вый разбирал корреспонденцию и перебрасывал прочитанные  бумаги  на
конторку своего компаньона.
   В уголке плотного голубоватого  конверта  стоял  почтовый  штемпель
Мадраса. Боден быстро разорвал конверт и углубился  в  чтение  письма,
все больше поджимая свои тонкие сухие губы.
   Кончив письмо, он включил радио.  Голос  диктора  сообщал  биржевые
курсы, но Боден не слушал его. Радио было включено  только  для  того,
чтобы клерки через стеклянную перегородку не могли услышать ни  одного
слова из того, что будут говорить Боден и Хезлон. Очевидно, предстояло
очень важное совещание, и Хезлон уставился на Бодена своими  круглыми,
как у филина, выцветшими глазами.
   Но диктор напрасно старался: Боден еще ничего не говорил. Он  молча
перебросил письмо Хезлону, который с большим вниманием прочитал его  и
устремил свои белесые глаза в  глаза  компаньона.  Так  они  просидели
некоторое время, словно ведя молчаливый разговор.
   И в самом деле, за эти минуты ими было много  сказано  друг  другу,
вернее - каждый из них думал об одном и том же, освежая в  памяти  все
обстоятельства одного из самых выгодных, но и самых сложных своих  дел
- дела Гальтона.
   Несколько лет назад умер старый клиент Бодена и Хезлона  -  богатый
землевладелец и  фабрикант  баронет  сэр  Томас  Гальтон.  После  него
остались малолетние дети - Аврелий и его сестра  Джейн.  По  завещанию
все огромное недвижимое  имущество  Томаса  Гальтона  и  львиная  доля
движимого переходила к его сыну Аврелию; опекунами до  совершеннолетия
наследников назначались  Боден  и  Хезлон.  Для  них  эта  опека  была
настоящим золотым дном. Они так ловко распоряжались имуществом  вместе
с членами опекунского совета, что  из  года  в  год  приумножали  свое
собственное состояние. Но их мысль не могла примириться с тем, что при
наступлении совершеннолетия наследников этот  источник  дохода  должен
иссякнуть и к Аврелию перейдет хотя и сильно уменьшившееся, но все  же
еще значительное состояние. В случае смерти Аврелия до  достижения  им
совершеннолетия имущество перешло бы по наследству к его сестре Джейн,
а она была старше своего брата, и конец опеки наступил бы еще раньше -
по достижении ею совершеннолетия. Поэтому для  ловких  опекунов  самым
выгодным выходом было положение,  при  котором  Аврелий  продолжал  бы
жить, но оказался  недееспособным  и  по  достижении  совершеннолетия.
Юридически это было бы возможно в том случае, если бы Аврелий оказался
душевнобольным и был признан таковым установленным порядком. К этому и
были направлены усилия Бодена и Хезлона. Они уже не раз помещали своих
подопечных в дома для умалишенных, где подкупленные  ими  врачи  умело
делали из нормальных детей душевнобольных людей. Однако это обходилось
недешево. В мадрасской  школе  Дандарат  оказались  более  покладистые
люди, результат же, как было известно Бодену и Хезлону, получался  тот
же. Мадрасская школа представляла и ту выгоду, что Индия была далеко и
потому опекунские власти, с которыми, впрочем, Боден и Хезлон  жили  в
ладу, и, главное, подрастающая Джейн не могли бы  следить  за  судьбой
Аврелия. И он в раннем детстве был отвезен самим Боденом  в  Дандарат.
Но так как эта школа  официально  не  существовала,  то  в  опекунских
отчетах  фигурировала  мифическая  школа-санаторий  для  нервнобольных
детей. Бланки, подписи и отчеты этой школы фабриковались Дандаратом.
   В  Дандарате  мистер  Боден,  привезя  маленького   Аврелия,   имел
продолжительную беседу с директором  школы  Пирсом-Бхаравой,  дав  ему
указания: жизнь и физическое здоровье  Аврелия  Гальтона  должны  быть
сохранены во что бы то ни стало. Что же  касается  нервной  системы  и
психики, то они  должны  быть  предельно  расшатаны.  Общеевропейского
образования  Аврелию  ни  в  каком  случае  не  давать.  Умственно  не
развивать. Никаких практических знаний, никакого знакомства с  жизнью.
Если не удастся свести с ума, держать его по крайней мере в  состоянии
инфантилизма - детской стадии развития.
   Пирс быстро понял, чего  от  него  требуют,  и  обещал  создать  из
Аврелия классического идиота. Не так быстро, но все же сговорились и о
деньгах.
   Вполне  удовлетворенный,  Боден  вернулся  в  Лондон.  Весь   отчет
компаньону о поездке состоял из двух слов:  "Олл  райт!"  -  и  Хезлон
больше ни о чем не спрашивал.
   Пирс два раза в год присылал Бодену и  Хезлону  официальные  отчеты
для опекунского совета и неофициальные  донесения.  Вначале  они  были
очень  утешительные.  Но  затем   начали   появляться   такие   фразы:
"Ариэль-Аврелий,  к  сожалению,  оказался  трудновоспитуемым",   -   и
компаньоны прекрасно понимали, что это значит.
   Но они не теряли надежды. На худой конец, если Аврелий и не  станет
умалишенным,  то  все  же  нетрудно  будет  получить   признание   его
недееспособности. Боден и Хезлон в каждом  отчете  опекунскому  совету
писали об  умственной  отсталости,  дефективности  своего  опекаемого.
Когда же он предстанет совершеннолетним  детиной  с  пушком  на  губах
перед врачебной  экспертизой,  опекунским  советом  и  судом  и  не  в
состоянии будет ответить на  обычные  вопросы:  "Какой  сегодня  день,
какого   месяца,   сколько   вам   лет,   какой   вы   национальности,
вероисповедания" и тому подобное и на каждый  вопрос  будет  неизменно
отвечать: "Я не знаю",  -  его  слабоумие  будет  очевидно  для  всех.
Остальное  докончат   дружеские   отношения   с   судебно-медицинскими
экспертами и членами опекунского совета.
   Так шли годы. До совершеннолетия Аврелия осталось  всего  несколько
месяцев, когда  было  получено  письмо,  заставившее  Бодена  включить
радиорепродуктор.
   Пирс сообщал о том, что  курс  учения  в  школе  Дандарат  Аврелием
закончен, но он, разумеется, может остаться в ней до совершеннолетия.
   Так как "умственное состояние Аврелия-Ариэля Гальтона, к сожалению,
оставляло желать лучшего", то  он,  Пирс,  принужден  был  подвергнуть
Ариэля специальному лечению по методу профессора Хайда, "мистеры Боден
и Хезлон  знают,  какой  это  опытный  врач  и  глубокий   ученый.   К
величайшему прискорбию, даже вмешательство профессора Хайда не оказало
заметного действия на умственные способности Ариэля, но  опыт  все  же
прошел не безрезультатно: Аврелий неожиданно для всех и самого мистера
Хайда получил необычайную и  поистине  чудесную  способность,  которой
трудно поверить, если не видеть  самому:  способность  подниматься  на
воздух без всякого  аппарата.  Этот  божественный  дар  делает  Ариэля
весьма полезным для  тех  великих  целей,  которые  ставит  себе  наша
организация".
   В черновике Пирс вначале написал "бесценным", но потом поправил  на
более осторожное: "весьма полезным".
   "И если уважаемые мистеры Боден и Хезлон не возражают, то ТО и  ООЗ
(что значило Теософическое  общество  и  Общество  оккультных  знаний)
готовы немедленно использовать Ариэля  для  своих  целей,  разумеется,
после того, как он будет признан недееспособным".
   Наконец-то усердие диктора пригодилось:  придвинувшись  к  Хезлону,
Боден проговорил:
   - Не сошел ли Пирс с ума?
   - Это случается с теми,  которые  имеют  дело  с  ненормальными,  -
ответил Хезлон, кивнув головой.
   - Как бы то ни было... - и, не договорив, Боден начал быстро что-то
писать на телеграфном бланке. Набросав  несколько  строк,  он  передал
Хезлону бланк, на котором было написано:

        "Никаких шагов до получения наших указаний.  Примите  все
     меры охраны.

                                                  Боден, Хезлон".

   Хезлон кивнул головой и передал клеркам через форточку  телеграмму,
надписав адрес.
   - Пожалуй, одному из нас придется поехать, - сказал Хезлон.
   - Да, - отозвался Боден.
   И компаньоны уставились друг на друга, обдумывая новую ситуацию.
   - Джейн... - после паузы сказал  Боден,  давая  направление  мыслей
своему компаньону.
   - Да, - ответил тот.
   И  они  погрузились  в  размышление,  глубине  которого  могли   бы
позавидовать йоги.



        Глава восьмая. Камень преткновения

   Обсуждая любой вопрос, относящийся к судьбе Аврелия, нельзя было не
подумать о Джейн. Она была его сестрой  и  возможной  наследницей.  Но
главное -  она  была  Джейн.  Ее  характер  доставлял  опекунам  много
огорчений и неприятностей.  Для  них  она  была  камнем  преткновения,
вечной заботой. Боден и Хезлон ненавидели ее.
   Еще в детстве Джейн отличалась строптивостью и непокорностью. Когда
же  она   подросла,   то   начала   проявлять   к    опекунам    явную
недоброжелательность и недоверие. Боден и Хезлон  со  времени  от®езда
Аврелия в Индию старались внушить ей, что ее  брат  -  душевнобольной,
что он находится на излечении и свидание с ним невозможно, так как это
повредило бы ему. Но она упрямо твердила: "Я не верю вам. Где  вы  его
прячете? Я хочу его видеть".
   Пока Джейн была под опекой, Боден и Хезлон  кое-как  справлялись  с
нею. Но она была старше Аврелия, несколько месяцев  назад  исполнилось
ее  совершеннолетие,   которое   она   ознаменовала    актом    черной
неблагодарности  по  отношению  к  опекунам:  для   управления   своим
имуществом Джейн пригласила  злейшего  врага  и  конкурента  Бодена  и
Хезлона  -  адвоката  Джорджа  Доталлера,   которому   выдала   полную
доверенность на ведение всех своих дел. От Джейн  и  Доталлера  теперь
можно было ожидать всяческих каверз и  неприятностей.  Еще  вчера  она
допустила бестактный поступок, возмутивший  почтенных  компаньонов  до
глубины души: явилась к ним в контору вместе со своим новым советчиком
и учинила настоящий скандал, громко требуя -  так  что  могли  слышать
клерки - указать местопребывание брата и угрожая обратиться к суду.
   Боден с возмущением протестовал "против этого грубого вмешательства
в их опекунские права".
   - В своих действиях мы  обязаны  давать  отчет  только  опекунскому
совету, - сказал он.
   - В таком случае я сама обращусь в опекунский совет и заставлю  его
сообщить, где находится мой брат! - воскликнула  девушка  и,  даже  не
подав руки, ушла со своим адвокатом.
   И Джейн может добиться своего. Она  не  остановится  и  перед  тем,
чтобы поехать в Индию на розыски брата. И  вдруг  найдет  его  в  роли
какого-то летающего человека под антрепризой теософов и  оккультистов!
Дело пахло скандалом. Нужно во что бы то ни стало задержать ее от®езд,
а пока...
   Боден оторвал взгляд от глаз своего компаньона и  быстро  настрочил
текст новой шифрованной телеграммы Пирсу:

        "Аврелия скрыть в надежном месте. Будьте готовы к  приему
     его сестры.

                                                  Боден, Хезлон".

   Пирс знает все обстоятельства. Боден познакомил с ними  Пирса,  еще
когда привозил Аврелия.
   В опекунском совете Джейн может получить только  адрес  вымышленной
"школы-санатория для нервнобольных детей". Конечно, она не найдет этой
школы. Но если бы дандаратовцы сглупили и начали показывать  летающего
человека, то весть о таком чуде, конечно, разнеслась бы не  только  по
всей Индии, но и по всему миру, и, будучи  в  Индии,  Джейн,  наверно,
захотела бы увидеть это чудо. Положим, Аврелия она не узнает,  он  уже
совершеннолетний юноша, а видела она его  ребенком.  Но  все  же  надо
исключить всякую возможность их встречи.
   Не успел Боден перебросить  Хезлону  бланк  телеграммы,  как  клерк
протянул через форточку руку и  положил  на  стол  Бодена  только  что
полученную телеграмму, переданную по радио:

        "Аврелий скрылся. Организуем поиски.

                                                           Пирс".

   Вначале Боден даже ничего не понял. Не успел он послать  телеграмму
с приказом скрыть Аврелия, как получает известие о  том,  что  Аврелий
скрылся. Скрыт, быть может.
   Телеграфная ошибка? Но эта фраза - "организуем поиски"  -  говорила
об ином.
   - Улетел-таки! Ротозеи! - прошипел  Боден  и  бросил  телеграмму  с
таким отчаянным жестом, что она едва не угодила в лицо Хезлону.
   Хезлон прочел, и они снова, как сычи, уставились друг на друга.
   Поездка в Индию становится  неизбежной.  А  это  не  дешево  стоит.
Вероятно, придется потратить немало денег на поиски Аврелия.
   Ни Боден, ни Хезлон не любили расходов, хотя бы и за счет  Аврелия.
Ведь его счет - их счет. Нельзя ли переложить эти расходы на других? И
Боден еще раз сказал:
   - Джейн.
   - Да, - отозвался Хезлон, мысли  которого  всегда  шли  параллельно
мыслям Бодена.



        Глава девятая. Человеческий муравейник




   Мисс Джейн была очень удивлена, когда вечером того  же  дня  к  ней
явился Боден.
   "Очевидно,  угроза  подействовала",  -  подумала   она,   приглашая
визитера садиться.
   - Мы с вами вчера повздорили, Джейн, - сказал Боден, усаживаясь.  -
Но вы должны понять меня. Ведь я не один. Если бы я удовлетворил  ваше
требование и указал адрес Аврелия, мой  компаньон  мог  бы  обидеться,
считая, что вы не доверяете ему, - о себе я не говорю, -  если  хотите
убедиться, в каких условиях находится ваш брат...
   -  Мне  совершенно  безразлично,  обидится  или  не  обидится   ваш
компаньон. Я сестра и имею право знать все о своем брате и видеть его,
- возразила Джейн.
   - Совершенно так же думаю и я, -  примирительно  сказал  Боден.  И,
помолчав, воскликнул: - Послушайте, Джейн! Мне очень тяжело, что между
нами происходят недоразумения.
   - Кто же в этом виноват, мистер Боден?
   - Если мы скрывали до сих пор от вас местопребывание вашего  брата,
то делали это только по настоянию врачей, которые  находят,  что  ваше
свидание с братом могло бы вредно отозваться на его здоровье. Для него
опасны всякие волнения, даже радостные.
   - Я не верю вам.
   Боден вздохнул с видом человека, которого незаслуженно оскорбляют.
   - Поймите же, что исполнить ваш каприз...
   - Каприз? Желание сестры узнать о судьбе своего брата вы  называете
капризом?
   - Но, выполняя ваше желание, я  могу  причинить  вред  Аврелию,  за
которого отвечаю как опекун. Отказывая же вам, возбуждаю  ваш  гнев  и
ваши подозрения. От этого страдают доброе имя, честь и гордость  нашей
компании. Пусть же будет по-вашему.  Вы  уже  совершеннолетняя,  и  вы
сестра Аврелия. Вы можете отвечать за свои поступки. Я укажу вам,  где
находится Аврелий, но с одним условием. Если  вы  поедете  к  нему,  я
должен буду присутствовать при вашем свидании. К этому меня  обязывает
мой долг опекуна.
   Джейн не хотелось ехать с  Боденом,  но  его  предложение  упрощало
дело: с ним легче и скорее найти брата, и она не возражала.
   - Поскольку же эта  поездка,  -  продолжал  Боден,  -  сопряжена  с
потерей времени и расходами, делается же  она  для  выполнения  вашего
кап... желания...
   - Я и оплачу все расходы, - живо ответила Джейн. - Не только  ваши,
но и расходы мистера Доталлера, который поедет со мной.
   Боден поморщился. Опять этот Доталлер! Но опекун знал Джейн: ее  не
переспоришь.
   И он должен был согласиться.
   - Заказать билеты на океанский пароход? - спросил он.
   - Я закажу сама, и не на пароход. Мы летим на аэроплане.
   - Так не терпится? Это будет дорого стоить.
   - Мне, а не вам.
   Боден подумал. Он побаивался лететь на аэроплане. Но чем скорее они
прибудут в Мадрас, тем лучше. О бегстве или "улете" Аврелия он  ничего
не сказал. Это было слишком необычайно, невероятно. Возможно, что Пирс
в самом деле сошел с ума. Тем более  необходимо  расследовать  все  на
месте.
   - Это будет недешево стоить, - повторил Боден. - Путь не близкий.
   - Франция? Швейцария? Италия? - спросила Джейн.
   - Индия, - ответил Боден.
   - Индия! - с удивлением воскликнула Джейн. - Да, это не  близко.  -
Она немного подумала. - Все равно, тем более. Я зафрахтую пассажирский
аэроплан.
   После ухода Бодена Джейн глубоко задумалась. Так вот куда  Боден  и
Хезлон отправили ее брата! Это неспроста.  Индия!  С  ее  ужасным  для
европейцев климатом, лихорадками, чумой, холерой,  змеями,  тиграми...
Это почти все, что знала Джейн об Индии.
   Она прошла в библиотеку и  начала  отбирать  книги.  Ее  нетерпение
познакомиться с этой страной было так велико,  что  девушка  открывала
наугад страницу за страницей и читала. Ее голова наполнялась  каким-то
сумбуром. Все было так сложно, необычно,  непонятно...  Смешение  рас,
смешение племен, языков, наречий, каст, религий... Смуглокожие арийцы,
индусы, кофейные дравиды, еще более темные туземцы... Арийские языки -
хиндустани,   бенгали,   маратхи;   дравидские   -   телугу,   тамиль,
тибето-бирманские...    Больше    двухсот    наречий...    Касты     -
браминов-жрецов, кшатриев-воинов, вайшиев-торговцев, промышленников  и
шудра-земледельцев, с  внутренними  кастовыми  подразделениями,  число
которых доходит до 2578... Касты  наследственных  врачей,  кондитеров,
садовников,  гончаров,  звездочетов,  скоморохов,  акробатов,  поэтов,
бродяг,  плакальщиков,  нищих,   могильщиков,   палачей,   собирателей
коровьего навоза, барабанщиков... И  у  всех  у  них,  вероятно,  свои
костюмы. Какая пестрота!..  "Чистые  касты"  -  кондитеров,  продавцов
благовоний,  продавцов  бетеля.  Это  еще  что  такое?..  Цирюльников,
гончаров... Все они враждуют друг с другом, боятся прикоснуться друг к
другу... Каменщики презирают  трубочистов,  трубочисты  -  кожевников,
кожевники - обдирателей падали.  Одно  дыхание  париев  оскверняет  на
расстоянии 24-38-46 и даже 64  шагов.  Самое  оскверняющее  дыхание  у
обдирателей  падали...  Брамины,  буддисты,  христиане,  магометане...
Бесконечные секты и религиозные  общества...  "Тридцать  три  миллиона
богов". Шесть миллионов вдов. Почему так много? Ах вот: вдовы в  Индии
не имеют права вторично выходить замуж. В том  числе  сто  тысяч  вдов
моложе   десятилетнего   возраста   и   триста    тысяч    -    моложе
пятнадцатилетнего... Вдовам бреют головы, ломают  стеклянные  браслеты
на руках и ногах, родственники мужа отбирают драгоценности.
   Жуткая жизнь полутюрьмы-полутраура... Многие  вдовы  не  выносят  и
кончают жизнь самоубийством...
   О новой Индии, о новых людях, новых женщинах в книгах Джейн  ничего
не было сказано. У нее получилось жуткое представление об этой  стране
как об огромном хаотическом копошащемся  человеческом  муравейнике.  И
среди трехсот миллионов черных, шафрановых, "кофейных" муравьев где-то
затерялся ее брат... Джейн даже вздрогнула и, бросив книги, вызвала по
телефону Доталлера.



        Глава десятая. Бездомные нищие




   Ариэль задыхался.  Капли  дождя  смешивались  с  каплями  пота.  Он
чувствовал, что не в силах больше  лететь  с  грузом  на  спине.  Надо
отдохнуть.
   Во мраке ночи под ним чернел лес, возле  которого  виднелось  более
светлое пространство, вероятно пески.
   Они спустились возле ручья,  у  баньянового(*6)  дерева,  воздушные
корни которого, сползая вдоль ствола, образовали у его подошвы  темную
сеть спутанных колец. Молодая поросль бамбуков  окружала  дерево.  Это
был укромный уголок, где они могли  отдохнуть,  не  опасаясь,  что  их
кто-нибудь увидит.
   Тяжело дыша, Ариэль развязал полотенце. Шарад спрыгнул со  спины  и
тотчас упал на  землю  перед  Ариэлем,  стараясь  обнять  его  ноги  и
воздавая божеские почести своему спасителю.
   Ариэль грустно улыбнулся и сказал, поднимая мальчика:
   - Я не бог, Шарад. Мы оба с тобой бедные, нищие беглецы. Ляжем  вот
здесь и отдохнем. Мы далеко улетели.
   Шарад был немного  разочарован  об®яснением  Ариэля.  Хорошо  иметь
другом бога. Но он был слишком утомлен,  чтобы  раздумывать  обо  всем
этом.
   Они забрались в гущу корней, не думая об опасных змеях и насекомых.
   Ариэль заботливо подостлал под голову Шарада свернутое полотенце, и
мальчик тотчас крепко уснул.
   Ариэлю, несмотря на всю  усталость,  не  спалось.  Он  был  слишком
взволнован.
   Ветер разогнал  тучи.  На  небе  засверкали  крупные  звезды.  Луна
заходила за темный лес. Последние легки