Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
ы заниматься
тысячи людей, тысячи - одновременно в разных институтах и на многих заводах.
Только тогда эта проблема будет решена. Сегодня мир стоит на пороге
отчаянной гонки. Ставка в ней - жизнь всей нации. Я могу дать голову на
отсечение, что первым в гонку кинется Адольф Гитлер. Как только он захватит
власть в Германии, он обратит все ее силы на создание бомбы.
- Почему?
- Он убежден, германскому народу необходимо жизненное пространство за
счет славян. Путь к победе будет лежать только через атомную бомбу,
понимаете? И если я ее не сделаю, то ее сделает Гейзенберг.
- Кто?
- Немецкий физик.
- Почему же он будет делать бомбу для фашистов?
- Потому что Гитлер обещает Гейзенбергу жизнь. И Гейзенберг сделает ему
атомную бомбу!
- Вы вещаете как пифия.
- Я вижу будущее. Потому что я ученый. Потому что я величайший провидец
нашего века. И потому что я очень испуганный человек. Вы знаете, что
случится, если бомбу сделает Гитлер, a у нас ее не будет?
- Он на нас нападет?
- Он с наслаждением разбомбит наши города, он убьет вас и меня, он
превратит нашу страну в пустыню.
- А Запад?
- Запад будет потирать руки от удовольствия. Потом он спохватится,
начнет делать собственную бомбу, но опоздает. Когда Гитлер победит нас, он
обратит свои тевтонские легионы против прогнивших романских народов. И им
придет конец!
Произнося последнюю фразу, Матя поднял к потолку длинную руку, словно
сектантский проповедник.
Но он не был страшен, трогателен - да, но не страшен.
Рука Мати устало упала на колено.
Матя поднялся.
- Мне надо идти, - сказал он. - Все повисло на шелковой ниточке.
Алмазов - человек авантюрного склада. Он склонен со мной сотрудничать. Но
для него мое предложение далеко не самое главное в жизни. Он согласится меня
поддержать, только если ему это выгодно, если он сам не рискует головой. Еще
вчера он дал слово свести меня с Ягодой - это ключевой человек.
- А почему не с военными? - спросила Лидочка.
- Потому что реально страной правит служба безопасности. Если я
поставлю на кого-то из командармов, я могу потерять голову вместе с
командармом.
- Вы говорите страшные вещи.
- Когда-нибудь вам надо было открыть глаза, Лидочка. И мне очень
хотелось бы надеяться, что эта наша беседа - не последняя.
- Какое им дело до вашей биографии?
- Все просто. Алмазов чувствует, что игра пошла большая, но трусит. Это
естественно. Он же физику учил в реальном училище, а это немного. Там слово
"атом" не проходили. Ему надо мобилизовать заграничную агентуру, чтобы она
подтвердила, что игра стоит свеч, а заграничная агентура - это другой
департамент. Начинается большая игра, и в этой игре я должен быть чист.
Алмазов не станет рисковать с человеком, о котором могут сказать, что он
насильник, убийца.
- Убийца?
- А я не знаю, что случилось с Полиной! Я не знаю, нет ли среди нас
соперника Алмазова, который хочет сорвать переговоры! Может, даже
фашистского шпиона!
- Это кто же?
- Если бы я знал, я бы его отдал Алмазову. Потому что шутки шутками, но
речь идет о судьбе страны. Вы можете любить большевиков или их ненавидеть.
Но вы не можете быть равнодушной к народу - к детям, старикам, женщинам. Я
пошел на сделку с дьяволом ради спасения невинных!
Матя отставил ногу и закинул назад голову. Он видел себя героем. А
Лидочка казалась ему достойной его внимания особой. Взор его упал на Лиду и
затуманился.
Они стояли совсем близко - Лидочка чувствовала икрами кровать, Матя
прижался спиной к платяному шкафу - между ними оставалось от силы
сантиметров двадцать.
Матя положил руки на плечи Лидочке - она ожидала этого жеста. Теперь
главное было собрать все силы, чтобы в решающий момент рвануться в сторону.
- Я клянусь, - сказал Матя... он перевел дух, сглотнул слюну. - Я
клянусь, что у меня чистые намерения и чистые руки... Судьба мира... - он
горько усмехнулся - глаза Мати были совсем близко от Лидочкиных глаз. Он
меня сейчас поцелует... это еще не так страшно, это даже приятно, но главное
- ускользнуть потом. Теплые, узкие ладони Мати начали спускаться с плеч по
спине и притом притягивать Лидочку к Мате. Положение становились угрожающим.
Как хорошо, если ты не убийца, подумала Лидочка. - Судьба мира зависит
оттого, удовлетворит ли комиссара Алмазова мой моральный облик. Вы
представляете? - Лидочка успела отклонить лицо, и поцелуй пришелся в щеку. -
Именно сейчас, - шептал Матя, - именно в этот трагический момент...
- Ну уж - моральный облик, - сказала Лидочка. - Вы же боитесь, что
Алмазов узнает, что вы были в поезде Троцкого.
И она осеклась. Потому что не могла этого знать и не могла узнать этого
ни от кого, кроме Полины!
Об®ятия Мати, такие нежные, на мгновение ослабли - Лидочка рванулась в
сторону двери.
- Я никому не скажу! - пискнула она, потому что Матя, бормоча невнятно,
будто гудя, рванулся к ней, и в этом движении была настоящая опасность - ему
не понадобилось и секунды, чтобы перейти от ласк к угрозе. Лидочка
дотянулась до двери и потянула ее на себя, но ручка застряла, не
поддавалась; только в самые страшные моменты сна ручка в двери - обычная
ручка - заедает, словно сообщник Мати держит ее с той стороны.
А Матя дотянулся до Лиды, схватил сзади за шею и стал тянуть на себя,
чтобы она не открыла дверь.
Лида держалась за дверь, точно за соломинку, чтобы ее не поглотило
море, - оказалось, что у нее цепкие руки, Матя был вдвое ее выше и вдесятеро
сильнее, но еще несколько секунд Лидочка держалась за ручку двери: воздух
кончился, в глазах пошли круги, она отпустила дверь...
Марта, которая, оказывается, нажимала на ручку с той стороны двери и
потому не могла войти сама и не давала выйти Лидочке, широко распахнула
дверь, и фигуры Мати и Лидочки показались ей сомкнутыми в пароксизме любви.
И она крикнула:
- Простите, простите, я не хотела! Продолжайте, товарищи!
И она захлопнула дверь.
Но, к счастью, Матя не сошел с ума. Он отбросил Лидочку - она упала на
кровать Марты, - кинулся к двери, раскрыл ее и побежал прочь по коридору.
- Прости! - повторяла Марта, вбегая в комнату, - я тебе все испортила.
Лидочка часто дышала, пыталась массировать себе горло, сил не было, она
даже не могла подняться с чужой постели. Марта склонилась над ней.
- Тебе воды дать? Он такой грубый, да? Мне с самого начала он показался
очень грубым.
Лидочка начала кашлять, и Марта, схватив стакан, помчалась за водой.
Она торопилась так, что половину воды по дороге разлила.
- А он тебе нравится как мужчина? - спросила она от двери, вернувшись с
водой. - Мне он сначала понравился, но я от него отказалась, как только
увидела, что ты заинтересована.
Но Марта, к счастью, не умела долго думать о чужих проблемах - у нее
хватало своих.
- Если бы ты могла себе представить, кто мне сегодня нравится, ты бы
лопнула от зависти, - сказала она.
Лидочка подошла к зеркалу, причесалась. Надо было идти к
Александрийскому, он уже, наверное, ждет.
Интересно, что он думает о радиационной бомбе?
- ...А я его спросила: а как же она? - говорила между тем Марта, и
Лидочка поняла, что упустила начало фразы. - А он сказал, чтобы я не
беспокоилась. Но я еще тысячу раз подумаю, прежде чем скажу ему "да". Я же
тоже человек, я понимаю, что для нее это может быть трагедия - она
согласилась на все ради артистической карьеры. И тут он встречает меня. Я
понимаю, что это решение далось ему нелегко - при его положении, нет, я еще
тысячу раз подумаю. Потому что если Крафт узнает - а ты же знаешь этих
доброжелателей, - то он меня убьет. И будет прав. Но так трудно приказать
сердцу... ты что скажешь?
- Как будто мое мнение что-нибудь изменит.
- Изменит, я клянусь тебе, что буду следовать ему!
Марта оттеснила Лидочку от зеркала и, достав из шкатулки щипчики,
принялась выщипывать брови.
- Ты имела в виду Алмазова?
- А разве я тебе не сказала?
- Мне все равно, с кем ты спишь, - только делай это так, чтобы мне не
мешать.
Лидочка направилась к двери.
- Ты мне ничего не сказала! - крикнула вслед Марта. - Я же качаюсь на
душевных качелях!
Лидочка сбежала по лестнице, миновала прихожую, в биллиардной сидела
Альбиночка. Она сидела на диване, на котором умер философ Соловьев, поджав
под себя ноги и прижимая к груди довольно большую дамскую сумку.
Остановившимися глазами Альбина смотрела в окно на струи дождя.
- Альбина, - сказала от двери Лидочка. - Я же просила вас ничего не
говорить!
- Что? Кому? - Глаза у Альбины были слишком велики, и от этого она
казалась каким-то ночным животным. Лидочка видела картинку, изображавшую
лемура "лори". Только у лемура была короткая шерсть, а голова Альбиночки
была покрыта копной пышных кудрей.
- Про Полину!
- Какая Полина? Не кричите, пожалуйста.
- Вчера вы слышали наш разговор с Полиной. В туалетной.
- Я не хотела! Честное слово, я не хотела, а он стал меня допрашивать.
Вы не представляете, как он любит допрашивать, он меня все время
допрашивает.
- Он спросил?
- Он стал меня допрашивать, почему я так долго была в туалетной, с кем
я встречалась, с кем говорила, Лидочка, дорогая, не сердитесь - у меня,
кроме вас, никого нет, даже слово некому сказать, а вы меня презираете. Я
ничего про кастрюлю не сказала, только про Шавло, только про Шавло!
- Может быть, Полину из-за ваших слов убили, - сказала Лидочка,
которая, как обнаружилось в тот день, еще не научилась быть снисходительной
и терпимой.
- Ой! - Альбина подняла руки с зажатой в них сумкой так неловко, что
сумка перевернулась и из нее выпал черный блестящий револьвер. Ударом грома
он стукнулся об пол и поехал по паркету под биллиард.
Альбина в ужасе замерла.
Первым движением Лидочки было поднять револьвер и вернуть Альбине. Но
для этого ей надо было обогнуть биллиардный стол или проползти под ним.
Лидочка понимала, что Альбина сейчас ничего сделать не в состоянии. Она
за пределами страха. Но Лида не успела исполнить свое намерение. Она спиной
почувствовала опасность.
Ухватившись пальцами за край биллиардного стола, она обернулась. В
двери остановился Алмазов. Он был холоден и деловит.
- Я тебя ищу, - сказал он Альбине, не замечая Лидочку.
- Я сейчас. - Альбина открыла глаза.
- Тебе помочь? Ты плохо себя чувствуешь? - спросил Алмазов тоном
человека, спешащего, но знающего, что некий набор слов по правилам игры
следует произнести.
- Нет, все хорошо. - Альбина, будто проснувшись, поднесла тонкие руки к
вискам, вонзила длинные, с яркокрасными ногтями пальцы в волосы и сильно
потянула их назад так, что глаза стали китайскими, а лицо усохло. Потом она
выдернула пальцы, запутавшиеся в волосах, чуть не вырвав с корнем пряди,
проснулась и лихорадочно, как в бреду, сказала Лиде: - Я так на вас надеюсь!
- Что? - спросил сразу Алмазов. - Что это означает?
- Я все сделаю, - сказала Лида, будто не слышала Алмазова.
Стуча каблучками, Альбина пробежала через биллиардную и послушно
замерла собачонкой у ног Алмазова.
- Пошли? - сказала она.
Алмазов крепко взял Альбину под руку и вывел из биллиардной. Лидочка
выглянула за ними вслед.
Они не оборачивались - широкий, кривоногий, крепкий Алмазов и
тростиночка Альбина, еле достающая ему до плеча. Они быстро и деловито шли
вверх по лестнице. Ванюша Окрошко с другом сбегали с лестницы им навстречу и
остановились у медведя с подносом.
- Одну партию, - сказал Ванюша.
Лиду охватила паника.
- Подождите! - крикнула она молодым людям, шагнула назад в биллиардную
и захлопнула за собой дверь. Тут же полезла под биллиард. Револьвер,
тяжелый, черный, блестящий, спокойно дожидался Лиду.
Она схватила его, вылезла, держа за рукоять, - а куда теперь его
спрятать?
Дверь осторожно приоткрылась. Заглянул Ванюша:
- Что-нибудь случилось? Надо помочь?
Лидочка стояла, заложив руки с револьвером за спину.
- Я же попросила подождать, - сказала она. - У меня разорвался чулок.
Ванюшин взгляд метнулся вниз к чулкам.
- Ваня! - прикрикнула на него Лидочка. - Закройте дверь!
Дверь закрылась. Оставить револьвер здесь? Спрятать под диван? Чтобы
через десять минут пришла какая-нибудь рыжая горничная? Нет, надо его
вынести!
Лидочка решительно расстегнула пуговки блузки и сунула пистолет себе
под мышку. Прижала локтем - и решительно пошла к двери.
Ванюша и его друг ждали. По их взглядам Лидочка поняла, что забыла
застегнуть блузку.
- Идите, играйте, - приказала Лидочка молодым людям.
Те послушно направились к дверям биллиардной, не смея оглянуться, хотя
по спинам было видно, как им хочется это сделать.
А Лидочка побежала к Александрийскому, боясь больше всего, что
револьвер такой тяжелый и скользкий; сейчас он выстрелит, сбежится народ, и
ее арестуют за стрельбу из револьвера в уполномоченного ОГПУ, что, без
сомнения, и совершенно справедливо будет приравнено к террору.
Однако револьвер вел себя этично, он так и не выстрелил до самой
комнаты Александрийского.
Александрийский же, истерзанный нетерпением, встретил Лиду не в своей
комнате, а в коридоре, где сидел в кресле, накрыв острые колени пледом.
Клетчатая кепка нависла над его тонким горбатым носом, и оттого профессор
был похож на постаревшего Шерпока Холмса. о чем он и сам подозревал, иначе
зачем ему было сосать черный карандаш, словно курительную трубку.
- Ватсон! - воскликнул он скрипучим голосом, увидев семенящую по
коридору Лидочку. - Что с вами? Кто вас терзал?
Лидочка потянулась застегнуть блузку, но револьвер угрожающе скользнул
вниз, и Лидочке пришлось бесстыже сунуть левую руку за пазуху и вытащить
револьвер. Рука ее дрожала не так от страха, как от неловкости ситуации, а
профессор закрылся ладонью от направленного на него ствола и воскликнул:
- Господи, еще этого не хватало!
- Простите, - вымолвила наконец Лидочка. - Я не хотела.
- Если не хотели, то не цельтесь в меня!
Лида сделала шаг вперед, уронила револьвер на колени Александрийскому,
с облегчением отошла назад и стала застегивать пуговки на блузке.
Александрийский взялся было за револьвер, хотел поднять, но вместо
этого совершил странное и сложное движение ногами, задрал край пледа, сунул
револьвер туда и придал острому морщинистому лицу игриво-идиотский вид
старого сатира.
- Как вам гулялось, мадемуазель? - спросил он.
Лидочка глядела на эту процедуру обалдевшим взором, но тут ее ласково
тронули за талию, и мужской голос произнес:
- Простите.
Оказывается, сзади приблизился престарелый астроном Глазенап. Он
покачал сиреневым венчиком кудрей, окружавшим смуглую лысину, и сказал:
- Павел, я могу дать голову на отсечение, что знаю твою тайну.
- Тайну?
- Я знаю, что ты спрятал под плед, когда меня увидел.
- Что? - вопрос дался Александрийскому с трудом.
- Я не могу сказать этого при девушке, - рассмеялся Глазенап, обернулся
и с удивлением уперся выцветшими, утонувшими в черепашьей коже глазками в ее
почти обнаженную грудь. - Нет, не могу, - повторил он и засеменил дальше к
лестнице. Остановился, не дойдя трех шагов до лестницы, и зашелся в хохоте.
- Опасно! - закричал он, - опасно так стоять перед Павлом
Александрийским, милая девушка! У него там под пледом... там, там - вы не
поверите - револьвер!
Лидочка даже ахнула. Пронзительный голос Глазенапа разносился по всему
дому.
- Что ты несешь! - крикнул Александрийский.
- Я в переносном смысле, - захохотал Глазенап и, согнувшись от хохота,
стал подниматься по лестнице. - Я в переносном смысле, чтобы не испугать
девушку. Ах ты, старый греховодник!
- Так меня пугать нельзя, - сказал Александрийский, - Я умру раньше,
чем собирался... - Он прикрыл глаза и медленно дышал, Лидочка поглядела в
окно. День, хоть и приблизился к половине, был таким же серым и полутемным.
Лидочка представила себе, какой толщины тучи нависли над Москвой - может,
уже никогда не будет солнца?
- Я должен признаться, - сказал Александрийский тихо, - что я ждал вас
с докладом о происходящих событиях. Но не в таком виде.
Он хрипло засмеялся.
- У меня важные новости, - сказала Лидочка.
- Подозреваю. И очень заинтригован. Давайте заглянем ко мне в комнату,
с меня хватит одного Глазенапа.
Профессор медленно поднялся, Лидочка помогла ему.
- Такая погода на меня плохо действует, - сказал он, словно прося
прощения за немощь. - Раньше я не подозревал, что погода может на меня
влиять. Погода была сама по себе, а я сам по себе.
В комнате Александрийский попросил Лидочку закрыть дверь на щеколду,
потом прошел с револьвером в руках к горящей настольной лампе и, надев очки,
начал разглядывать оружие.
- Это револьвер Алмазова, - сказала Лидочка. - Я так думаю.
- Я и без вас знаю. Глядите.
Лидочка подошла к профессору и заглянула через плечо. Сбоку к
револьверу была приделана серебряная табличка с гравированной надписью:
"Отважному борцу за чистоту Революции Я. Алмазову - Ф. Дзержинский.
12.12.1922 г.".
- Зачем вы отняли у чекиста именной наган? - спросил Александрийский.
- Это Альбина, - сказала Лидочка.
- Тогда садитесь и рассказывайте.
Глава седьмая
Пока Лидочка рассказывала. Александрийский чертил на большом листе
бумаги каракули. Он почти не перебивал, и Лидочке снова показалось, что
старику приятно участвовать в столь драматических событиях, потому что
участие в них наполняет его жизнь и даже продлевает ее.
- Итак, - сказал он, все выслушав и продолжая рисовать. - У нас с вами
есть пистолет, который, по моему разумению, не имеет никакого отношения к
событиям. Не имеет?
- А если Полину убил Алмазов?
- Думаю все же, что он ее не убивал. Если ее вообще кто-нибудь убивал.
Зачем, скажите, Алмазову было бросаться с обыском к ней домой?
Тут же Лидочка вспомнила о медальоне, который, не желая того,
узурпировала. Может, пришло время рассказать профессору о приключениях с
кастрюлей?
Но профессор перебил ход ее мыслей.
- В любом случае револьвер надо будет вернуть владельцу,- сказал
Александрийский.
- Кому?
- Алмазову.
- Но мне его дала Альбина.
- Лидочка, что вы говорите! Вы представляете, какими несчастьями не
только для Альбины, но и для всех, кто окружает Алмазова, обернется пропажа
револьвера? А если Альбина намерена пустить его в дело? Нет, нет, мы обязаны
возвратить револьвер владельцу, иначе небо свалится на землю - перепуганный
чекист подобен стаду диких буйволов. Интересно, что делают с чекистами,
которые теряют револьверы Дзержинского? Наверное, их распинают на Лубянке.
- Но как возвратить? Я же не могу подойти к нему и сказать-вы тут одну
штучку потеряли.
- Оригинально, Я представляю картинку! Нет, вы должны спрятать
револьвер и сообщить Альбине, где он лежит. Но перед этим обязательно взять
с Альбины слово, что она не пристрелит чекиста. История учит, вы ей
передайте это, пожалуйста,- что еще никто ничего не