рачным фасадом здания.
 Джон постучал  в огромную парадную дверь, и нам открыл пожилой чопорный
слуга.
 -- Да, сэр? -- спросил он, морщась и пряча лицо от студеного ветра.
 -- Доктор  Уотсон  с супругой к мистеру Руперту Мэндевиллу,  -- сообщил
слуге Джон, чем привел его в немалое замешательство
 -- Меня не предупреждали о приезде гостей, -- сказал старик.
 -- Мистер  Мэндевилл  пригласил меня письмом, --  ответил  Джон.  -- Мы
прибыли из Лондона.
 В дверях появилась еще одна фигура. Это был красивый, но мрачный парень
лет двадцати пяти, с глазами усталого, пресытившегося жизнью старика.
 -- В чем дело, Дженкинс? -- сердито спросил он слугу.
 --  Этот  человек говорит, что  прибыл  по приглашению хозяина,  мистер
Филлип.
 -- Не может быть, -- нахмурившись, ответил молодой человек.
 -- Но со мной его письмо! -- возмутился Джон, и почти тотчас послышался
еще один голос:
 -- Доктор Уотсон, это вы?
 -- Да!  -- крикнул в  ответ Джон,  и  к двери подошел еще  один молодой
человек,  очень похожий  на Филлипа,  но совсем  еще  юный  и  гораздо менее
суровый на вид, чем его брат (несомненно, брат). Вероятно, ему не было еще и
двадцати лет.
 -- Отец часто вспоминал вас, -- сообщил юноша. -- Добро пожаловать.
 --  Что  это  значит, Эдвард?  -- сердито осведомился старший брат, но,
прежде чем похожий на трепетную  лань отрок успел ответить, из  глубины дома
опять донесся голос:
 -- Господи, да закройте же дверь! Тут холодно как в амбаре!
 И появился третий  брат,  внешне неотличимый  от  Филлипа,  его  точная
копия, если не считать болтавшихся на носу очков.
 Переступив  порог,  Джон  тотчас вручил Филлипу  письмо,  и  тот угрюмо
изучил его, после чего спросил:
 -- Когда вы это получили?
 -- Третьего дня, -- ответил Джон.
 Близнецы переглянулись.
 -- Ну и шуточки, -- бросил очкарик.
 --  Да  уж,  -- откликнулся Филлип. -- Ну,  ладно,  раз вы здесь,  нам,
наверное, следует  соблюсти приличия.  Я  --  Филлип  Мэндевилл,  а  это мои
братья, Чарльз и Эдвард. Честно говоря, я немного озадачен этой запиской.
 -- Возможно, ваш отец сумеет внести ясность, -- сказал Джон. -- Могу ли
я увидеть его?
 -- Боюсь,  что  нет, --  отвечал Филлип. -- Отца похоронили две  недели
назад.
 -- Две  недели назад?  --  воскликнул Джон.  --  Но как же тогда я  мог
получить...
 -- Я тоже хотел бы это знать, -- сказал Филлип.
 -- Это я  послал письмо,  -- сообщил Эдвард Мэндевилл. --  После смерти
отца я нашел его на столе и опустил в почтовый ящик.
 Это простодушное признание так разозлило и раздосадовало Филлипа, что я
на миг испугалась, как бы он не ударил своего младшего брата.
 --  Ты же помнишь,  как отец отзывался о докторе  Уотсоне,  Филлип,  --
словно  оправдываясь, продолжал Эдвард. -- Тебе ли не знать, что он  читал и
собирал рассказы доктора о Шерлоке Холмсе. Отец знал, что его хотят убить, и
нуждался в помощи!
 После этого утверждения Филлип едва не взревел от досады и злости.
 -- Никто  не  хотел  его  убивать!  --  гаркнул  он.  -- Отец  умер  от
естественных причин!
 -- Мотор заглох, -- доверительно сообщил  нам Чарльз  и для наглядности
похлопал себя по груди.
 --  Но я неоднократно беседовал с ним, -- не  унимался Эдвард. --  Отец
был убежден, что его пытаются отравить.
 -- Убежден. Вот  именно, Эдвард! Убежден!  -- вскричал Филлип. -- Ты же
знаешь, что  последние несколько месяцев отец был не в  себе,  воображал бог
знает что.
 -- Да,  да, верно, кухарка говорит, что он  даже сделал ей предложение.
Каково,  а?  --  подал  голос  Дженкинс,  и Филлип  бросил  на него  тяжелый
укоризненный взгляд.
 -- Что ж, извините за вторжение, --  сказал Джон. -- Пожалуй, нам лучше
уехать и не нарушать скорбного покоя этого дома.
 -- Уехать? -- простонала  я. --  Сейчас?  Джон, я просто не выдержу еще
одного свидания с поездом. Только не сегодня.
 -- Тогда  заночуем в  деревне,  -- решил Джон. -- Тут есть какая-нибудь
гостиница?
 -- Филлип, -- сказал Эдвард, -- это я виноват. Они приехали из-за меня,
и я буду чувствовать  себя мерзавцем,  если мы выпроводим их. Неужели нельзя
хотя бы предложить им ночлег?
 -- А  где, Эдди? -- сердито  спросил Чарльз.  -- Комната для гостей уже
занята.
 -- Зато отцовская спальня свободна.
 -- Отцовская спальня? -- в один голос вскричали близнецы.
 -- Не выгонять же их в такую ночь!
 -- Ну, что ж, -- со вздохом молвил Филлип и вполголоса добавил: -- Хотя
едва  ли можно представить себе более  неподходящее для приема гостей время.
Дженкинс, затопите  камин в отцовской спальне. А я  попрошу кухарку  собрать
ужин. -- С этими словами Филлип резко повернулся и чеканным шагом отправился
на кухню.
 -- Знаешь,  Эдди, а  ведь ты щедро наделен даром осложнять людям жизнь,
-- заметил Чарльз, после чего последовал примеру брата и тоже удалился.
 -- Стало  быть, мне придется самому показывать вам комнату,  --  сказал
Эдвард  и  попросил Дженкинса  внести  в  дом  чемоданы. Шествуя  к  дубовой
лестнице  с широкими  перилами,  мы прошли мимо столовой,  где стоял длинный
стол, накрытый явно не к трапезе, разве что в этом доме было принято ужинать
при черных свечах.  Шторы на  окнах были  плотно задернуты, а  позади  стола
громоздился большой  деревянный  шкаф, в  котором  я  сразу признала  кабину
медиума,  потому  что видела точно такую  же  на  журнальной  фотографии.  В
столовой  шли  приготовления  к спиритическому  сеансу! Должно быть,  Эдвард
заметил мое изумление. Он сказал:
 -- Боюсь, мой братец Чарльз пристрастился к общению с призраками. Лично
я считаю, что это безнравственно. Прошу сюда.
 Комната, в которую ввел нас Эдвард, была куда лучше любого гостиничного
номера в  Британской  империи. Громадная  кровать, резной камин,  в  котором
Дженкинс быстро развел огонь картины и гобелены на стенах. Как только слуга
удалился, Эдвард проговорил:
 --  Я должен  извиниься  за своих братьев. Я и представить себе не мог,
что Филлип так поведет себя.
 -- Почему вы отправили  письмо? -- спросил Джон, вешая пальто на спинку
кресла у очага. -- Ведь ваш отец был уже мертв.
 --  Что бы  там ни  думали  мои братья, я уверен,  что отца  убили,  --
ответил Эдвард. -- Я на несколько лет  моложе Филлипа и Чарльза. Они не были
так близки с отцом. Он не лгал и не заблуждался. Отец знал, что его пытаются
отравить, но ничего не мог сделать.
 -- Господи, -- пробормотал Джон.
 -- Я знаю, что вам доводилось расследовать преступления, доктор Уотсон,
-- продолжал Эдвард. -- Отца уже не спасти, но я молю бога, чтобы его убийца
был изобличен.
 -- Как вы думаете, зачем кому-то  понадобилось убивать его?  -- спросил
Джон.
 -- Не знаю, -- ответил мальчик.
 --  Наследником вашего  отца  станет  Филлип?  -- поинтересовался Джон,
словно прочитав мои мысли.
 -- Мы думаем,  что  да.  Он ведь старше  Чарльза,  пусть и на несколько
минут. Они двойняшки. Сложность в том, что мы не можем найти завещание отца.
Так говорит Чарльз. Филлип перевернул тут все вверх дном, а Чарльз  проводит
эти отвратительные...  -- он  умолк.  Казалось, Эдвард не мог заставить себя
произнести это мерзкое слово.
 -- Дайте-ка сообразить, -- вмешалась я.  -- Чарльз пытается вызвать дух
отца и таким образом узнать, где лежит завещание?
 Эдвард кивнул.
 --  Да. Вот зачем он притащил в дом эту женщину, которая  величает себя
мадам Оуида. Она-то и заправляет на этих нечестивых сеансах.
 -- Что там происходит, Эдвард? -- спросила я.
 --  Понятия не имею, --  ответил он. -- Я считаю  эти сеансы глумлением
над памятью отца и не хожу на них.
 -- Чем  это ты забиваешь головы нашим гостям, Эдвард? -- спросил Филлип
Мэндевилл с порога. Неизвестно, как долго он стоял в дверях, слушая нас.
 --  Я просто пожелал мистеру  и  миссис Уотсон доброй ночи, -- смущенно
ответил мальчик и, кивнув нам, выскользнул из комнаты.
 -- Вы уж  его извините, -- сказал  Филлип. -- Смерть отца стала  тяжким
ударом для всех нас. Я  зашел сказать, что кухарка  накрыла для  вас стол  в
кухне. Можете поужинать там. Желаю вам хорошего сна.
 С этими словами он исчез так же внезапно, как и появился.
 --  Да, похоже,  Филлип  и  впрямь тут  главный,  -- заметила я, снимая
пальто. Благодаря камину в комнате стало значительно теплее.
 --  Это  так, -- пробормотал  Джон.  --  Жаль  беднягу Эдварда.  Должен
признаться, у  меня дурное предчувствие,  связанное с сегодняшним сеансом. Я
слышал, что с помощью медиумов можно творить недобрые дела.
 -- Например, вызвать "духа", который чудесным образом укажет, где лежит
поддельное завещание, в котором наследником назван не  старший сын, а совсем
другой человек, -- предположила я.
 --  Вот  именно.  Боюсь, что  Чарльз причастен  к смерти  отца,  но  не
понимаю, зачем ему понадобилось это  дурацкое  столоверчение. Если  его цель
состоит в том,  чтобы  подбросить,  а  потом  "найти" поддельное  завещание,
почему он не может обойтись без этого спектакля?
 -- Возможно, хочет кого-то в чем-то убедить.
 -- Эдварда?
 --  Не  знаю.  Но полагаю, что нам следовало бы  посетить  этот сеанс и
постараться все выяснить.
 Немного оттаяв и согревшись, мы  спустились вниз и пошли на кухню,  где
увидели  нашу  весьма скудную  снедь:  хлеб,  немного  холодной  говядины  с
горчицей  и сыр. Все  это нам подала сурового обличья  матрона лет  сорока с
небольшим,   которую  в  доме  называли  просто  кухаркой.  Как   выяснилось
впоследствии, ее христианское имя было Гвинет.
 -- Никто не потрудился  сообщить мне  о приезде гостей,  --  проворчала
она. -- А впрочем, чего еще от них ждать, верно я говорю?
 -- Наше появление было неожиданным для всех, кроме молодого Эдварда, --
сказала я, ковыряя вилкой ломтик сыра.
 Кухарка тотчас подобрела.
 -- Ах, ну, если вас пригласил мистер Эдвард, значит, все в порядке,  --
рассудила она, вытирая  и складывая в шкаф только что  вымытую посуду. Затем
кухарка  извлекла из вазы букет  пожухлых, но все  еще  душистых ландышей  и
вылила воду. --  Он -- хороший человек, -- добавила  она таким тоном, словно
остальные двое братьев были мерзавцами.
 -- Вообще-то нас позвал Руперт Мэндевилл, но мы прибыли слишком поздно,
-- вставил Джон.
 Кухарка горестно покачала головой.
 -- Мне  все еще  не верится, что  хозяин  мертв, -- молвила  она,  едва
сдерживая  слезы.  --  А  тут  еще  эта  ужасная  знакомая  мистера  Чарльза
заставляет  меня  сидеть  на  своих полуночных  сеансах, когда  они пытаются
вызвать его... -- Кухарку охватила дрожь. -- Я больше не могу. Я покину этот
дом и все забуду. Завтра же уеду отсюда!
 Несчастная женщина снова взялась за посуду, а мы молча покончили с едой
и торопливо покинули кухню. В коридоре я прошептала:
 --  Похоже, смерть Мэндевилла расстроила ее больше,  чем родных сыновей
покойного.
 --  Слуги  иногда  очень  привязываются к хозяевам, -- ответил Джон. --
Если что-нибудь случится, например, с тобой, Мисси будет безутешна.
 -- Должно быть, ты прав, -- согласилась я, стараясь изгнать из сознания
образ безутешной рыдающей Мисси. Мы  двинулись  к лестнице, но остановились,
изумленно  глядя  на  спускавшуюся  по   ступенькам  фигуру.  Нам  навстречу
шествовало какое-то маленькое  смуглое создание в черном шелком халате  и  с
волосами,  похожими на черный бархатный  водопад. У женщины было юное, почти
девичье лицо, а в руке она держала зажженную черную свечу, хотя в доме и так
хватало света,  поскольку горели  все лампы. Женщина плыла вниз по  лестнице
как по реке.  Поравнявшись с нами, она остановилась и окинула  нас пламенным
взором.
 -- Мне сказали, что в доме посторонние, -- молвила она.
 -- Полагаю, вы -- мадам Оуида? -- рискнула я.
 Женщина кивнула.
 -- Мы о вас наслышаны, -- сообщила я ей. -- Сегодня ваше выступление?
 -- Полночь -- час призраков.
 -- Можно ли нам присутствовать на представлении?
 -- Не в  моей власти запретить вам это,  -- ответила мадам и, не сказав
больше ни слова, плавной поступью направилась в столовую.
 -- Причудливое создание, -- буркнул Джон, когда она удалилась.
 -- Да еще и мошенница, -- добавила я.
 -- Все медиумы -- мошенники, дорогая моя.
 --  Это верно, но мадам Оуида -- первая среди  шарлатанок. Я употребила
слова "выступление" и "представление", говоря о сеансе, поскольку знала, что
для  человека,  верящего  в свою способность  общаться  с мертвыми, или  для
жулика,  желающего  сохранить  личину,  намек  на участие в спектакле звучит
оскорбительно. Любой  бывалый  медиум  тотчас ощетинился бы, но мадам  Оуида
пропустила  это мимо ушей. Либо я очень заблуждаюсь, дибо она еще не вжилась
в свою роль.
 Джон хотел было ответить, но тут сверху  донесся крик: "Мистер Филлип!"
Мы  поднялись  по  лестнице  так  быстро,  как только позволяли  мои юбки, и
увидели охваченного ужасом  Дженкинса, который на нетвердых ногах выходил из
комнаты.  Снизу прибежал Чарльз  и тотчас юркнул  в спальню  Филлипа. Вскоре
подоспел и Эдвард, заслышавший шум.
 -- Что происходит? -- спросил он.
 --  Я  зашел  забрать стаканы  и увидел  его  на  полу!  --  воскликнул
Дженкинс.
 -- Дайте-ка я его осмотрю, -- сказал Джон и, оттеснив мрачного как туча
Чарльза, протиснулся мимо него в комнату.
 -- Я тоже хочу! -- вскричал Эдвард, но Чарльз удержал его.
 -- Нет, Эдди, не входи туда, --  сказал он, прикрывая дверь спальни. --
Это зрелище не для тебя.
 Минуту спустя из комнаты вышел Джон.
 --  Боюсь, он мертв, -- тоном  заправского эскулапа сообщил мой муж. --
Здесь есть телефон? Надо поставить в известность власти.
 --  В гостиной,  -- ответил  Чарльз. --  Дженкинс, проводите доктора  к
телефону.
 Вконец  ошеломленный слуга шагнул  к лестнице,  но остановился, услышав
крик Эдварда:
 -- Как он умер?
 Джон обернулся и угрюмо ответил:
 -- Похоже, его отравили.
 Часы в прихожей пробили одиннадцать.
 -- Как отца, -- пробормотал Эдвард. -- Я покидаю этот дом!
 Чарльз схватил младшего брата за плечи и пылко зашептал:
 -- Слушай, Эдди, ты не можешь уехать.  Нам необходимо твое  присутствие
на сегодняшнем сеансе.
 -- Боже мой, неужели вы  собираетесь проводить  его  даже после  смерти
брата? -- возмутилась я.
 -- Поверьте  мне, миссис  Уотсон, -- ответил  Чарльз, -- если я говорю,
что  мы должны  собраться вместе, значит, мы  и  впрямь  должны. Ради нашего
отца.
 -- Ну что ж, ладно, -- согласился Эдвард, хотя и крайне неохотно.
 --  Констебль уже выехал, -- объявил вернувшийся  Джон.  -- Полагаю, мы
мало что можем сделать. Остается лишь ждать.
 --  Джон, я устала, -- сказала я. -- Пойду, пожалуй, прикорну до начала
сеанса.
 Как только за нами закрылась дверь спальни, я добавила:
 -- Знаешь, дорогой, будь я бездарным  драматургом, отцеубийцей оказался
бы  Чарльз.   Он  бы   уничтожил  завещание,   составил  поддельное,  назвав
наследником  себя,  и нанял  бы  медиума,  чтобы  тот  вызвал  "дух" Руперта
Мэндевилла, который укажет,  где лежит подделка. Но прежде убил бы  Филлипа,
который раскрыл обман.
 -- Но, поскольку ты не бездарный драматург... -- начал Джон.
 --  Я боюсь, что истина еще страшнее, но понятия не имею, в чем дело, а
соображать  толком  не могу, потому что  слишком  устала.  Ну и  вечерок! --
воскликнула я, ложась в постель. Перед глазами у меня закружились лица троих
братьев. Одно я знала твердо:  на сегодняшнем сеансе выяснится что-то  очень
важное.
 Я смежила  веки  и задремала, но  вскоре  Джон разбудил меня.  Без пяти
двенадцать мы спустились  в затемненную  столовую. Во  главе стола восседала
мадам Оуида пламя черной  свечи озаряло призрачным светом  ее тонкие черты.
Вокруг разместились Чарльз, Эдвард, Дженкинс и Гвинет, свободными оставались
только три  стула.  Мы с Джоном  заняли  два из них,  а третий, по-видимому,
предназначался для Филлипа.
 -- Спасибо, что пришли,  -- едко проговорила мадам Оуида, бросив взгляд
на Эдварда, который неловко ерзал на своем насесте. -- Сегодня мы предпримем
новую попытку  снестись  с духом  Руперта Мэндевилла. Прошу  всех  соединить
руки.
 Джон  сжал мою  левую  ладонь. Правая очутилась в холодной и  скользкой
клешне кухарки.
 -- Мы алчем  астрального присутствия  Руперта Мэндевилла,  --  нараспев
начала  Оуида.  -- Вернись к нам, Руперт Мэндевилл, ибо твой земной промысел
еще не завершен.
 Повторив это заклинание несколько раз, медиум добавила:
 -- Вернись к нам и укажи того, кто злодейски уложил тебя во гроб!
 Все  испуганно  ахнули.  Мгновение  спустя мадам  Оуида  принялась тихо
подвывать низким мужским голосом, отчего мои руки покрылись гусиной кожей.
 -- Он приближается, -- объявил Чарльз. -- Я чувствую.
 В  этот  миг  черная  свеча  потухла, и  комната  погрузилась  в  почти
кромешную тьму. Гвинет стиснула мою  руку. До сих  пор  я держалась довольно
сносно, но  мгновение спустя,  когда  дверцы  кабины  медиума  распахнулись,
громко вскрикнула и не стыжусь признаться в этом.  В кабинке стоял озаренный
призрачным зеленоватым сиянием Филлип Мэндевилл!
 Сначала я подумала, что это фокус, что Чарльз улизнул, воспользовавшись
темнотой, и  теперь выдает  себя  за  Филлипа,  но  потом увидела  за столом
младшего из двойняшек. Он тоже был освещен жутковатыми зелеными лучами.
 -- Говори, Руперт Мэндевилл! -- жалобно потребовала мадам Оуида.
 -- Я  не Руперт  Мэндевилл,  я Филлип  Мэндевилл, -- тягуче  произнесло
привидение мадам Оуида оглянулась на кабинку и закричала:
 -- Господи, Чарльз! Мы и впрямь вернули его оттуда!
 С этими  словами она  вскочила со  стула  и  бросилась вон  из комнаты.
Эдвард тоже хотел встать, но Чарльз удержал его. Повернувшись  к видению, он
спросил:
 -- Зачем ты возвратился, брат?
 -- Чтобы  отплатить моему убийце, -- молвил призрак, обводя  нас жутким
взглядом.
 -- Джон, это  невозможно! --  простонала я. В  ответ он крепко сжал мне
руку.
 --  Мой  лиходей в этой комнате, -- продолжало видение,  оглядывая нас.
Наконец его блуждающий взор остановился на кухарке, и призрак  простер к ней
длань. -- Это ты умертвила меня! Отравила ядом, как прежде моего отца!
 -- Нет!  -- в  ужасе вскричала Гвинет и, к счастью, выпустила мою руку.
-- Я не делала вам зла, мистер Филлип!
 -- Ты убила Руперта Мэндевилла точно так  же, как убила меня! -- грозно
и раскатисто повторил призрак.
 -- Нет! -- взвыла Гвинет, вскочив со стула и отпрянув от привидения. --
Я правда убила хозяина, но богом клянусь, что вам я не причиняла вреда!
 У меня  отвисла  челюсть.  Юный  Эдвард  тоже  разинул  рот,  а  Чарльз
облегченно  вздохнул, словно  с  его  плеч  свалился  тяжкий груз. Но  самым
удивительным образом на это заявление  отозвался призрак Филлипа Мэндевилла:
он преспокойно вышел из кабинки и будничным тоном очень даже живого человека
распорядился:
 -- Включите свет.
 -- Джон! -- вскричала я. -- Ты же засвидетельствовал его смерть!
 -- Совершенно верно, -- с  лукавой ухмылкой  ответил он, и в этот миг в
комнату вбежала мадам Оуида в сопровождении полицейского констебля.
 -- Вы все слышали, офицер? -- спросил Филлип, и констебль утвердительно
кивнул.
 Чарльз положил руку на плечо Эдварда.
 -- Прости,  Эдди,  что  подвергли тебя такому испытанию,  но  нам  было
необходимо иметь как можно больше свидетелей.
 Эдвард с  несчастным  видом повернулся к  такой  же несчастной кухарке,
которая уже вовсю сотрясалась от рыданий.
 -- Но почему, Гвинет? -- спросил он.
 -- Хозяин говорил,  что любит меня,  -- прохныкала  кухарка. --  Обещал
жениться, сделать меня хозяйкой дома. Будь иначе, стала бы я бегать к нему в
спальню?
 -- Я не желаю этого  слушать! -- воскликнул Эдвард, и Чарльз с  грустью
ответил:
 -- Извини, братец, но придется.
 --  Я  едва не покончила с собой, когда узнала, что он лишь использовал
меня, --  продолжала  Гвинет.  -- И решила  отомстить. Я начала  мало-помалу
травить его.
 Все злобно  смотрели на  несчастную  кухарку, и я  вдруг  почувствовала
желание похлопать ее по плечу. Разумеется, я не могла оправдать ее поступок,
но  не  могла и  не испытывать  сочувствия. Больше  в комнате не нашлось  ни
одного сострадательного человека.
 Но кухарка стряхнула мою руку.
 -- Как вы