чтобы отстоять свое право жить так, как ему хочется,  а
не так, как того хотят другие.
   Страх загнал его в эти дебри, лишил общества людей,  среди  которых
есть и  добрые,  обрек  на  одиночество.  И  вдруг  в  нем  проснулись
человеческая гордость и возмущение. Нет, он не останется  в  джунглях!
Он полетит к людям и добьется своего права жить среди них!
   Почему бы ему не воспользоваться своим  необычайным  преимуществом?
Летающий человек  может  многое  сделать!  Что  именно  -  он  еще  не
представлял, он еще мало знал жизнь людей. "Но время само покажет, что
надо делать", - решил Ариэль и начал собираться в путь.
   Он нашел орех, сок которого окрашивал кожу  в  коричневый  цвет.  В
таком виде его можно было принять и за индуса и за европейца с сильным
загаром.  Окраска  несколько  бледнела  после  купанья,  но   все   же
сохранялась. Он осмотрел  рубашку  и  простыню,  выстирал  их  и  даже
попробовал выгладить нагретыми на  солнце  камнями.  Сделав  небольшой
запас плодов, он однажды ранним утром пустился в путь.



        Глава тридцать вторая. "Новообращенный"




   Пастор Эдвин Кингсли  снял  очки,  вздохнул,  откинулся  на  спинку
кресла и поднял вверх глаза. На стене перед ним висел портрет короля с
длинным англосаксонским лицом и фамильными большими, немного выпуклыми
глазами, рядом портреты вице-короля Индии, сурового  лорда  с  тонкими
губами, и епископа Кентерберийского в церковном  облачении.  Король  и
вице-король повернули  головы  в  сторону,  как  бы  отворачиваясь  от
пастора, а епископ смотрел прямо в глаза  с  упреком,  как  показалось
Кингсли, миссионеру, не оправдавшему надежд.
   Что скажет его преосвященство,  до  сих  пор  покровительствовавший
пастору, когда прочтет его последний отчет?
   Три  недели  пастор  Кингсли  корпел  над  этим  отчетом,  стараясь
изложить положение вещей в благоприятном для себя свете.
   Обращение жителей Индии в христианство вначале шло  очень  успешно.
Кингсли в своих отчетах давал понять,  что  причиною  больших  успехов
были его миссионерская рачительность и талант проповедника.
   На самом деле причина была иная: пастор привлекал в стадо  Христово
овец - "язычников" -  из  самых  низших,  презираемых  каст.  Для  них
переход в христианство был  выгоден,  так  как  несколько  улучшал  их
бесправное положение. Немалую роль  играли  и  серебряные  крестики  и
дешевые  подарки,  которые  получали   при   крещении   обращенные   в
христианство. Но вдруг все изменилось. Некоторые индийские религиозные
общества, обеспокоенные увеличением числа переходивших в христианство,
придумали особый обряд очищения для париев, что ставило их в  правовом
отношении  на  ступеньку  выше.  И  хотя  такое   новшество   вызывало
возражения со стороны наиболее консервативных  обществ  "правоверных",
оно имело успех. Многие парии предпочитали теперь очищение крещению. И
миссионерские  успехи  Кингсли   сразу   прекратились.   Все   труднее
становилось  привлекать  прозелитов.  Отпадали   от   христианства   и
обращенные.
   Пастор Кингсли  оказался  в  очень  затруднительном  положении.  Он
потерял аппетит и покой. Днем  он  трудился  до  пота  над  хитроумным
отчетом, ночами изобретал средства, которые могли бы  поправить  дело.
Он составлял красноречивые проповеди, совершал миссионерские поездки в
самые  отдаленные  селения  прихода,  но  ничего  не  помогало.   Этих
язычников и  идолопоклонников  можно  пронять  только  чудом,  доказав
превосходство христианского бога. Но где взять чудо?
   - Джон! Завтрак мистеру  Кингсли!  -  услышал  пастор  голос  своей
сестры, старой девы мисс Флоренсы Кингсли.
   Вошел  мальчик-индус  с  подносом,  на  котором  стояли   дымящийся
кофейник, чашка, тарелка с яичницей и гренками.
   Это был крестник  "тетушки  Флоренсы"  (так  звали  в  доме  сестру
пастора), Пареш,  получивший  при  крещении  имя  Джона.  На  нем  был
серебряный пояс - подарок крестной, ради которого он и  крестился;  на
шее крестик и серебряный амулет, доставшийся от покойных родителей.  С
ним Пареш-Джон ни за что не хотел расстаться.
   Принимая кофе, пастор посмотрел на  крест  и  амулет  и,  вздохнув,
подумал: "Вот и все они таковы.  На  груди  и  крест  и  амулет,  а  в
груди..."
   - Мистер пастор, кажется,  занят...  -  услышал  пастор  из  другой
комнаты  голос  своей  дочери  Сусанны.  Она  с  кем-то  говорила   на
хиндустани.
   Мистер  Кингсли  насторожился.  А  вдруг  это  какой-нибудь  индус,
слушавший его проповедь и пожелавший  принять  крещение?  И,  забыв  о
завтраке, пастор наскоро надел на пижаму халат и поспешил в переднюю.
   Перед ним стоял  стройный  темнокожий  юноша  с  красивым  лицом  и
длинными волосами отшельника.
   На нем были лишь рубаха и  какой-то  странный  белый  плащ.  В  чем
только ходят эти туземцы!
   - Ты ко мне? - спросил пастор.
   - Да, - скромно ответил юноша, потупив глаза. -  Я  хотел,  мистер,
поговорить с вами... Но, кажется, я не вовремя?
   Сусанна, девушка лет двадцати, в холщовом платье с  выбритой  после
тифа головой, хмуро смотрела то на отца, то на юношу.
   Пастор, узнав, что юноша пришел с ним серьезно  поговорить,  позвал
его в свой кабинет.
   Нежданный гость назвал себя Биноем. Он индус, сирота. Хочет  отдать
себя служению богу. Изучал брамаизм, буддизм, коран, но эти религии не
удовлетворяют его. О христианстве он знает, но хотел бы глубже изучить
это вероучение. Что ему не нравится в религиях его родины? То, что  их
боги не проявляют себя видимо,  осязательно,  не  приходят  на  помощь
людям.
   Пастор нахмурился и подумал: "Он довольно развит для туземца, но  у
него практический ум. Сей  род  лукавый  требует  знамений,  чудес.  С
такими  трудно.  Но  все  же  можно  доказать  ему,  что  бытие   бога
проявляется не только в  чудесах,  -  дались  всем  им  эти  чудеса!..
Главное - не упустить его, окрестить во что бы то ни  стало,  хотя  бы
для этого понадобилось и  кое-что  подороже  серебряного  крестика.  В
отчете должны фигурировать новые обращенные!"
   - Мы поговорим об этом с тобой, мой друг, - ласково сказал  пастор.
- Но для этого нам придется часто видеться. Где ты живешь?
   - Я странник, ищущий истинного бога, - ответил гость.
   Пастор подумал немного и торжественно заявил:
   - Ты останешься у меня, Биной! Да,  да.  У  меня  найдутся  угол  и
горсть риса для человека, ищущего бога!  Флоренса!  -  крикнул  он.  И
когда вошла седая костлявая женщина в черном платье, он сказал  ей:  -
Вот это Биной. Надеюсь, твой будущий крестник. Он будет  жить  у  нас.
Отведи его в мансарду.
   Тетушка Флоренса, с любопытством оглядев юношу, кивнула головой.
   - Идем!
   Когда они вышли, в кабинет пастора вбежала Сусанна.
   - Послушай, отец, - начала она возбужденно. -  Мне  кажется,  ты  в
своем миссионерском рвении  забываешь  обо  всем.  Разве  нельзя  было
поместить этого бродягу у церковного сторожа? Ведь эти грязные  цыгане
- рассадники заразы. Довольно того, что я болела тифом, недостает  еще
заразиться холерой или чумой!
   - Ни один волос не упадет с головы  человека  без  воли  божьей,  -
наставительно ответил мистер Кингсли, стараясь скрыть смущение.
   - Ни один волос! У меня и так бритая голова. Это ты можешь говорить
в своих проповедях. Я не хочу, чтобы в нашем доме жили нищие!
   - Но это необходимо, дочь моя.  Что  же  делать?  Каждая  профессия
имеет свои опасности. А если бы я был врачом? Хожу же я  напутствовать
умирающих...
   Он, всегда уступающий своей дочери, на этот раз проявил неожиданное
упрямство.
   И Биной остался.
   Ариэль давно обдумывал план. Уже в Дандарате он смутно догадывался,
к  чему  его  готовили,  превратив  его  в  летающего  человека:  его,
очевидно, хотели показать как чудо, чтобы укрепить веру,  религию.  Но
почему бы ему самому не использовать  эту  роль  в  своих  целях?  Ему
необходимо было найти какой-то приют, осмотреться, ближе узнать людей,
быть может собрать немного денег, чтоб начать самостоятельную жизнь.
   Дальнейшие  планы  были  неясны.  Они  часто  менялись,  но  в  них
неизменно включались Лолита, Шарад, Низмат.
   Пролетая ночью над небольшим городком, Ариэль  увидел  эту  высокую
колокольню, и тогда план первого шага в обществе людей созрел у него.
   Он вскоре почувствовал враждебное отношение Сусанны.  Она  избегала
встреч и едва отвечала на  поклоны.  Зато  тетушка  Флоренса,  которую
Сусанна называла "миссионером в юбке", покровительствовала Биною.
   Вечерами пастор вел с юношей длинные беседы. Уступая дочери, он  не
приглашал больше Биноя в кабинет, а поднимался к нему в мансарду,  где
Биной жил отшельником. Он был чрезвычайно  скромен  в  пище  и  целыми
днями сидел над библией и евангелием.
   Рвение и быстрые успехи Биноя радовали и поражали пастора,  который
не подозревал, что его ученик  уже  изучил  историю  религии  -  почти
единственное, чему учили в Дандарате.
   Скоро  Биной  был  торжественно  крещен,  получив  еще  одно   имя,
Вениамина, или, как сокращенно называл его пастор, а за ним и  тетушка
Флоренса, - Бен. Он все еще оставался жить у пастора для укрепления  в
вере и укрепил  ее  настолько,  что  едва  не  уложил  в  гроб  своего
наставника.



        Глава тридцать третья. "Чудо"




   Это случилось в один из воскресных дней.
   Пастор в полупустой церкви говорил проповедь  на  тему  о  вере,  о
чудесах, о божественном вмешательстве в дела людей.
   - Бог всемогущ, и если он не приходит  людям  на  помощь,  то  лишь
потому, что они не с  достаточной  верой  просят  его  об  этом.  Ибо,
истинно говорю вам, сказано в писании, если вы  будете  иметь  веру  с
горчичное зерно и скажете горе сей: "Перейди отсюда  туда",  -  и  она
перейдет; и ничего не будет невозможного для вас...
   При этих словах Бен-Ариэль, сидевший на первой  скамье,  неожиданно
вышел на середину церкви, крепко сжал молитвенник, поднял глаза к небу
и воскликнул:
   - Верю, господи, что ты совершишь по вере моей!  Подними  меня  над
землей!
   И вдруг все увидели, как тело  юноши  заколебалось  и  приподнялось
так, что ступни ног оказались футах в двух от пола. Он  то  повисал  в
воздухе, то медленно опускался и благодарил бога.
   Пастор схватился за пюпитр кафедры, чтобы не упасть. Он  побледнел,
нижняя челюсть его дрожала.
   В церкви наступила такая тишина, что слышно  было,  как  мимо  окон
пролетали ласточки.  Люди  словно  окаменели.  Потом  поднялось  нечто
невообразимое. Стены здания задрожали  от  истерических,  исступленных
воплей людей. Присутствующие повскакивали со своих мест. Одни в панике
с криками бросились к дверям, давя друг друга, другие  кинулись  перед
Беном на колени, простирали к нему руки, иные били  себя  в  грудь  и,
смеясь и плача, восклицали:
   - Есть бог! Есть бог! Есть!
   Если бы Пирс видел все это! Недаром он и лондонский центр возлагали
на летающего человека такие надежды!
   Ариэль стоял и смущенно улыбался, будто он еще не осознал того, что
произошло.
   Пастор поднял руку,  пытаясь  водворить  порядок,  но  он  сам  был
потрясен не меньше других. Судорожно махнув рукой, он сполз с кафедры,
- ноги не держали его, и тут же, потрясенный чудом, задыхаясь, он  сел
на пол.

   В амазонке и черном чепчике Сусанна возвращалась верхом на  буланой
лошадке домой после утренней прогулки. Она гарцевала  по  полям  в  то
время, когда люди молились в церкви и слушали проповедь ее отца.
   Своевольная, капризная, Сусанна доставляла мистеру  Кингсли  немало
хлопот. Она ненавидела хозяйство, увлекалась охотой и верховой  ездой,
любительскими  спектаклями  в  кружке  англичан  и  фотографией.   Она
издевалась над филантропией тетушки Флоренсы и говорила ужасные  вещи.
Приводя в содрогание своего отца, она, например,  заявляла,  что  всем
философам предпочитает Чараку - грубого материалиста, доказавшего, что
душа и тело тождественны. Она ненавидела Индию и мечтала о возвращении
в Лондон.
   Пастор об®яснял причуды дочери  влиянием  вредного  для  европейцев
индийского климата  и  ее  возрастом.  "Выйдет  замуж,  вся  эта  дурь
пройдет", - успокаивал себя пастор.
   Обедня еще не окончилась, а из церковных дверей валил народ, крича,
размахивая руками.
   Уж не пожар ли там.
   Сусанна пришпорила лошадку и увидела мальчика Пареша-Джона, который
жил у них в доме "для укрепления в вере Христовой", что,  по-видимому,
требовало выполнения всей  черной  работы,  быть  может  для  развития
христианского духа смирения и покорности.
   - Эй, Джипси! - сдерживая лошадь, крикнула  Сусанна,  словно  звала
собачку.
   Сусанна считала, что "эта обезьянка" недостойна  носить  имя  Джона
наравне с сагибами,  и  звала  мальчика  "Джипси"  (цыган).  Она  всех
индусов считала цыганами и, когда отец возражал, говорила:  "Почитайте
"Народоведение" Ратцеля".
   Джон вприпрыжку приблизился к Сусанне.
   - Что там такое случилось? - спросила она,  указывая  хлыстиком  на
церковь.
   - Ах, мисс! Там, мисс, такие дела, мисс, что, мисс...
   Сусанна нетерпеливо взмахнула хлыстиком над самой головой Джона.
   - Бен... Биной, мисс,  подскочил  на  воздух,  мисс,  и  все  очень
испугались, - выпалил мальчик.
   - Не болтай глупостей!
   - Правда, мисс! Вот так... - И Джон начал  подпрыгивать.  -  Это  у
него очень ловко вышло. Будто он стоял на невидимой скамейке! - И Джон
снова запрыгал, стараясь держаться подальше от хлыста Сусанны.
   Опираясь на плечо церковного сторожа и пошатываясь, из церкви вышел
пастор.
   - Отец! Что случилось? - спросила уже  встревоженная  Сусанна.  Она
любила своего отца, хотя в душе немного  досадовала  на  слабость  его
характера.
   Пастор молча двигался к дому,  она  ехала  возле  него,  похлопывая
хлыстом по шее лошади.
   - Скажи же наконец!
   - Потом, дитя мое, - слабо ответил пастор. -  Мне  надо...  немного
прийти в себя.
   - Лучший способ знать, что делается в церкви, - ходить в церковь, -
пробормотал сторож, недружелюбно взглянув на подрезанный хвост лошади.
   Сусанна щелкнула хлыстом и крикнула:
   - Джипси, чертенок!
   И соскочила с лошади.
   Джон, действительно  похожий  на  цыганенка,  выбежал  из  кухни  с
тряпкой в руке.
   - Отведи лошадь в конюшню, - приказала девушка, расправляя  складки
амазонки.
   - Вот и вы, тетушка Флоренса! Наконец-то я узнаю, в  чем  дело.  Вы
плачете, тетушка? Что с вами?
   - Это от радости, Сузи. Господь сподобил меня видеть чудо.
   - Чу-до? - протянула Сусанна. - Это прыжки-то Биноя - чудо?
   Тетушка нахмурилась и даже немного побледнела.
   - Не говори так! Бог накажет тебя! Ты ведь не видела.  Бен  великий
святой! Он не прыгал, а поднялся в воздух. Все видели это. Бог  сделал
чудо по великой его вере.
   - Я всегда ожидала от тебя  чего-нибудь  подобного!  -  со  вздохом
сказала Сусанна. - Тетушка Флоренса  становится  фанатична,  и  это  к
добру ее не приведет, не раз думала я.
   - Безбожница! - с негодованием воскликнула старая дева и сейчас  же
смиренно добавила: - Не судите и не судимы будете. Да простит  тебя  и
меня, грешную, божье милосердие! - И она проследовала в дом.
   Сусанна,  задумавшись,  стояла  на  дорожке  палисадника.  К   дому
приближалась толпа.
   - Святой! Саниаси!  Благослови  меня!  Прикоснись  к  своему  сыну!
Позволь прикоснуться к стопам твоим! - слышалось из толпы.
   Не доходя несколько десятков  футов  до  изгороди  сада,  крестьяне
остановились - они не решались приближаться к  дому.  Из  толпы  вышел
Бен-Ариэль. Крестьяне проводили его поклонами и пошли назад, продолжая
возбужденно разговаривать.
   Опустив голову, Ариэль вошел в садик и направился к веранде.
   - Послушай, Биной, Бен, или как тебя там...  -  остановила  Сусанна
юношу.
   Ариэль остановился.
   - Что ты такое выкинул в церкви?
   - Бабу... пастор мистер Кингсли сказал, что если сильно верить,  то
для человека нет ничего невозможного. Такова сила христианского  бога.
Я с верой обратился к господу, чтобы он помог мне подняться над полом,
и бог внял мне. Вот и все.
   - И поднял тебя сам бог? Под мышки или за волосы?
   Ариэль молчал. Замолчала и Сусанна, усмехнулась и, расширив ноздри,
почти крикнула:
   - Чепуха! Не верю! Ну, проделай передо мной  этот  фокус,  если  не
хочешь, чтобы я назвала тебя лжецом!
   Ариэль вздохнул, посмотрел на калитку, на клумбу  гвоздик  и  легко
ступил на головку цветка, причем цветок  даже  не  пригнулся.  Так  по
головкам гвоздик он перешел клумбу и остановился на  дорожке,  скромно
взглянув на Сусанну.
   - Забавный фокус, - сказала Сусанна, стараясь скрыть смущение. - Не
воображай, что ты убедил меня в своем даре делать чудеса.
   - Я только сделал то, что вы требовали от меня,  -  кротко  ответил
Ариэль.
   - Так... отлично! И как же ты думаешь использовать эти фокусы?
   - Бог укажет мне путь.
   Сусанна топнула ногой.
   - Терпеть не могу ханжества! - воскликнула она, потом продолжала  в
раздумье: - Допустим, что ты как-то ухитряешься делать это, что это не
гипноз. Ну, и дальше? Неужели ты будешь  проделывать  все  эти  фокусы
только для того, чтобы повергать в истерику старух и стариков в церкви
или удивлять девушек-простушек, порхая по клумбам, как  бабочка?  Или,
быть может, ты собираешься получать медяки на ярмарках? Мужчина должен
заниматься настоящим мужским делом. Я бы на твоем  месте  поступила  в
пожарные. Да, в пожарные! Спасала бы людей из горящих зданий,  взлетая
на высокие этажи, куда не достигает пожарная лестница. Или работала бы
в обществе спасения на водах, а не изображала бы собой чудотворца и не
жила бы в глуши на чужих хлебах.
   - Может быть, я так и поступлю, - ответил Ариэль, низко  поклонился
и прошел в дом.
   "Ловкий мошенник!" - задумчиво глядя на цветы, подумала Сусанна.



        Глава тридцать четвертая. Брожение умов




   Пастор, придя домой, долго ходил из угла в угол по своему кабинету,
задевая ногами легкие  "походные"  стулья  и  столики  из  бамбукового
тростника.  Как  многие  англичане  в   Индии,   он   не   обзаводился
основательной мебелью, считая свое пребывание кратковременным,  и  так
проходили годы.
   Кингсли был в  чрезвычайном  волнении.  Он  сжимал  руки  так,  что
хрустели пальцы, он хватался за голову.
   Что произошло? Чудо? Одно из  чудес,  о  которых  он  так  много  и
красноречиво разглагольствовал в проповедях? "Есть бог!" - вспомнил он
чей-то  возглас  в  церкви.  Но  ведь  это  невозможно!  Против  чудес
восставал его практический разум англичанина двадцатого века.
   А если он не верит в возможность чуда, то, значит,  не  верит  и  в
бога? Эта пришедшая вдруг мысль поразила его.
   Он знал, что религия нужна. И он был одним из  чиновников,  усердно
выполняющих свою работу. Простым людям  трудно  справиться!  И  в  его
обязанность входило поддерживать эту веру.  И  вдруг  появляется  этот
мальчишка Бен и переворачивает все вверх дном,  ставит  его,  пастора,
перед самим собой в нелепейшее положение. Конечно, Бен не заставит его
поверить  в  чудо  бога,  чудо  творца.  Но  все  же  что  значит  это
сверх®естественное явление? Как понять его? Как держаться дальше?..
   Очень заманчиво использовать  Бена.  Но  это  рискованная  игра,  в
которой можно скомпрометировать и себя, и миссионерство, и англичан. А
отлично бы использовать...  Сколько  можно  обратить  неверных,  какой
блестящий представить отчет!..
   Пока пастор в сотый раз измерял  свой  кабинет,  блаженная  тетушка
Флоренса стояла с  молитвенно  сложенными  руками  в  комнате  Ариэля,
восторженно смотрела на него и говорила:
   - Значит, ты можешь двигать и горы? Прошу тебя, милый  Бен,  сделай
это чудо! Видишь гору? - И она  кивнула  головой  в  сторону  окна.  -
Отодвинь ее подальше. Из-за этой горы я никогда не вижу солнца в  моей
комнате.
   - Это могло бы погубить людей и животных, находящихся на горе  и  в
ее окрестностях, - уклончиво отвечал Ариэль.
   Тетушка задумалас