!..
   Капитан Костюк, плотный мужчина средних  лет,  одетый  почему-то  в
штатское, ждал меня в вестибюле больницы. Несомненно, он знал, кто  я,
и совать ему под нос "пайцзу" не имело смысла.
   - Нападавшие задержаны.
   Нападавшие?
   Не то чтобы у меня  отлегло  от  сердца,  нет,  однако  случившееся
предстало в совершенно ином свете. Оказывается, я был не виноват.  Или
виноват, но только в том, что не оставил сына ночевать, - так он  вряд
ли захотел бы остаться... Впрочем, теперь это не имело значения.
   Подонков было пятеро - нормальная молодежная банда,  как  определил
их капитан Костюк. Врожденные никчемушники. Даже не наркоманы, как  ни
странно. С каждым годом все более крупные  и  все  более  дикие  стаи,
дающие,  по  признанию  капитана,  огромный  процент  немотивированных
преступлений, несмотря ни на какие старания СДЗН и  органов.  И  им-то
попался Виталька. Один в вагоне.
   Сначала они били его, жестоко и бессмысленно.  Потом,  по-видимому,
мочились на него всем хором. Потом,  дурной  силой  растащив  двери  а
тамбуре, выбросили моего сына под откос. По счастью, экспресс замедлял
ход перед Коломной, да  и  автоматика  немедленно  врубает  экстренное
торможение при открытых дверях, и только поэтому сын остался жив -  ни
одно живое существо не имело бы  шанса  уцелеть  при  ударе  о  щебень
насыпи на скорости больше двухсот верст в час.
   - Черепно-мозговая и множественные переломы. Состояние  коматозное.
Простите, видеть его нельзя, он в операционной.
   Снова "пайцза" тычется в чей-то нос.
   - На... мне операционная! Дайте мне хирурга. Сейчас.
   Я  отказался  уехать.  И  отказался   от   суетливо   предложенного
больничным начальством  помещения  для  отдыха.  Наверное,  надо  было
уехать, и для Витальки было бы только лучше, если  бы  его  оперировал
хирург, у которого не стоят над душой. Я не смог. Как ни  бессмысленно
это выглядело, я остался сидеть в кожаном кресле в коридоре,  попросив
персонал - впустую, естественно, - забыть о моем присутствии.  Капитан
Костюк давно умчался, извинившись.  Больничные  ночные  коридоры  были
именно  тем,  чем  они  были.  Кто  их  не  видел,   хотя   бы   и   в
нейрохирургическом отделении. Дважды я звонил Юлии - ее не было  дома,
и не знал, огорчаться мне или радоваться.
   Нет, не хочу я, чтобы  сюда  примчалась  и  Юля?  Ее-то  тут  и  не
хватало. Вообще чем меньше людей тем лучше. Когда-то  давно  Нетленные
Мощи   сболтнул   мне,   что   предел   его   мечтаний   -   одиночная
звукоизолированная камера  на  неделю.  Вроде  его  "берлоги",  только
лучше. С книгами, но без малейшего духа  человеческого,  раздражающего
органы чувств. Можно понять  Нетленного.  Любой  функционер  рано  или
поздно приходит к таким мыслям, что с ним ни делай.
   И мы затворяемся в своей касте. Мы слишком  привыкли  к  тому,  что
люди вообще -  это  прост  большое  множество,  некая  полуабстрактная
категория, почти не данная нам в ощущении, и одновременно они - вот  в
чем парадокс - то единственное, ради чего мы без тени сомнения в своей
правоте и благородстве целей играем в наши игры -  до  саморазрушения,
иногда до пули в  рот.  Они  подвержены  болезням  -  а  ты  лечи  их,
перекрывай путь эпидемиям хоть кордонами,  хоть  собственными  руками.
Они подвержены тысячам опасностей по причине шалостей природы  и,  что
бывает чаще, по собственной дури - а  ты  их  спасай.  Они  подвержены
неистребимой страсти добиться сразу всего малой ценой -  а  ты  спасай
ради них воздух, воду и леса, накладывай вето на наиболее  губительные
технологии, бери к ногтю могущественные силы, которые с  удовольствием
раздавят тебя как козявку, допусти ты малейшую слабину. Они  не  хотят
жить по-человечески -  и  опять  же  именно  ты  учи  их  и  дрессируй
правильно отвечать на вопрос, что такое хорошо и что такое плохо, и ты
же внушай им, что  пещерный  дикарь,  свято  соблюдающий  табу,  более
цивилизован, чем самый  рафинированный  хлыщ,  не  желающий  понимать,
почему это ему вдруг  нельзя  со  вкусом  удовлетворить  ту  или  иную
прихоть. А они, оказывается, не просто большое множество. Они тебя  не
любят, но ведь ты на это и не рассчитывал, верно? Они могут  убить  ни
за что твоего сына, а ты должен служить  им,  насколько  хватит  твоих
сил, и сдохнуть  за  них,  когда  потребуется.  Они  -  один  огромный
бесформенный и бессмертный организм, покрывший собою всю Землю,  и  ты
должен заботиться о том, чтобы организму было легко и комфортно  жить,
расти и расползаться. Кирпичом тебе по зубам - а ты служи...
   Глупо, сказал я себе. Несколько подонков напали  на  близкого  тебе
человека, а ты уже готов винить всех и всякого.  Доля  родительская  -
лотерея, сказал я себе. Почему же ты взвыл, увидев, что на твой  билет
не выпал главный выигрыш? Стыдиться надо так думать, сказал я себе.
   Но стыда почему-то не чувствовал.
   Я так и заснул в кресле и проснулся оттого, что меня всерьез трясли
за  плечи,  -   наверное,   отчаялись   разбудить   покашливаниями   и
прикосновениями. Хирург. Уже в чистом халате, и руки вымыл.
   - ???
   - Все в порядке, не волнуйтесь. Кажется, удачно.
   - Вы уверены?
   - Кажется - значит кажется. Вы же знаете, как бывает. Да,  спасибо,
что предупредили, коллега... ну вы понимаете, насчет чего.
   - Не за что, коллега.
   Я был готов броситься ему на шею.
   Пискнул браслет. Звонил капитан Костюк.
   - Михаил Николаевич...
   - Ну? - крикнул я. - Что?!
   - Вы просили держать вас в курсе... Один из нападавших  покончил  с
собой.
   - Как?!
   - Прямо в КПЗ. Разбил, представьте, голову о  стену.  Не  уследили.
Поверьте, никто не мог предположить...
   Я дал отбой. В висках  часто-часто  стучало  -  слов  но  маленькие
зубильца расковыривали во  мне  неподатливую  стену.  Но  это  был  не
"демоний".


        Глава 6

                           Ловля на "мизере"

                                 Попробуй подолгу смотреть в пропасть,
                              и она заглянет тебе в глаза.

                                                         Фридрих Ницше

   ...Гудит комарье. Оркестром. На реке легко, пока движется плот;  на
продуваемых ветром озерных косах тоже достаточно терпимо,  зато  стоит
углубиться в лес, как начинается  пожирание  заживо.  Опускаю  дырявый
накомарник. В ультразвуковом пугаче  дохнут  батарейки,  и  репеллента
осталось всего ничего, лучше его приберечь на вечер, к вылету мошки.
   Некстати вспоминаю, как мы выбирались в лес с Юлией - давно, еще до
рождения Витальки - и мазались отвадой от  комаров,  и  целовали  друг
друга через эту  отваду.  И  почему-то  было  нисколько  не  противно.
Правда, любили друг друга мы все же в палатке, застегнув вход...
   Мои попрыгунчики говорят, что некогда на  этом  участке  реки  была
цепочка слабеньких порожков - теперь их нет, вода поднялась и затопила
камни, река - канал каналом, ленивая и скучная. Мы себе руки  отмотали
на  веслах.  Такой  реке  как  раз  соответствовал  бы   средневековый
струг-однодревка, а то и увешанный круглыми щитами драккар - в  общем,
что-то  деревянное,  но  уж  никак  не  тупорылый,  надутый  до  звона
резиновый "рафт". Зато над спокойной водой далеко слышен  рев  Прорвы,
Жадный рев. Когда  на  оборонительный  рубеж  падали  тонные  фугаски,
поперек  реки  рухнула  целая  скала,  оставив  под   правым   берегом
двухметровую щель. Что творится с водой  в  этой  щели,  надо  видеть.
Прорва и есть.
   Попрыгунчикам это нравится. Вчера за ужином они пустились спорить о
количестве жертв Прорвы, ссылаясь на  свидетельства  себе  подобных  и
всевозможные  байки  прошлых  лет.   Количество   утопших   в   Прорве
водоплавающих, начавшись с трех и весь вечер монотонно увеличиваясь, к
отбою достигло восемнадцати человек плюс собака-пойнтер. Слушать  моих
попутчиков, ей-богу, довольно занятно.
   Впрочем, Прорва действительно впечатляет. Ходим  и  смотрим,  цокая
языками.
   Густолесье. Иной раз природе надо удивительно мало  времени,  чтобы
восстановить себя. Сорок лет назад тайгу здесь вымело начисто, и новые
деревья, проклюнувшись, живо поперли в рост;  каждое  дерево  -  тощий
хлыст с зеленым веником на макушке. Наглядный  дарвинизм.  Продираться
сквозь этот живой плетень с охапкой дров  под  мышкой  -  удовольствие
посредственное. Молча снимаю с себя клещей. Гадость.
   Меня как новичка ведут смотреть на  местную  достопримечательность.
Пушка большой мощности  на  гусеничном  ходу  все  еще  целит  толстым
хоботом  в  проплывающие  облака.  Минимум   десятидюймовка,   раритет
середины прошлого века, ее в музей надо, а она тут ржавеет. Мои  мысли
почему-то зацикливаются на том, какова же была сила отдачи  при  малом
угле возвышения. На сотню шагов отбрасывало этого монстра - или только
на пятьдесят?
   Трудно отличить, где в лесу обыкновенный  гранитный  валун,  а  где
кусок бетона со сгнившей арматурой: все ушло в землю, затянуто мхом, а
где  мха  нет,  там  концентрическими  узорами  прилепился   лишайник.
Серьезного укрепрайона здесь не было, это точно. Было что-то такое под
землей, что одна из воюющих  сторон  пыталась  защитить,  а  другая  -
разрушить. Знакомое дело.
   Вблизи Прорвы навалено еще не так густо, а километрах в десяти выше
по течению начинается настоящий бетонный хаос, там и лесом заросло  не
так, как  здесь.  Подземные  норы,  целые  лабиринты  полуобвалившихся
штолен... По одной из них я прошел шагов триста, местами по  колено  в
ржавой воде, и вернулся, наткнувшись на стальную  дверь  с  еще  очень
заметным трехлепестковым знаком радиационной опасности.
   Об этом об®екте я не знал ничего; скорее всего мне  и  не  положено
было знать, а значит, место можно считать относительно безопасным  для
меня. Наверняка все об®екты,  включая  законсервированные,  к  которым
могла  иметь  отношение  моя  Служба  и  я  лично,  взяты  под  особое
наблюдение: хоть какой, да шанс меня выловить. Хотя что я в них забыл,
спрашивается?
   Очень уж часто я стал получать  уколы  в  голову  в  городах  и  на
транспорте - сюда не ходи, в ту сторону не смотри  даже,  эту  дверную
ручку трогать не смей... Все это раздражающе напоминает ловлю рыбы, не
желающей - дура она, что ли?  -  хватать  блесну:  гибкие  удилища  со
свистом секут воздух; блесны, мушки и  прочие  воблеры  летят  наугад;
невидимо скользят в воде тонкие подкрашенные лесы. Настоящие  рыболовы
умеют ждать: рано иди поздно кованый тройник  зацепит  рыбу  -  не  за
пасть, так за плавник или глаз.
   Но здесь не город, а я слишком умная рыба, чтобы выходить отсюда  в
сеть через свой комп.  Найти  меня  в  тайге  практически  невозможно.
Дудки. Как ни тужится нацбез, сожрать меня  не  так  просто  -  хороша
хавка, да мала чавка...
   Попрыгунчиков мои отлучки не удивляют. Они знают, что  я  странный.
Каким еще может быть человек, встретившийся в тайге  без  продуктов  и
практически  без  снаряжения?  Похихикивают  над  моей  привычкой   не
расставаться с тощим рюкзачком. Странный, но безопасный -  это  им  по
душе. Вдобавок, что ценно, не отказывающийся от  сбора  валежника  для
костра, гребли и погрузочно-разгрузочных работ.
   Они там разбили лагерь.  Закатное  солнце  светит  вдоль  Прорвы  -
сейчас проходить порог себе дороже, река в слепящих бликах.  Мое  дело
маленькое - наковырять из  трухлявого  бурелома  охапку  дров,  заодно
посматривая под ноги, чтобы не наступить на гадюку в  ее  естественном
обиталище, а я почему-то опять возле Прорвы. Притягивает она меня, что
ли?
   Стою на краешке. Вода перед тесниной вспучена стеклянным горбом,  а
что творится дальше, тому нет описания в человеческом  языке.  Харибда
местного значения ревет и плюется, как стадо  бактрианов.  От  пенного
котла, где завтра поутру  забарахтается  "рафт",  невозможно  оторвать
глаз. Не дай  бог  вылететь  за  борт  -  тут  и  конец,  несмотря  на
спасжилет. В нем, кстати, даже хуже:  ушедший  камнем  на  дно  будет,
пожалуй, вышвырнут из котла придонными струями и, если не расшибется о
камни, имеет призрачный шанс спастись. Если же имеешь  плавучесть,  то
как влетишь в котел, так в нем и останешься,  пока  не  истреплются  в
мочало лямки  спасжилета.  Чистая  смерть.  Хочется  шагнуть,  ощутить
кожей...
   Боль... Отскакиваю, в ужасе ловя ртом дрожащую водяную пыль. Сердце
нестерпимо колотится. Стоило мне сделать полшага вперед, и... нетрудно
представить это "и". Что со мной, господи?!  Ощупываю  себя.  Придется
надавать себе по щекам, чтобы не юлить, а честно признаться: я _хотел_
сделать эти полшага! И не только хотел, но и  сделал  бы,  не  шарахни
меня "демоний" вовремя по мозгам!
   Бежать отсюда! Что есть духу.  Пусть  мои  попрыгунчики  вышучивают
меня как хотят, но завтра  я  пойду  берегом  и  возле  Прорвы  сделаю
здоровенный крюк. Иначе мне опять захочется...
   Да что со мною такое творится, а? Нервы - никуда.
   Опять укол в затылке - серьезный... Почему?  С  каждым  моим  шагом
раскаленная игла погружается глубже. Что случилось в  лагере,  пока  я
болтался по тайге и любовался Прорвой?
   Боль исчезает, а значит,  догадка  верна.  Пригнувшись,  кустами  к
самому берегу и, раздвинув кусты...
   Вот оно что.  Вертолет.  Стоит  на  поплавках  под  самым  берегом,
заякоренный за лиственничную корягу. Прорва  заглушила  рев  двигателя
при подлете и посадке - она и не то заглушит, если торчать поблизости.
Цветовой код, кажется, инспекции рыбнадзора. Очень может быть, что это
и вправду всего лишь рыбнадзор...
   Кой дьявол, мне-то что! Невозможно предположить, будто у всех,  кто
имеет отношение к любой из четырех Служб, по сию пору нет подробнейшей
ориентировки на Малахова Эм  Эн.  Не  говоря  уже  о  нацбезе,  МВД  и
малопонятных структурах, подчиняющихся только Кардиналу. Нет, за  мной
охотятся всерьез. Облава. В воде становится тесно от блесен...
   Лежу в кустах, подставив себя клещам, наблюдаю  за  попыткой  одной
такой блесны меня зацепить. На берегу то мирно беседуют,  то  начинают
махать руками, и как раз в ту сторону, куда я ушел...  Ага.  Мною  уже
интересуются. Откуда я взялся, как выгляжу, не напоминаю ли вот  этого
типа на фото...
   Умел бы я водить вертолет - угнал бы. Ей-богу.  Главное  у  меня  в
рюкзачке:  одежда,  мозгокрут,  кое-какие  мелочи.  Скверно,  что  нет
палатки. Совсем скверно, что остатков репеллента хватит от силы на два
дня. Да что репеллент - еды нет ни крошки! А надо уходить,  и  быстро.
Через полчаса они забеспокоятся, через час прочешут  местность  своими
силами, а через два в тайге станет людно.  И  собачно.  Ну,  где  есть
какая-никакая  вода,  там  уйти  от  собак  не   проблема.   Даже   от
барражирующего  над  тайгой  "шавкиного  носа",  пока  он  в  тебя  не
вцепился, при большом желании можно уйти, если знать как.
   Куда иду, еще не знаю,  но,  пока  есть  время,  надо  успеть  уйти
подальше. В штольни  нельзя  -  мышеловка.  Топография  лабиринта  мне
неизвестна, а они разыщут документацию в  два  счета,  даже  если  она
сдана в архив тридцать  лет  назад  и  там  утеряна.  Кардинал  своего
добьется. Загонят  меня  в  нору  без  выхода  и  возьмут  тепленьким,
ополоумевшим, кричащим от адской бо...

        x x x

                      К. (лично, конфиденциально)
                     Докладная записка (фрагмент)

        Павел Фомич!
        Не по поручению наблюдательного совета, но от себя  лично
     повторно прошу Вас обратить  внимание  на  судьбу  кандидата
     Малахова М.Н. Не считая возможным  позволить  себе  хотя  бы
     тень сомнения относительно того, что Ваше решение  допустить
     указанного кандидата к продолжению специального  образования
     в рамках базисной программы вопреки решению  наблюдательного
     совета имеет  под  собой  чрезвычайно  веские  основания,  я
     вынужден  заявить,  что  таковые  основания  наблюдательному
     совету неизвестны. Тем более было бы желательно ознакомиться
     с ними.
        Решением наблюдательного совета  от  24.06.2020  кандидат
     Малахов М.Н. был выпущен из  Школы  по  группе  "Б"  как  не
     набравший 2/3 голосов членов квалификационной  комиссии.  По
     совокупности данных,  известных  нам  о  кандидате  Малахове
     М.Н., не раз высказывались серьезные  сомнения  относительно
     целесообразности его  использования  в  любой  из  Служб,  в
     особенности  в  качестве  функционера.  Мало  того,   резкая
     полярность  оценок  данного  кандидата  специалистами  прямо
     указывает на  его  н